Хрупко, возвышенно

      Веранду заливал яркий солнечный свет, в воздухе причудливо витала пыль. Запах сушеных полевых трав ощущался отчётливо, запоминаясь на всю жизнь.       По полу были разбросаны деревянные детали, которые складывались в конечном счёте в какую-то фигуру. А в какую — Хуа Чэну предстоит ещё выяснить. Мальчик вертит в руках брусок, раздумывая, куда же он должен встать.       Входная дверь отворяется и заходит утомлённая работой взрослая женщина. Её лицо уже исчерчено морщинами, но это ничуть не портит её внешний вид. В густых чёрных волосах затерялась седина. — Малыш, — она улыбается, — с днём рождения. Вот я нашла новую книгу…       Парень переворачивается на другой бок, игнорируя стук двери и пытаясь заснуть дальше.       У многих наступает такой период в жизни, что они начинают интересоваться людьми не в дружеском плане. Но Чэн по всей видимости это пропустил, увлёкшись за подбиранием очередной рифмы к следующей строчке стиха. Почему-то всё больше его ровесников начали сбегать по вечерам. На днях уже будет сыграна первая свадьба, потому что кто-то из взрослых застал эту встречу.       Хуа Чэн лишь кивает на это всё, выслушивая новости от соседской девушки. Его пальцы аккуратно перебирают листы, складывая их в одну стопку. Но внезапно его ладонь накрывают чужие пальцы. Тонкие, с мозолями от полевой работы, загорелые.       Девушка стоит сбоку от него, заглядывая в его глаза с какой-то затаённой надеждой. Хуа не понимает, чего же она хочет от него. — Хуа Чэн, — она закусывает губу, опуская голову вниз, внимательно вглядываясь в скачущие строки, — чем больше я провожу с тобой времени, слушая твои великолепные стихи, тем больше родители задают мне вопросы. По селу уже ходят слухи, — пальцы на мгновение сжимают его крепче, — чёрные, грязные новости, порочащие моё имя. Уже и подруги смеются надо мной, — она утирает сжатым кулаком выступившие слёзы.       Хуа, вернувшись из мыслей, непонимающе смотрит на макушку девушки. — Виен, радость моя, — он гладит её по голове, — пойми, я не тот человек, который принесёт тебе счастье.       Виен вырывается, кричит хлёсткие слова и выбегает из дома. Чэн лишь грустно улыбается, ведь через неделю он уезжает ближе к столице. Высланные стихи произвели лучшее впечатление на сына Императора.       Стук раздаётся всё громче, вырывая из объятий воспоминаний. Хуа Чэн лежит на полу в окружении исписанных листов, чернила рядом перевернулись и залили пол, впитавшись в деревянный доски. Не хочется абсолютно ничего. Ни играть на скрипке, ни писать текста песен, ни подбирать ноты к новому произведению.       Сквозняк гуляет по помещению, перемещая листы с место на место. Бесполезные бумажки, которые кто-то назовёт шедевром. Но всё не то. Из-под его пера выходит что-то банальное, типичное, монотонное. Хуа сам себя убивает отсутствием вдохновения.       Чэн тянет руку к валяющейся рядом бутылке и, приподнявшись, делает несколько жадных глотков. Отсутствие чего-то в душе убивает, пустота всё больше растекается. Раздаётся стук в дверь и парень вынужден подняться, встретить неожиданного гостя. Сегодня у него нет никаких встреч, мероприятий. Юноша встаёт на шатких ногах и вываливается из входной двери, спотыкаясь об порожек, лишь чудом устояв на ногах, вцепившись в дверной косяк.       Перед ним уверенно стоит Фэн Синь, переступая с ноги на ногу. Его спина до боли выпрямлена, а лёгкая рубаха развевается на ветру. В руках он сжимает какую-то коробку. — Доброе утро, — Фэн протягивает ношу, — писчие принадлежности от наследнего принца.       В любое другое время вцепился бы в коробку, тут же сходя с ней в глубину дома и начал творить. Но на этот раз ничего кроме отголоска благодарности принцу он не чувствует. — Доброе, — Хуа кивает, забирая посылку и ставит её на обувную тумбу, — передайте мою благодарность наследному принцу Сяньлэ. Каждый день молюсь за его здоровье.       Фэн Синь тут же замечает состояние этого гениального человека, обеспокоившись за него. Наследный принц каждый раз радуется любому творению Хуа. Он не сможет творить что-то, когда… опустошен и разбит.       Хуа Чэна ничего не волнует: ни растущая с каждым днём слава, ни новый дом с угодьями, ни толпы поклонников, готовых ради него пойти на что угодно. — У вас что-то произошло? — из простой вежливости интересуется личный телохранитель принца. — Если это и так, то что? — Хуа приподнимает бровь, — хотя чёрт с вами, — усмехается, — пойдёмте, посидим вместе.       Композитор проходит мимо парня, идя к обрыву перед домом. Почти на самом крае стоит скамейка, на которой тот и проводит львиную долю собственного времени.       Влажный воздух ударяет в лицо, заставляет протрезветь. Капли солёной воды оседают в волосах и на лице появляется долгожданная улыбка. Только океан может ненадолго восстановить его шаткое душевное равновесие.       Воспоминания вновь являются к нему во снах. С каждым разом они короче, искаженнее. Хуа Чэн мог бы на самом деле сковать себя узами брака, черпать вдохновение с прекрасного облика супруги. Да, Виен была кроткой, с наивными глазами, теплыми руками и любящим сердцем. Небольшого роста, со светлыми волосами, с переливающийся рыжезной на солнце, с правильными чертами лица. Хоть картины с неё пиши. Хуа бы утонул в заботе и любви. Но ему всё чуждо, не нужно. Её мысли вокруг семьи, домашнего хозяйства. А Хуа Чэн живёт искусством, вдохновением, чем-то возвышенным. Его малышке нужен другой человек. Более сильный и надёжный. Живущий настоящим, а не погоней за новыми открытиями. Молодой мужчина дожидается, пока рядом сядет слуга. — Друг мой, сталкивались ли вы с любовью? — внезапно спрашивает Хуа и, не дожидаясь ответа, продолжает, — мне, в родном селе, признавались в любви. Не прямо, скажем так, но в контексте было всё ясно.       Зачем музыкант делится прожитой жизнью с малознакомым человеком, он сам не знает. Просто хочется с кем-то поделиться, высказаться. В широких карманах штанов нащупывает трубку, табак и спички. — Но она судьбой уготована другому человеку. Кто я такой, чтобы рушить её счастье?       Хуа тщательно забивает трубку в три подхода. Табак для него в первую очередь наслаждение, не какая-то зависимость.       Зависимость у него всего одна — искусство. И с ним он никогда не расстанется. — Чувства ведь они обременяют, — Чэн далеко не с первого раза наконец-то поджигает табак из-за ветра, — не возносят до небес. Всё это бред. — Но… — Фэн Синь не согласен. Он читал многочисленные произведения, слушал изумительные мелодии, — ваши творения. — Мои? — Хуа долго выдыхает дым, смакуя самим процессом, — где же вы в них увидели любовь к человеку? Императрицей, как вы помните, я восхищаюсь. Императору поклоняюсь. Государству предан душой и сердцем. Как и требует порядок. — А Его Высочество наследный принц? — пробует ещё одну попытку неловкую воин, в человеческих чувствах совершенно не умеет разбираться, с трудом удаётся подбирать слова.       Дальше они сидят в тишине, нарушаемой ветром и шумом океана.       Хуа Чэн докуривает табак и небрежно убирает трубку в карман. Уже в доме почистит её. — Ради него вся моя жизнь, — говорит как прописную истину Хуа Чэн и встаёт.       Человек искусства ещё не подозревает, что среди пергаментов, присланных со двора, лежит первое в жизни парня пригласительное письмо от Императора.