boss

      Кто и зачем придумал утренние собрания? Ответ на этот вопрос искать уже даже не хочется — кто вообще поймет этих белых воротничков. Приходится просто принимать правила игры под названием «взрослая жизнь», в которую с годами играть легче не становится. Остается только тешить себя приобретением желанного опыта, чтобы когда-нибудь обязательно уйти во фриланс. Размечталась.       Но стоит только покинуть переговорную, как дышать уже получается куда свободнее и легче. Несмотря на весь простор помещения и даже работающий кондиционер, избавиться от внутреннего дискомфорта в присутствии всех этих начальников, их помощников и простых сошек, как я, удавалось лишь с переменным успехом. Для интровертов давно пора придумать более щадящие условия труда. Например, проводить эти ежемесячные летучки онлайн и с выключенной камерой.       Хочется поскорее проветрить голову и желательно по-настоящему. Идея приходит в голову сама собой, поэтому недолго думая, нажимаю кнопку последнего этажа. Под классическую музыку в лифте смакую предстоящий краткосрочный и самоорганизованный перерыв. В это время на крыше офиса не встретить даже извечно бегающих на перекуры коллег. Мне на руку.       Терраса под открытым небом встречает дружелюбно ласкающим порывом летнего ветерка. Сброшенный с плеч и сковывающий движения пиджак тут же превращается в самодельную подушечку. И ведь сомнется весь, но это заботит меньше всего, когда так хочется полежать на любимой скамейке. Мне срочно нужен витамин д и айс американо, но за неимением под рукой второго приходится довольствоваться первым с большим усердием. Поэтому счастливо жмурясь, растягиваюсь во весь рост, не забывая поёрзать примерно тысячу раз в поисках более удобного положения для лопаток, которые с трудом находят общий язык с не самой удобной древесиной. Теперь главная задача — не уснуть под ещё не успевшем распалиться солнцем. Найти свой обгоревший и уже точно безработный труп под конец дня совсем не хочется. А с другой стороны…       Поток сознания, лениво ворочающийся вокруг фантазий о возможной скоропостижной и не такой уж на самом деле и трагической потере работы, прерывается звуком приближающихся шагов. Хочется вздохнуть нарочито громко, вкладываясь всей болью испорченного момента. Но профессиональная, чёрт её дери, этика заставляет лишь резко подняться на ноги, выпрямляясь почти по струнке. Если за спиной босс, мне в любом случае не сносить головы — до перерыва-то ещё как минимум полтора часа, явно не время принимать солнечные ванны — но хотя бы наказание приму с гордо поднятой головой и расправленными плечами.       — Эффектно, — знакомый ехидный смешок раздается позади.       — Хонджун, — произношу на выдохе, не зная то ли разочароваться из-за впустую потраченных усилий на почти олимпийский рывок с лавки, то ли расслабиться, наконец отпуская лишние переживания.       — Кажется, ты не рада меня видеть, — картино дует нижнюю губу, — а я тебе кофе принес вообще-то.       Как я могу быть не рада его появлению? Он ведь знает ответ на этот вопрос, будучи практически самым важным человеком в моей жизни и единственным свежим глотком воздуха в этой компании. Стоит передо мной в своём идеально сидящем деловом костюме-двойке, еле справляясь с ролью обиженного бойфренда. Как хорошо, что я знаю, что делать. Ведь всё он прекрасно понимает, и от того улыбается в ответ на мою улыбку, как в первую нашу встречу, почти неловко, даже убийственно мило, обнажая еле заметные ямочки на щеках. Терять время на игру в гляделки прямо сейчас хочется меньше всего.       — Я думала, босс пришёл, — утыкаюсь носом в обнажённый изгиб шеи, используя нелюбовь Кима к этим вечно мешающим ему трём верхним пуговичкам на рубашке.       Объятия выходят слишком односторонними из-за того самого кофе в руках мужчины. Не для того он его приносил, чтобы быть уязвимым. Но я пользуюсь и этой предоставленной возможностью, обхватывая торс Хонджуна. Прижимаюсь ещё крепче, вдыхая пьянящий аромат его кожи вперемешку с терпким парфюмом.       — Я и есть босс, а ты нарушаешь субординацию, — произносит, чеканя каждое слово. И я бы даже поверила, что он меня отчитывает, если бы не флиртовала с ним раньше.       — Другого отдела, — невозмутимо делаю шаг назад, стряхивая несуществующие пылинки с его плеч, — но как скажите, сонбэ.       И чего стоит один только его взгляд — глубокий и пронизывающий, пригвождающий к месту, словно опутывающий цепями. Таким взглядом не смотрят на своих хубэ. Так умеет смотреть только Ким Хонджун. И только Ким Хонджун знает, каких усилий мне стоит не тушеваться под подобным напором, удерживая зрительный контакт.       — Когда-нибудь я переманю тебя в свой отдел, — притягивает обратно к себе, наконец освободив руки. Путей для отступления не остаётся, как и расстояния между нашими лицами. Слишком близко.       — Попробуй, — шепчу ему прямо в губы, очерчивая кончиками пальцев скулы мужчины. Дразню, ни на секунду не отрывая взгляд от потемневших глаз напротив. Чувствую, как напрягаются руки, стискивающие меня ещё теснее.       Приходится схватиться за лацканы пиджака Кима, чтобы не потерять равновесие, когда тот, меняя тактику, обжигает дыханием уже мою шею:       — Однажды ты назовёшь меня своим боссом.       И когда мы свернули не туда — разгоняясь от нуля до двухсот за считанные секунды — переходя от почти безобидных заигрываний к откровенному соблазнению?       Дразнить Ким Хонджуна — отдельный вид искусства, запрещенный приём, владение которым чревато последствиями. Которые прямо сейчас я пожинаю, чувствуя, как начинает закипать кожа в местах, где касаются его губы. Он целует нежно, аккуратно, сполна отдавая долг — теперь дразнит он.       И ведь так всегда. Неосторожно брошенная колкость — моя. Один насквозь прожигающий, испепеляющий, на месте заставляющий замереть взгляд — его. И вот мы снова здесь. Игра началась.       Принимать такой вызов хочется из раза в раз с большим энтузиазмом и вовлеченностью, ведь только так можно выиграть эту импровизированную битву. Распаляясь и поджигая друг друга. Это противостояние не чтобы обжигать, но чтобы, войдя в раж, сосредоточиться друг на друге. Не чтобы жалить, но чтобы проникать под кожу — глубоко и основательно. Где-то на периферии между здесь и там — внутри бьющихся в унисон каждого из сердец.       Ничтожно мало воздуха, разделяющего нас пространства. Нет сомнений, что победа на его стороне. Госпожа удача благоволит Киму каждый раз, а, может, я не хочу иначе. Поддаюсь, чувствуя его через несчастные разделяющие нас вдохи и выдохи. Пока не останется один единственный на двоих. Момент, в котором слишком близко, рвано и нечем крыть. Козырь, с самого начала в его рукаве.       Его победа — моё удовольствие.       Но мы на чёртовой работе, в чёртовом офисе, посреди чёртового рабочего дня. Он (не мой) босс другого отдела, и у него звонит чёртов телефон.       Айс американо оказывается безумно безвкусный, когда приходится тушить им внутренний пожар, восстанавливая дыхание. И наблюдать в паре шагов от себя Кима, которому, кажется, ничего не стоило взять себя в руки, отвечая на звонок. И вопрошать у всех известных мне богов, почему он такой горячий, когда говорит о работе, но продолжает буравить взглядом меня, будто заканчивая начатое ранее.       — Прости, мне пора идти.       И столько сожаления в легком, практически невесомом поцелуе, которым мужчина касается моего лба, что хочется притянуть его к себе, остановить, не дать уйти. Но приходится сдержаться, осадить капризного ребёнка внутри себя.       — Какие планы на вечер? — поправляю лацканы, которые сама же так отчаянно сминала, и прячу глаза на пару с глупой обидой то ли на Кима, то ли на саму себя.       — Без тебя — никаких, — эта улыбка почти неловкая и невероятно милая, с еле заметными ямочками на щеках, в которую я когда-то влюбилась.       И ведь знает же, что я растаяла. Ким Хонджун — каков подлец.