Протянуть руку помощи

Для многих потерять руку всё равно, что потерять смысл жить. Все становится еще хуже, когда рука, которую пришлось оттяпать — преобладающая, ибо нужно переучиваться на, так сказать, другие ключи управления. Делаешь все медленней, кривей и мучаешься даже с самыми рутинными задачами. Хорошо, когда под рукой есть надежный товарищ, которому не влом тусоваться с тобой 24/7, помогая насыпать кофе в кружку, застегнуть пуговицы, завязать шнурки и все такое прочее. При этом постоянно отпуская каламбуры, не с целью посмеяться, а наоборот приободрить и помочь побороть утрату. Все равно однажды поставишь протез, так чего не поржать, пока еще актуально? Такао заходит на кухню, зевая и почесывая живот под футболкой, видя уже давно проснувшегося Шинтаро, стоящего подле столешницы, с нахмуренным видом держащего ложку своей дрожащей правой рукой в попытке насыпать кофе в кружку, а не на пол. Привычного аккуратного банта на шортах больше нет, и шнурки просто висят, выглядывая из под низа чистой футболки, которую он умудрился натянуть сам, без помощи. Казунари беззвучно хихикнул от мысли наклеить на правую руку друга наклейку за это достижение, наблюдая, как тот будет безуспешно пытаться ее снять пару часов, пока, в конце концов, не сдастся, прося помочь ему снять с себя эти ордена. — Как успехи? — внезапно спрашивает Такао, и Мидорима подпрыгивает, рассыпая кофе на пол, хмурясь на друга. — Все было хорошо, пока ты не пришел. — парень по привычке поднимает левую руку, точнее то, что от нее осталось, желая поправить свои очки. Поняв, что дело труба, он неумело использует свою правую, слегка задевая стекло пальцем. Казунари хмыкает, открывая кухонную тумбочку, доставая веник и совок, чтобы подмести этот кофейный сад камней по полу, но Шинтаро сразу же подходит, пытаясь забрать веник. Он привык все делать сам, и идея того, что за ним будут подметать его не устраивала от слова совсем. — Ну и каким образом, — парень вскидывает бровь, смотря на друга. — Нет, ну ладно смести в кучку, но в совок как заметешь? Шинтаро просто стоит с веником в руке, проигрывая на своем лице слайд шоу из эмоций: типичное мидоримное раздражение, непривычное мидоримное недоумение, и, в конце концов, обреченное мидоримное смирение. Ему действительно нужна рука помощи, и это будет с ним до тех пор пока он не привыкнет, ну, либо пока протез не оформит. — Предлагаю сделку: ты метешь, а я совок держу, по рукам? — Казунари приседает, держа пластмассовый совок перед собой, пока Мидорима просто закатывая глаза кивает, начиная криво мести, чертыхаясь каждые пару секунд. И такими моментами наполнен каждый божий день этих двух, чего только стоил момент, когда Шинтаро наотрез отказался от предложения друга помочь с нарезкой всякой закуски на праздничный стол по поводу выписки из больницы. Сначала он применил все свои знания физики, пытаясь сделать так, чтоб этот ебаный сыр не двигался и не улетал, когда его режут не под тем углом (а так его резали постоянно, потому что правая рука у Мидоримы разве что для вида, настолько она была неуправляемая), а потом нервно пытался придавить его тем, что осталось от левой руки, которую резануть пришлось аж по локоть, таким образом сумев в целом нарезать три кривых куска сыра за восхитительных полчаса. Такао, за это время успевший навести марафет по квартире, сгонять за новым бруском сыра (на всякий случай) и обзвонить всех приглашенных по приколу, просто сидел на соседнем стуле, безнадежно смотря на Шинтаро, которому предлагал свою помощь уже столько раз, что теперь стоило Казунари просто вдохнуть — на него уже смотрели как на врага народа. — Слушай, я понимаю, ты хочешь сам порезать и все такое, но пацаны уже скоро завалятся, а у нас нарезка еще в девственном виде, — наконец вздыхает парень, подпирая щеку кулаком, видя, что Мидорима эту войну с сыром проигрывает с разгромом, потому что с одного небольшого брусочка можно нарезать в целом от двадцати до двадцати пяти слайсов, что делает счет этого тридцатиминутного матча 3/25 в пользу сыра за пятьсот йен. — Давай я нарежу, Шин-чан, ну не можешь ты. — Да могу я! — рассержено шипит тот, хмурясь и упрямо продолжая свое тактическое наступление. — Ладно, ладно, я умываю руки. — Казунари встает из-за стола, решая заново проверить нет ли где-нибудь на полу какого-нибудь носочка или чего-то вроде, пока друг продолжает наносить бруску сыра ножевые, превращая его в хрен пойми что, но только не в нарезку. Спустя каких-то пять-семь минут из кухни раздается шипение, рычание и еще несколько звуков раздраженного Шинтаро, на которые Такао реагирует, заходя на кухню, облокачиваясь на дверной проем, смотря на то, как друг его умудрился срезать с руки кусок бинта, а сыр все так и стоит на разделочной доске. — Блять, — громко ругается Мидорима, ударяя по столу, наконец сдавшись. — Такао. — Слушаю. — Пожалуйста, помоги, — тяжело вздыхая говорит он, сведя брови к переносице. — Мне... Нарезать этот дурацкий, мать его, сыр. — Наконец-то. — полушепотом говорит Казунари, выпрямляясь и сгоняя друга со стула. — Ты же чайник держать можешь? — Слава Богу да. — бубнит тот, включая чайник. — Заварник приготовишь? Шинтаро молча кивает, пытаясь скрыть облегченную улыбку, вызванную тем, что он хоть какое-то участие в подготовке к празднику в свою честь может принять. Закончив с нарезкой в пятьсот раз быстрее товарища, Такао вспоминает о перевязке и, помыв руки, усаживает друга напротив, снимая старые бинты, бережно обматывая локоть новыми. Мидорима хмурится, морща нос, когда видит заштопанный, по факту, обрубок, находя это довольно мерзким зрелищем, даже как бывший студент меда. — Больно? — с волнением смотрит на него Казунари, останавливаясь. — Да просто... Ну гадко. — с отвращением бурчит Шинтаро, при этом пытаясь рассмотреть швы поближе из чистого человеческого интереса ко всему мерзопакостному. — Не смотри тогда, там ничего нового, — говорит парень, продолжая перевязку, вздыхая. — Новая не растет. Если будет — скажу. — Очень смешно. — закатывает глаза Мидорима, опираясь локтем целой руки на стол, подпирая щеку ладонью. Язык у Такао, конечно, острый, иногда слишком, но эти его шуточки здорово помогли парню не сойти с ума от потери, учитывая что прошлось бросить баскетбол, будущую профессию хирурга, сменив ее на препода биологии в школе, да и вообще стать, по факту, инвалидом. Он до сих пор помнит, как проснулся в больничной постели, глядя на размытый белый потолок, чувствуя слабость и ноющую тупую боль в области левого локтя. Рядом с кроватью сидел Казунари, вся башка которого была в бинтах и на щеке которого красовался огромный пластырь, скрывающий шов. Он грустно посмотрел другу в глаза, видя, что тот уже почувствовал, что с его левой рукой не все гладко, просто молча ожидая его реакции на этот социальный эксперимент с ампутацией. Шинтаро медленно переводит взгляд на свою левую руку, ожидая ее, как бы, увидеть, но видит только перебинтованный локоть. Из всех реакций, что Такао ожидал увидеть в ответ на это феноменальное открытие, Мидорима выдал самую неожиданную, просто протяжно прохрипев "Да ну нахуй...", как будто ему не руку отрезали, а маникюр на полчаса перенесли. Уже придя в себя он позлился, порыдал, и спросил пару раз не могут ли ему пришить ее обратно. Подепрессовать не получилось, потому что Казунари решил конкретно подзаебать его, чтоб не грустил лишний раз, наведываясь чаще, чем родная мать. — Ну, есть и плюсы... — вздохнул он однажды, наблюдая за тем, как его друг избегает даже взгляда на то, что осталось от его потрясающей левой руки. — Ты издеваешься надо мной, или что? Какие плюсы, — раздраженно прорычал тот, хмурясь на парня. Сам он пока не нашел ни одного плюса, так что просто откинулся на подушку позади него, вздыхая. — Какие? — Ну, во-первых, у тебя будет, в конце концов, рука как у терминатора, железная такая, — начал объяснять Казунари, подвинувшись ближе, пытаясь привнести хоть какой-то позитив во всю эту довольно жуткую ситуацию. — Жалко, конечно, что в пистолет она трансформироваться не будет, чтобы застрелить того козла, который в нас влетел со встречки, но ты, в принципе, сможешь просто ею его ударить, мне кажется весить будет нормально так. Это во-первых. — Во-вторых? — вскинул бровь Шинтаро, уже искренне заинтересованный тем, что помимо крутого протеза может его ободрить. — Ну, прикинь, тебе маникюр теперь со скидкой будет. — неуверенно пошутил Такао, нервно подняв уголки губ. Мидорима просто молча смотрел на него, его лицо выражало в этот момент ноль эмоций, что заставило Казунари нервно поерзать, пожалев, что он вообще рот открыл. Тупняк Шинтаро длился секунд двадцать, не меньше, перед тем как он прыснул, начиная смеяться над тем, что его друг сказал, понимая, что он, по факту, прав. Последний облегченно вздохнул, тоже хихикая за компанию, радуясь тому, что кроме руки Шинтаро ничего не потерял, и что Такао не потерял самого Мидориму в этой аварии, потому что были все шансы. Рука стала меньшим, что пришлось отдать, и хуй бы с ней, главное, что ее хозяин остался жив. Парни сидели на кухне, отмечая выписку Шинтаро из больницы, травя анекдоты и истории, очевидно соскучившись друг по другу за все это время, что они не виделись после выпуска из школы. Поколение до сих пор чувствовали себя немного неуютно, понимая, что рука не под столом, а где-то в крематории, но максимально старались это перебороть, хотя лично сам Мидорима им сказал, что прекрасно понимает. — Слава Богу, что всего рука, — кивнул Рета, перемешивая сахар в чае. — Неудобно, что левая, конечно. — А как с протезом дела, — посмотрел на Шинтаро Дайки, вскинув бровь. — Мерки снимал уже, или что там надо? — Пока нет, — покачал головой Мидорима, отпивая из кружки, держа ее дрожащей правой рукой. — Пойду, когда денег поднакоплю. У нас полсуммы есть уже, Такао велосипед продал, я телефон. Но там за операцию и реабилитацию половину пришлось скинуть сразу, так что мы решили отложить. — Я вам так скажу, — улыбнулся Казунари, делая товарищу бутерброд из нарезанных продуктов, получая взамен легкую улыбку, полную благодарности, потому что самостоятельно Шинтаро этот конструктор собирал бы минут пять. — Он меня достал своей упрямостью. Вы знаете, сколько он с этим сыром долбался, хотя мог меня попросить помочь? — Закрой, пожалуйста, рот. — стеснительно нахмурился парень, пряча лицо в кружке, отпивая чай очень медленно, чтобы только подольше спрятаться. — Неудивительно, в целом, — пожал плечами Мурасакибара, отрезая кусок торта, который принес, укладывая его на тарелку и подвигая ее к Мидориме. — Я помню, когда он в одиночку перетаскивал лавочки после тренировки и соврал спину. Я помню, что Ака-чин пообещал доломать ее после матча. — О да, — фыркнул Акаши, усмехаясь, вспоминая беззаботные деньки 7-го класса. — Я его тогда решил не мучать, впрочем. — Ему это, получается, сошло с рук. — вбрасывает Казунари, поднося свою кружку к губам, ожидая очевидно удивленной реакции от Поколения. Так и происходит: все поголовно (кроме Мидоримы, который пытается откровенно не заржать с такой тупости), обеспокоенно переглядываются, пытаясь понять разрешено ли поймать смешинку в такой ситуации. Первым сдается Сейджуро, отворачиваясь и хихикая, прикрывая рот запястьем. Следом за ним прыскает в кулак Аомине, потом Атсуши, пытаясь сохранить свое обычное мертвое выражение лица, что не получается, потом Кисе, до этого пытавшийся успокоить сидящего подле него Дайки, и, в конце концов, Куроко, который до этого не успел еще ни слова сказать. — В честь чего хохма, что я уже пропустил? — расстроенно спрашивает опоздавший Кагами, разуваясь в прихожей, смотря на кухню, где, видимо, филиал Уральских Пельменей, не хватает разве что трубачей, которые играют перебивку. — Уверен, что это не последний раз, когда Такао что-то подобное выкинет, — Мидорима, повернувшись к Тайге лицом, успокаивается, но все еще ловит финальное "ха-ха" напоследок. — Так что еще ничего, заходи. Приходится попросить стул у соседей, потому что посадить гостя на коробку из под мини-холодильника было бы, конечно, угарно, но не очень по-дружески, так что новоприбывший отправляется цыганить себе табуретку, присоединяясь к этой шайке любителей шуток в стиле "Купил мужик шляпу". И каждые пару минут Шинтаро оглядывает стол, улыбаясь, понимая, что потеря руки была неприятным, но не смертельным опытом, но вот без этих идиотов под боком даже потеря пальца была бы адом. Такао это видит на лице друга, тоже улыбаясь, чувствуя искреннее счастье в заполненной смехом и разговорами кухне.