Свободные музыканты

Синь Янь не особо верила в любовь с первого взгляда. Ее любовью была музыка; так что и человека она полюбила с первого звука. Хрупкая девушка стояла на причале и пела песню своему богу-ветру, Барбатосу. Молилась. Кроме нее в порту было полно людей, все громко болтали, смеялись, ссорились; плескалась в воде рыба, бились о сваи волны; кричали птицы. Но Синь Янь ничего этого не слышала. Она слышала только песню, которая была написана не для ее ушей. И она влюбилась. В песню. В певицу. Три дня развлекала ее, показывала город и окрестности. С каждым часом корабль, который должен был увезти Барбару в Инадзуму, был все ближе, и Синь Янь торопилась. У нее был запланирован концерт в те дни, и она отожгла на все сто. Вокруг была толпа, но играла она для Барбары одной. Когда сцена рухнула, и они убегали от миелитов, взявшись за руки. И когда они, запыхавшись, рухнули на траву в горах за городом, отпустить ее ладонь было так… неправильно. Синь Янь смирилась, что Барбара уедет, но отчаянно хотела, чтобы случилась еще одна встреча. Она пока не решалась признаться Барбаре в своей влюбленности, не хотела ее обременять. Слишком рано, слишком внезапно. И… Барбара и так слишком часто взваливала на себя чужие проблемы. Больше всего Синь Янь боялась ее вежливости. Но хотя бы спеть вместе! Спеть в месте было бы достаточно. И вот Синь Янь договорилась с Сян Лин и забронировала столик в «Народном Выборе». Как-то так вышло, что столик оказался в тихом уголке, с одной стороны закрытый от других гостей стенкой кухни, с другой – стенкой соседнего магазинчика. Не иначе как Синь Янь достаточно прожужжала Сян Лин о Барбаре уши, чтобы та решила, что тихий уголок прямо-таки необходим. И вот она пытается продать Барбаре идею. Получается как-то… не очень. — У нас не получится общего концерта, — вздыхает Барбара, — у нас разная целевая аудитория. — Чего-чего у нас разное? — Люди. Нас слушают разные люди. В конце моего концерта сцена остается целой, понимаешь? Ты зажигаешь сердца, я исцеляю. Синь Янь едва держится, чтобы не дернуть слишком серьезную Барбару за светлый пружинистый хвостик. Он, наверное, такой мягкий... Поддразнить. — Ну так я зажгу, а ты исцелишь, — Синь Янь неловко улыбается, садится к Барбаре на скамью, теперь они на одной стороне стола, — это тоже рок-н-ролл. — После тебя я только потушить смогу. Станет уныло, как в болоте. Музыкально мы не совместимы, — упрямо говорит Барбара и отодвигается от Синь Янь на самый краешек. Синь Янь чувствует прохладцу в ее голосе, но сдаваться не намерена. К ним наконец-то подходит Сян Лин, раскрасневшаяся от жара духовки. Волосы у нее растрепались, одна косичка выбилась из узла. Уже вечер, а она и за день сбилась ног. Минусы популярности: куча работы. — Привет, Синь Янь. Тебе как обычно? Твоя подруга... — Меня зовут Барбара. — Выбрала что-нибудь? — Блюдо дня, — отвечает Барбара, неопределенно махнув рукой в сторону таблички с меню. Сян Лин чуть хмурится, окидывает Барбару оценивающим взглядом. — Поострее или детскую? — Поострее. — Но для монштадца... — Я знаю, что кухня Ли Юэ знаменита своими острыми блюдами. Но я справлюсь, — мягко улыбается Барбара, и лицо ее будто светится от этой улыбки. — уверена, все будет просто отлично, я обожаю острое. Сян Лин кивает Барбаре и, сделав по пути к кухне небольшой крюк, касается плеча Синь Янь, привлекая ее внимание. Несложно понять, что она имеет в виду. "Слишком пялишься". Синь Янь подмигивает в ответ. "Все под контролем, держу себя в руках". И в свою очередь стучит себе по ключице, намекая на выбившуюся у подруги из прически косичку. "Что-то не заметно", — читается в тревожном взгляде Сян Лин, но тут ее зовет отец, и ей приходится уйти обслуживать других посетителей. Сян Лин всегда слишком беспокоится. Что с того, что девушка любуется девушкой? Она, может, чисто эстетически. К тому же, Барбара явно привыкла, что ей любуются. Синь Янь не зайдет дальше взглядов, она в состоянии удержать себя в руках и не хочет пугать новую подругу. Ей слишком понравилась ее песня-молитва. Она стала для Синь Янь свежим потоком, очистившим голову от всякого мусора. Теперь в самой Синь Янь глухо ворочались зарождающиеся строки. Они с Барбарой могли бы такой концерт забацать! И забацают. Обязательно! — Нам же не обязательно играть для всех людей сразу. Кто заценит наш дуэт, тому повезло, кому не понравится — сам дурак. — Идолы не могут себе позволить не нравиться, — Барбара снимает со своего рукава какую-то пылинку, отворачивается. И говорит тихо, глухо. Неуверенно. Чуть надавить и получится ее убедить. — Ерунда какая. — Я не могу выходить из образа, — Барбара вздыхает, — мы даже по костюмам никак не сочетаемся. — И что с того? — Синь Янь протягивает руки, предлагая заценить свои кольца, — они бы не выглядели так отпадно, если бы сочетались! Хочешь выглядеть на концерте как принцесса? Я что-нибудь придумаю. Тихо подходит Сян Лин, ставит перед Барбарой свою коронную отварную рыбу. Перед Синь Янь оказывается что-то дымящееся, скорее салат, чем основное блюдо, столько овощей. Она цепляет палочками кусочек мяса, закидывает в рот — и у нее перехватывает дух от мятной прохлады, разлившейся по небу. — Рок-н-ролл именно такой! — она тычет палочками в свой салат, — пылающий и освежающий одновременно, вот! Сян Лин понимающе хмыкает, ставит на стол графин и два бокала, и снова убегает под звон бубенчиков к остальным гостям. Косичка так и хлещет ее по спине, и из узла сползает вторая. Барбара задумчиво смотрит на миску Синь Янь. Наконец она к ней повернулась. — Я попробую? Синь Янь двигает к ней миску. Велик был соблазн покормить, но... «Держи себя в руках, Синь Янь, держи себя в руках». — Вкусно, — задумчиво тянет Барбара, — хочешь у меня попробовать?.. Некоторое время они молча едят. Иногда Синь Янь украдкой ловит отражение Барбары в стеклянном графине, представляет, как краснеют от острого ее щеки. Что за напиток принесла Сян Лин, Синь Янь понять не может, наверное, тоже что-то экспериментальное. Точно — алкогольное и довольно крепкое. Синь Янь едва удерживается, чтобы не закашляться после первой пробы, тут же закусывает. Но Барбара опустошает бокал ни разу не поморщившись. В груди Синь Янь разливается жар, и салатом его не потушить. Она ловит себя на том, что откровенно пялится на припухшие, раскрасневшиеся от острого губы Барбары, и больно щипает себя за запястье. «Слишком пялишься», — думает она голосом Сян Лин. Не стоило пить. Наверное, надо отодвинуть стул. Придумать предлог и сесть напротив, чтобы хотя бы не пришлось поворачивать голову. Барбара тянется палочками в салат и задевает Синь Янь локтем. Синь Янь дёргается, чуть не роняет бокал. — Что еще делает идол? — спрашивает Синь Янь, чтобы хоть что-то сказать, чтобы вернуть себя в реальность. — Хранит чистоту, — задумчиво тянет Барбара. Она положила подбородок на руку и теперь смотрит на Синь Янь внимательно, чуть искоса. — Типа... Никаких романов? — Никаких. Вообще никаких. — То есть ты только молишься, исцеляешь и поешь? — Ага. И ем еще. Когда меня в Монштадте видят рядом с парнем, сразу сплетни до небес, мама начинает про наш аристократический род и его честь, Альберт идет покупать верёвку... Обязательно как-нибудь кругом, через собор, чтобы я отговорила. Неприятно это. Морока. — И это — город свободы? — Я сама захотела стать пастором, целительницей и идолом, Синь Янь. Ее собственное имя будто бьёт Синь Янь током. "Не пялься", — и Синь Янь отводит взгляд. — Все в порядке? — спрашивает Сян Лин. Синь Янь вздрагивает: она даже не заметила, как подошла подруга. Что тут вообще кто-то еще существует, кроме Барбары и ее припухших губ. — Да, мои комплименты повару. — снова улыбается Барбара. — Я не слишком передержала настойку из колокольчика? — спрашивает Сян Лин, — принести вам воды? — Отличная настойка! Синь Янь находит под столом пальцы Барбары и глупо хихикает. Пусть! Сведет все в шутку. Чуть позже. Еще немного. — Принести, — констатирует Сян Лин. — Не надо, — вдруг возражает Барбара, и Синь Янь ощущает ответное пожатие; их пальцы переплетаются, и от неожиданности Синь Янь всем корпусом поворачивается к Барбаре. У Барбары очень сосредоточенное, серьезное лицо. — Не надо, — повторяет Барбара, — лучше еще графин. Настойка... Чудесная. Все чудесно. Сян Лин смотрит на Синь Янь, которая все никак не может перестать хихикать, на серьезную Барбару, и плутовато улыбается, и Синь Янь понимает — Сян Лин знает, что происходит. Сян Лин помогла, как могла, с этой ее настойкой, слишком крепкой для ужина случайных знакомых. Барбара отпускает руку Синь Янь, чтобы взять бокал и пригубить еще. — Я принесу. Но я не тороплюсь. И вы не налегайте так, девочки. Барбара совет игнорирует, наливает в бокал остатки настойки из графина и запоздало кивает в спину Сян Лин. Некоторое время они сидят одни в тишине: хоть вокруг полно других гостей, Синь Янь их не слышит и не видит, вся она сейчас — в кончиках пальцев. Пальцы скользят по тонкой ткани колготок Барбары, с едва слышным шелестом сдвигая ткань ее монашеского платья. Барбара роняет голову на плечо Синь Янь, и тепло выдыхает в шею. Левая рука ее — на запястье правой руки Синь Янь, легла туда, где бьется пульс, поглаживает — но не останавливает. — Я влюбилась в твои песни, — почти жалобно говорит Синь Янь, — почему нет? — Поэтому, — выдыхает Барбара ей в плечо, когда пальцы Синь Янь касаются кожи, чуть сдвигая резинку колготок, — потому что я идол, меня нельзя касаться. И ее рука мягко отводит руку Синь Янь ниже. — Но ты же этого хочешь. В ответ Барбара прикусывает Синь Янь шею. Никому из гостей нет дела, чем занимаются две подруги в дальнем углу ресторана, но Синь Янь проглатывает стон — она знает, стоит кому-то бросить хоть взгляд, и все закончится. А она не хочет, чтобы кончалось. Но как удержаться — такие у Барбары яркие, мягкие, такие вкусные губы! Нет, удержаться не получается; и Барбара закрывает глаза, позволяя себе секунду слабости, секунду свободы, отвечает на поцелуй, впускает язык. Но мгновение кончается — и она отстраняется. Поспешно встает. Оправляет платье. Смотрит на Синь Янь, которой вдруг становится нечем дышать, которая знает, что ей сейчас скажут — и которой так хочется зажать ладонями уши, не слушать, сделать вид, что ничего и не было, чтобы не было и боли. Но она не зажимает, в руках ее больше нет силы, они лежат, безвольные, на коленях. И Барбара говорит — тихо, но каждое слово прямо в сердце. — Я тоже влюбилась в твои песни. Поэтому ничего не получится. Если мы будем любить кого-то сильнее музыки, музыка не простит. Публика не потерпит конкурента. — Сколько можно служить другим? — не выдерживает Синь Янь, — Подумай ты о себе хоть немного! — Я сама это выбрала. Барбара пошатывается, уворачивается от Синь Янь, которая пыталась не дать ей упасть, и чуть не сбивает с ног Сян Лин со вторым графином. — Все в порядке? — обеспокоенно спрашивает та, опуская поднос на стол, — тебе помочь? Попросить кого довести до гостиницы? — Я сама, — твердо отвечает Барбара, — Я сама со всем справлюсь. И идет, неуверенно, но упорно, к выходу. — Даже не проводишь? — строго спрашивает Сян Лин. Ответа не дожидается, свистит, призывая с улицы мальчишку и вкладывает ему в ладонь монетку. Сян Лин не их тех, кто отпустит пьяных гостей без присмотра. — Сядь со мной, а? — Синь Янь наливает себе полный бокал, — Если буду пить одна, то сдохну. Сян Лин садится напротив, смотрит сочувственно. — Я правда думала, что у вас все получится. Вы так друг на друга смотрели... — Мы слишком свободные для любви, — фыркает Синь Янь, — за рок-н-ролл, детка! Она чокается бокалом об графин. Рядом с Сян Лин материализуется Гоба, что-то лопочет на своем. Забавные у Гобы лапки, короткие такие. Вроде машет-машет, и пальцев нет жестикулировать, а все понятно. — Согласна, — вздыхает Сян Лин, — глупые, а не свободные. И поднимается собирать со стола посуду. За ее спиной никто не увидел бы слез Синь Янь; и Синь Янь позволяет себе расплакаться.