✕ ✕ ✕
Самым горьким было то, что он даже не понял, в какой момент совершил ошибку и какое острое слово провело смертельную черту по его шее. Отец говорил о необходимости рано или поздно выдать его замуж, сколько Петя себя помнил. Наверное, еще живя в утробе матери, он должен был слышать вдалеке: «Если родится омега, мы непременно подберем ему самую выгодную партию. Представляешь, как будет удачно, если породнимся с королевством Константина!» Или чьего угодно еще. Когда разговоры об этом зашли всерьез — сразу с его пятнадцатилетия, — Петя твердо сказал, что еще не готов выходить замуж. Отец только отмахнулся и уже через несколько дней стал принимать в гости женихов со всей округи. Еще через год — со всего материка, и вот, наконец, со всего света. Петя плакал, злился, морил себя голодом и грозился уехать к сестре за море. Отец продолжал от него отмахиваться, уверенный, что с возрастом всё пройдет. Тогда Петя сделал вид, что согласен, но предупредил, что выбирать жениха будет по всей строгости. Поначалу робким шепотом на ухо матери, а затем — высокомерно и во всеуслышанье, Петя насмехался над каждым, кто представал перед ним. И с каждым женихом он всё меньше стеснялся в выражениях. — Да он же толстый, как винный бочонок! — Да он же высокий и тонкий, как швабра! — Весь красный, как свёкла! Или вы так смущены моим видом? Лучше бы постеснялись выходить на улицу в таких уродливых туфлях! — А у этого подбородок, как клюв у дрозда! — Слишком бледный! — Да он же воняет тухлой рыбой! — Что у него на голове? Кудрявый, как баран! Тот, кому были адресованы эти слова, в отличие от многих не выглядел обиженным. Напротив, он вдруг улыбнулся насмешливо, как будто этого и ожидал. Петя даже растерялся и решил прибавить: — Может, упростим молодому человеку задачу? Эй, вы там! Принесите сюда ножницы, которыми состригают овечье руно. — Пётр! — возмутился отец, хотя давно перестал пытаться его усмирить. Отвергнутый жених, впрочем, всё ещё не казался обиженным. Он улыбнулся еще шире и сказал королю: — Не тревожьтесь, Ваше величество. Если Его высочеству так будет угодно, он может лично отстричь мне волосы. Но при условии, что согласится после выйти за меня. Петя даже растерялся от такой наглости и — если говорить совсем откровенно — впервые за долгое время смутился. Стоящий перед ним человек был выше, намного шире в плечах, и он был альфой, который глядел на него с веселым вызовом. Принесли ножницы, почему-то водрузив их на красную бархатную подушку, и сунули Пете под бок. Представив на секунду, что незнакомый альфа окажется так близко к нему, и что Петя коснется его волос и кожи, пусть даже с острыми лезвиями в руке, он отшатнулся так, словно прикосновение мягкой ткани его обожгло. В последний раз посмотрел на того, чье имя даже не запомнил, и отвернулся от него, вздернув нос. — Слишком много чести. Пригласите следующего гостя! — Ну это мы еще поглядим, кисонька, — отозвался альфа так тихо и таким низким голосом, что Петю разом бросило в жар и в холод. Он так и не посмотрел больше на этого человека, но до конца дня не произнес ни слова, сидя у трона отца, толком ни на кого не глядя и отчаянно стараясь унять дрожь. Впрочем, на следующий день он почти не вспоминал об этом, а еще через несколько дней вся история осталась смутным видением — так забываются яркие сны, когда о них не думаешь. Единственный раз Петя вспомнил этого человека: услышал, как служанки обсуждают между собой молодого короля Грома и что ему дали шутливое, совсем не подходящее фамилии прозвище — Руноголов. После этого прошло не так уж много времени. И в один из дней король Юрий, едва за последним отвергнутым женихом закрылись двери, вскочил и вздернул на ноги Петю — тот даже вскрикнул от неожиданности. — Ты слишком долго испытывал моё терпение, сын, и больше так продолжаться не будет. Слушайте все моё королевское слово! — Он окинул взглядом замерших советников, а после снова перевел разъяренный взгляд на Петю. — Ты выйдешь замуж за первого встречного нищего, который явится к моему порогу. — Отец… — еле слышно выдохнул Петя, но король резко встряхнул его за плечи, вынуждая замолчать. — И поскольку нищие не могут жить во дворце, ты уйдешь с супругом, куда он пожелает, и будешь жить так, как он тебе велит. Во всем станешь ему подчиняться, как того требует закон богов. Скажет тебе работать — будешь работать. Скажет ублажать его по три раза на дню — будешь послушно раздвигать ноги или вставать на колени, потому что больше у тебя не останется никакой власти. Ты меня услышал? Петя часто-часто закивал, задерживая дыхание, чтобы не позорно не зарыдать во весь голос. Это он сделал позже, как только оказался в своей комнате. Сбывались его худшие кошмары. Нет, даже таких кошмаров он никогда не видел! В худших он из ночи в ночь кричал от боли на супружеской постели — в тепле и достатке, в замке какого-нибудь знатного лорда или даже короля. А что ждет его с безродным нищим? Продуваемая всеми ветрами покосившаяся хижина? И будет ли хотя бы она?.. А уж что новый муж захочет потребовать от него — настоящего принца, который теперь станет всё равно, что его собственностью… Единственной и несметно дорогой. Петя изо всех сил противился замужеству, чтобы никогда не делить с альфой постель. Он надеялся и уже поверил, что никогда не познает этой боли и унижения. Теперь ему оставалось только два пути: мужественно терпеть или броситься с самой высокой башни замка.✕ ✕ ✕
Их венчали прямо на крыльце. Отец, должно быть, не желал пускать грязного оборванца даже на порог и потому отдал такое распоряжение. Смеркалось, и всё-таки Петя, завидев издалека своего жениха, едва успел заглушить в горле отчаянные всхлипы. Но нет — он дал себе слово, что будет держаться столько, насколько хватит сил. Жизнь еще не закончена, грешно отбирать ее у самого себя раньше, чем повелено богом. Жених, одетый в лохмотья, сгорбленный и угрюмо глядящий в землю, был очень высок и крепок, явно молод. Петя одновременно боялся и надеялся, что тот окажется дряхлым стариком, — от такого хотя бы можно отбиться. Этот же… сумеет делать с ним, что пожелает, и, наверное, легко оставит на теле синяки, просто крепко сжав его. Петя дал себе слово держаться достойно — и он держался, упрямо вздернув подбородок и глядя куда угодно, только не в глаза жениху. Тот, впрочем, тоже на него не смотрел. Обряд был недолгим. Молитва, пара нужных фраз, два глухих, натянутых «да» и, наконец, ладони Пети, вложенные в ладони его, отныне, мужа. Он крупно вздрогнул от того, какими огромными, мозолистыми и горячими те оказались. Его собственные, должно быть, легко было спутать с ледышками. — Можете поцеловать жениха, — завершил обряд священник, и Пете стало совсем дурно. Он закрыл глаза и затаил дыхание. Будь что будет. Как бы ни было противно, он выдержит и не согнется пополам, извергая желчь и скудный завтрак, съеденный утром. Однако альфа не поцеловал его. Петя даже не понял, что произошло, когда по его сжатым губам еле ощутимо мазнуло тепло — и тут же пропало вместе с горячими руками. Он пошатнулся, едва не падая, теперь только осознавая, что перенес часть веса на мужа. Больше ничего не происходило, и Петя недоуменно открыл глаза. Священник уже торопился обратно в замок, а нищий, прихрамывая и опираясь на трость, медленно спускался по ступенькам. Петя растерянно оглянулся на стоящий неподалеку сундук, затем снова посмотрел на мужа. — Подожди, — несмело окликнул он. Альфа замер на ступеньке, не оборачиваясь. — Куда ты идешь? Тот угрюмо буркнул: — Своей дорогой, — и продолжил спускаться. Петя совсем перестал что-либо понимать. Всё происходящее стало казаться ненастоящим, его уже мутило от голода и страха. — А как же я? — снова спросил Петя. — Дело твое, — так же коротко отозвался нищий, наконец добираясь до твердой земли. — Хочешь — иди со мной. «Не хочу! — мысленно выл Петя. — Конечно не хочу! Но отец не пустит меня обратно, а один я просто не выживу…» Он сделал несколько неуверенных шагов вперед. Нищий на него даже не глядел, медленно удаляясь от замка. Решать нужно было быстро, но разве был у Пети выбор? — Подожди, — крикнул он и снова оглянулся на сундук. — Я пойду с тобой! Только возьми мои вещи. До Пети донеслось фырканье. — Сам неси, коли нужны. Тут уже возмущение было сильнее немого ужаса, и Петя упер руки в бока, останавливаясь на середине лестницы. — Я вообще-то принц! Я не должен носить сундуки! Нищий снова приостановился, но оборачиваться не спешил. Только глухо бросил через плечо: — Ты больше не принц. — Помолчав, он добавил: — Поговори с королем, извинись за свое поведение. Быть может, он позволит тебе остаться дома. Этого Петя никак не мог сделать. Даже если отец и простит, как раньше ничего уже не будет — он обвенчан и отныне муж этого угрюмого, пугающего человека. Да и в качестве кого он остался бы в замке?.. Это позор, страшный позор, которого он просто не сумеет вынести. Петя снова оглянулся на сундук и, собравшись с духом, мысленно напомнил самому себе: «Я принц Петр Хазин, четвертый своего имени, я наследный правитель государства, а значит обязан быть сильным ради своего народа, и я справлюсь с любыми трудностями». И пусть, что его муж прав. Пусть, что отныне он не имеет никаких прав, — он рожден принцем, и королевская кровь, что течет в его теле, не заменится кровью простолюдина от одного лишь обряда. Поэтому Петя быстрым шагом вернулся к сундуку, бухнулся прямо на каменное крыльцо, отчего колени обожгло болью, а а к белому наряду моментально прилипла грязь. Открыл сундук и стал быстрыми, неверными движениями собирать то, что могло бы пригодиться. Тонкое шелковое белье с ажурными кружевами и бантами — в сторону. Петя и так бы не надел его никогда в жизни. Атласные голубые сорочки и расшитые халаты — в грязь. Пусть подберут те, кому нужнее. С собой в небольшую сумку — самую объемную из тех, что ему положили — Петя сунул вязаное платье, теплые подштанники, носки и сюртук с шерстяной подкладкой. Всё это выглядело дорого, а стоило на деле еще дороже, но это гораздо лучше, чем ничего. Теперь Петя сильно жалел, что не собирал вещи сам, а позволил заняться этим слугам. Он всё ещё мало понимал, что происходит, но ужас, туманящий рассудок и перекрывающий ему дыхание, понемногу отступал, и Петя начинал думать. Во внутренний карман сумки он впихнул все украшения, лежащие до того в шкатулке. Стоило бы взять еще обувь, но ее было попросту некуда положить, а времени не оставалось — новоиспеченный супруг уже удалялся по туманной дороге. Петя перебросил ремень сумки через плечо и бросился следом за ним, не оглядываясь на замок, который отныне не был его домом. Только махнул на прощание длинным белым плащом.✕ ✕ ✕
До хижины они добрались ночью. За три дня пути Петя устал сильнее, чем когда-либо в своей жизни, а потому у него не было сил даже ужаснуться тому, насколько маленькое и убогое обиталище предстало перед ним. Он, кажется, мог уснуть даже на земле, укрывшись собственным грязным и порванным плащом. — Эта лачуга — твой дом? — только и спросил он больше для вида. Игорь — так звали мужа — кивнул. — Да. Здесь и будем жить. Ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы войти в низкую дверь. Пете же оказалось достаточно нагнуть голову. Он огляделся, поежился от холода. — Слуг здесь, конечно, нет? — нервно хихикнул он, чтобы позлить Игоря. Тот, впрочем, решил ответить, как на настоящий вопрос: — Нет и не будет, так что тебе, принц, надобно теперь самому всё делать, если хочешь, чтобы что-то было сделано. Разводить огонь, носить воду, готовить обед, прибираться. — Игорь вдруг расправил плечи и прикрикнул: — Что стоишь-то? Принимайся за работу, а я пока отдохну. От неожиданности Петя даже не стал противиться, вот только он понятия не имел, что и как делать. Но постараться стоило. Сначала он нарочно долго раскладывал вещи по немногочисленным полкам у кровати — одной-единственной, от вида которой по спине пробежала дрожь, — а затем еще дольше разглядывал посуду, инструменты и всевозможную утварь. — Чего ждешь? — грубовато рявкнул Игорь, и Петя сложил руки на груди. Он ненавидел признавать, что чего-то не умеет. Даже если это было то, чего он уметь и не должен. — Где взять воду? — прямо спросил он с вызовом. — В реке. Мы ее проходили. — Мне идти туда сейчас? По темноте? Игорь тяжело вздохнул и поднялся с табуретки, на которой сидел, перевязывая колено. — Ладно уж, воду сам принесу. А ты пока растопи печь. Петя, продолжая делать вид, что что-то изучает, дождался, когда тот уйдет. Только потом нерешительно достал из кладки дров одно полено, зачем-то понюхал — оно приятно и тепло пахло смолой. — И как вас… Ладно, хорошо. — Петя медленно вдохнул, выдохнул, достал еще несколько поленьев и попытался сложить в топку. Он понятия не имел, что делает, и чувствовал себя последним дураком. Особенно когда потратил восемь спичек, так и не сумев разжечь огонь. Он тупо смотрел на сложенную стопку дров, которая упорно отказывалась вспыхивать от брошенной спички, когда дверь скрипнула, и в дом вошел Игорь. — Ты бы их еще в ряд сложил, — заворчал он с порога, глядя на Петины потуги, — и зачем столько спичек истратил? И где растопка? И заслонку почему не открыл? Сейчас бы весь дом задымил. — Да откуда я должен был всё это знать?! — не выдержал Петя и вскочил на ноги, складывая руки на груди. — Я принц! Я не должен ничего этого уметь! А ты мог бы и сказать мне, что делать, а не просто молча уходить!.. — Еще я буду тратить время и объяснять тебе то, что и дети знают. Петя прикусил язык. Он мог бы сказать, что гораздо больше времени они потратят на споры, на его бессмысленные попытки что-то сделать и на исправление его неизбежных ошибок. Но с кем тут говорить! Игорь же совсем его не слушает. Еще бы! Когда альфы слушали омег? Он ничего не спрашивает и не делает — молча стоит ждет, когда Игорь сам разожжет огонь, а он посмотрит и запомнит. Но Игорь, оставив ведра с водой в углу, хмуро смотрит на него. — Чего стоишь опять? Я же сказал — сложи по-другому, возьми растопку… — Я даже не знаю, что это значит, — отрезал Петя, глядя в сторону. С горем пополам они всё-таки растопили печь и приготовили скудный ужин. Петя ужаснулся, что туалет представлял собой огороженную парой досок выгребную яму в нескольких метрах от дома, а бани или хотя бы отдельного уголка для мытья вовсе не было. Хочешь быть чистым, сказал ему Игорь, мойся на улице или прямо здесь, но воду сам себе принеси и согрей. А потом произошло то, о чем Петя по неострожности совсем забыл. То, что мгновенно вытеснило все прочие чувства, кроме ледяного ужаса. Петя был бы согласен вообще никогда больше не мыться и ходить в туалет прямо у дороги, только бы не слышать: — Что ж, муженек, я задолжал тебе брачную ночь. Теперь мы дома и можем исполнить этот долг. Петя едва не уронил кружку с горячим травным чаем, кое-как опустил ее на стол и спрятал руки на коленях. До боли стиснул пальцами ткань брюк и выпрямился так, будто ему в спину вставили железный штырь. Спать резко расхотелось. Что самое жуткое, Игорь заметил его состояние и хохотнул. — Чего так напрягся-то? — Он с минуту изучающе смотрел на его лицо (Петя ничего вокруг не видел, но этот предвкушающий взгляд отчетливо чувствовал), а потом вдруг отмахнулся: — Не бойся, Высочество, я и сам от этого не в восторге. Мне такие, как ты, не нравятся. Петя с трудом перевел взгляд на него. — Какие? — спросил, сам не зная зачем. — Костлявые, бледные и темноглазые. А главное — злющие и надменные. Но делать нечего, — Игорь с кряхтением поднялся на ноги, — мы должны закрепить брак перед богом и друг перед другом. Он протянул ему раскрытую ладонь. Пете было плохо даже смотреть на нее. Как он мог подумать даже на секунду?.. Как мог понадеяться и самому себе сделать так больно… На что вообще он рассчитывал, когда позволил себе решить, что Игорь не станет его трогать? Онемевшие губы едва шевелились, когда Петя прошелестел: — М-мне н-н-нужно… немного в-времени. Пожалуйста. Игорь помолчал, продолжая глядеть на него, а потом что-то хмыкнул и опустил руку. — Да на здоровье. Я пока пройдусь тут по округе. И он действительно снова вышел. Петя даже не оглядывался, но, едва хлопнула дверь и в комнате стало оглушительно тихо, выдохнул громко и жалобно. Тут же прижал обе ладони ко рту и зажмурился. Раз, два, три. Всё, этого хватит, у него на счету каждая минута, чтобы собраться. Успокоиться он не сможет, даже если останется один на всю ночь, а значит нельзя тратить ни капли драгоценного времени. Руки тряслись так сильно, что мелкие пуговицы выскользали из пальцев, и он шепотом ругался себе под нос. Так было легче прогнать подступающие слезы. Нельзя плакать, нет! Он не разрыдается перед каким-то нищим, не будет ни о чем умолять и не покажет своей слабости! «Я принц Петр Хазин, — твердил он себе, снимая одежду и обувь, — четвертый своего имени… Я обязан справиться с любыми трудностями». В конце концов, это всего лишь брачная ночь, всего лишь близость с альфой. Сколько омег через это проходит — и сколько из них счастливы лежать под своей парой! Счастья ему не видать, но, быть может, всё будет не так плохо? Петя нашел чистую тряпицу и, как мог, ополоснулся подогретой водой прямо в углу комнаты. Потом, собравшись с духом, сунул руку между ног и попытался хоть немого себя подготовить. Толку в этом было мало: складки оставались сухими, а мышцы — сжатыми настолько, что даже от одного пальца было больно. Что ж, нервно думал Петя, оглядываясь, зато, когда его порвут, не придется ничего выдумывать. Но на всякий случай он всё же нашел какой-то гвоздь, примерился, царапнул палец. Надавить придется сильно, но, наверное, он будет в таком ужасе, что это не составит труда. Ноги с трудом его слушались, когда Петя, оставшись в одной белой сорочке до середины бедра, дошел до кровати и сел на самый краешек. Попытался вдохнуть и выдохнуть, успокоиться. Последнее, о чем он отчетливо подумал, — что надо было взять с собой из замка лекарства и хоть пару склянок хорошего масла. Теперь же придется терпеть всё, что ему уготовано, без всяких подручных средств. А затем открылась дверь, и все мысли покинули голову. Петя едва дышал, наблюдая, как Игорь неспешно подошел к умывальнику и помыл руки, потом достал с полки какую-то баночку и оставил ее на столе. Только после этого он наконец-то посмотрел на Петю — и от этого взгляда Петю снова бросило в крупную дрожь. Игорь молчал, подходя ближе, не сводил с него глаз, и когда он оказался так близко, что лица коснулся жар его кожи, Петя крепко-крепко зажмурился и затаил дыхание. Но ничего не почувствовал — только то, как рядом с ним скрипнула и просела кровать. — Слушай, — спокойно и почти как-то весело начал Игорь, не касаясь его даже плечом, — я же не насиловать тебя собираюсь. Петя очень медленно разомкнул мокрые ресницы. Легче от этих слов не стало. «Я не хочу, — думал он, — а значит ты именно это и сделаешь». Помолчали. Потом Петя сквозь зубы спросил, как мог ровно: — Мне лечь? Игорь тихо засмеялся. — Ну, знаешь, это можно сделать и сидя, и стоя, и на столе, и под столом. — Непонятно, шутил ли он. — Но в первый раз, конечно, лучше лечь. Петя услышал то, что хотел. Кивнул, потихоньку отполз назад и хотел уже завалиться на спину, но тут горячая ладонь перехватила его под локоть и требовательно развернула к себе. Петя машинально поднял взгляд. Глаза Игоря были светлые, веселые и очень добрые, несмотря на грубый голос и на то, что он прямо сейчас собирался сделать. Ему хотелось довериться — но Петя не позволял себе такой роскоши, потому что уже успел один раз обжечься. — Я не сделаю тебе больно, Петь, — сказал Игорь неожиданно серьезно. — Веришь? «Нет». Петя промолчал. Отвел взгляд и неопределенно повел плечами. Врать не хотелось, но говорить правду было бы еще хуже. Игорь вздохнул, а потом ослабил хватку и очень мягко, едва касаясь провел ладонью по его руке вверх, до короткого рукава сорочки. — Можешь закрыть глаза и представить, что я какой-нибудь красивый молодой король, — сказал он почему-то широко улыбаясь, едва не сбиваясь на смех. Ему правда всё это так смешно?.. Петя напомнил себе — принц, сильный, должен справиться — и проигнорировал слова Игоря, наконец-то опускаясь на постель. Подумал пару секунд и сразу решительно согнул ноги в коленях и развел их в стороны — чем быстрее начнут, тем быстрее закончат, ведь так? Интересно, как долго нищий будет над ним трудиться? Закончит очень быстро, сведенный с ума узостью и мягкостью королевской плоти — или, благодаря хорошей выдержке, ему потребуется не один час?.. Боже, взмолился Петя, хоть бы всё это продлилось недолго. Но тут Игорь снова рассмеялся, положил ладонь ему на правое колено — кожу прошило острыми иглами отвращения — и аккуратно отвел к левому, смыкая его ноги. — Ну не так же быстро, кис. Обращение, возможно, было бы приятным, если бы не воспоминание, которая мигом возникло в голове. Кудрявый король. Ни лица, ни имени Петя не помнил, только пушистые кудри и данное с его собственной подачки прозвище — Руноголов. Интересно, что было бы, если бы он всё-таки согласился на его предложение?.. Тут чужие руки мягко коснулись его сжатых до побеления пальцев, помяли, расслабляя и вынуждая отпустить едва ли не рвущуюся ткань сорочки. Петя смотрел в потолок, но тут снова машинально перевел взгляд на Игоря — точно в момент, когда тот подтянул его руку к себе и коснулся губами костяшек пальцев. Щетина еле заметно уколола кожу. Игорь, точно что-то чувствуя, поднял взгляд и встретился с ним глазами. Петю прошибло новой волной ужаса; он тяжело сглотнул и, отчаянно сжимая пальцы Игоря своими, прошептал: — Не надо этого. Просто сделай то, что должен. Тот сильнее свел и без того хмурые брови, отчего молнии по краям заострились. Наклонился вперед, нависая над ним, и Петя затаил дыхание. — Скажи мне, — низко прохрипел Игорь, переплетая их пальцы, — что я, по-твоему, должен сделать? И — вот оно. Петя наконец-то почувствовал его запах. Терпкий аромат альфы, острый запах возбуждения. Сандал. Ненавистный сладкий сандал, от которого захотелось выть. Петя гадал, закончилось ли действие чая, который он регулярно принимал, или Игорь тоже чувствует его запах? Чувствует, что Петя не хочет, и всё равно продолжает? Только сейчас он обратил внимание, что Игорь тоже где-то сполоснулся и переоделся в чистое. Неужели ради него постарался… — Должен сделать… — Петя запнулся, прикусил губу. Хотел зажмуриться, но не мог оторвать глаз от Игоря. Было мерзко говорить вслух то, о чем тот спрашивал. — Сделать что? — не отставал Игорь, понемногу передвигаясь еще ближе, но толком не прижимаясь к его телу. Даже не разделся. Впрочем, зачем ему? Приспустит штаны и всё. — Сделать меня своим, — быстро проговорил Петя, всё-таки жмурясь. — И что это значит, по-твоему? Петя раздраженно засопел. Игорь что же, думает, что он совсем невинный ребенок, не знающий ничего о близости? Не знает, что каждую благородную омегу с детства готовят к необходимости лечь под альфу, сначала метафорами, а затем вполне прямыми словами? Хотя откуда бы Игорь знал. — Ты должен взять меня. — На середине фразы голос надломился, колени дернулись. — А потом поставить метку. В ответ он неожиданно услышал уже знакомое фырканье. — Ну с меткой мы точно повременим. Петя моргнул. — Почему?.. — Потому что даже брак может быть не навсегда, а от метки ты не избавишься. — Игорь помедлил, его глаза потемнели. — А что касается «взять»… Тут тоже много вариантов. В голове тут же возник десяток этих самых вариантов, один другого страшнее. Но Игорь продолжал улыбаться так тепло, что Петя засомневался в его способности воплотить в жизнь хоть один из них. — Поскольку это первый раз для тебя и, возможно, последний для нас обоих, — легко продолжил Игорь, — я хочу, чтобы он тебе понравился. Петя подавил желание ответить, что ему в любом случае не понравится. Лучше Игоря не злить, иначе… нет, он не хочет знать, что «иначе». — Почему для тебя последний? — спохватился он, и в этот момент Игорь наклонился и мягко поцеловал его шею. — Потому что я честный человек, Ваше высочество, — пророкотал он, и от теплого дыхания по коже пробежали мурашки. Уже неясно, только ли от страха. — Я не буду тебе изменять. И либо эти слова в итоге подействовали успокаивающе, либо тело устало бояться, но после Петя уже не дрожал, а, прикрыв глаза, принимал все прикосновения. Каждого он опасался, от каждого на секунду замирало сердце, но его уже не трясло — потому что Игорь трогал его аккуратно и мягко, не сжимал слишком сильно и совсем не причинял боли. Сердце заколотилось с какой-то совершенно новой силой, когда Петя вдруг ощутил влажные поцелуи на внутренней стороне бедра. Щетина колола кожу, наверняка оставляла красные следы, но это было даже приятно. Рука предупреждающе опустилась на темную макушку прежде, чем Игорь успел приблизиться к самому сокровенному. Тот поднял взгляд, вопросительно посмотрел на Петю. — Что ты делаешь? — выдохнул Петя, не понимая, как реагировать. Пока всё происходящее было скорее приятно, чем нет, — если не учитывать, что он бы с радостью в любой момент сбежал. Не было ни намека на боль, и Игорь совсем не пытался показать свою власть над ним. Напротив, он как будто сам старался доставить удовольствие, и это было так странно, что Петя вновь усомнился, не сон ли всё это. Игорь ухмыльнулся, глаза его сверкали, а воздух всё сильнее пах сандалом. — Взять омегу можно не только так, как ты ожидаешь, — тихо проговорил он, и Петя почувствовал, как он потихоньку разводит его бедра шире и скользит кончиками пальцев под подол. — Можно сделать это пальцами. Он еле ощутимо коснулся нежной кожи у сгиба бедра — Петю подкинуло от неожиданности — и так же легко провел одним движением вдоль сжатых губ. — А можно, — Игорь сбился на шепот и наклонился совсем низко, — языком. Петя, кажется, слышал о таком, но до того момента не верил, что кто-то так делает. Однако Игорь жарко дышал совсем рядом с его промежностью, касался кончиком носа волос на лобке и всё сильнее мял ладонью бедро. — Иг… — начал было Петя, но в этот момент его нижних губ коснулось горячее и влажное. Дыхание резко перехватило. Поясница выгнулась так резко, что раздался хруст, — только бы скорее уйти от прикосновения. Бедра инстинктивно сжались, насколько это было возможно, когда между ними находилась чья-то голова. — Тише, тише, — удивленно бормотал Игорь, наблюдая за ним, поглаживая его по ногам, чтобы успокоить. — Высочество, ты чего такой прыткий?.. Петя не успокаивался. Его снова скрутило ужасом, но теперь к нему примешивался стыд — за то, как быстро он сдался, как легко открылся перед едва знакомым альфой, пусть и мужем, как поддался эмоциям и, совсем как пророчил отец, послушно раздвинул ноги. Правую руку Петя прижал ко рту, затыкая внутри себя слезы. Левой по-прежнему крепко сжимал гвоздь. — …Петя? Посмотри на меня, Петь, — звал Игорь, и сквозь туман Петя наконец-то смог его расслышать. Глаза он открыл скорее машинально, чем слушаясь, и увидел напротив себя встревоженное лицо. — Петь, если совсем нет, мы можем сделать это в другой раз, — серьезно сказал Игорь, оглядывая его. Это было последнее, чего Петя ожидал. На секунду его ослепило облегчением — неужели и правда можно будет подождать? И сейчас они просто лягут спать, и ничего страшного не произойдет? Но потом суровый голос отца снова зазвучал в голове и напомнил, что это будет лишь отсрочка неизбежного. Игорь ведь… пообещал, что они займутся сексом лишь раз, что больше он его не тронет. Лишь раз — как дань традиции. А значит, Пете нужно всего лишь собраться с духом и потерпеть. И лучше сделать это сейчас, потому что пережить всё с самого начала еще раз он, кажется, не сможет. Поэтому Петя замотал головой, из последних сил успокаиваясь. — Нет, нет, давай сейчас, — пробормотал он. — Лучше сразу. Хорошо? Давай, только… побыстрее. Видя, что Игорь сомневается, Петя, собрав себя в кулак, приобнял его одной рукой за плечи, настойчиво подтягивая к себе, а ватными от волнения ногами обнял за бедра. Игорь поначалу противился, недоверчиво глядя ему в лицо, но когда пятки сомкнулись на его пояснице и чуть надавили, сдался — с низким, еле слышным рыком опустился на локти и снова впился губами в шею Пети. Одной рукой обнял его в ответ, второй скользнул по предплечью, чтобы переплести пальцы… — Нет! — пискнул Петя, но было поздно. Игорь очень медленно оторвался от него, легко забирая из скованных пальцев гвоздь. Пете бы зажмуриться, а лучше — скулить, вымаливая прощение за обман и бесчестие. Но он мог только широко распахнутыми глазами следить, как остатки теплой улыбки растворяются с его губ, а непонимание в глазах сменяется горечью осознания. Когда Игорь перевел на него взгляд, Петя весь сжался. — Одно скажи, — глухо прохрипел Игорь, — для меня или для себя? «Для меня»?.. О боже. Петя судорожно замотал головой, когда понял, о чем Игорь подумал. Да, на какую-то секунду он и правда был готов причинить ему вред, но быстро понял, что в этом нет смысла — убить его Петя не сможет, только повредит, и что тот сделает с ним самим? А если выгонит? Куда ему, омеге, пойти? Нет, такой мысли у него не было, точно не всерьез. Только если бы Игорь сделал что–то совсем уж плохое… Но за дни, проведенные вместе с ним в пути, Петя понял, что тот, как минимум, не так жесток, как мог бы быть. — Нет, — залепетал Петя, дрожа под пристальным, тяжелым взглядом, — нет-нет, я бы никогда… — Просто ответь, — перебил Игорь, крепче сжимая другой рукой его плечо, наверняка оставляя синяки. — Для меня, — отчаянно выдавил Петя и зажмурился. — Чтобы кровь… — Я понял. — Голос Игоря, кажется, стал еще ниже и суше. Он медленно убрал руку и стал подниматься. Петя понятия не имел, что он собирается сделать, но вот теперь сердце заколотилось с новой силой — от страха, стыда и чувства вины. Он стал судорожно хвататься за плечи Игоря, пытаясь вернуть его обратно, но тот спокойно и твердо отцеплял его руки от себя, глядя теперь куда-то ему в шею, но не в глаза. — Нет, пожалуйста, я не хотел, прости меня, нет, — бормотал Петя, едва соображая, что говорит. — Прости, Игорь, я не хотел этого… Гвоздь с грохотом отлетел на пол, и Игорь резко прижал запястья Пети к постели над его головой. — Ты думаешь, я не знаю, — зарычал он прямо ему в лицо, — чем вы занимаетесь там, в королевских покоях? Может, я и нищий, но я не глупец. Надеялся только… Но это неважно. Я бы не разозлился, я бы понял. Зачем было врать? Притворяться здесь невинной овечкой?! Петя молчал. Кажется, его сердце за эти полчаса пережило столько, что теперь было неспособно ни на какие эмоции и равнодушно ждало приговора. — Переворачивайся, — рыкнул Игорь спокойнее, и Петя попытался послушаться, но тело разом перестало ему подчиняться. «Боже, спаси и сохрани», — отчаянно подумал он, снова жмурясь. По щекам всё-так полились слезы. Игорь недовольно цыкнул, сам резко дернул его, переворачивая под собой на живот, и тут же грубовато потянул сорочку наверх, оголяя ягодицы и спину. Всхлипы рвались из горла, и Петя отчаянно пытался заглушить их подушкой. Ну вот, он всё-таки сдался. Слабый, никчемный и опозоренный даже перед последним бедняком. Игорь вздернул его на колени и растолкал его бедра шире, надавил горячей ладонью на поясницу, вынуждая выставить всё напоказ. От унижения хотелось прямо сейчас вонзить тот гвоздь самому себе в сердце — а Петя хорошо знал, что самое страшное еще впереди. Сквозь шум в ушах он услышал небрежно брошенное: — Когда ты в последний раз был с альфой? Петя молчал — потому, что слезы раздирали горло, и потому, что не хотел вспоминать еще и об этом. Тогда он точно сойдет с ума и не выдержит. Хотелось заорать Игорю, чтобы тот прекратил медлить, но он опасался, что тот поймет, насколько ему страшно именно от ожидания и непонимания, когда всё начнется, и будет мучить его до самого утра. В конце концов, разве Петя, бесчестный жених, обманувший его, не заслужил наказания?.. Горячие пальцы наконец-то коснулись его между ног; он дернулся, подсознательно пытаясь уйти от прикосновения, и, когда другая рука настойчиво пригвоздила его к месту, Петя во весь голос зарыдал в подушку. Игорь ничего больше не говорил — но и боли не причинял. Сначала очень долго его трогал, добился-таки того, что между складок потекла смазка, и стал тщательно распределять ее по входу. Затем — проникать внутрь сначала одним пальцем, потом двумя. Это не было приятно и разрывало грудную клетку паникой, но и боли не причиняло. А еще Игорь будто понял, насколько униженным Петя себя чувствует, потому что, как нарочно, то и дело прекращал движения и — было слышно по звуку дыхания и скрипу постели — отстранялся, разводя его ягодицы в стороны и разглядывая промежность. Потом стал смотреть между раздвинутых губ, облизывался и порыкивал, но губами больше не лез — еще бы, с таким позорным знанием. Когда пальцы заменились членом, Петя даже не сразу это понял. А когда понял, заплакал еще громче, но не от боли, а от подсознательного отвращения и ненависти. Не к Игорю — к альфам вообще. Лежа вот так, поставленный под член, как бродячая сучка, размазывая слезы по лицу, Петя вспоминал — не мог не вспоминать. И думал о том, как поначалу Игорь был с ним аккуратен и нежен. У них могла быть прекрасная, незабываемая брачная ночь, если бы не то, что было. А может, если бы не это, Петя никогда бы не встретился с Игорем, а выбрал себе в мужья самого красивого и доброго из женихов. И кто знает, какой была бы его первая близость, например, с королем Руноголовом? Может быть, всё было бы идеально, но Петя отчаянно верил: с любым другим, не Игорем, было бы в сотни раз хуже. И эта вера помогла ему в ту ночь удержаться на краю. Но вот уже год, как он улетел — Его унесла колдовская метель, Милого друга похитила вьюга, Пришедшая из далеких земель.