Незримое

Это был, в целом, обычный вечер после очередного совещания «Солидарности». Яшин только вернулся к себе на квартиру, и теперь устроился за столом у компьютера. Он часто так – не успел толком прийти, переодеться, а уже садился читать новости или же быстро пробежаться глазами по собственным статьям. Последнее время работы становилось ожидаемо все больше, отдачи требовалось также больше, и Илья понимал, что начинает банально уставать. Выходные, «официальные» выходные, он тоже занимал работой. Раньше он мог засиживаться так лишь пару раз в месяц, а сейчас уже каждую неделю он сидит практически до ночи. Утопает в своих мыслях, жмурится в экран компьютера, почти не обращая внимание ни на что, кроме работы. Не хотелось признаваться себе, что еще месяц в таком темпе – и выгорание обеспечено. Нет, он не жаловался, и никогда не стал бы. Яшин и его сотоварищи буквально живут своей работой, живут надеждой и деятельностью ради лучшего будущего. Это и отнимает силы, и одновременно придает их. Их идея, их деятельность, и их лидер. Немцов уже достаточно давно, наверное, стал одним из самых близких людей для Яшина. Когда Илья, совсем молодой, только перешедший в «Солидарность», познакомился с ним – он сразу понял, что это все. Это тот человек, которому он верит. За которым готов идти. И Яшин шел – на интервью, на передачи, на митинги, работая и самостоятельно, и вместе с Немцовым. Чувствуя себя увереннее, зная, что Борис Ефимович будет рядом, даже если не в конкретный момент, то после. Всегда будет. Правда, в последнее время действительно становилось все тяжелее. Новые их статьи, проекты, приносили не только чувства радости, удовольствия от законченной работы и того, что они показывают правду людям, но и мерзкий такой, где-то на самом дне сердца, тихий страх. Опасение. Образно говоря, государственная система «закручивала гайки» все сильнее, и арестами на пятнадцать суток теперь не ограничишься. Будут шить уголовные дела, будут угрожать, и если что не так – попросту посадят. Поэтому казалось, что сейчас надо действовать быстрее, активнее. И они действовали. Яшин задумчиво покусывает губы. На столе, около клавиатуры, лежит практически пустая пачка сигарет, и свежий, еще не успевший остыть, кофе. Раньше у Ильи не было такой привычки – курить в квартире. Раньше он так-то вообще не курил. Никогда, а вот сейчас начал. Да еще и постоянно пил теперь по вечерам, переходящим в ночь, вместе с сигаретами, кофе. Потом спать от силы часов пять-шесть, и опять все по кругу – работа, штаб, совещания, госучреждения, обед и ужин урывками где придется. Был бы сейчас здесь Немцов – наверное, отобрал бы и сигареты, и кофе, и в своей, полуцензурной, домашней манере, загнал сотоварища наконец спать. Но Бориса дома не было. В смысле, на квартире Яшина. Дома, с женой и дочкой, которые приехали в Москву недавно, он, возможно, как раз и был. Там, где и должен был быть после работы. Несмотря на то, что они с Яшиным уже не просто коллеги и друзья – по сути это ничего не меняло. Никто из «Солидарности» ничего не знал, и не узнает, и на людях они себя ведут как обычно, и уж точно не съедутся вместе, как в романтических фильмах. Не в этой стране, не в этой жизни. Илья на пару минут оторвался от экрана с казалось, бесконечным текстом, и вздохнул. Иногда, как сейчас, хотелось уйти куда подальше, уехать, лишь бы не ощущать усталость и отвратительное чувство одиночества. Нет, никто не обязан быть с ним рядом постоянно. Он взрослый человек, сам прекрасно со всем разберется. У всех в «Солидарности» в конце концов есть и своя жизнь, у кого-то семья, дети. Но Яшин слишком привык к тому, что с ним рядом Немцов. Поэтому и вечера без него чувствуются как-то не так, неполноценно, словно что-то незримое забрали изнутри и оставили только рутинную работу. Неприятно. И почему-то так отвратительно зябко, несмотря на теплую в целом-то весну. Было уже практически три часа ночи, когда Немцов вернулся. Совершенно потерявший счет времени Илья даже не сразу расслышал, как в замке повернулся ключ, и тихо открыли дверь. Но услышав, вздрогнул, нервно разворачиваясь и едва не выронив очередную сигарету на пол. Ну, хоть поджечь не успел. - Опять дома куришь, Яшин? Вся квартира провоняла, ну ради бога, прекращай а. И тот понимает, что улыбается, хоть и едва ли не вымученно. Поднимается, отхлебывает уже давно холодный кофе, и морщится. Ни разу не вкусно. Но бодрит, а это главное. - Привет. Я думал, вы у себя. Могли бы написать хотя бы. Звучит как будто обиженно, и если честно, Илье сейчас самому от себя почти противно. Ведет себя как черти что, еще бы сказал, что сидел и ждал его – и все, достаточно. Точно будет выглядеть, словно какая-нибудь ревнивая малолетка из дешевых сериалов. - Я думал, что ты уже спишь давно, будить не хотел. – парирует Немцов, вешает куртку на привычное место. Как это вяжется с тем, что оппозиционер все же приехал к Яшину глубокой ночью – непонятно. Правда, сейчас, после нескольких часов за работой, Илья вообще соображает не очень. Устал все-таки, хоть и не показывает этого. Только отворачивается к экрану компьютера, проверяет, все ли сохранил на всякий случай. - Ты как вообще? - Немцов подошёл ближе. Он смотрит так знакомо, тепло, и одновременно подозрительно, словно пытается высмотреть в Яшине что-то новое, невысказанное, докопаться до глубины. - Нормально. Дорабатываю, что не успел. К тому же у нас вроде как очередное интервью скоро. Готовлюсь. – Илья пожимает плечами. Опять тянется за сигаретами, думая, что раз уж Борис Ефимович у него дома и ночевать они будут вместе – как раз покурит, и спать. Немцов же кладет руку на его плечо, останавливая, и тянет на себя. - Яшин. - Все нормально, я открою окно потом. Как ни странно, Борис дает ему закурить, сделать несколько затяжек, и молчит. И Яшин тоже молчит, только смотрит, как медленно выключается компьютер, и на экране вертится иконка перезапуска. Горло от табака с непривычки все еще дерет, противно, и послевкусие такое же мерзкое. Немцов ждет. А потом разворачивает его к себе, не опасаясь обжечься, вдыхая чужой сигаретный дым. - Угробишь ты так себя совсем. Не надо, Яшин. Уже какую неделю ходишь нервный, весь дергаешься. Илья хмурится. - Так заметно? В ответ мужчина только аккуратно вытягивает сигарету у него из пальцев. Затягивается сам, спокойно, выдыхает дым колечками, и уверенно тушит о край пепельницы. - Еще бы не заметно. А потом берет его лицо в ладони, мягко целует в лоб, и внутри у Яшина будто что-то трескается. Усталость накатывает окончательно, захватывает его, как табачный дым эту комнату. Илье кажется, что он сам себя загнал, сам придумал какие-то нерешимые проблемы, набрал проектов, и теперь сидит над ними, как вчерашний студент перед сессией. Что, возможно, он все еще слишком молод для таких серьёзных дел, для такой политики. Но рядом с Немцовым, разумеется, все равно становится легче. Можно закрыть глаза, медленно обнять в ответ. Потянуться выше, целуя совсем легко, поверхностно, чувствуя вкус собственных сигарет на чужих губах. Яшин прижимается грудью, всем телом к мужчине, углубляет поцелуй, практически дышит им. Потом отрывается, понимая, что слишком устал сегодня для чего-то большего. - Спасибо. Борис Ефимович только удивленно поднимает брови. - За что, Яшин? Тот поводит плечами, словно пытается что-то сформулировать, что-то, чтобы и понятно было, и не так глупо звучало. - За то, что ты здесь. – только и удается сказать. Мужчина только хмыкает в ответ, и сильнее прижимает к себе. - В отпуск бы тебе. Отдохнуть, развеяться. Илья на это поднимает голову, смотрит уж совсем пронзительно. - Поедем вместе? Куда-нибудь подальше от Москвы? Чтобы рядом больше никто, никого, кроме него и Немцова, никакой работы, только дешевая еда в номерах, стук колес поезда, и сигаретная вонь в тамбурах. Яшин понимает, что вот это будет идеально, то, что надо, и никакой работы, никаких коллег и знакомых, какие бы хорошие отношения между ними не были. - Может быть. К лету посмотрим. – пожимает плечом Борис. А потом знакомо так ухмыляется, и вновь целует Яшина. - Но ты и до отпуска можешь отдохнуть, верно? Или хочешь опять всю ночь глаза портить за текстами? Конечно же, Илья не хочет. Все, что ему сейчас хочется – только прижаться сильнее, вцепиться пальцами в ткань рубашки, и чтобы чужие руки сильнее обняли за талию.