Паук

      Мерное постукивание каблучков под шум легкой музыки уже совсем не привлекало внимание. Распитие алкоголя небольшими глотками перестало привносить изюминку в ничем боле не примечательный вечер, и празднование начинало изводить. Здесь, в дали от веселья, он стоял совершенно одинокий, и, наверное, никому не нужный. Каждый нашел себе спутника, — каждый, но только не он.       Вполне возможно, что на это сказывается его нелюдимость. С каких-то пор долгая жизнь перестала наполняться красками, а скука и одиночество стали ее главной частью. Его утомили церемонии и политика, непрекращающаяся борьба за место под солнцем в, казалось бы, цивилизованном мире, где ему даже негде найти отдушину. Тяжесть ноши на плечах, если признаться ему чистосердечно, осточертела. Даже отдых не позволял ему расслабиться, и только хорошая доза алкоголя, который на него почти не действовал, могла помочь выспаться.       Когда Виктор в последний раз отдыхал? Нормально, по человечески. Дни тянулись долго за нескончаемой кипой бумаг на привычном дубовом столе, с чашкой крепкого кофе на его краю и слабо горящей настольной лампой. Не зря он посадил зрение, работая почти в кромешной темноте. Казалось бы, он — воплощение самой Великобритании, и ему не страшны все проблемы, падающие на род человеческий, но Виктор так себя запустил, что со временем терял свои преимущества, как страны. Стоило только дать отдых телу, душе, и здоровье тут же восстановилось бы, но… Будет он лежать хоть день, хоть два, паршивое настроение никуда не денется, и Виктор лишь утонет в пучинах своего сознания, потому что будет больше не на что отвлечься. Он давно потерял надежды помочь себе.       Шум начинал порядком надоедать. Бросив взгляд алых глаз в толпу, Великобритания оттолкнулся от стены и медленно побрел на балкон, бессовестно избегая встречи со знакомыми. Он даже не помнил, кто из стран присутствовал на сегодняшнем торжестве, но точно знал, что кто-то из Европы да приехал, и несколько стран из Содружества здесь так же присутствовали. Кто бы мог подумать, что на саммите зайдет речь о праздновании нового года? И что местом для проведения праздника окажется его столица — Лондон.       Холодно. Британия ставит бокал с вином на балюстраду, прислоняет ладони к лицу и выдыхает теплый воздух, согреваясь. Стоило сходить за зимним пальто, но возвращаться в душный зал, полный гостей, ему не хотелось. Это неправильно, ведь он, даже если невольный, все же организатор вечера, но Виктору было так тошно, что… Он хотел уйти домой.       — Мистер Тюдор, — Тихий голос звучит за спиной, но Британия не спешит оборачиваться, не желая встречаться взглядами с потревожившей его одиночество страной, — сегодня прохладно, — Даже не видя лица подошедшего, он знал, что на нем расцветает мягкая улыбка.       Тонкие руки ложатся ему на плечи поверх пальто, которое заботливый гость принес на балкон, чтобы Великобритания не замерз, обдуваемый морозным ветерком. Он молчит, сжимая губы, хотя правило хорошего тона требует поблагодарить мужчину, обеспокоенного благополучием Виктора.       — Сегодня прекрасный вечер, не так ли? — Но он и не требует благодарности, не требует и продолжения ненавязчивого диалога, — вы хотели полюбоваться салютом? Я был бы совсем не против насладиться…       Великобритания совсем не слушает, искоса наблюдая за Ноэлем, что искренне восхищался видом ночного города, который в такое время сиял разными огоньками. В его темных глазах отражался их свет, делая зрелище чем-то воистину завораживающим. Он так загляделся, что не сразу заметил, когда их взгляды столкнулись — ему стало не по себе. Виктор неловко отодвинулся, притянул к себе бокал и сделал большой глоток, не беспокоясь о прохладе напитка, который обжег холодом горло.       — Не торопитесь, — Франция, о появлении которого на праздновании он узнал только сейчас, протянул к нему руку и осторожно поправил скатывающееся плечо пальто. От столь заботливого жеста Великобритания оторопел, — вы выглядите нездорово. Все в порядке? — И этот обеспокоенный тон… Как давно они заводили разговор ни о чем? Всё ведь ограничивалось обычными официальными встречами: Великобритания совершенно перестал кого либо подпускать к себе.       — Да, — В горле першит, и даже столь односложный ответ дается ему с трудом. Конечно, он врал сейчас, но Франции не обязательно знать подробности: они друг другу никто.       Кажется, мужчина вздыхает. Даже нахмурившись, оставшись недовольным очевидной ложью, он выглядел слишком прекрасно, с этими его длинными белыми ресницами на фоне темных, почти черных глаз, морозным румянцем на щеках и бледными губами. Франция будто был сотворен богом, и на фоне уставшего, потерявшего тягу к жизни Великобритании, смотрелся чуть ли не как восьмое чудо света. Он хрупок и нежен, хоть ростом всего на пол головы ниже высокого британца: за годы бытия громадной Империей он немало вырос, и этот рост остался с ним даже сейчас, когда от бывших территорий теперь имелся лишь остров. Разве что, Виктор был гораздо шире в плечах, отчего Ноэль казался маленьким, беззащитным и робким рядом с ним. «Очаровательно», — думал Британия, гипнотизируя взглядом собственные руки.       — Не желаете прогуляться? — Вопрос застал Виктора врасплох. Он удивленно распахнул глаза и в неверении взглянул на вполне серьезного француза, у которого в глазах играли чёртики. Отчего-то ему было невозможно отказать.       — Хорошо.       Виктор смотрит на протянутую ему ладонь, как на врага народа. Его взгляд, кажется, был расценен правильно, раз Франция с коротким смешком убрал руку, спрятав ту в кармане куртки. Оказывается, он изменил своему стилю, и начал следовать трендам «молодежи», одеваясь по последней моде. В отличие от него Британия остался верен классике, и на любом мероприятии появлялся в костюме тройке, в начищенных до блеска туфлях, привычно надевая на руки белоснежные перчатки и туго затягивая галстук на шее.       Великобритания мнется, когда им требуется прощаться с гостями. Обычно собранный мужчина сейчас, по воле случая, был совсем рассеян и не желал ни с кем контактировать. Заботливый Франция, видя эту заминку, с удовольствием сам решает проблему, и Британии не приходится ни с кем говорить, когда он позорно сбегает с утомляющего мероприятия, на котором скучному ему совсем не было места.       — Все хорошо? — Снова этот вопрос, и снова Виктор отвечает на него положительно, но на этот раз лишь почти незаметным кивком, — я вам не верю.       Мужчина отводит взгляд, ожидая дальнейших расспросов, но Франция замолкает, и спускается вниз по лестнице. Великобритания, не имея выбора, следует за ним, и такими темпами они выбираются на заснеженную улицу. Белый ковер лишь небольшим слоем накрывал землю, и Британия прекрасно знал, что надолго он не задержится. Красивое, но мимолетное мгновение — иногда он завидовал Канаде, в сугробах которого можно утонуть.       — Вы как ребенок, Виктор, — Франция подходит к нему совсем близко, снова тянет руки, и Великобритания замирает, не зная, чего ожидать. Длинные пальцы сжимают плотную, утеплённую ткань его пальто, сбрасывают с плеч и помогают засунуть руки в рукава. Британии оставалось быть безвольной куклой в его играх с переодеванием, но, что удивительно, он был совсем не против, — можете замёрзнуть.       — Все в порядке, — Неуверенно бросает он, просто лишь бы не утонуть в затянувшемся молчании. Ему неловко.       — Я снимал номер в отеле неподалеку. Для вашего климата сегодня довольно морозно, — Ноэль благоразумно отходит, не желая боле вторгаться в личное пространство Королевства, которое, судя по наблюдениям, он очень ценил, — предлагаю согреться там, раз пребывание в многолюдных местах вам сейчас неприятны.       Неприятны… Все совсем не так — хотел было сказать Британия, да вот только слова застряли поперек горла. И он без каких-либо возражений идет за Францией, медленно, почти шаг в шаг, надеясь насладиться короткой прогулкой и проветрить забитую голову. После алкоголя Виктор становится слишком сговорчивым.       В ненавязчивой тишине становится уютно. На этой улице всегда тихо: они проходят спальный район, где из общественных мест были одни только продуктовые магазины да детские площадки, если их можно так назвать. Виктор слышал лишь хруст снега под их ногами и легкое завывание ветра, а еще, если прислушаться, спокойное дыхание идущего впереди Франции, такого непредсказуемого и очаровательного… От таких мыслей ему здорово хочется ударить себя по щеке.       Загорается зеленый на светофоре для пешеходов — они переходят дорогу, и Франция сообщает, что отель здесь совсем близко. Конечно, Британия знал, ведь все это — часть его самого, что Ноэль должен был прекрасно понимать. Надеялся разбавить тишину? Может быть, и так, а может, просто позабыл о том, что они воплощения, и сейчас хочет почувствовать себя обычным человеком, радуясь любым мелочам. Хотел бы Виктор так же.       Впереди ступени, покрытые плиткой. Они были невысокими, полукругом вели к площадке у главного входа с большими белыми дверями: Британия точно случайно не стукнется о дверной косяк, когда будет заходить внутрь. Они поднимаются наверх, и Виктор беспокойно смотрит на скользкую плитку, на которую не удосужились постелить ковер, чтобы гости не поскользнулись на ровном месте. Вздохнув от досады, он поднимает взгляд на Францию, который рассматривал украшенные гирляндами окна, и только в последний момент замечает, как тот неловко скользит подошвой по последней ступеньке, теряя равновесие.       Сердце у Британии забилось с утроенной силой. Он еле успел вытянуть руки, чтобы поймать неосторожного Ноэля, и чуть не полетел вниз вслед за ним, с трудом удержав равновесие. Виктор дышит загнанно и часто, не понимая веселья Франции, что смеялся, как дите малое, подрагивая в его руках. Мужчина отпустил бы его, но только Ноэль продолжал опираться о широкую грудь. Не подвернул ли его спутник случайно ногу? Нет, не должен был, он же, все-таки, страна.       — Спасибо, Виктор, — Сквозь тихий смех поблагодарил Франция, заглядывая своему спасителю прямо в глаза. Это его заметно смущает.       — Осторожнее, — Сконфуженно бормочет Британия, помогая французу принять устойчивое положение на ногах и без проишествий зайти в холл, где на ресепшене их встретила уставшая сотрудница. Зачем ей работать в праздник?       В номере, что взял Франция, было светло и уютно. Здесь даже стояла небольшая искусственная елочка, украшенная блестящими шарами и мишурой, чтобы создать атмосферу праздника. Виктор с интересом рассматривает интерьер, но виды были не такими уж и необычными, чтобы надолго привлечь внимание. Уже скоро бегать глазами по комнате наскучивает, и он разувается на пороге, оставляя обувь в уголке прихожей. Без разрешения Франции идти дальше он не спешит, терпеливо ждет, пока хозяин номера разденется, и удивляется, когда ловит на себе непонимающий взгляд, будто вопрошающий, почему Британия все еще стоит на пороге.       — Чувствуйте себя, как дома, проходите скорее, — Его лучезарная улыбка способна ослепить. Виктор уже просто не мог смотреть на это лицо, полное энергии и радости.       Королевство слабо кивает, вешает пальто и проходит внутрь, попутно снимая с себя пиджак: в нем было душно. Чувство, как накатывает на тело усталость, вынудило Британию поскорее найти гостиную и сесть на диван, чтобы не запутаться в собственных ногах на глазах у политического партнера, с которым он так старательно налаживал отношения. Конечно, ни о каких чувствах речи и быть не может: на их встречах всегда затрагивались чисто экономические, политические и другие темы, не имеющие связи с их личными жизнями. Великобритания просто не хочет упасть в грязь лицом перед коллегой.       — Я надеялся пригласить Канаду, — За спиной слышится мягкий голос, и Британия оборачивается, ожидаемо встречаясь взглядом с темными глазами, — но в итоге посчитал это лишним, — Ноэль мило наклоняет голову в сторону, и Виктор стремительно отворачивается, сжимая ладони.       Франция всегда был таким, сколько он себя помнил. Не важно, что происходило между ними, при каждой встрече тот вёл себя очень любезно, вежливо, сохраняя свою теплую улыбку, от которой у Британии щемило сердце. И как после того, что происходило между ними, Ноэль все еще способен вот так вести себя по отношению к нему? Британия честно не мог поверить в происходящее, так же, как и в искренность Франции. Но у него не было причин вредить ему: те времена уже давно прошли.       — Виктор, — То, как произнес его имя Ноэль, заставило сердце мужчины замереть на мгновение, — не желаете вместе отпраздновать новый год? Я принесу выпить.       Ему только и остается, что растерянно кивнуть. Что-что, а выпить он был совсем не против, потому что голова снова начинала заполняться ненужными мыслями: ему требовалось забыться, отдохнуть хоть немного. Британия откидывает голову назад, на спинку дивана, смотрит в потолок немигающим взглядом и мысленно считает минуты, чтобы немного отвлечься. Франция же надолго не задерживается, и скоро оказывается рядом, расставляя на столике стопки и бутылку с янтарной жидкостью, определить название которой Британии не удалось по причине, что этикетка с надписью была повернута в другую сторону.       — Это виски. Я посчитал, что нам потребуется что-то покрепче, но если хотите, я могу принести вино.       — Все в порядке.       В этот момент Франция точно подумал что-то вроде: «А знает ли Британия фразы помимо этой?», но мужчина правда не имел понятия, что еще сказать. Чувствуя себя неловко, он толком не мог собрать слова в предложения, что уж говорить о длинных ответах или участии в диалоге. От долгих разговоров у него начинала болеть голова.       — Почему вы согласились устроить празднование в своей столице? — Звонкий стук льда о стекло приглушил голос Ноэля, но не настолько, чтобы Британия не услышал его вопроса.       — Я подумал, что… — Ответ все никак не мог прийти в голову. Он просто согласился, и все, чтобы не объснять причину отказа, чтобы не создавать себе и другим проблем или причин для беспокойства. Но не мог же Виктор ответить именно так?       — Не переживайте, можете не отвечать, если не хотите, — Франция заливает в стакан алкоголь и протягивает его Британии, что неловко обхватывает емкость, случайно соприкасаясь пальцами.       — Я прошу прощения, — Непонятно, за что он извиняется: за неудавшийся ответ или за смущающее прикосновение? Даже Виктор не знал.       Франция вздыхает, устало прикрывая глаза белоснежными ресницами. Он размышлял, почему с Великобританией так сложно. Совершенно не мог понять, отчего тот стал вести себя скованно в компании людей, почему закрылся в себе и начал выглядеть так, будто в любой момент готов упасть в обморок от усталости. Ноэль волновался, да и не только он: многие интересовались состоянием Британии, но последний всегда отмахивался или переводил тему. Ходили слухи, что что-то происходит внутри страны, и ему требуется помощь, только вот гордый Виктор никогда не скажет как есть. Казалось, что он вообще никому не доверял.       — Виктор, — Франция на свой страх и риск протягивает руки вперед, осторожно обхватывая пальцами свободную ладонь Британии, которая оказалась неестественно холодной, — все хорошо, слышите? Вам не стоит так волноваться. Расслабьтесь, иначе, я боюсь, что вы просто не выдержите. Что вас тревожит?       Нежность в его голосе начинала напрягать. Британия не мог трезво мыслить, когда теплые руки касались его. Он чувствовал себя потерянным и беззащитным перед его взглядом, будто раздетым до гола. Королевству совсем не хотелось, чтобы Ноэль смотрел ему в душу, выворачивал ее наизнанку, пытаясь утолить свой интерес.       Чтобы не обидеть, Виктор старается осторожно отстраниться, убирает ладонь, снова трусливо сбегая. Нет, он остается на диване, довольно близко, но так яро закрывает свою душу, что со стороны кажется скованным цепями. Франция хочет его освободить.       — Извините, я поспешил, — Он подавил грустную усмешку и потянулся к алкоголю, делая небольшой глоток. Судя по тому, как тихо вел себя Британия, француз правда немного переборщил.       Затянувшееся молчание перестало беспокоить, как только в голову вдарил алкоголь. Если в первое время Виктор старался соблюдать какие-то правила приличия, то спустя время выключил ограничитель. Он поглощал Виски быстро, так, что Ноэль не успевал наливать. Игнорируя обеспокоенный взгляд Франции, Британия старался достичь состояния опьянения как можно скорее, уже не видя смысла строить из себя святошу. Он так устал думать об этикете, политике, о том, как его видят со стороны, что теперь с удовольствием топил свои чувства в дорогом виски со льдом. Может, потом Великобритания и пожалеет о своем безрассудстве, но это будут проблемы его завтрашнего, а сегодня стоило отпустить всё и просто насладиться тишиной.       Перед глазами у него плывет, и он снимает очки, чтобы потереть веки пальцами. Движения даются с трудом, об ориентации в пространстве уже стоило забыть. Британия даже не обращает внимания, как Франция придерживает его за плечи, чтобы он не упал прямо на столик, не разбил стекло и не нанес себе травму. Сколько же он выпил, раз теперь чувствовал себя в хлам? В глазах двоилось, но Виктор точно насчитал пару пустых бутылок на столе. И Франция позволил ему все это выпить? Если да, то он хотел еще.       — Виктор, хватит, — Только мужчина начитает тянуться за добавкой, строгий голос Ноэля его останавливает, — вы выпили уже достаточно.       — Нет, — Британия мотает головой, но послушно садится обратно, даже не пытаясь спорить, — если тут болит, значит не достаточно, — Он прижимает ладонь к грудной клетке и устало прикрывает глаза. Ему бы отключиться, да только организм все никак не хочет потерять сознание или уснуть, а значит, еще одна бутылка виски ему не повредит.       — Если тут болит, то точно достаточно.       Каким-то образом Франция оказывается перед ним. Он кладет руки ему на грудь и расстёгивает пуговицы темного жилета, на котором почти не было видно пятен от алкоголя. На вопросительный взгляд Британии он отвечает, что тот испачкался, и ему хватает этих объяснений, чтобы позволить Франции и дальше играть в переодевания.       Виктору приходится приподняться, чтобы Ноэль смог снять с него одежду и аккуратно сложить ее на кресле неподалеку. Он наблюдал за его движениями, но особое внимание уделял длинным, тонким пальцам, что из-за его плохого зрения было трудно разглядеть. Это… Разочаровывало. А Франция, даже если заметил на себе его взгляд, решил не реагировать, прекрасно зная, что на пьяную голову что люди, что воплощения могут вести себя странно.       — А теперь пойдемте в кровать, — Франция хочет взять его за руку, помочь подняться, но Виктор не позволяет, дергается и отодвигается, — не упрямьтесь.       — Не хочу, — Британия говорит тихо, недовольно, не собираясь потакать желаниям Ноэля, который, право слово, просто пытался проявить заботу, — вам необязательно присматривать за мной.       — Если я не буду делать этого, вы напьетесь. Вы можете случайно навредить себе, Виктор, — Его теплая рука ложится на прохладную щеку, гладит большим пальцем под веком, а Британия, даже если желал сбежать, оказался в ловушке, когда Франция бессовестно навис над ним, закрывая пути отступления рукой с одной стороны и ногой с другой.       — Что вы делаете? — Он вжимается в спинку дивана, хмуря светлые брови, и не понимает, что ему делать в подобной, очень щекотливой ситуации. Франция был слишком близко, и его это в какой-то степени пугало.       — Хочу помочь вам, — Улыбка расцветает на красивом лице, и Виктор смущенно отводит взгляд, напряженно сглатывая.       — Мне не нужна помощь, — Его рука ложится Франции на плечо, слегка надавливая в осторожной попытке оттолкнуть. Было некомфортно, он не знал, чего стоит ожидать от Ноэля, близость с которым захватывала дух.       — Нужна, Виктор. С каждой нашей встречей вы выглядите все хуже. Я боюсь, что если вы продолжите себя изводить… Вам уже ничего не поможет, — Нежные пальцы Ноэля зарываются в зализанные волосы на затылке, гладят кожу головы и заставляют Британию издать тихий вздох.       — Хватит, Франция, прошу.       На щеках Виктора проявляется бледный румянец, что в светлой комнате было легко разглядеть. Он казался до нельзя смущенным, таким, каким Ноэль его почти никогда не видел. Неужели за прошедшее время Британия стал таким чувствительным? Ему очень хотелось узнать это, даже если он будет против. Только пугать сконфуженного мужчину, который совсем отвык от прикосновений и внимания со стороны, вовсе не входило в его планы. Стоит ли напоминать о том, что было между ними когда-то давно?       — Позвольте мне помочь вам, — Ноэль оказывается так близко к лицу Виктора, что у того спирает дыхание. Он торопится закрыть лицо руками от смущения, что оседало на щеках ярко-красным румянцем.       — Ноэль… Ноэль, прекрати, — Его голос звучит так тихо и жалобливо, что Франции становится его жаль.       Британия выглядит слишком мило — Ноэль забывает, как дышать. Его хочется трогать везде, целовать то тут, то там, реагировать на каждую его просьбу и сделать все, чтобы он стал счастливым. Франция всегда считал, что его Вики заслуживает большего, но не мог понять, что именно ему нужно, чтобы тот смог почувствовать себя лучше. Ему оставалось только прощупывать лед и действовать интуитивно, наблюдать и изучать, пока не узнает, как осчастливить любимое воплощение.       Слыша повторающуюся просьбу прекратить, Ноэль сосредотачивает свое внимание на полном растерянности лице, долго разглядывает дрожащие ресницы и складки меж сведенных к переносице бровей. Он тянет пальцы к его лбу, разглаживает морщинки и целует кожу, надеясь, что Виктор сможет расслабиться.       — Вы так давно не произносили моего имени. Я скучал, Вики, — Ничего не заставит его остановиться в тот миг, когда Британия, такой нежный и доступный, сидит в его номере и поддаётся его прикосновениям. Тело, давно не знавшее ласки, откликалось на тепло рук, и Франции этого было достаточно, чтобы счесть за согласие.       У Великобритании просто отключается мозг. Он открывает глаза, смотрит на улыбающееся лицо и теряет связь с реальностью, когда влажные уста касаются краюшка его губ. Виктор отчаянно вздыхает, прижимая руки к груди, и со стороны выглядит загнанным в угол котенком, которого вот-вот должны были съесть злые собаки. Он не может противиться осторожным прикосновениям, нежному голосу и особенно этому томному взгляду, от которого кружилась голова. Если Франция продолжит в том же духе, то он… Он…       — Ох… — Виктор сладко выдыхает. Его уха касаются губы, оставляя легкий поцелуй, холодящий кожу в месте соприкосновения. Закрывая глаза, он сжимает руки на расстёгнутой рубашке Франции, которая накрывала водолазку с высоким горлом, — Ноэль, то, что ты делаешь… Это…       — Неправильно? Так можно было сказать раньше, но не сейчас. Но даже тогда нам ничего не мешало делать это. Почему вы так волнуетесь? — Снова легкий поцелуй ложится на поалевший кончик уха, и Британия не может сдержать тихого стона.       Ноэль остается доволен собой. Он так хочет доставить возлюбленному удовольствие, что не может противиться этому желанию. Его руки, помня все места, от прикосновений к которым Виктор млел, шарили по сильному телу, оглаживая ключицы, грудь, талию и живот. Британия выгибался ему на встречу, зажимая рот тыльной стороной ладони. Влажные ресницы на его глазах трепетали, и Ноэль спешил сцеловать с них слезинки, чтобы не видеть, как они пачкают алые щеки.       — Все хорошо, Виктор, все хорошо, — Нежный голос успокаивает, но Британия не может разжать руки, которые натягивали ткань до треска. Он не был готов к таким поворотам судьбы, и в какой-то мере жалел, что согласился на эту прогулку. Теперь он у Франции, как на ладони, и был открыт перед ним, как никогда. Он не хотел, чтобы ему заглядывали в душу, чтобы нашли то спрятанное в нем, что могло сильно разочаровать других. Виктору страшно.       Чувствуя дрожь тела, Ноэль останавливается, кладет руки на прохладные щеки и заставляет повернуть голову к себе, чтобы увидеть наполненное несчастьем лицо. Сердце от вида такого Британии сжимается, и он обнимает его за шею, заставляя прижаться лицом к своей груди. Бормоча что-то ободряющее, Ноэль гладил его по голове, ловя слухом каждый всхлип и вздох. Виктор старался быть тихим, но полностью сдержаться не мог.       — Не бойтесь. Нельзя держать эмоции в себе, иначе они разрушат вас изнутри. Поплачьте, я никому об этом не скажу. Здесь только вы и я, Вики, правда, не нужно бояться.       Это становится спусковым крючком, и комната заполняется рыданиями одного пьяного мужчины, который, словно ребенок, вжимался в грудь Ноэля, оставляя на его одежде темные разводы. Он будет жалеть об этом, когда протрезвеет, попросит Францию обо всем забыть, постарается оборвать с ним контакты и никогда больше не встречаться без необходимости. Это унизительно — рыдать в чью-то грудь и слушать утешающую речь, ощущать мягкие поглаживания по голове и оказаться в теплых объятиях. Больше ему не убежать, не скрыться, ведь Франция видел то, что Британия не мог позволить видеть никому.       Ему сложно и больно. Мир казался для него серым, безжизненным, наполненным одной болью и разочарованием. Виктор и подумать не мог, что такой недуг настигнет его на старости лет: раньше ведь все было хорошо. Он был полон амбиций и надежд, готов к великим свершениям и не потерял пыл даже после тяжелых мировых войн, потери колоний и экономического кризиса. Но что изменилось? В какой момент в нем потухла эта искра жизни, которая заставляла его двигаться вперед? К сожалению, воплощения не лишены эмоций, и их психика так же уязвима, как и человеческая. Что-то в его голове сломалось, но Великобритания не спешил лечиться, отчего его состояние только усугублялось. Помощь ему больше не нужна: лучше бы его просто оставили в покое.       Рыдания выжали из него все соки. Когда он выплакал все, что только мог, в нем осталась зиять глубокая, пустая дыра, и все чувства будто растворились. Однако плечи всё еще продолжали дрожать, и только руки Ноэля успокаивали эту дрожь, гладя и сжимая напряженные мышцы. Удивительно, что он еще не устал от этого. Разве можно так долго сидеть и успокаивать трёхсотлетнюю страну, которая пережила слишком много, чтобы сейчас вести себя, как ребенок, и рыдать в чужих объятиях? Разве это не выглядит жалко?       Британия отстраняется, падает на спинку дивана и пустым взглядом смотрит в потолок, хотя свет начинал напрягать. Франция встаёт и куда-то уходит, и совсем скоро в комнате становится темно. Одни только гирлянды переливались разными цветами, медленно сменяя сине-зелёный на жёлто-красный и обратно. Слышится шорох одежды: это Ноэль сел к нему на колени и обхватил лицо руками, стирая остаток влаги на щеках. Виктор приподнимает голову, смотрит в темные глаза, в которых отражались блики от свечения цветных огоньков. Не совладав с собой, Франция вжимает Виктора в диван, прижимается лбом к его лбу и немного наклоняется, чтобы вжаться в обветренные губы так сильно, как только может.       Виктор не реагирует, лишь разглядывает лицо напротив из-под ресниц. Чувствуя усталость, он с трудом поднимает руки, чтобы обнять старательно вылизывающего его губы француза за шею, зарыться пальцами в волосы на затылке и покрепче прижать к себе. Британия приоткрывает рот, позволяя проскользнуть внутрь языком, и лениво отвечает на поцелуй, когда как Франция, соскучившийся за этими сладкими мгновениями, действовал резко, напирал до такой степени, что Виктор забывал, как дышать. Если так продолжится, то они не смогут остановиться и дойдут до конца, но сейчас Британия не был так против, как недавно. Ничего страшного не случится, если это произойдет, так чего бояться?       Утопая в глубоком поцелуе, Франция с трудом находит пуговицы на рубашке и дрожащими пальцами вынимает их из петелек. Закончив, руки начинают нетерпеливо шарить по сильному телу, выбивая из его владельца тяжелые выдохи. Он незаметно закатывал глаза, когда пальцы сжимали светлые соски, сдавливали пресс ниже пупка и гладили ребра. Дрожь проходила по коже электрическим импульсом, и в его руках Британии только и оставалось, что отдаться, позволяя трогать себя где только будет угодно.       — Расслабься, Брити, расслабься. Тебе ничего не нужно делать, я сам, я всё сам, — Каким-то образом они полностью перешли на «ты», и так было куда легче, чем если бы они продолжали сохранять напускную вежливость в такой-то момент.       Великобритания, очарованный чуть охрипшим голосом, слабо кивает, и тут же оказывается в крепких объятиях, вновь вжатый в спинку дивана и оказавшийся в захвате влажных губ, нетерпеливо выцеловывающих его лицо. Они переплетают пальцы, продолжая целоваться, и чувствуют, как накатывает возбуждение, как раскаляется воздух между ними. На этом диване было неудобно, но тот жар, что заполнил комнату и их тела, нивелировал атмосферу не самой подходящей обстановки. И, честно, в таком состоянии им совершенно не хотелось идти до спальни.       Франция кажется изголодавшимся зверем, ведь то, с каким остервенением он оставляет алые следы на его бледной коже, выглядят как попытки животного пометить свою добычу. Британия не может сопротивляться этому напору, с трудом сдерживает сладкие вздохи и стоны, но пьяная голова уже почти не контролирует тело, и с каждым поцелуем ему становится все труднее держать себя в руках. Вся кровь в какой-то момент будто оседает внизу, внутри живота начинается настоящий пожар, и он жалобливо скулит, слабо приподнимая бедра, чтобы его спасли из разбушевавшегося пламени. Но он не подумал, что это плохая идея — просить о помощи того, кто устроил поджог.       Все равно на мгновение становится легче. Слышится звук расстёгнутой ширинки; звякнула бляшка ремня, и Виктор издал облегченный вздох, расплывшись на диване довольной лужицей. Франция коротко смеётся, целует незащищённую шею и бессовестно забирается рукой под резинку белья, сжимая пальцами мокрую головку. Британию всего передёргивает, и он сжимает зубы, чтобы не застонать как девственник, которого впервые касается девушка. Столько времени воздержания заметно повлияло на него, и Виктор точно знал, что такими темпами долго не протянет. Будет стыдно, если он достигнет пика меньше, чем за минуту, отчего прямо сейчас был готов прекратить, по привычке трусливо сбежать, чтобы не нести ответственность. Франция его вовремя останавливает.       — Не сдерживайся, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, поэтому тебе не нужно стыдиться своей реакции. Забудь о том, кто ты и сколько тебе лет, забудь о своей должности и ответственности, которую ты несёшь на своих плечах. Хватит волноваться обо всем подряд, хотя бы сейчас. Доверься мне, я не обижу.       — Не говори со мной, как с несмышлёным ребенком, — От смущения Виктор готов лезть на стены, или провалиться сквозь землю, чтобы не чувствовать себя так, как чувствует сейчас. И не сказать, что эти эмоции были отрицательными, скорее, очень непривычными, ведь он давно не испытывал чего-то, кроме усталости, безразличия и раздражения.       — Прости. Я просто хочу, чтобы ты мне доверился.       У Британии совсем ничего не получается ответить, потому что рука внизу вновь зашевелилась, сжалась вокруг ствола и медленно задвигалась вверх-вниз, выбивая из него новые выдохи. Наклонив голову, он уставился на спрятавшуюся под бельем ладонь и зарделся, пряча лицо за сгибом локтя. С него стягивают белье, приподнявшись с колен, и убирают его вместе с брюками в сторону, только теперь совершенно небрежно, ведь отвлекаться в такой ответственный момент было нельзя. Таким образом Виктор предстает перед взглядом темных глаз полностью обнажённым, разве что с не снятыми носками, которые поддерживались на ногах подтяжками — Франции это чертовски нравилось. Снимать он их с Британии не собирался, только если тот сам не попросит, но Вики был слишком смущен, чтобы думать о чем-то, кроме сжимающих его член пальцах.       — Вам не холодно, mon amour? — Слишком соблазнительно звучала эта картавая «r», отчего Британия не сразу смог понять смысл сказанной фразы, а когда понял, даже не смог внятно ответить на вопрос.       — Любовь? — Неуверенно переспрашивает, не веря в услышанное. Какая любовь? Это было так давно, что казалось неправдой, какой-то придуманной сказкой со счастливым концом, хотя таковым его назвать было нельзя. Когда-то Виктор был рад услышать это нежное обращение к себе, но сейчас… Боже, это в какой-то мере пугало: он не готов к чувствам.       — Mon amour, — Повторяет Ноэль ласковым голосом, и не позволяя Британии что-то на это ответить, целует приоткрывшиеся губы, ловя каждый срывающийся с них стон. Если Виктору вдруг станет неприятно, Франция сможет себя перебороть и остановиться, но видя, как он стремится получить больше внимания, не видел смысла сдерживать свои желания, — Je t'aime.       — Нет, Франция, нет, — Виктор не хотел. Он не готов, нет. Ему не нужны эти чувства. Он знал, что в итоге Ноэль разочаруется в нем, как тогда, и снова между ними образуется огромная пропасть. Британия в отношениях чаще всего оставался безучастным, не мог нормально проявить свои чувства. Он не желал, чтобы жизнерадостный Франция стал несчастным рядом с ним.       — Я не прошу тебя отвечать на мои чувства. Я просто делаю то, что желает моя эгоистичная душа. Ты не обязан потакать моим желаниям.       Британия молчит, отвернувшись от Франции, который доказывал, будто Виктор ему ничего не должен. Почему? Зачем Ноэль стремится донести до него свои чувства, зная, что результата не будет? Разве он не понимает, что он снова его разочарует, оставит рану на сердце? Как можно любить такого эгоиста, как он?       Только вот они оба такие       — Хватит думать о плохом. Сосредоточься на мне, — Длинные пальцы обхватывают гладкий подбородок и поворачивают голову Виктора, заставляя посмотреть глаза в глаза, — на моих прикосновениях и моем голосе. Ты прекрасен, Виктор, и ничто не изменит моего мнения. Я слишком долго тебя знаю, чтобы сомневаться в своих суждениях. Не пытайся меня переубедить.       И Виктор слабо кивает, не находя сил на споры. Какая разница, если ничего уже не изменишь? Франция никогда не отступит от своего, а значит, он уже по уши увяз в паутине этого заботливого паука, который никогда его не съест, но будет изводить излишним вниманием и гиперопекой. Британия ведь тоже его знал на протяжении долгих лет, и со временем он не так сильно изменился.       Новый стон разносится по комнате, когда Франция вновь начинает уделять внимание чувствительным местам. Ощущение поцелуев на груди было слишком приятным, чтобы не реагировать на него. Ноэль точно помнил, как доставить ему удовольствие, потому Британия млел от любых его касаний. И если ладонь касалась головки, растирая по ней предсемянную жидкость, он выгибался ему на встречу, неразборчиво что-то шепча умоляющим тоном: явно требовал большего.       Движения резко ускоряются, и его передёргивает. Виктор судорожно дышит, прижатый к дивану силой, которая не соответствовала хрупкому телосложению француза. Его тело выцеловывали везде, до куда только могли дотянуться, и с каким-то маниакальным удовольствием вылизывали набухшие горошины сосков, оставляя там же легкие укусы, добавляющие некоторой пикантности. Тяжелое дыхание сопровождается пошлым хлюпаньем, и они снова целуются, только теперь по инициативе Королевства, который резко притянул к себе Ноэля, сжав волосы на его затылке. Языки сплетаются в жарком танце, в порыве страсти они случайно сталкиваются зубами, но не спешат отрываться друг от друга, стараясь проникнуть глубже, вспомнить каждое, когда-то уже исследованное местечко, и запечатлить этот вкус виски в памяти, запомнить как что-то приятное и нежное. Британии просто необходимы такие воспоминания.       Грубые руки стаскивают с француза его рубашку, забираются под темную ткань водолазки и сжимаются на талии. Ощущать тепло кожи под пальцами было слишком приятно, чтобы отрываться из-за вспыхнувшего стыда. Он щупает и гладит мягкий животик, обводит тазобедренные косточки и с удовольствием ловит губами стон, который издает Ноэль, не ожидавший, что Британия что-то предпримет. Брать инициативу в свои руки он не желал, но даже сейчас оставаться безучастным не мог.       — Я скучал по твоим рукам, — Шепчет Ноэль, оторвавшись от припухших губ, — по твоему голосу и устам. Ты невероятен, Вики.       — Прекрати смущать меня.       Франция улыбается, мотая головой, давая понять, что просьба Британии не будет выполнена. Уж слишком ему нравился вид покрасневшего лица, томно прикрытые ресницами глаза и это тяжелое дыхание, которое постепенно перерастало в глухие стоны. Ноэль старался ни один не пропустить, ловил эти прелестные звуки губами и всё продолжал изводить, не позволяя Виктору достигнуть пика. В те самые моменты, когда Британии казалось, что вот-вот, и он изольётся прямо в руку француза, этот самый француз останавливался, убирал ладонь и наглаживал напряженный живот. Он был готов взвыть, когда Ноэль в очередной раз отстранился в тот момент, когда оргазм вот-вот мог ударить молнией по телу.       — Франция, господи, — Виктор закрывает лицо рукой, почти всхлипывает, потому что кончить хотелось неимоверно. Внизу живота уже болело, скручивало спазмами, а Ноэль все издевался, выводя Британию из себя.       — Что такое, милый? — Говорит и улыбается, как чертенок. Слишком очаровательно, чтобы Королевство мог позволить себе сорваться на него.       — Мне больно.       Ноэль тут же зашевелился, взволнованно убирая руки Британии с его лица. Он хватает его за щеки, заглядывает в глаза и шёпотом спрашивает, где у него болит. Виктору приходится смущенно объяснить, где и почему — от его вида Франция чуть не заливается смехом. Разве можно выглядеть таким невинным в подобной ситуации? Нет, только Британия так может, честное слово. Никто бы не подумал, что пьяным он окажется таким скромным, нежным и невероятно сладким на вкус. И если любить не его, то кого тогда? Кажется, в этот миг для Ноэля все потеряло значение, кроме чувств к закрывшемуся в себе воплощению и желания ему помочь.       Страстным поцелуем Франция впивается в сильную шею, оставляя за собой алеющий след, и мокрой дорожкой опускается от ключиц к животу, попутно соскальзывая с колен Британии, прямо на ковер, садясь между чужих ног. Он выцеловывает тазобедренные косточки, слабо кусает кожицу и с удовольствием прислушивается к тихим стонам, готовый сделать всё, чтобы Виктор почувствовал себя еще лучше.       Пальцы хватаются за подколенные чашечки, и с небольшим усилием француз поднимает длинные ноги, почти прижимая те коленями к широким плечам. Британия издает удивленный вздох, нервно вцепившись в чужие руки, не зная, чего и ожидать. Ноэль стремится успокоить, целует алую щеку и падает на колени, поднимая взгляд. Они сталкиваются глазами, и, честное слово, Виктор чуть позорно не пачкает свой живот семенем, потому что то, как посмотрел на него Франция, было слишком завораживающе: слишком много чувств в одном только взгляде.       Снова Ноэль дарит ему свою улыбку, прежде чем прильнуть губами к ягодице. Не зная, какой реакции стоит ожидать, он действует медленно и аккуратно, ища границы дозволенного. Виктор же молчит, лишь дышит загнанно и затыкает рот ладонью, чтобы не дай бог показать, насколько ему все это доставляло. Язык Франции, такой горячий и мокрый, скользнул меж ягодиц, прижался к напряжённому отверстию и поспешил наверх, к мошонке, пока вскоре не добрался до самого верха. Губы обхватили головку, и голова двинулась вперед, позволив твёрдому члену скользнуть в глубинку рта. У Британии от такого заиграли искры перед глазами, и он вцепился в белые волосы, но надавить себе не позволил, боясь, что Франция может подавиться.       Ноэль не может взять до конца, останавливается где-то на середине, но надолго не задерживается и вскоре отстраняется, чтобы взглянуть на Виктора. По его виду было предельно ясно, что ему все нравилось, и Франция наконец понял, что сейчас ему уже ничего не смогут запретить.       — Сможешь подержать свои ноги? — Просит Ноэль, и Виктор с задержкой кивает, обнимая каждую ногу рукой, — ты такой молодец. В благодарность Франция нежно целует чужое бедро, и спешит обхватить член рукой, чтобы помочь Британии немного отвлечься. Он запрокидывает голову и тихо стонет, а Ноэль в это время старательно сосет свои пальцы, чтобы хорошенько смазать слюной. Местечко меж ягодиц на прикосновение реагирует дрожью, и Виктор тихо мычит, может протестующе, а может, в нетерпении. Он уже так хотел кончить, что был рад любым методам.       Придерживая горячий ствол за основание, Ноэль вбирает его в рот на половину, а пальцами продолжает гладить сморщенную кожицу, чтобы мышцы расслабились и позволили проникнуть внутрь. Слюна за это время успевает высохнуть, и Франции приходится отстраниться, чтобы вновь смазать фаланги. Разочарованный вздох Виктора вынуждает его скорее вернуться к делу.       Британии становится слишком жарко. Инородный предмет, проникнувший внутрь, вызывал странные ощущения, но боли не было. Здорово отвлекало от непривычного чувства наполненности движение губ по чувствительному органу — стоны сдержать было невозможно. Он закатывал глаза, царапая ногтями собственные ноги, дрожал и выгибался навстречу жарким прикосновениям, от которых кружило голову. Виктор даже не заметил, когда стал насаживаться на пальцы и подкидывать бедра навстречу узкому горлу, хотя в такой позе двигаться было несколько затруднительно. Перед глазами играли искры, в них то темнело то начинало сверкать красками, и он терял связь с реальностью, когда внутри что-то реагировало на движения пальцев яркой вспышкой удовольствия.       Все заканчивается тогда, когда за окном вспыхивает салют. Виктор вскрикивает, и его трясет так сильно, что он не может контролировать свое тело. Франция отстраниться не успевает, и белесая жидкость попадает ему на язык, пачкая еще и подбородок. Прикрывая глаза, Ноэль слизывает остаток спермы, и Британия расслабляется, отпуская ноги из захвата рук. Он умиротворенно смотрит в окно, наблюдая, как взрывается на улице салют, и почти засыпает, пока неожиданно не оказывается в тёплых объятиях, не ответить на которые было просто невозможно. Франция вжимается в него с силой, горячо дышит в шею, и Виктор лениво целует его висок, оставляя, как небольшую благодарность за подаренное удовольствие.       — Никогда не думал, что отпраздную этот новый год так.       — Но тебе же понравилось? — С надеждой спрашивает он возлюбленного.       — Понравилось, — И Виктор не может отватить иначе, потому что соврал бы, а в придачу обидел ласкового француза, у которого вопрос любви всегда стоял на первом месте.       Франция не сдерживает довольной улыбки, и лезет целоваться, позабыв о том, что недавно побывало в его рту. Но Британия был не против, хотя от горечи все же сморщился, только отстраняться не стал, лишь крепче прижал к себе.       Кто бы мог подумать, что начало нового года для Виктора станет таким запоминающимся, ведь даже алкоголь не сможет заставить его забыть те чувства, которые он испытал, оказавшись в руках этой очаровательной страны.       — Je t'aime, — Шепчет Ноэль, и Виктор обнимает его крепче, зарываясь носом во влажные от пота волосы, — mon Victor.       — И мне уже никуда не деться, да?       — Oui, — Он смеется, и в груди у Великобритании теплеет, — идём в кровать.       — Ты хочешь продолжить?       — Нет, я хочу спать. Но если ты не против…

***

      На улице светает, и рассеянный свет озаряет заснеженные улицы, на которых было совсем безлюдно. Выходной сегодня был у всех, и никто не стремился выходить из дома, желая уделить время обеденному сну. На часах уже за полдень, но в номере отеля все еще царила тишина. Две страны, укутавшись в одеяло, мирно сопели в объятиях друг друга, пока одна из них не открыла глаза, встретившись с пробившимися сквозь тяжёлые тучи лучами солнца.       Ноэль нахмурился, пряча лицо в сгибе локтя. Вставать не хотелось совсем, но необходимость принять водные процедуры заставила его выбраться из приятных объятий и встать босыми ногами на приятный ворс ковра, чтобы проследовать в душ.       Следом просыпается и Британия, потерявший свою подушку для обниманий и совершенно точно негодующий от этого. Попытка встать оборачивается резкой болью в голове, и он тут же падает обратно в объятия мягкой постели, пряча лицо в тяжелом одеяле. В отличие от Франции, о душе он совсем не думал: мысли его были чисты, а душа спокойна. Тело и мозг хорошо отдохнули за эту ночь, и несмотря на головную боль, чувствовал себя Виктор относительно прекрасно — это казалось сном.       Слуха достигает шум воды за стеной, и, не поборов любопытство, он садится на кровати, взглядом ища свою одежду. К сожалению, ничего подобного поблизости не оказалось, и ему пришлось укутаться в розовый плед, оказавшийся в одном из ящиков, где он искал хоть что-то, чем можно прикрыться.       Ванная комната оказывается не запертой, и Виктор легко входит внутрь, не сразу замечая мутный силуэт за дверцами душевой кабинки. И только тогда, когда она приоткрывается, а из-за нее выглядывает Франция, заинтересованный источником звука, у Британии щелкает в голове и он стремительно отворачивается, покрепче сжимая руки на пледе, лишь бы тот случайно не соскользнул с плечь.       — Британия, — Голос, полный нежности, звучит за спиной, и Виктор, не выдержавший собственных эмоций, быстрым шагом выходит из ванной и громко хлопает дверью. Ноэль на это реагирует тихим смешком.       Далеко ему сбежать не удается, и вскоре его настигают мокрые руки, крепко стискивающие в своих объятиях. Мужчина замирает, словно старается притвориться мертвым, но Ноэлю это не мешает расцеловать покрасневшую шею и уши. Франция снова заманил его в свою паутину, и пока отпускать не собирался, будто на коротком поводке держал. Британию тактильность француза напрягала, и он поспешил выпутаться из кольца рук, пока не готовый к такому проявлению чувств. На трезвую голову все было совсем по другому.       — Франция, я… Нам нужно поговорить, — Виктор делает шаг назад, кутаясь в плед, будто стараясь от чего-то защититься. Или от кого-то.       — Вики, прими сначала душ, — Франция сокращает расстояние между ними и щелкает смущённого Британию по носу, чтобы он им не клювал, — а потом будем говорить, сколько угодно.       — Нет, это нужно сделать сейчас, — Он решительно хватает Ноэля за руку, отстраняя от своего лица, и садится на кровать, думая, с чего начать.       Отношения… Виктор к ним не готов, только не сейчас. Он помнил, как они начинались. Конфетно-букетный период продлился недолго, ссоры стали частым событием в их совместной жизни, а война и необходимая жестокость разделили их мир на «до» и «после».       Страдали все, и в мире, полном горечи, не было места любви. Проблемы заставили их забыть друг о друге почти как о страшном сне. Британия думал, что давно похоронил эти воспоминания, оставил надежды и больше не будет мечтать о счастливом конце. Но, раз он согласился сначала уйти с мероприятия, а потом и зайти ко Франции в номер, в нем все еще осталась та искра, когда-то зажегшая большой огонь.       Только без топлива он быстро потух.       — Виктор… Прошу, не говори, что ты считаешь произошедшее между нами ошибкой, — Будто не зная гордости, Франция падает перед Королевством на колени и хватает за руки, отчего плед все-таки скатывается с плеч, открывая вид на зацелованную грудь.       Британия торопится одернуть ладони и вновь укутаться в одеяло, сильно стыдясь наготы. Франции же на это было плевать с высокой колокольни: его больше волновало то, о чем хотел поговорить Виктор, и почему он смотрел на него как… Как на глупого ребенка, который еще ничего в этой жизни не понимает, да с таким сожалением, будто вот-вот готов разбить ему сердце.       — Мне жаль, — Он сжимает кулаки, наблюдая за тем, как наполняется отчаянием лицо Ноэля, как дрожат его губы и опускаются руки, — мне правда жаль. Я не думал, что все дойдет до такого. Я не желал тебя обидеть, воспользоваться тобой — нет, вовсе нет.       — Виктор… — Франция не плачет, он тоже умеет держать эмоции при себе, но по его лицу и так все было понятно, — что не так? Почему ты отказываешься от всего, что я могу тебе предложить? Разве нам не было хорошо вместе?       — Это был просто секс! — Он повысил голос, и тут же пожалел об этом, когда Ноэль вздрогнул, — мы были пьяны. Я не хочу связывать тебя обязательствами, будто ты напоил меня и принудил к чему-то. Тебе не нужно беспокоиться из-за такого, как я.       — Ты ранишь меня, Британия. Прошу, не говори так о том, что было. Я не был пьян, и, да, я воспользовался твоим положением, но, — Ноэль снова хватает его за руки, только теперь держит так крепко, как только может, чтобы Виктор ни в коем случае не вырвался, — тебе понравилось. Ты сам тянулся ко мне, Вики, и я, — он целует костяшки его пальцев, прижимается щекой к тыльной стороне ладони и закрывает глаза, — так хотел сделать тебе приятно, что совсем потерял контроль. Я люблю тебя, Виктор, правда люблю. Ты заслуживаешь большего, так почему ты так думаешь о себе?       Великобритания не отвечает. Он тихо смотрит на этого мужчину сверху вниз и мысленно считает до десяти, чтобы прийти в себя. Все это напоминало ему дешёвую драму, в которой причиной всех бед являлся именно он, несносный и глупый в вопросах любви. Виктор не хотел делать Франции больно, но благоразумно считал, что если он позволит ему остаться рядом, то обязательно ранит, случайно или специально — не так важно.       — Потому что я помню, как мы расстались.       И это разбило Британии сердце. Он злился из-за своей глупой привязанности, и пообещал себе, что больше никогда ничего не почувствует к навязчивому французу, совершенно не знающему личных границ. Не сработало. Теперь он снова здесь.       — Почему ты вспоминаешь об этом?! Прошло уже столько времени, Британия, и мы изменились. В тебе не осталось той жестокости и злости, Вики. Сейчас я вижу перед собой самое доброе и светлое существо, что запуталось в себе и в людях. Я знаю, ты боишься показать то, что кроется внутри тебя, боишься оказаться преданным, — Франция приподнимается и обхватывает руками щеки Виктора, осторожно притягивая к себе его лицо, — боишься разочаровать людей вокруг. Даже бывшим Империям свойственно ошибаться, — И мягко касается губами чужих губ, медленно смакуя поцелуй, на который не получает ответа.       — Нет, это ты запутался. Запутался в чувствах, запутался в том, что видишь перед собой. Я не…       И, черт возьми, Франция просто его затыкает, крепко вцепившись поцелуем в его уста, грубо протолкнув язык и заставив принять себя целиком и полностью. Он не реагирует на больно сжавшиеся на плечах руки, пытающиеся его оттолкнуть, и напирает так, что у Британии заканчивается кислород. Ему тяжело дышать через нос, и в какой-то момент он вообще забывает, как это делать. Комната темнеет, и весь мир его превращается в те самые глаза, что сейчас казались чернее ночи. Поцелуй сносит крышу, и Виктор, не в силах это выносить, впускает пятерню в мокрые волосы, поддаваясь, сдаваясь под напором и широко раскрывая рот, чтобы подстроиться под жаркие движения чужого языка внутри и ответить чуть медленнее, ленивее.       Они тяжело дышат, когда отстраняются друг от друга, но Франция не унимается, снова утягивая в поцелуй, от которого у Виктора закатываются глаза. Губы не ограничиваются ртом, целуют щеки и нос, оставляют мокрые следы на шее и ключицах, доводят до беспомощных стонов. Британия был заведомо сильнее, но силы духа оттолкнуть активного Ноэля у него не хватало, и он терпел-терпел-терпел, терпел до того момента, пока француз обессиленно не упал на его грудь, крепко переплетая пальцы с обеими его руками.       Этот демон всегда знал, как его контролировать.       — Не убегай от меня, пожалуйста, — Франция в отчаянии. Он не хочет отпускать Виктора, которого так давно хотел вернуть в свою жизнь. Ноэль — однолюб, и меняя партнёров, он никогда не мог почувствовать того же, что чувствовал с любимым британцем.       — Паук замотал жертву в паутину, — Хриплый голос Британии звучит безжизненно и сухо. Он снова чувствовал себя обязанным, разбитым и связанным по рукам. Франция не даст ему свободы, но он никогда не сможет решиться на побег, даже имея возможность. Потому что просто не захочет, — и больше никогда не отпустит.       — Je t'aime.       Молчание затягивается.       — Je sais.       Только так, и никак по другому.       «Лжец»