О чём-то лучше умолчать (Some Things are Better Left Unsaid)

      Накануне своего Дня Рождения Цирилла смотрела на милосердно садящееся солнце. Судя по его положению, прошло почти два часа с тех пор, как она передала Геральту свою просьбу. Эти часы прошли в напряженной тишине, пока они пробирались сквозь кустарники и деревья. По мере того, как небо меняло цвет с голубого на огненно-оранжевый и красный, листья меняли свои зеленые одежды.       Геральт тоже поднял глаза, Цири заметила это краем глаза.       — Наверное, нам лучше разбить лагерь на ночь, — хмыкнул он.       У Цири пересохло в горле, и она кивнула один раз, резко и быстро. Неужели он даже не проявит достоинства, отказав ей прямо? Неужели он просто собирался проигнорировать это, как если бы она была просто наивным ребенком, желающим осуществить какую-то фантазию? Она спешилась, чувствуя такое неприятие, объяснить которое не могла.       Это было вдвойне глупо, учитывая, что именно Геральт сказал ей просить все, что она захочет.       — Ты быстро становишься взрослой женщиной. Скажи мне, чего бы ты хотела, и если это в моих силах, я это сделаю.       — Я перестала быть ребенком в тот день, когда оставила мою окровавленную и умирающую бабушку во дворце, а сама стала всего лишь мишенью для спортивной охоты. Еще один новый год, прожитый мною, ничего не изменит.       Геральт кашлянул, почти незаметно изогнув бровь.       — Ты намного старше своих лет, Цири, но не все, кто тебя видит, понимают это, и однажды это станет очевидно даже незнакомцам.       Возможно, это было самое большее предложение, что Геральт сказал ей за те месяцы, что они путешествовали вместе. Несмотря на это, она чувствовала неоспоримую близость к нему, нечто такое, что она не могла описать так хорошо, как ей хотелось. Возможно, именно так она бы относилась к отцу, если бы когда-нибудь встретила его. Это было приятно — сидеть напротив него у костра. Она чувствовала себя в безопасности, защищенной так, как не чувствовала с тех пор, как ее выманили из леса Брокилон. Ее нерешительность в присутствии взрослого мужчины со временем ослабла, и теперь она «ходила на цыпочках» только тогда, когда его молчание казалось особенно тяжелым.       Она некоторое время наблюдала за ним, когда он начал разводить костер, прежде чем сделать два коротких шага к своей лошади и вытащить фазана из мешка, висевшего на боку. Зловония смерти, которое обычно быстро распространяется на животных, еще не чувствовалось, и нос Цири был благодарен, когда она принялась за его разделывание.       Вот так они некоторое время сидели в тишине: Геральт разводил костер, а Цири готовила ужин. Это не сильно отличалось от большинства вечеров, хотя Цири ощущала тяжесть их молчания и продолжала прикусывать язык, когда хотела говорить все то, что хотела сказать. Пусть Геральт сам поднимет этот вопрос. Пусть он объяснит ей причину своего отказа.       Древесный дым начал смешиваться с привкусом крови и металла, когда она принялась потрошить птицу, и она задалась вопросом, когда именно эти запахи начали вызывать у нее голод, а не тошноту. Затем она подняла глаза, чувствуя на себе тяжесть пристального взгляда. Ее худенькая ручка застряла внутри птицы, пальцы нащупывали сердце, и она встретилась с глазами Геральта, отливающими расплавленным золотом в свете костра.       — Цири, то, о чем ты меня просила, я…       — Ты же слышишь мужчин, — она оборвала его как ни в чем не бывало.       — Что?       — Мужчины. Ты слышишь их. В тавернах, когда они проходят мимо нас по тропинке. Говорят, ведьмак может услышать кролика в подлеске в соседней деревне, наверняка ты можешь слышать, как они бормочут, проходя мимо.       Геральт опустил взгляд на огонь.              — Ты сказал, что однажды моя зрелость станет очевидной для незнакомцев. Некоторым незнакомцам так или иначе все равно.       — Я не понимаю, какое это имеет отношение к тому, о чем ты меня попросила.       Цири почувствовала, как лицо окаменело. Бабушка часто упрекала за то, что по ее лицу можно было считать все эмоции и мысли, как на открытой книге, и, несмотря на все усилия, время и возраст, скрыть это она не сумела. Она почувствовала, как к ее щекам приливает румянец, злясь на то, что ей нужно оправдываться перед ним.       — Я не хочу, чтобы мой первый раз случился под угрозой одного из этих насильников!              Слезы смущения, горячие и злые, выступили в уголках глаз. Руки держали внутренности фазана, и она почти почувствовала, как Геральт напрягся. Воздух вокруг них стал тугим и обжигающим, как хлыст в момент удара о что-то с треском. Она сморгнула слезы, решив не позволить им предать ее еще больше, чем они уже успели сделать.       Затем Геральт встал, его массивная фигура выделялась на фоне ночного угольного леса. Он подошел к ней, потратив на это вдвое меньше времени, чем потребовалось бы ей. Он сел, сгорбив спину, чтобы оказаться почти на одном уровне с ее лицом, хотя Цири все равно пришлось слегка вытянуть шею, чтобы посмотреть в глаза. Она могла видеть щетину вдоль его квадратной челюсти, могла видеть, как пульсируют вены на его шее и уходят под рубашку, скрываясь из виду. Запах крови и огня смешался с его запахом пота и кожи, которая только начала дышать после того, как весь день была заперта в доспехах.       Он, не сказав ни слова, накрыл ее руку своей, которая казалась в разы больше, вытащил из нее внутренности, выбросив их, и снял с пояса свой бурдюк с водой.       — Смой это с рук.              Ведьмак молча закончил готовить птицу, насадил ее на заостренную палку, распластав над огнем, когда начал солить печень и почки.              Вода казалась холодной после жара костра, и было приятно смыть кровь, засыхающую и липкую. Девушка поднесла руки к лицу и вдохнула, металлический аромат все еще оставался, перебивая запах пота и кожи Геральта.       Затем она услышала, как он выдохнул, и подняла глаза. Он все еще был близко к ней, его колено было на волосок от столкновения с ее. Мясо дымилось над огнем, и, не глядя на нее, мужчина наконец заговорил.       — Я твой защитник. И моя работа состоит в том, чтобы убедиться, что такие люди никогда не смогут выполнить свои угрозы. Но и я не буду этим человеком.       — Ты не… Геральт, я хочу этого.              Она могла чувствовать статическое потрескивание между их конечностями. Но Цири ненавидела напряжение, с которым она удерживала ногу, чтобы убедиться, что та не пересечет тонкую границу, которая в настоящее время разделяла их.       — Я хочу, чтобы мне это дали, а не украли. Ты можешь это сделать. Ты можешь давать, а не красть. Дай мне это.       Глаза Геральта несколько расширились, что Цири почти смогла убедить себя, что это игра света. Они еще некоторое время сидели в тишине, чувствуя стестнение, каждое подергивание своих тел, насколько близки они были к соприкосновению.       Дошло до того, что, молча пережевывая, Цири подумала, что она либо взорвется, либо ее ногу сведет судорогой от того огромного мышечного усилия, которое она прилагала, чтобы держать ее подальше от Геральта. Она жевала мясо с ножки, когда Геральт закончил потрошить свою. Девичье колено провалилось сквозь пространство, и это оказалось так глупо разочаровывающе, что она не смогла сдержаться. Ее руки были липкими, а сердце колотилось так быстро, что она чувствовала его в висках и ушах. Брови Геральта на мгновение нахмурились, и Цирилла могла поклясться, что заметила, как его лицо слегка покраснело, но она ничего не сказала. Он мягко толкнул ее ногой, и девушка почувствовала, как тупая боль, которая давила, как тяжесть в груди, ослабла, пусть и совсем немного.       Цири расстелила свой спальный мешок неподалеку от догорающих углей костра. Ее желудок нервно трепетал, когда она смотрела, как Геральт делает то же самое. Рядом с ней. Не через костер, не над ее головой, а рядом с ней. Он все еще ничего не ответил, и она легла, не совсем уверенная, как себя вести. Девушка сказала свою часть, и настала очередь Геральта сказать свою. Но она не удивилась наступившей тишине.       Он тоже лег, прижавшись грудью к ее спине, и от его тела исходило тепло. Именно тогда она почувствовала тяжесть его руки, мягко расположившейся на талии. Она замерла, не осмеливаясь пошевелиться из страха его спугнуть и заставить отстраниться. Что это было? Его согласие? Или он просто делал это, потому что мог, потому что ему так удобно? Это ощущалось одновременно невероятно интимным и сдержанным.       Она подавила стон разочарования, отчаянно желая, чтобы он что-нибудь сказал. Отказ был бы лучше этого. Делая все возможное, чтобы двигаться как можно меньше, она ответила на его прикосновение, как будто зимой устраивалась в удобном кресле у камина. Она медленно накрыла своей ладонью его руку и почувствовала внезапный рывок, притягивающий к нему. Если бы она была более сонной, то это могло показаться сном. Цири перевернулась, следуя за движением руки, и, оказавшись лицом к нему, поняла, насколько они были близки. Его ладонь пробежала вверх по ее руке, остановившись на плече, а затем на шее, и обхватила затылок. Давление на основание черепа было одновременно успокаивающим и нервирующим.       Он не сказал ни слова. Едва дыша, он прижался своим лбом к ее лбу. Девушка сделала вдох, резкий и быстрый, чувствуя его тепло рядом с собой. Прошла вечность, и их пульс догонял друг друга до какой-то далекой финишной черты, прежде чем Геральт наконец заговорил хрипким голосом.       — Потому что я поклялся защищать тебя, Цири.       И с этими словами она почувствовала, как ее перекатили на спину, а ведьмак залез на нее.       Для Цири рост Геральта казался устрашающим, и это чувство только усилилось, когда он оказался на ней сверху. Она думала, что именно так себя чувствует маленький воробей, попавший в лапу дикой кошки: какое-то принятие, даже какое-то извращенное удовольствие от того, что он меньше и слабее, что он вынужден подчиняться контролю хищника. Ее руки, казавшиеся крошечными на фоне необъятности его торса, прошлись по мышцам на его груди, ощущая сердцебиение и поверхностное дыхание, прежде чем спуститься вниз, следуя за линией его талии. Она чувствовала на себе его глаза, но не осмеливалась встретиться с ним взглядом — она была напугана тем, что если бы она посмотрела на него, реальность происходящего обрушилась бы на нее. Это изменило бы ситуацию, заставив винтики, которые уже находились в процессе разворота событий, крутиться. Цири почувствовала, как желудок перевернулся и сжался, чего раньше никогда не происходило.              Когда ее руки добрались до пояса Геральта, пальцы слегка пробежались по ткани, и она почувствовала, как он выпустил дрожащее дуновение воздуха ей на макушку. Затем Цири инстинктивно подняла глаза, выдохнув. Она даже не подозревала, что все это время держала воздух в легких. Руки без всякой мысли метнулись вверх, обхватив его лицо и прикоснулись к его скулам. Подбородок был твердым и шершавым от щетины под основанием ее ладоней. Вот причина, по которой она не хотела встречаться с ним взглядом. Она могла чувствовать внутренний конфликт, который он переживал, могла чувствовать его по тому, как он смотрел на нее, могла чувствовать неуверенность в его дрожащих конечностях.       — Ты уверена?       Его голос был низким и грубым, и если бы он спросил снова, она испугалась бы и забрала свои слова. А она не могла этого сделать, не сейчас.       — Поцелуй меня, Геральт. Пожалуйста, — взмолилась она, и его лицо смягчилось, губы приоткрылись, и он снова прижался своим лбом к ее лбу, сделав паузу, как будто принимая то, кем они становятся, прежде чем он соединится с ней.       Все мальчишки на улицах ее детства, кричавшие грязные слова, которых не понимали, мужчины при дворе и их непристойные шутки, будничные разговоры бабушки, даже угроза чего-то одновременно неизвестного и знакомого от злых мужчин не могли подготовить ее к этому. Цири почувствовала, как ее тело тает. Какие бы колебания, какое бы напряжение ни нарастало в ее животе, они быстро рассеялись и сменились чем-то более голодным, подталкивающим вперед.       Со сдерживаемой улыбкой она выдохнула прямо в рот Геральту. Девичья рука скользнула вверх по мужскому лицу, и Цири поняла, что если она будет двигаться слишком быстро, это может заставить его остановиться. Не сущестовало ничего, кроме ощущений, тяжести его тела и нежного прикосновения сухих губ. Она чувствовала стойкий запах древесного дыма и кожаных доспехов, масла, которое он использовал, чтобы сделать их мягкими и блестящими в лучах послеполуденного солнца. Запах земли запутался в его волосах, как и древесной коры и воздуха, смешанных с его потом.       Затем они оторвались друг от друга, и Цири ощутила последствия поцелуя так же, как почувствовала влагу, когда впервые нырнула под воду и задержала дыхание. Это было похоже на то, будто ее тело лишали чего-то, в чем она нуждалась, хотя не осознавала этого.       Геральт поднял руку, коснулся ее руки, осторожно провел пальцами по ключице, как будто боялся сломать ее. Он остановился на шнуровке блузки и снова встретился с ней взглядом.       — Ты…       — Уверена? Геральт, тебе нужно перестать спрашивать.       — Я не знаю, — он сделал паузу, — То, что мы делаем, нормально ли это?       — Я тоже не знаю, — прошептала Цири, и ее голос наконец обрел опору, — Но я знаю, что это то, чего я хочу.       Геральт кивнул, понимающе хмыкнув, и начал тянуть, медленно развязывая шнурки ее блузки. Ткань спала с ее плеча, и маленькие соски Цири затвердели, покрывшись мурашками от ночного воздуха и предвкушения. Геральт наклонил голову. Кончики пальцев мягко касались молодого тела, и пока ткани все еще были между ними, он начал наносить уверенные, затяжные поцелуи вдоль ее шеи и ключиц, отчего у девушки перехватило дыхание. Она все еще чувствовала, как колотится его сердце в груди, и находила некоторое утешение в этой дрожи — то, что сейчас происходило, каким бы плохим не было, они делали это вместе.       Мужчина сел и откинулся назад. Его фигура на короткое мгновение заслонила лунный свет, когда он, поколебавшись, взял ее блузку за подол. Осознав его цель, Цири подняла руки, чтобы помочь ему.       Ткань отслоилась от ее кожи, как верхний слой луковицы, как будто ее там вообще не должно было быть. Она дрожала, ощущая ночную прохладу. Ее натертая ветром кожа светилась в сине-белом свете луны, и она не знала, что делать со своими руками, пытаясь сопротивляться желанию прикрыться.       Цири знала, как она должна выглядеть: дикой, худощавой, ведь ее тело еще не расцвело так, как расцветало, когда женственность становится не просто словом, тенью на горизонте. Ее тазовые кости еще выступали, а груди были бутонами на вершине грудной клетки. Геральт не двигался с тех пор, как снял с нее рубашку, возвышаясь над ней, и она поежилась под его пристальным взглядом. Она потянулась к нему, когда он милосердно дотронулся до нее первым, нерешительно, как будто она была кроликом, которого он не хотел спугнуть.       Мужчина обхватил ее подбородок рукой, имитируя ее прикосновения, но его рука почти полностью закрыла всю правую сторону ее лица. Девушка посмотрела на него и снова вдохнула его запах, стойкий запах крови фазана и ее собственной кожи, смешанной с его. Она почувствовала, как он расслабился, когда по волосатой руке побежали мурашки. Ведьмак провел ею вниз по ее телу, останавливившись на бедрах.              Цири прислонила ладонь к его торсу, почувствовав твердые линии живота, и ее рука скользнула вниз, когда желавшая большего увидела выпуклость. Замерев, девушка посмотрела на Геральта, встретившись с его глазами. Они были широко распахнуты: обычный для ведьмака и столь неестественный золотой цвет для человека, к которому она так привыкла, был спрятан за темно-серебристым в залитой лунным светом темноте. Девушка схватила пояс его брюк, осторожно потянув их вниз. Мужчина удивленно промычал, убирая руку с ее бедра и кладя ее поверх той, что была у него на талии. Вместе, не отрывая глаза друг от друга, они стянули с Геральта брюки, и Цири ахнула, когда его член выпрыгнул.       Она видела член раньше. В Цинтре было много пьяниц, извращенцев, мальчишек-идиотов — Геральт был не первым, кого она увидела голым. Но Геральт был другим.       Почти инстинктивно она вытянула кончики пальцев, прежде чем убрать их назад, чтобы коротко спросить: — Можно?       Она услышала, как у Геральта перехватило дыхание. То же самое произошло и с ней, когда он кивнул, возвращая руку обратно на ее бедро, прежде чем пройти короткое расстояние до ее живота, так нежно надавливая на низ пупка и край белья. Ее желудок перевернулся, а сердце пустилось вскачь, и девушка не была до конца уверена почему, но именно тогда она заметила растущее тепло между ног, чистый и влажный жар. Цири обхватила член рукой, прежде чем она начала сомневаться в том, о чем сама просила. Она нежно, в качестве эксперимента потянула его, и Геральт застонал, низко и тихо, заставив ее почувствовать, как член дернулся и вырос в руке.       Когда мужская рука скользнула за пояс ее брюк и нижнего белья, она вздрогнула, ведь его пальцы, горячие и грубые от мозолей, все еще давили на область над ее лобковой костью. Затем его пальцы двинулись дальше, мимо едва заметных волосков, которые ей подарило недавно закончившееся половое созревание, и она почувствовала, что его пальцы прижались к ее лону. Девушка издала не сдержавшийся стон. Это разожгло молнию ощущений, которая пробежалась по ее телу, когда она услышала, как Геральт застонал громче в ответ.       — Я… Цири…       — Пожалуйста, — выдохнула она, прижимаясь к нему.       Ее легкое прикосновение к его члену инстинктивно напряглось, когда она почувствовала, что он разрывает ее хватку, размыкая короткие пальцы. Геральт вынул руку, и она захныкала от потери, но замолкла, когда он схватил ее за талию, приподнимая, чтобы было легче снять одежду.       — Тебе понадобится, — он сделал паузу, как будто подыскивая правильные слова, — Подготовка для меня.       Его рот скривился, и он вернул ладонь на прежнее место. Цири чувствовала тепло и влагу, которые она испытывала только поблизости с ним — ощущения все еще новые и незнакомые, но Геральт сознательно провел по изгибу ее губы, и она заерзала от того, насколько наполненной себя почувствовала, когда всего лишь один его палец оказался внутри.       Геральт целовал ее в шею, в лоб, снова в губы, и его дыхание становилось тяжелым и прерывистым.       — Я введу еще один. Ты хорошо себя чувствуешь?       Мужчина посмотрел на Цири, и у нее хватило сил только кивнуть, прикусив губу. Это было приятно, лучше, чем она могла себе представить с ним или с кем-либо еще. Всегда ли это так приятно? Она почувствовала, как его средний палец проник внутрь, и выдохнула, когда они надавили на выпуклость внутри нее, что заставило громко простонать в ответ прохладному ночному бризу. Цири открыла глаза, грудь тяжело вздымалась и опускалась, а на лице Геральта отразилась палитра эмоций, которые она не могла определить. Но когда он посмотрел в фиалковые радужки, его лицо стало мягким и добрым, и она не была уверена, что когда-либо видела его таким до этой секунды, и не могла поверить, что это один и тот же мужчина.       Цири была потеряна в спирали времени, но сквозь дымку поняла, что Геральт добавил третий палец. Она могла чувствовать, как легко они входили и выходили, могла чувствовать собственную влажность, которая изливась из нее.       — Геральт, пожалуйста... Я готова.              Ее слова были прерваны очередным резким стоном, который слетел с ее губ, когда она прижалась к его пальцам. И она не хотела, чтобы он спрашивал у нее уверена ли она в своих словах.              Он поравнялся с ней и наклонился так, что их лица были всего в шепоте друг от друга, а ноги обвились вокруг его талии. Цири посмотрела на него, их взгляды встретились, полные невысказанных слов, и он мягко, но уверенно вошел в нее, прежде чем успел у нее спросить разрешения на это.       И на мгновение стало обжигающе больно. Это давление, наполняло ее так, что даже пальцы Геральта не смогли бы приблизиться к таким ощущениям. Но затем разрывающее напряжение сменилось теплым, всепоглощающим жаром, и Цири осознала, как подталкивает Геральта лодыжками вперед, внутрь.       Это были непередаваемые ощущения, и Цири не могла представить на месте ведьмака кого-либо другого, едва могла даже поверить, что с кем-то другим это было бы также приятно как с ним. Она застонала в плечо Геральта, а звук затерялся в толще его мышц.       Девушка почувствовала, как мужчина вздрогнул, и в животе у нее снова все сжалось, когда он вошел в нее, наполняя снова и снова. Это длилось секунду или четверть часа, когда он излился в нее. Что-то горячее, липкое было теперь в ней.       Он лежал на ней какое-то мгновение, и Цири охватил жар, когда под ней начала растекаться лужица, состоящая из терпкого удовольствия Геральта. Они оба покрылись капельками пота, а от прохладного воздуха по коже побежали мурашки.       Геральт посмотрел на нее, и ее мягкая неуверенность вернулась. Они переплели пальцы своих рук, пока нервы были все еще напряжены. Она думала, что они вскоре успокоятся, когда все закончилось, но внезапно они снова пришли в бешенство.       — Геральт, я…       — Я знаю.       Его голос звучал почти смиренно, когда он это сказал, и она знала, что он понял.       — Мы… Мы разберемся с этим.