Бубновый туз

      — Ох, Эраст Петрович, не с теми вы борьбу начинаете, ох не с теми…       — Я служу тем, кому присягнул.       Мост над мертвенно холодной Яузой слишком тесен для Фандорина и свиты бубновой семёрки. В кармане мундира статского советника бубновая колода, на картах — имена «красных» революционеров или «большевиков». Этот, Аросев, не последний в большевицком движении, и попытка его убить несколько минут назад не увенчалась успехом. Эраст окружён, на той стороне моста его ждут, хоть и семёрка предпринимала попытки запутать жертву.       — Кто туз? — заикание пропало, все мышцы напряжены, готовясь к долгой борьбе, обречённой на бесславное поражение.       — То есть? — богатые усы революционера изогнулись в усмешке.       — Кто предводитель шайки? — рука медленно поползла к распахнутому мундиру, под которым мартовский мороз облизывал миниатюрный револьвер.       Аросев рассмеялся так сильно, что запрокинул голову, дав Эрасту возможность взять оружие и перезарядить его. Одна пуля уже покоилась на дне Яузы во лбу рядового бунтаря. Молоденький парень… По телу Фандорина прошла мелкая дрожь, когда в мыслях снова появились яростные глаза нападавшего.       Они застали его врасплох до смешного просто. Пристрелив фандоринского информатора, они погнали Эраста по набережной и нашли самый удобный мост, чтобы утопить, но не смогли управится с ним сразу и слегка убавили темп, но Фандорин давно понял, что сегодня ему придётся искупаться.       — У нас нет предводителей, — ответил Аросев, наконец отсмеявшись. — Это вы можете служить, как собаки, наше же дело общее. Мы боремся за счастье всего человечества.       — А я борюсь за счастье России, — процедил Фандорин и выстрелил почти в упор.       Кто-то с яростью ударил его по руке, из-за чего пуля угодила в живот Аросева. На Эраста набросились сразу трое и поволокли к краю моста. Парни оказались крепкими, наподобие кузнецов, так что попытки вырваться представляли собой барахтанье умирающей синицы в зубах лиса. Ему завязали руки за спиной, ноги перетянули железными кандалами. Под ногами Фандорина уже была зияющая пустота, когда Аросев криком остановил своих приспешников.       — Я сам, — хрипловато сказал революционер и вышел вперёд.       Семёрка бубнов залезла в карман мундира и бесцеремонно достала оттуда колоду. Эраст тихо зарычал от досады. Перебрав карты, Аросев хмыкнул, передал их товарищу и занялся Фандориным.       — Я считал вас умным человеком, Эраст Петрович. Вы прошли турецкую войну, делая вроде бы благое дело — освобождал славян. Но тут вы, когда начинается борьба с душащим народ режимом, неверным в контексте времени, присягаете императору. Я даже расстроился, честное слово.       — Я служу России и вы для меня, какие бы идеи вы не пропагандировали, её враги, — холодно ответил Фандорин.       Аросев смерил слугу царя высокомерным взглядом, думал плюнуть, но сдержался. Ненависть к этому человеку перешла в снисхождение или даже в жалость.       — Мы не враги, а спасители. Подумайте об этом там, на дне, где вам всегда было и место.       Рука, сжимающая мундир, разжалась и Эраст оказался в объятьях ледяной воды, которая быстро тянула его на дно. Гутаперчивость, полученная после долгих тренировок с Масой, позволила Фандорину перенести руки вперёд, на грудь. Оказалось, что революционеры перевязали ему руки обычной почтовой бечёвкой, которую Эраст не без труда перегрыз, пока его прибивало к бетонному берегу. Воздух стремительно кончался, а тело коченело, счёт переходил на секунды, и Фандорин, сделав над собой неимоверное усилие, вытолкнул себя на поверхность, шумно вдохнув. Руки ныли, всё-таки тяжело было удержать на поверхности отяжелевший мундир и каторжные кандалы, но впереди по течению Эраст с облегчением увидел маленькую пристань, покрытую, блестящим в свете одинокого фонаря, льдом.       Статского советника вынесло к пристани уже в полубессознательном состоянии. Фандорин сложил руки на камень и положил на них голову, закрыв глаза. Виски заиндевели, отчего седина мало того, что стала ещё более заметна, так ещё и перебралась на ресницы.       — Фандорин-сан, вы живы! Я вновь поражаюсь вашей прорицательности!       — Маса… — японская речь подействовала на Эраста воодушевляюще, он даже улыбнулся своему японскому помощнику, который вытянул его на берег и накинул на плечи одеяло.       — И как вы поняли, что вас захотят так страшно умертвить… — суетливо продолжил японец, ведя ослабшего Фандорина к дрожке.       — Улиса Малая Никиткая, дом динадсать, — быстро сказал Маса извозчику по-русски и вновь устремил тревожный с толикой восхищения взгляд на Эраста.       — Империя погибнет, Маса, — голос статского советника дрогнул. — Большевики настроены на однозначную победу. Они убьют царя в ближайшее время, — Фандорин замолчал, вспоминая взрыв на приёме у генерал-губернатора, где погибла почти вся управляющая верхушка Москвы. Эраст до сих пор толком не виделся с новым губернатором, только получал от него письма яростного содержания, приказывающие истребить революционеров. — Это чума. Смерть лишь приведёт к новым заражениям. Нужно закрыть город и уезжать, — Фандорин зажмурился и из его глаз потекли слёзы.       Всё это время Эраст говорил по-японски, так было проще сдерживать усиливающееся заикание и всхлипы.       — Прощай, моя Россия. Прощай и п-прости, — Фандорин сказал это по-русски и шёпотом, после чего закрыл лицо руками и мелко задрожал.