Будет дождь

*** - Дождь собирается. Сэм скользит пальцем по планшету, выводя на экран изображение с одной из камер снаружи. Она показывает небо с тех пор, как упало дерево. - Можно? Хотел бы я запретить ему. Но киваю. Сэм бежит в ванную, чтобы включить душ. А вернувшись, вновь устраивается на кровати с планшетом в руках. Это единственный звук дождя, который знает мой брат. Здесь, в бункере, он создает его сам. Этот дождь безопасен. Сэм шаманит над планшетом, выводя на экран зеленые листья, дрожащие под падающими каплями. Вторая из уцелевших камер направлена в сторону леса. Он видит заросли мокрых от воды деревьев и потемневшую землю. Он слушает свой искусственный дождь. Я развожу в стакане с водой порошковое молоко, чтобы залить им черствые от времени хлопья. Сэм стонет от удовольствия, облизывая ложку. Дождь может идти часами. В последний год дольше и чаще обычного. А система очистки воды в бункере итак работает на износ. Я напоминаю ему об этом и Сэм хмурится. Однако, позволяет перекрыть воду. Дождь на экране идет беззвучно. Сэм ставит опустевшую тарелку на покрывало и забирается ко мне на колени. Я прижимаю его голову к груди, расчёсывая пальцами давно нестриженные волосы. Мост на Темзе обвалился, Расшатался, развалился. Мост на Темзе обвалился, Милый мой, малыш. Я укачиваю его сонного, обмякшего, потяжелевшего. У Сэма мокрое от слез лицо. Всегда. Когда идет дождь. *** Сэм кривится, расковыривая ложкой слипшийся ком из макарон. - На что ты отвлекся? Он так легко читает меня, что порой мне становится страшно. Сэм знает, что рано или поздно нам придётся выйти на поверхность. И он ждет этого. С нетерпением. Запасы в кладовой тают на глазах. А высаженные на подземных грядках семена не прорастают. Я перебираю остатки консервов, раскладывая их по убыванию срока годности. Пакеты с сухими смесями теперь занимают меньше половины полки. Обычно, по понедельникам, я промываю кислородные фильтры в проточной воде. Но с каждым разом толку от них становится всё меньше. Поэтому теперь я делаю это почти ежедневно. Тарелка с остывшими макаронами, оставленная Сэмом. Синий маркер на полу. Граффити во всю стену. Грязный отпечаток уже не детской ладони на косяке металлической двери, ведущей в спальню. Сэм смотрит мультики, подпевая ломающимся басовитым голоском: Укрепите мост тот глиной, Глиной вместе с древесиной... Я не захожу внутрь, чтобы не потревожить его. Один из телевизоров в комнате для наблюдений снова транслирует дождь. Второй раз за сутки. Я пакую оставшуюся еду в отцовский рюкзак. Потому что наш с Сэмом выход на поверхность неизбежен. Или так, или смерть от голода в бункере. Вот только дождь тоже несет смерть. *** Сэм рисует на стенах. Запас бумаги в бункере ограничен. А программа для рисования в планшете слишком примитивна. Хорошо, что маркеров достаточно. Я заправляю их ночью, чтобы на утро Сэму было чем марать вертикальные поверхности. Сэм рисует нас. Других людей он не помнит. Отец - просто фото в рамке на комоде в нашей спальне. Брат больше не спрашивает, когда тот вернется. Перестал. Лет шесть назад должно быть. И маму не вспоминает. А вот меня частенько мучают кошмары. Наш первый дождь. И мать, харкающая кровью, кричащая нам из-за стены воды: - Вернитесь в бункер! Спасайтесь! Для Сэма есть только я. Он стелет нам в спальне простыни, слабо пахнущие жасмином. И ложится ближе к стене. Горячий, нетерпеливый, бесконечно желанный. Он не знает, что такое инцест. Ребенок, повзрослевший в коробке, зарытой под землю. Я целую его отчаянно. Кусаю доверчиво приоткрытые губы. Расцарапываю узкую мальчишескую грудь. Сэм изворачивается подо мной, подставляясь. Стонет, распаленный донельзя. Я сцеловываю пот в крошечных ямочках над его ягодицами, проталкивая скользкие от смазки пальцы внутрь своего младшего брата. Последняя ночь в бункере. Полная взаимных признаний и обещаний. Зубы, терзающие плоть, оставляющие метки на телах. Ядовитые капли дождя за стенами бункера. Обещающие скорую смерть нам обоим.