~
Поездка на такси прошла в полном молчании. Я демонстративно листал ленту инсты, и лишь изредка поглядывал на парня. Но он, вопреки ожиданиям, не тупил в телефоне. Неотрывно смотрел в окно, как кот на подоконнике, и даже ни разу не повернулся в мою сторону. Ну и черт с ним. И вот сейчас сидим на моей кухне под тихо закипающий чайник и гул холодильника. Зайдя ко мне в квартиру, педантично поставив убитые кеды ровненько у стенки, этот Дмитрий, конечно, не удержался от возгласов по поводу растений. А их у меня действительно много. — Фига, у меня дома только фикус вяленый. Мама подарила. — Присвистнул, оглядывая кухню. Это он еще спальню не видел. Но такими темпами и не увидит. Прошелся с вытаращенными глазами, потыкал в горшки, поспрашивал названия. — Ну написано же на этикетках. — Закатив глаза, цокал я. — Да я не вижу нихрена, ну тебе же не сложно? И я объяснял ему разницу между “Viola odorata» и “Viola cornuta”, и нет, какая к черту орхидея как у твоей бабушки, это фиалка и они вообще не похожи. У них соцветия отличаются и состав грунта. И орхидею вообще не часто надо поливать, а вот фиалка нуждается в ежедневном поливе, и… ладно, похоже он отключился. — Чайник. Вздрагиваю от негромко раздавшегося голоса и поворачиваюсь к нарушителю молчания. — А? — Чайник закипел. Точно. Со вздохом поднимаюсь со стула и лезу в навесной шкафчик. Где-то у меня был заныкан черный чай. Я вообще больше по зеленому, но не думаю, что этот оценит мой «Ганпаудер». О, вот он. Достаю белый сверток и оглядываю разделочный стол на наличие заварника. Разумеется, на своем месте. Пока обдаю чайничек кипятком припоминаю правила заварки «Сушонга». Тянусь за бумажными полотенцами и слышу удивленный, или точнее сказать, ошарашенный возглас. — Ты что делаешь? — Чай? Оборачиваюсь с невозмутимым видом и смотрю на парня, который явно на второй стадии культурного шока. До уроненных челюстей не дошло, но глаза распахнулись широко и недоумение в них окутало радужку. — А есть просто в пакетике? Спрашивает осторожно, предвидя, как мои зрачки совершат полный оборот. И я его не разочаровываю. — В пакетики засыпают пыль, перемешанную с краской. — Фыркаю и ожесточённо тру ни в чем не повинный чайник. — Да я как-то не против. — Бурчит себе под нос и утыкается взглядом в столешницу. Я оставляю этот несмелый, пошатывающийся, как новорожденный олененок, выпад и засыпаю заварку. Спустя несколько минут разливаю чай по кружкам и ставлю на стол. Парень осторожно берет чашку и подносит к носу. Нюхает и слегка морщится, после чего ставит обратно и спрашивает, с самым невозмутимым видом. — А сахар есть? Я аж чуть кружку не роняю. Сахар? Серьезно? Я нахрена тут крутился полчаса. Мог просто воды из-под крана налить. И на цвет похоже, и со вкусом разберется, если посахарит. Наверное это все написано на моем лице, потому что он, тут же съеживается и, смущенно отведя глаза поясняет, прежде чем я успеваю открыть рот. — Я просто сладкий люблю. Моему возмущению нет предела, поэтому я беру сахарницу и ставлю перед ним. — Ложка в ящике. Копается, звеня посудой, а я сосредоточенно отхлебываю из своей чашки и тоже морщусь. Не люблю черный. Ложку он нашел и теперь накладывает уже третью горку в чашку и как ни в чем ни бывало помешивает получившуюся бадягу. Ну и ну. У меня кажется глаз задергался. — Итак… ты работаешь? — Спрашивает, постукивая по стенкам чашки, и глядит на меня. — Учусь. — Выдаю сквозь зубы и еще раз отпиваю, чтобы не сидеть как идиот. — На садовника? — Лыбится во весь рот, а мне хочется запустить в него кружкой. Или чайником. — Идиот. — Бормочу и снова пью, пряча лицо в чашке. — Извини, видимо больная тема. — Пожимает плечами и хлебает свой кисель. — Зачем ты пьешь если тебе не нравится? — Тебе какое дело? — Огрызаюсь уже на автомате, но кружку все-таки отставляю. — Мне нравится зеленый. — Так заварил бы зеленый. — Сводит брови, явно не понимая моих мотивов. — Я бы заварил, но тебе бы не понравилось. Кто ж знал, что ты из чая компот сделаешь. — Объясняю, злобно поглядывая на него. — Видимо еще одна больная тема. — Отпивает, но я вижу, как прячет улыбку за керамическим ободком. Вот говнюк. — Заткнись. — Бросаю и встаю, чтобы вылить перезаварившиеся остатки чая. — Ты чего такой колючий? — Спрашивает в лоб, и я на секунду зависаю над раковиной. — Ты меня бесишь. — Отвечаю все-таки и выплескиваю потемневшую воду, наблюдаю как она утекает в слив вместе с мелкими чаинками и оставляю заварник в раковине. Поворачиваюсь и сталкиваюсь с блеснувшими зелеными глазами. Он не злится, вопреки ожиданиям. Только щурится и рассматривает меня с таким интересом, будто я — временная экспозиция в галерее. — Зачем тогда позвал? — Спрашивает с ехидной улыбкой и я психую. — Потому что я… — Осекаюсь, заметив, как сверкнули в мою сторону зрачки. Так будто он знает, что я хочу сказать. Только хочется услышать от меня. Ага, щас. Фыркаю, нервно откидываю челку со лба и сажусь обратно за стол, стараясь не смотреть на парня. Кручу чашку в пальцах и ворчу в никуда. — Иди к черту. — Ладно. — Выдыхает и я поднимаю на него глаза. Он же одним махом допивает свой отвратительный чай и стукает дном чашки об стол. После чего подрывается с места и толкает мне свою ладонь. — Пойдем вместе. Я вопросительно приподнимаю бровь, краем сознания прекрасно понимая, куда именно меня зовут. Он же, не меняясь в лице, кивает в сторону коридора и настойчиво тянет руку. Ничего не остается, кроме как ухватиться за нее. Послушно поднимаюсь и иду за ним, не знающим моей квартиры, но точно знающим, что делать. Ткнувшись наобум в первую закрытую дверь, он попал. За ней моя спальня. Крохотная, вмещающая лишь кровать да миниатюрную тумбочку возле нее. За окном смеркается, и в комнате стоит мягкий сумрак. Дима не решается разрушить его светом лампы, или просто не хочет заморачиваться с поисками. Только меняет нас местами, потянув меня за запястье, после чего отпускает, предоставляя свободу действий. Сам замирает у двери, скрестив руки, и поглядывает на меня блестящими даже в полумраке глазами. — Ну и что ты встал столбом? Почему-то очень неловко в этом сумеречном молчании. Дима- то выглядит уверенно настолько, будто у него в кармане заготовленный и отработанный сотню раз сценарий. У меня же никакого сценария нет и приходится рассчитывать только на свой талант импровизации. — Какой же ты милый. — Слышу бархатный шепот от двери и аж задыхаюсь от такой наглости. Хочется выплюнуть вопрос вместе с желчью, спросить, что же такого милого он разглядел. Но стоит только открыть рот, как чуть не закашливаюсь, подавившись своими же словами, потому что он, наконец, отрывает лопатки от двери и делает мне на встречу шаг. И учитывая размеры комнаты — этого шага вполне хватает, чтобы приблизиться ко мне вплотную и заставить упереться в кровать. — Расслабься, ладно? — Доверительно шепчет, наклоняясь ко мне. До жжения на языке хочется съязвить, но слова, всегда так легко прыгающие на язык, вдруг упрямятся и гудят неразличимым шумом. Так что стою молча, наверняка с очень глупым выражением лица, и смотрю в глаза напротив, пытаясь различить их цвет в темноте. Знаю, что они зеленые. Запомнил. Но почему-то хочется разглядеть все ниточки рисунка на радужке. — Я… — открыл было рот, решив, что надо все-таки что-то сказать. Но меня обрывает меня, так же бесцеремонно, как я его, парой часов раньше. — Молчи. И в следующий момент касается моих губ. Мягко, почти невесомо, пробуя на ощупь и будто спрашивая разрешения. У меня в голове пустота. Ни единой цельной мысли, все заволочено густой дымкой. Не могу ни отстраниться, ни приблизиться, так и продолжаю стоять, с приоткрытым ртом. Дима принимает это за разрешение и приникает ко мне уже решительнее. Целует в уголок губ, касается обеих, прихватывает нижнюю. Руки же целомудренно устраиваются на моих плечах. Весь такой джентльмен, когда не надо. А я так и стою столбом, не решаясь на какую бы то ни было инициативу. А вдруг он решит что мне нравится. Нет, мне конечно нравится, но знать ему об этом не обязательно. Однако Диме нормально и без таких знаний. Осмелев, он настойчиво раздвигает мои губы кончиком языка и осторожно толкается внутрь. Ладони же его соскальзывают на мои бока, а сам он делает шаг вперед, хотя дальше некуда. Мягкий край упирается мне под колени, и я, не удержав равновесие, валюсь поперек кровати. Внезапная тяжесть выбивает воздух из легких, и я с хрипом выдыхаю, упершись локтями в проваливающийся матрас. Это Дима, полетел вслед за мной, не успев отцепиться, и приземлился прямо мне на ребра. — Извини прости. — Тараторит он едва слышно, и я уже решаю что все. Момент испорчен. Хорошо что Дима так не решает. Слезает с меня, ну вернее перекатывается на бок, и пока я не успеваю сообразить, толкает руку мне под спину и обнимает, разворачивая к себе. В голове туман, я не успеваю толком обдумать все что происходит. А Дима снова прилипает ко мне поцелуем, на этот раз совсем откровенным, скользя языком по моему, поглаживая нёбо и то и дело прихватывая нижнюю губу. Я не замечаю, как он снова оказывается надо мной, но на этот раз нависает, опершись на локоть. С удивлением, когда туман в голове немного рассеивается, обнаруживаю, что цепляюсь за его плечи, приподнимаюсь над матрасом и сам утягиваю парня в новый поцелуй. Надо же. Однако на большее меня не хватает, и мы может так и продолжили бы сосаться как малолетки, но я чувствую, как горячие пальцы скользят по моей шее вниз, минуя свитер, касаются его краев и настойчиво тянут вверх. Я бы замешкался и застопорился, но в глазах напротив читается, что лучше сейчас не мешать. Послушно поднимаю руки и позволяю стащить с себя свитер. Дима заодно скидывает и свое худи. Прямо на пол. Мысленно закатываю глаза и делаю пометку, позже предъявить за это. В реальности мне это сделать мешает жаркое ощущение на коже. Дима снова прижимает меня к себе, но на этот раз поцелуи достаются не только моим губам. Горячими прикосновениями спускается по моей шее к ключицам, останавливается у них и наверняка оставляет засос, скотина. После чего скользит ниже, короткими поцелуями по торсу. Я же хватаюсь за его волосы и не до конца себе себе отчет, в том, что происходит. Отрезвляют меня медленно поползшие вниз штаны. — П-погоди. Перехватываю его руки и резко сажусь, вынудив его отстраниться. Сердце стучит и к горлу противный комок, подозрительно смахивающий на страх. — Что? — Растерянно спрашивает он, скользя расфокусированным взглядом по моему лицу. — Извини, я… — Задыхаюсь словами и крепко зажмуриваюсь. Сам не понимаю, что со мной, почему так внезапно даю слабину. Но Диме не требуются объяснения. Он прижимается лбом к моему, нежно касается губ, собирая с них вздохи. Не позволяет себе лишних прикосновений, только мягкое скольжение языка. И я выдыхаю, расслабляюсь. Сердцебиение успокаивается, и я валюсь спиной обратно на матрас. Дима воспринимает это как зеленый свет. Поцелуи становятся горячее, и я вновь чувствую ладони на своей коже. Они скользят вниз, цепляют края брюк, и я рвано выдыхаю, давая карт-бланш вообще на все. А дальше, как по сценарию. Штаны на полу, обжигающее мокрое прикосновение внизу живота и невнятное мычание, которое, как оказалось, издаю я. В общем, не знаю что там со сценарием, но Дима точно знает что делать. Еще пару раз двинув головой, он поднимается, забавно взлохмаченный, и заставляет меня отползти подальше. После чего сгибает мои ноги и разводит их в стороны. Стараюсь не обращать внимания, на жар, бросившийся к щекам, и, прикрыв глаза, вытягиваю руку и принимаюсь шарить под подушкой. Дима в это время скидывает свои треники вниз, ко всей одежде, и не дожидаясь пока я там найду, что нужно, сам сует руку под подушку, навалившись при этом на меня половиной своего веса. Перекрыв мне доступ к кислороду и прокопавшись с полминуты, наконец достает из-под набитой наволочки серебряный квадратик и пластиковую бутылочку. — Я ведь у тебя не первый? — Спрашивает, зубами разрывая фольгу, из-за чего слова звучат неразборчиво, но вполне понятно. По крайней мере хватает для того, чтобы уловить смысл и наверняка покраснеть. Мне во всяком случае. — Нет конечно. — Фыркаю и прикрываю глаза, показывая свое недовольство тем, что он там долго возится. Распахнуть веки заставляет настойчивое прикосновение внизу. Спрашивал он явно не просто так, очевидно не собираясь церемониться. Пальцы толкаются дальше, и я, не выдержав, тихонько мычу, прикусывая губу. Но видимо не особо тихонько, потому что Дима тут же замирает и возвращается к моему лицу. — Извини. — Шепчет, поглаживая мою щеку другой рукой. — Я что-то… Не заканчивает, вновь прильнув с поцелуем. Теперь все делает медленно, осторожно, будто собирается трахаться с хрустальной вазой. Покрывая поцелуями мое лицо, поглаживает внизу. Лишь через несколько долгих минут, за которые я успеваю разомлеть настолько, что ощущаю себя кисельной лужей, он решается толкнуться. Медленно, только одним пальцем, внимательно следя за реакцией. Прикусываю губу и быстро киваю, позволяя двигаться дальше. Дима будто дал самому себе подзатыльник, осадив, и теперь растягивает меня предельно осторожно, отвлекая поцелуями, так что я не знаю куда деться от всей этой ласки. Спустя еще какое-то время, я и сам не замечаю, как во мне свободно ходят три пальца. Но у Димы все под контролем, и он понимает, что можно идти дальше. Усаживается, подогнув ноги под себя, и притягивает меня за бедра. — Потерпи немного, ладно? — Проговаривает тихо, поглаживая меня по бокам. Я давно потерял связь с реальностью, плавая где-то в пространстве, поэтому только киваю. Резкое жжение заставляет меня вернуться с небес на землю. Шиплю сквозь стиснутые зубы, и Дима тут же останавливается. Льнет ко мне, вновь осыпая мягкими, почти невесомыми поцелуями. Пока я продолжаю млеть под его руками, плавно толкается дальше. Несколько медленных движений и он полностью внутри. Я горячо выдыхаю, цепляясь за его плечи, может даже царапая их, чувствуя такую непривычную наполненность. Дима тычется носом в сгиб моей шеи, жарко дышит, едва заметно касается губами. Лишь через несколько секунд начинает двигаться. Сначала медленно, боясь навредить, но я, чувствую, что достаточно привык, так что не могу удержаться и шепчу на ухо. — Мы тут до завтрашнего утра будем раскачиваться? Ответом мне резкий толчок, от которого я давлюсь окончанием предложения, захлебываюсь им и не сдерживаю протяжный стон. Дима не стал отвечать словами, но вцепившиеся мне в плечо зубы дают понять, что ласковым со мной больше не будут. Он толкается во всю длину, выходит почти полностью, вжимает меня в кровать, а вместо поцелуев на кожу ложатся пусть и не болезненные, но весьма ощутимые укусы. У Димы срывает крышу, но в то же время он отдает себе отчет и не пересекает грань. Я хриплю, царапаюсь, кусаюсь в ответ, подвываю и мечусь по покрывалу. Из головы вылетели вообще все мысли, я бы и не вспомнил сейчас своего имени. И я бы ни за что не догадался, что можно подрочить, пока вдруг не чувствую горячие пальцы, которые за пару движений доводят меня до разрядки. Всего за несколько секунд, до того, как их владелец, с шумом выдохнув, кончает и валится на меня. Пару минут лежим, пытаясь отдышаться. Я стараюсь не вздыхать слишком шумно, и не занимать много места, вообще сжаться и испариться. Осознание приходит постепенно и вместе с ним вновь очень неловко, но теперь с приятным послевкусием. Мозг не дает расслабиться и вступает в конфронтации с телом. Бесит. Ничего не могу с собой поделать и начинаю продумывать дальнейшие ходы. Что говорить, как себя вести. Дима же не торопится подавать признаков жизни. Он валяется лицом в подушку и, кажется, не дышит. Уже думаю потыкать его, но он оживает, приглушенно мычит в подушку и грузно переворачивается на бок. Лицом ко мне. Задерживаю дыхание, непроизвольно получается. Не дыша, смотрю в лицо напротив, и Дима так же разглядывает меня. Расслабленно, даже лениво, скользит зрачками по моему лицу, а сам будто не здесь. Уже уснул, только забыл закрыть глаза. Уже собираюсь что-то сказать, потребовать его на выход или же просто брякнуть какую-нибудь гадость. Но он опережает меня. Широко потягивается, одновременно зевая, а после тянется ко мне, и в следующую секунду я оказываюсь прижат к его груди и носом тычусь с сгиб шеи. Неожиданно. Я бы на своем месте начал брыкаться, ругаться и вырываться. Но почему-то эта версия меня громко выдыхает и расслабленно вытягивается во весь рост, прижимаясь к горячему телу. Дима вытягивает скомканное одеяло и накидывает на нас, другой рукой обвивает мой торс, и я тоже тянусь ему за спину. Осторожно обнимаю и прижимаюсь крепче. Он что-то фырчит себе под нос, а я даже не пытаюсь разобрать. Блаженно прикрываю глаза, радуясь задворками разума, что тревога отступила. Будто за меня все решили, а я и рад. Дима еще раз зевает, это я отчетливо слышу, шепчет мне что-то про спокойную ночь и… он что поцеловал меня в макушку? Слегка выкручиваюсь из объятий и поглядываю на его лицо одним глазом. Но он уже умиротворенно сопит, погрузившись в сон.~
Просыпаюсь, еле как разлепив глаза. Голова тяжелая и даже поворачивается с трудом. Не понимаю, почему. Обычно просыпаюсь легче. Бросаю взгляд на электронные часы, стоящие на тумбочке. Восемь утра. А, понятно почему. Планирую упасть обратно и доспать положенное в свой выходной. Но тут постепенно начинают проявляться воспоминания о минувшем вечере. Дергаюсь и, наконец, изволю заметить, что проснулся один. Со стоном падаю на подушку. Я действительно уснул с незнакомым человеком. И его сейчас нет. Да, он вырубился вчера первым, насколько я помню. Но что ему мешало притвориться спящим, а потом — например — обнести мою квартиру. Зарываюсь поглубже в одеяло, чтобы отсрочить столкновение с жестокой реальностью, одновременно с этим, закапываясь в тревоги. Успеваю потонуть в надумываниях, как сквозь толщу переживаний до меня доносятся звуки какой-то активности. Боясь поверить в преждевременные галлюцинации, откидываю одеяло с головы и прислушиваюсь. И точно, с кухни доносится тихое шкворчание сковородки и приглушенные шаги. Замечаю, что и дверь в комнату заботливо прикрыта. Надо же. Ну хотя бы есть шанс схватить с поличным. Выбираюсь из постели и тут же ежусь. Окно открыто и в комнате зябко, несмотря на летнюю погоду. Нахожу в разворошенной кровати флисовый плед и, укутавшись в него по уши, выдвигаюсь на поиски ночного гостя. Ориентируюсь по звуку, хотя полуторка и не предполагает других вариантов, кроме кухни. Осторожно заглядываю в кухню и первым делом вижу спину, обтянутую серой футболкой. Вторым — мой заварочный чайник, дымящийся на столике у плиты. Возле нее и крутится Дима. Еще в коридоре до меня донесся приятный аромат чего-то жаренного. Я негромко кашляю, обращая на себя внимание, и парень резво оборачивается с лопаткой в руке. — О привет, ты извини, я решил тебя не будить. Есть охота. Нашел в холодильнике… Я не дослушиваю, в два шага пересекаю кухню и заглядываю ему через плечо. На сковородке пыхтит желтый омлет с кусочками помидора. Хмыкаю себе под нос и сажусь за стол. Передо мной тут же материализовывается чашка с горячим чаем. Нюхаю и, прищурившись, смотрю на Диму, который боязливо отводит глаза и возвращается к готовке. По запаху узнаю один из своих любимых зеленых чаев. Осторожно пробую и в голове зреет вопрос. Когда он успел научиться заваривать чай? Спешу его задать, делая еще один, уверенный глоток, и тут же слышу в ответ. — Ну, посмотрел видео. Я подумал раз тебе нравится такое, надо научиться. Ну и для общего развития. Бормочет, орудуя силиконовой лопаткой, а я прячу улыбку в чашке.В груди что-то екает, но я спихиваю на голод и не до конца проснувшийся мозг. Интересуюсь, когда будет готово, и вместо ответа получаю полную тарелку. Оперативно. Отковыриваю кусочек вилкой, дую и пробую. — Вкусно. — Омлет сложно пожарить невкусно. — Хмыкает парень, приземляясь напротив со своей порцией. Следующие пару минут жуем молча. Утреннее солнце очень некстати заглядывает в окно и падает мне прямо на лицо. Заставляет щуриться и отворачиваться. Морщу нос и с крайне недовольным видом продолжаю есть, потому что лень пересаживаться, а штор в помине нет. Дима почему-то молча веселится глядя на меня, а мне хочется показать ему язык. Да, я точно не до сих пор проснулся. — Я там твой куст полил. — Нарушает молчание, не переставая жевать. А у меня екает сердце. В этот раз неприятно, тревожно. — К-какой. — С трудом проглатываю остатки омлета. — Ну фиалку эту. — Невозмутимо взмахивает вилкой куда-то в сторону. — Ты же говорил ее надо каждый день поливать. — Ты слушал. — Говорю одними губами в чашку, спешно отхлебывая чай. — А? — Ничего. Спасибо. И это так. До мурашек. Никто еще не принимал мое увлечение. Или смеются, или крутят пальцев у виска. Или, мое любимое — «Парень не должен таким заниматься, только бабы любят цветочки выращивать.» Но чтобы вот так, с вниманием и принятием… Кусаю губу и почему-то стараюсь не смотреть на парня. Делаю вид, что солнце слепит и отвожу взгляд. А Дима, быстро доев, вскакивает из-за стола и, оправдываясь, уже находится на полпути к выходу. — Извини пожалуйста, я бы посидел подольше, но у меня работа, а еще одно опоздание мне не простят. Скачет на одной ноге в прихожей, натягивая кроссовок. Я же, все еще не скинув плед, стою, прислонившись к косяку плечом. Дима наконец расправляется с обувью и тычется в дверь, но, не сумев открыть, глядит на меня. Я цокаю языком и подхожу к нему. Щелкаю самым верхним замком и даже услужливо толкаю створку. Дима лучезарно улыбается мне и перешагивает через порог. Я тянусь было закрыть за ним дверь, но он вдруг тормозит меня, быстро перегибаясь через порог, целует в щеку и мимоходом роняет. — Было здорово. Улыбается снова, но уже как-то хитро, и мгновенно уносится вниз по лестнице. А я стою, растерянно хлопая глазами и почему-то не догадываюсь хотя бы закрыть дверь.~
С того дня прошла ровно неделя. Впереди два выходных. Воспоминания потихоньку затираются, а я уверенной рукой задвигаю их на задворки памяти. Я все для себя решил еще в тот момент, когда он ушел из моей квартиры. Захлопнул за ним дверь, посидел глядя в никуда, порыдал, а после принял твердое взвешенное решение. Мне ни к чему сейчас привязанности. Учеба и так отнимает все время. Но дело не только в этом. Я знаю себя и никто в здравом уме не станет терпеть мой гадский характер. Я невыносимый, временами омерзительный. Никто не выдержит и не останется. Я могу конечно притворяться, но рано или поздно все это полезет наружу. Да и стоит того любовь в которой надо притворяться. Меня оставят. Всегда оставляли. Так что не стоит даже пытаться. За все эти годы тоскливо тянущегося одиночества я научился мастерски себя обманывать. Иногда даже верю. Верю, что мне никто не нужен, что я прекрасно себя чувствую в пустой квартире. Верю. Но рука все равно тянется к мобильнику и предательски заходит в нужный диалог. Пролистывает жалкие несколько сообщений, а я, украдкой от самого себя, поглядываю на статус онлайн. И ничего не жду. Совершенно ничего. Абсолютно. Неделя прошла как-то сумбурно. Вместо привычной холодности ко всему окружающему, я чувствовал потерянность, будто оказался в незнакомом месте и в совершенном непонимании, куда идти. Все делал на автомате, злился на себя, за это амебной состояние, а потом снова уплывал. Еле как докарабкался до выходных. На эти дни план такой: закупиться продуктами по пути домой, чтобы не выходить лишний раз, запереться в квартире, отключить телефон и уткнуться в какую-нибудь серию фильмов. Чтобы ни одна живая душа не влезла в мой кокон жалости к себе и бесконечного нытья. И пока все идет по плану. Выхожу из магазина, нагруженный двумя пакетами, пыхчу под палящим солнцем. Заворачиваю за угол и попадаю в свой двор. Погруженный в мысли, даже не замечаю, как пересекаю площадку и подхожу к своему подъезду. Лишь краем глаза замечаю фигуру на скамейке, которая по-хулигански уселась на спинку и поставила ноги на сиденье, и от которой сильно тащит сигаретами. Будь я в нужной кондиции — обязательно бы остановился и наворчал на дебошира, но сейчас меня хватает только на то, чтобы цокнуть языком и гордо прошествовать до подъездной двери. Вешаю один пакет на предплечье и роюсь в кармане, в поисках ключей. Делать это в таком положении крайне неудобно, пластиковые ручки давят, намереваясь оставить мне рубец на память, да еще и замечаю, как фигура спрыгивает со скамейки и направляется ко мне. Этого еще не хватало. Наверное сосед, забыл ключи и ждал кого-нибудь. Повезло же. Фыркаю про себя и уже почти цепляюсь кончиками пальцев за проволочное кольцо. Как вдруг над ухом раздается терпкий шепот с явственным привкусом табака. — Тебе помочь? Оборачиваюсь слишком резко и пакет шарахает негодяя, вторгшегося в мое личное пространство. Тот шипит и потирает бедро, а я не могу поверить в то, что вижу. Передо мной стоит Дима, собственной своей персоной, лыбится и держится за бок. Хочется садануть еще разок. И еще, для закрепления. Говнюк. Ни сообщения, ни буковки не прислал за все время. — Ты… — Шиплю на него, как кот с прижатым дверью хвостом, и забываю обо всем. И о пакетах и о том, что мы на улице. Подавляю желание на него наброситься и вовсе не в том смысле, которого нам обоим хотелось бы. — Я. Прости, виноват, понимаю. — Пятится назад и принимается тараторить извинения. А я делаю злобный шаг вперед. Он мельтешит руками у меня перед носом, вернее одной рукой. Тут я замечаю у него такой же пластиковый пакет из «пятерочки». Он поспешно лезет в него и аккуратно подхватывает за низ. Я наблюдаю за его действиями, чувствуя, как желание физической расправы сходит на нет. Из пакета показываются зеленые листья, а после и сам горшок. Дима лыбится и протягивает его мне на рассмотрение. — Я подумал, с цветами как-то совсем глупо. Поэтому вот. Смотрю на него, перевожу взгляд на куст, который вроде как нераспустившийся спатифиллум. На Диму, снова на куст. Вот же идиот. Стоит ждет моего вердикта. Я вздыхаю, прикрываю веки, мысленно считаю до трех, после чего киваю на дверь. — Пойдем.