Сгорят все трое на костре

Зажечься страстью, видя страсть чужую, И ревновать, ещё не полюбив, – Хоть бог любви хитёр и прихотлив, Он редко хитрость измышлял такую Лопе де Вега

      Когда она вошла в зал под руку с ведьмаком, Ричард едва не задохнулся от злости. Это отразилось на его лице, отчего его собеседник, пробормотав несколько слов на прощание, тут же ретировался, на что инквизитор даже не обратил внимания, прожигая взглядом вошедших. Ещё одну припозднившуюся пару, появившуюся следом за ними, он и вовсе не заметил, хотя она сразу дала о себе знать приветственными возгласами, донёсшимися даже до этой части зала. Ричард Блэкуотер словно погрузился в непроницаемую водную толщу: вперив взгляд в ведающих, он с немым изумлением наблюдал за тем, как ладонь Эстер покоится на сгибе локтя ведьмака и как они соприкасаются предплечьями.       Пока хозяйка палаццо обменивалась приветствиями с членом Триумвирата, Эстер, цеплявшаяся за его локоть, начала было обводить зал внимательным взглядом, но отвлеклась, когда обратились уже к ней, и только тогда отпустила руку мужчины, с вымученной улыбкой подставляя щёки для приветственных поцелуев. На фоне более открытых и ярких итальянских нарядов её по-английски сдержанное приталенное платье тёмного зеленовато-синего цвета заметно выделялось, но ослеплённый внезапно вспыхнувшей злостью Ричард был убеждён, что подбиралось оно с обратной целью – чтобы соответствовать привычному наряду спутника. От этой мысли всё внутри закипало, и в попытке вернуть самообладание он сильнее сжал набалдашник трости. Внезапно до его слуха долетел возбуждённый шёпот, раздавшийся совсем рядом:       – Никогда не видела сразу нескольких членов Триумвирата зараз и так близко! Вот будет о чём рассказать дома!       Повернув голову, он увидел двух девиц, прикрывающих лица веерами. Одна то и дело бросала на ведающих заинтересованные взгляды, подолгу останавливаясь на ведьмаке, и, судя по всему, приехала издалека. Вторая девушка не разделяла её восторга: хмуря брови, она быстро зашептала, не забывая поглядывать по сторонам:       – Да ты и одного-то ни разу не видела, иначе не говорила бы таких глупостей! Кто, по-твоему, рядом с Вороном?       – Э-э-э... Лукреция? – покосившись на компаньонку, неуверенно протянула первая девушка, на что та, закатив глаза, шёпотом бросила:       – О, Первозданный!.. Конечно, нет!       Приезжая девушка взглянула на неё с недоумением, и, забывшись, опустила руку с веером, открывая лицо и озадаченно спрашивая в полный голос:       – А кто тогда?       Стоящие рядом начали оборачиваться, прислушиваясь к их разговору, и она, спохватившись, снова прикрыла лицо. Теперь колеблющиеся нотки закрались уже в голос второй девушки, ответившей всё тем же громким шёпотом:       – Откуда мне знать? Какая-то ведьма.       Первая девушка ещё раз бросила взгляд на ведающих, словно обдумывая что-то, и следующим вопросом, прозвучавшим по-детски непосредственно, озвучила то, чем про себя задавались многие:       – А разве обычная ведьма может появляться на людях под руку с верховным ведьмаком?       Не сразу найдясь с ответом, её спутница после небольшой заминки явно собралась что-то сказать, но осеклась, заметив пристальный взгляд инквизитора. Нащупав локоток сверстницы, она потянула её за собой, вынуждая недоумевающую девушку последовать за ней, и тогда Ричард словно вынырнул на поверхность и обвёл зал тяжёлым взглядом.       Разумеется, появление верховного ведьмака в компании неизвестной ведьмы не осталось незамеченным. Установившееся с их приходом затишье сменилось постепенно возобновляющимися разговорами. Недавнее происшествие с супругой дожа и участие Ковена, предотвратившего трагедию, всё ещё являлись поводами для пересудов. Среди аристократии чуть громче и уверенней зазвучали голоса в поддержку ведающих, тут же встретившие отпор со стороны радикально настроенной знати. На суаре собрались и те и другие, и их взгляды скрестились на двух фигурах, углубившихся в центр зала. Со всех сторон до Ричарда, незаметно следующего за ними, долетали шепотки и обрывки фраз, а иногда и целые диалоги.       – Вы её знаете?       – Впервые вижу.                                                                         – ... чтобы верховный ведьмак уделял такое внимание...             – ...любите же вы преувеличивать!       – Что, одной ведьмы ему уже мало?...                                                                                                                                                       – ...тссс! Идёт! Сейчас спросим...                                                                   – ...её зовут...       – ...да нет же, не Кроули! Кроу!       Её имя, подхваченное и разнесённое по залу десятками голосов, напоминало о занимающемся от поднесённого к хворосту факела костре, в котором Ричард Блэкуотер медленно сгорал заживо. Сходил с ума, корчился в муках и в исступлении обещал Эстер Кроу превратить её жизнь в кошмар в тот день, когда пожирающее его пламя перекинется на неё и он наконец-то избавится от проклятия. Но пока инквизитор был вынужден всего лишь наблюдать за ни о чём не подозревающей девушкой, старающейся держаться поближе к ведьмаку, как будто его присутствие ей что-то гарантировало. Впрочем, так оно и было: пока Эстер перемещалась по залу следом за Вороном, а Ричард – за ними, присутствующие делали вид, будто ничего не происходит. Ричард был готов окончательно увериться в собственном помешательстве и принять Эстер Кроу за преследующее его на каждом шагу наваждение, которое видит только он, если бы не Ворон, притягивающий к себе всеобщее внимание.       – Видела бы ты его глаза! – вдохновенно заливалась какая-то девица. – Пока papà с ним разговаривал, я на него и взглянуть-то не смела, всё брошки его рассматривала...       – Не брошки, а фибулы, – поправила её собеседница.       – ...одна на полумесяц с женским лицом похожа – вроде как на богиню их, которая луной управляет, – а вторая точь-в-точь воронья голова! Хотела украдкой на лицо глянуть, – ну, как на лицо, на маску, – поднимаю голову, а он прямо на меня смотрит!.. И глаза у него такого цвета... – девушка замолчала, мучительно подбирая подходящее выражение, и, наконец, выпалила. – Как талый снег.       – А много ли ты видала снега? – последовал скептический вопрос, но тут вмешался стоявший рядом мужчина, резко оборвавший их разговор:       – Лучше бы с таким усердием рассматривала лик Первозданного, бесстыдница!       Ричард стиснул зубы и направил взгляд в сторону Ворона, который, наклонившись к Эстер, что-то сказал. Когда она согласно кивнула и окинула окружающих беглым взглядом, подавшемуся в сторону инквизитору в очередной раз удалось остаться незамеченным. Со своего места он не мог слышать, о чём они говорили, но интуиция подсказывала, что треклятый Ковен что-то задумал. Быть может, промелькнуло в его воспалённом сознании, пока он, не задумываясь, отвечал односложными фразами подошедшему выразить своё почтение члену Совета, яро поддерживающему Орден, Эстер Кроу появилась в его жизни неслучайно – так было угодно Первозданному, дающему ему подсказки и милостиво направляющему на верный путь.       Ухватившись за эту мысль, он глянул через плечо надоедливого собеседника и увидел, как Ворон, удерживая руку на уровне лопаток Эстер и едва не касаясь её кончиками пальцев, указал на кого-то, наклонившись ближе, а когда она шагнула вперёд, помедлил, прежде чем опустить руку.       Всё, что Ричард когда-либо испытывал по отношению к нему – неприязнь, досаду, раздражение – поглотило новое, жгучее чувство. Глядя на Ворона, повернувшегося к дожу, Ричард прокручивал в голове недавние воспоминания об освобождении Николетти, рассыпавшегося в благодарностях перед ведьмаком в коридорах Ордена, где он их и застал.       – ...так Вам благодарен, синьор Ворон! Я всегда к Вашим услугам, будьте уверены!       За время, проведённое в камере, под глазами поэта залегли тени, свидетельствующие о беспокойном сне, но Адриан деланно бодрился, а при разговоре с Вороном и вовсе воспрял духом. Лица ведьмака было не разглядеть из-за пресловутой маски, но его поза свидетельствовала о том, что происходящее его по меньшей мере забавляло.       – Вам ничего не угрожало, синьор Николетти. Мне Вы ничем не обязаны, – не глядя на собеседника, отозвался ведьмак со скукой в голосе.       – И всё же...       – Надеюсь, Вы и дальше будете радовать нас своими стихами, – не дав ему договорить, произнёс Ворон, устремив взгляд прямо на инквизитора, которого поэт до времени не замечал. Замерев всего на секунду, Николетти по-своему расценил смысл сказанного.       – О!.. О-о-о... Да-да, конечно! Признаться, уже не терпится взяться за перо. За обычное, разумеется, – тут же поправился он. – Просил секретаря одолжить одно вместе с капелькой чернил – не кровью же мне писать, – а он ...       Адриан осёкся, осознав, что он сказал, и вскоре покинул здание инквизиции, отправившись в жёлтый дом с мезонином на улице Руга Веккиа.       Тогда бесцеремонное вмешательство Ковена в дела Ордена вызвало у Ричарда только злость. Он и сам собирался отпустить поэта, который, быстро сообразив, что застенки ему не грозят, охотно поделился со следствием всем, что ему было известно. Однако, помня о том, с каким рвением Эстер Кроу его защищала, Ричард пошёл на поводу у собственного желания и задержал поэта дольше, чем планировал, испытав от этого мрачное удовлетворение, а после долго досадовал на самого себя, осознав, что позволил Триумвирату использовать это в свою пользу: рифмоплёт Николетти, разумеется, при случае всюду растрезвонит о том, какое участие Ковен принял к его судьбе.       До этого Ричард не задумывался о том, что сподвигло Ворона явиться за поэтом лично и как он вообще узнал о его задержании, но ему стоило догадаться, кто приложил для этого усилия.       Тот, кто снял с поэта проклятие и так сильно возмущался предъявленным ему после этого обвинением, разумеется.       Эстер Кроу.       Само собой, ратующая за справедливость ведьма не смогла остаться в стороне и нашла способ донести о произошедшем Ковену в лице Ворона (образно выражаясь), ну а уж он-то не упустил такую возможность. Столь щедрый жест – освобождение невиновного – явно впечатлил не одного синьора Николетти. Точнее, не столько его, сколько того, кто за него заступился.       Несправедливость, по мнению Ричарда, заключалась в том, что он открыл Эстер то, чего не должен был, в обмен на то, что она навсегда исчезнет из его жизни, но этим вечером ведьма не просто нарушила обещание – она явилась сюда не одна, а с тем, кто по праву или из собственной прихоти может позволить себе приходить куда угодно и с кем угодно, потому что никто не осмеливается ему перечить, тогда как единственное, что он, Ричард, может себе когда-либо позволить – это собственноручно протащить эту девчонку на костёр. С тем, кто, если верить слухам, распускаемым ведьмами, вскормлен едва ли не самой луноликой богиней и носит маску для того, чтобы никто не видел оставленный ей поцелуй.       С другим мужчиной.       – Хотел бы я оказаться на его месте! – с нотками зависти произнёс кто-то за спиной Ричарда. – И чего это женщин к нему вечно тянет, спрашивается?       Пятеро мужчин, кивнув ему в знак приветствия, как ни в чём не бывало продолжили обсуждение, словно речь шла не о члене Триумвирата, а перед ними был не верховный инквизитор.       – Всё дело в умении себя подать, – тоном знатока заявил один из них. – И в женском любопытстве, разумеется.       – Не припомню, кстати, чтобы он приводил с собой кого-нибудь, – вступил третий.       – Так они ж сейчас озабочены своей малочисленностью и чистотой крови, – хмыкнул другой. – Вот он, видимо, и занимается устранением проблемы. Лично.       – Видит Первозданный, вы просто невыносимы! Зачем всё так опошлять?! – сердито отозвался ещё один, на что тот же мужчина беззлобно ответил:       – А кто их знает, чем они там занимаются во время этого своего Колеса года?.. что они там крутят... или кого...       – Ну-ну, не сердись, дружище! – хлопнув рассерженного товарища по плечу, когда хохот окончательно утих, примирительно произнёс второй. – У нашего дорогого Энрико просто кризис среднего возраста.       Компания мужчин с трудом сдержала непрошенные улыбки, вызванные то ли постигшим Энрико несчастьем, то ли праведным возмущением третьего.       – Если Ворону и вправду столько лет, сколько ему приписывают, – немного погодя протянул молчавший прежде пятый мужчина, – то страшно представить, сколько их у него было...       Грянувший вслед за этим смех прозвучал так, словно на сложенные для костра брёвна рухнул подточенный пламенем столб, поднявший после себя снопы искр. Дёрнув уголком губ от еле сдерживаемого отвращения, Ричард отвернулся от них и встретился взглядом с Вороном. Их отделяли переговаривающиеся, взмахивающие руками, меняющие позу и места люди, но они не разрывали зрительный контакт, стоя почти друг напротив друга. Взгляд ведьмака ничего не выражал, но Ричард на интуитивном уровне почувствовал исходившую от него угрозу, пресекающую какое-либо посягательство на затерявшуюся в толпе ведьму.       В эту минуту усиливавшийся на протяжении всего вечера жар превысил все мыслимые пределы, притупляя сознание, и вскоре разбушевавшееся внутри инквизитора пламя полностью поглотило его. Испытывая глубокое отвращение к самому себе за то, что впервые посмотрел на Ворона не как на ведьмака, стоящего во главе Ковена и слишком часто вмешивающегося в дела Ордена, а как на мужчину, пользующегося женским вниманием и способного на то, что он сам себе не мог позволить, Ричард винил в этом только одного человека, являющегося источником всех его бед, его персональным проклятием, от которого он избавится, видимо, только тогда, когда взойдёт на костёр следом.       Эстер Кроу.