Это было начало конца.
Глядя на себя в отражении зеркала Каджияма Фута хотел, нет, просто желал, разбить треклятную, отражающую его ужасное лицо, поверхность и осколком вонзить себе под кожу. И чтобы до боли и белых пятен перед глазами. Кровь пульсирующей, густой смолой сползала бы вниз, гулко капала в белоснежную раковину — словно алая роза на снежном покрове. Хотелось вонзить осколки глубже, разодрать оболочку, вырвать из тела его гнилую душу и отдать на Суд Божий. Чтобы там его терзали, мучали, обвиняли в том, что он сделал в четверг, ровно в 19:00. А затем, после всех пыток, после всех мучений, ему бы, наконец-то, вынесли верный вердикт:в и н о в е н.
Ведь Каджияма Фута был недостоин своей жизни.
***
Рыжая чёлка скрывает уставшие глаза и синяки под ними; чёрная маска отлично прячет искусанные губы и неглубокие ранки от ногтей, ползущие вдоль щёк; а длинные рукава просто прекрасно закрывают толстые нити шрамов, кривые, местами рваные, словно их делали специально в ущерб коже, и бушующие воспалением. Вся его внешность — крик о помощи, который он упёрто сглатывает, скрывает под тканью одежды, прячет в закромах своей души. Уткнувшись взглядом в телефон, Фута хочет вернуться домой, желает упасть на кровать и пялиться в потолок, столь вымотанным и уставшим он был сейчас. Нет, всегда. Чувство голода притупилось, посты в Твиттере стали сплошной серой массой, а друзья, которых он действительно считал таковыми — исчезли, просто испарились все как один, после того, когда сам Фута по-настоящему облажался. Он тяжко вздыхает — в маске было душно, но он уж точно не снимет её. Булькающие звуки людей вокруг неприятно пульсировали в ушах, резали по воспалённому мозгу. Хотелось заткнуть уши и сбежать, спрятаться в кокон собственных мыслей и пролежать под пуховым одеялом до момента, когда чересчур волнующиеся родители постучат в дверь. Было тошно. Увы, обязательства пересиливают это спасительное, но такое эгоистичное желание, поэтому Фута продолжал сидеть за столом, лишь делая вид, что преподаватель рассказывает интересно, а предмет для самого парня был ужасно важный. На самом деле, всё, что здесь преподавалось этому самому рыжеволосому, забитому самим собой, парню и дела не было никакого. — У тебя такое лицо, будто готов умереть на месте, — слишком близко раздаётся, и до скрипа на зубах, приятный голос. Фута вскидывает густую бровь, не убирая телефона от лица, но косит глаза в бок и хмыкает. — Не твоего ума дело. Грубо. Резко. Зато правдиво. Человек рядом лишь понимающе улыбается, подперев щёку рукой, и неотрывно смотрит на своего нового собеседника. Которым на деле им и не являлся. — Меня Микото звать, — он улыбается шире и почему-то Фута передёргивает плечами, словно его пронзило чем-то острым. — Мне не интересно, — он снова буркает, натягивая маску на нос и начиная задыхаться не только от жара, но и от странного аромата, который казалось, только он и ощущал. — Ай, ты такой недружелюбный, — лёгкий голос этого Микото почему-то не раздражал, а ещё хуже, бесил. Фута дёрнулся в бок, вскидывая злой взгляд и рявкнул: — Слушай сюда, я в твои «дружки» не желаю вступать, отвянь. Серые глаза Микото чуть распахнулись, и Фута готов поклясться, ресницы у парня были такие пушистые, словно он их намазюкал тушью. А черты лица приятные, аккуратные. Миловидные. И волосы приятного оттенка кофе с осветлёнными «молочными» концами… — Воу-воу, я и не собирался этого делать, — Микото тянет улыбку и Фута громко фыркает, отстраняясь. — Просто хотелось быть дружелюбным в первый свой день. Ему больше не желают отвечать, ведь Фута вновь прячется в телефоне, гневно тыкая на кнопки и расписывая в новом посте, какой рядом сидящий парень — идиот. С приятной внешностью и голосом, но полнейший идиот. А когда приходит осознание что он только что расписал, то Фута ещё гневнее это всё стирает, потому что… это уже было слишком.***
Обеденный перерыв закончился как пару минут назад, но Футе не хотелось возвращаться в душную аудиторию, в которой буквально всё будет пахнуть Им. Понять от кого исходить такой шлейф — было довольно легко. Источник этого ароматного взрыва, состоящего из каких-то цветов и цитруса, сидел возле него почти две пары подряд. Фута думал, что задохнётся как от запаха чужих духов, которые оказались женскими, так и от собственной беспомощности, что пенилась где-то внутри. Пока под рёбрами так всё странно крутилось, на языке же таял шоколад с взрывной карамелью, пытаясь хоть немного отвлекать. А если быть ещё честнее, то Фута даже не знает, откуда этот тип возник рядом с ним. Он просто волшебным образом материализовался рядом, выбил из лёгких весь воздух и преспокойно просуществовал рядом каких-то два часа. А потом также незаметно испарился из виду, а Футе пришлось кратко расспрашивать однокурсников, приходя к простому и довольно логичному выводу: — Новенький, — буркнул парень, рассматривая листву у себя над головой, пока во рту звонко цокнул крупный кристаллик карамели. Закинув в рот новый шоколадный шарик, Фута упирается руками в скамейку и чуть запрокидывает голову. Катая конфету со вкусом колы по рту и смакуя приятные «искры», он устало вздыхает. Мысли его булькали, неприятно саднили где-то в груди, отчего порой вздохнуть было тяжело. Всё перемешивалось в этом котле под названием голова, становилось серой жижей, чтобы затем от одной новой капли стать чёрным дёгтем. Прислушиваясь к тишине, которая наконец-то воцарилась хотя-бы вокруг него, он мог хоть немного отдохнуть. Побыть наедине сам с собой, без лишнего шума и гама, который на него налетал огромной волной и смывал всё к чертям. Подталкивал к пропасти, по краю которой он и так уже ходил босиком. Ещё один шаг и… — Без маски ты куда милее. Фута дёргается, до этого слишком расслабленный тишиной окружения, и приподнимает голову, чтобы с напуганной искрой в глазах, посмотреть на того, кто нарушил его покой. Опять. — Тебе же было сказано, придурок, — отвянь от меня, — Фута хмурит брови, сжимая пальцами лакированные брусья скамьи. Лишь бы не сорваться. Хотя он и никогда этого не делал в реальности; но если эта щупальца осьминога не отцепится своими присосками от него, то, если что парень точно ударит. — Я не знаю, что ты любишь, поэтому купил кофе, — так противно мягко говорит Микото, протягивая подложку с двумя стаканчиками. — Кажется, тебя не было в столовой. — Я не голоден, отвали, говорю же. Фута резко дёргается вперёд, ловко натянув на ухо тканевую полоску маски. Он слишком дёрганный и Микото видит в этом что-то забавное. — Перекус конфетами не очень полезен для здоровья. Всё в порядке, тебе не стоит меня благодарить, — ему в ответ лишь дарят улыбку, да такую, что у Футы стягивает внутри всё от приторности, а тягучий вкус конфеты заставляет слишком шумно сглотнуть вязкую, сладкую слюну. Хотелось ответить что-то из разряда: «От кофе тоже здоровье крепче не станет», но отдёрнув самого себя, он выдаёт лишь своё коронное: — Да пошёл ты. Звучит это так неловко и злобно одновременно, но Микото смеётся так мягко и тихо, что у Футы вновь в груди всё трещит, сладко колется, словно он разом закинул в рот и тут же надкусил штук пять конфет с взрывной карамелью внутри.***
За следующую неделю этот Микото не перестаёт ходить хвостиком, кормить в столовой за свой счёт, весело хохотать на ворчание Футы, — и при этом своим присутствием умудряется разбавлять чёрные мысли парня своим сладким ягодным сиропом. Отчего мысли хоть и оставались на месте, в больной голове Футы, но уже имели приятный привкус клубники или малины. Когда как повезёт. А потом оказалось, что у Микото есть фамилия. Совершенно обычная, а не из разряда Чертов-Прилипала Микото или Приставучая-Задница Микото, как коверкал её у себя в голове Фута. Нет, нет. Фамилия его была Каяно. Стандартно обычная, среднестатистическая, ничем не примечательная, но мозг парня нагло взял и запомнил, а потом крутил у себя по своим мозговым частотам весь вечер, заставляя своего хозяина страдать. Каяно Микото. Каяно. Микото. — Да твою мать! — вскрикивает Фута, пряча голову под подушкой и желая облиться ледяной водой, лишь бы вырвать это уродливое, мерзкое слово из головы. Каяно. И ещё одно, ещё более мерзкое, более приторно-сладкое. Микото. Дёрнувшись как в припадке, Фута вскочил с кровати и сел. Он судорожно сжимает на груди футболку и шальным взглядом мечется из стороны в сторону, пытаясь успокоить то, что так гулко стучало в груди. Из его головы буквально вытиснилось те самые мерзкие мысли, что преследовали его на протяжении нескольких дней, а может даже и лет, но теперь там был один сплошной Чёртов Микото. С его улыбками и приятным смехом. Микото, у которого кожа на руках была нежна-нежная, прикосновения оказываются безумно мягкие и такие успокаивающие, что у Футы кружится голова. Микото, который заботливо мог поправить рыжую чёлку, угостить собственной едой или даже помочь с учёбой. Этот человек возник из ниоткуда, так легко втёрся в доверие, а затем залез в голову и заменил собой всё то, что кипело в голове.И это было самое отвратительное.
***
— Вот это тебя кот поцарапал, — Микото даже шрамы от лезвия переводил в мягкую шутку, отчего было необычно тепло где-то там, в груди. — Наверное, ты фотографировался в цирке со львом, да? Я угадал? Футе хочется ответить, что это самое отстойное, что он мог когда-либо услышать, но лишь проглотил эти слова, стоило ему только заглянуть в чужие глаза, — но лишь мельком, как он сам уверял себя, — и увидеть в них целую бурю из эмоций. — Чего прилип… Шрамы как шрамы, — неловко отвечает, отводя взгляд и резковато выдёргивая руку из тёплой хватки. Там, где кончики пальцев этого прилипалы касались — горело; приятно пульсировало бледную кожу кисти, а по синим венкам, будто бы бегали мурашки. — Они у всех бывают… — Не спорю, у всех, но такие… Чтож! Шрамы украшают мужчину, — ему кивают, приподнимая уголки губ в лёгкой улыбки. — Расскажешь откуда они? И почему-то этот вопрос, такой личный, действительно интимный для Футы, но произносимый с губ этого парня — кажется таким искренним, что на языке застревает ответ, который тут же проглатывают вновь, не желая раскрываться столь сильно перед тем, кто смотрел на него Так. Зато невольно слетает совершенно другой. Тоже слишком важный для Футы: — Почему ты водишься со мной? Повисает слишком неловкая тишина и Фута ёразает на скамье, пытаясь куда-то деть свои руки, а по итогу обхватывает свою толстовку и сминает ткань разбитыми костяшками. Микото продолжает сидеть молча, лишь глаза его, туманные и наполненные какой-то странной эмоцией, следят за любым действием парня. Словно тот был добычей, а он сам хищником. — Потому что, — тихо отвечает, склоняясь к Футе так близко, чтобы тот чувствовал аромат кофе, который он пил пару мгновений назад, и тонкую нить чего-то такого обжигающего, но при этом опасного, от чего в груди в очередной раз бухнуло, перевернулось и, кажется, криво встало на место. — Ты меня заинтересовал. Улыбка у Микото красивая и пугающая одновременно. Этот ответ заставляет шумно сглотнуть под взором этих хищных серых глаз и чуть откинуться назад. Немного подальше, чтобы держать дистанцию. Подальше, иначе Фута задохнётся от смущения и страха, который сковал внутренности в лёд. — Ч… чего? В смысле? Ты какой-то сталкер? — голос у Футы вздрагивает, но парень пытается заглушить его кашлем, пряча дрожь губ за кулаком. Если сначала этот Микото его раздражал, потом заставил думать о нём двадцать четыре на семь, то сейчас очень даже пугал. — Что? Не-ет, всё не так! Я заметил тебя тогда в коридоре, когда ты пробежал мимо и столкнулся с парой парней, — Микото послушно отстраняется, давая немного воздуха, потому что прекрасно видел, как Футу начала завладевать паника. Ну до чего же тот мило попятился назад. — А-а-а, ты про тогда… — в ответ неловко смеются, смущённо почёсывая щеку, которая какое-то время назад была скрыта пластырем. — Я тогда спешил, никого не видел, поэтому… да… — Мне показался ты довольно милым. И вновь его одаривают такой мягкой улыбкой, а от произнесённых слов Фута желает провалиться под землю от стыда, а собственную глупую улыбку стереть со своего лица. Навсегда. Чтобы этот чёртов Каяно не видел. — Да пошёл ты…***
Он не сразу понимает, в какой это момент они с Микото так сильно стали близки, что теперь его руку держали, аккуратно переплетая пальцы вместе. Это было всё так внезапно, слащаво и по-девичьи, но почему-то пространство в голове и в груди зарастало этим тупым, сладостным чувством. Фута словно спал, потому что такой быстрый разворот событий был только во сне или в романтической манге. Нет, ну в реальности такого быть не может! Не должно! — Ты в порядке? — Микото одаривает своей улыбкой, чуть прижимаясь плечом к плечу, отчего заставляет дрожать ещё сильнее. Тепло от чужого тела переходило в тело Футы так быстро и с такой мощностью, что по коже побежали мурашки, а внутри сладостно заныло. — Да, наверное… — Фута чешет затылок, невольно сжимая руку парня в своей. — Просто… замёрз. — Оу, наш акулёнок хочет немного тёплых объятий? — шутливо произносит Микото, а затем не дожидаясь взрывного ответа, тянет за руку на себя и Фута с резким выдохом впечатывается носом в тёплую грудь парня. Он стоит так с пару секунд, невольно вдыхая чужой запах, а после в наглую пролезает руками под распахнутое пальто и суёт холодные пальцы под свитер, заставляя Микото вздрогнуть. — Эй! Холодно же! — весело смеются, но ещё чуть крепче обнимают в ответ, закрывая его спину частью пальто. — Ты сам вызвался помочь, — хмыкает Фута, обхватывая пальцами чужую поясницу, тут же слыша, а главное, чувствуя, как Микото над его ухом, горячо выдыхает. Лицо становится красным, собственное дыхание невольно сбивается, отчего лишь тихо добавляют: — Значит терпи. Он не понимает почему, но его руки скользят по горячей коже, выводят холодные узоры на ровной цепочке позвонков, оглаживают края рёбер или спускаются на маленькие точки-впадинки над копчиком, пока внутри собственное сердце совершает кульбиты и бухает так громко, что отдаёт в ушах. Потому что это всё было так… так… — Тебе не кажется, что ты уже в открытую меня лапаешь? — горячий шёпот на ухо заставляет лишь сильнее закусить губу и зажмурится на пару секунд, чтобы проглотить нарастающее чувство, вновь запрятать его глубоко в себя. — Извини, — извиняется, но руки с чужой спины не убирает. Они будто прилипли к ней и Футе хочется снова её огладить, ощутить томное дыхание над ухом… Может даже услышать стон… Резко дёрнувшись назад, Фута отпрыгивает от парня с широко раскрытыми глазами и спёртым дыханием. Микото невольно вздрагивает от холода, рефлекторно захлопывая на себе пальто и также непонимающе уставляясь на красное лицо Футы. А тот стоит, выдыхает клубы белого пара, хлопает глазами и чувствует, как снова всё внутри стягивает в узел, но на этот раз от стыда. Он только что подумал о таком… — Идём… идём лучше куда-нибудь… холодает… — выдавливает из себя, начиная заходится в кашле, ведь его горло пересохло от прохладного, сухого воздуха, а теперь неприятно жгло. — Если хочешь, можем ко мне, — Микото неловко ведёт плечами, пряча свой разгорячённый взгляд под осветлёнными прядками. Ему понравилось то, что сейчас было. — Я... — сбивчиво шепчет Фута, кивая головой как болванчик, но чувствуя, как руки горят от желания прикоснуться ещё раз. Один раз. В ответ он получает смущённую улыбку. — Идём…***
Мысли — сплошной клубок, но сейчас они заброшены в угол, скрыты за железной дверью и на время забыты. Сейчас всем в голове завладели чувства. Фута неумело тянется ближе, отчего Микото тихо хихикает, с мягкостью закидывая руки на чужие плечи, зарываясь пальцами в рыжие волосы и притягивая к себе ещё ближе. — Ты правда такого никогда ещё не делал? — этот вопрос смущает, заставляет Футу чуть запрокинуть голову и сорвать с языка возмущение, но зубы Микото оказываются куда быстрее и теперь на кадыке парня расцветал небольшой укус. Фута вскрикивает от острой боли, но тут же ощущая что-то совсем иное — дрожь в собственном теле, и как в штанах всё стиснуло, запульсировало. Микото лишь тихо хихикает, проводя по укусу языком, вновь заставляя Футу издать новый звук. Такой позорный, такой тихий, но слишком уж искренний. Дальше же последовал поцелуй. Неловкий, сладостный, отдающий привкусом вишни и мяты. Фута зажмурился, дёрнулся ближе, крепко сжимая талию парня в своих дрожащих руках. — Ну тише, тише, — вновь смеётся Микото, приглаживая вихры ярких прядок и не давая тому окончательно упасть в омут. Потому что было ещё слишком рано. Ему безумно нравилось, как поплыл чужой взгляд, как заблестели от слюны тонкие, искусанные губы. Микото с нежностью провёл по ним большим пальцем и Фута поддался, прижался языком к соленоватой фаланге, неловко отводя взгляд. Улыбка на чужих губах расцвела сама по себе и он, убрав палец, обхватил лицо парня, наклонился, и целуя так, что Фута невольно застонал в чужой рот, хватаясь пальцами за талию сильнее, почти до синяков. Голова кружилась, всё перевернулось с ног на голову, но только губы Микото жадно целующие его собственные заставляли ощущать всё так остро, по-настоящему реальным. Как до этого всё дошло? Почему сейчас сердце внутри так обжигает рёбра своим яростным стуком? Почему раньше они были никто друг для друга, простые люди со своими проблемами. А теперь… Теперь чужие пальцы лезли под толстовку, мягко скользили по гладким шрамам, изучали тело, а Фута сгорал от стыда. Сладостно дрожал, прижимаясь ближе и шепча на чужое ухо что-то неразборчивое. Что-то что позволит хоть немного контролировать самого себя. Хотя-бы на время. Он правда не понимает, почему его собственное тело так реагирует, не понимает и того, почему под лаской кожа не болит. Всё кружится, вертится, затягивает. Он готов заплакать и одновременно закричать от того, как грудную клетку раздирает, а всё начинает гореть. В груди горит. Расцветающие метки на шее горят. Кончики пальцев пылают от жара чужого тела. Он сгорает. Нажав на какую-то точку между лопаток, Футу выгнуло дугой, заставило застонать в голос. В этот же момент напугать не только себя, но и Микото, который тут же отстранил руки и уставился на парня. — Вот это ты- — Заткнись, — шипит Фута, цепляя пальцами мягкие щёки и целуя в припухшие губы, шумно выдыхая прямо на кожу щёк. Этот огонь… согревал. Дарил приятное чувство эйфории. Фута желал ощутить это ещё раз. На поцелуй отвечают, пока утягивают подальше от гостиной, в которой они вот так стояли уже с добрых пару минут, по первой неловко, а затем, начиная разгораться всё сильнее и сильнее. Одежда летела прямо на пол, бесформенной тропинкой от гостиной до спальни, а уж там двух парней захлестнуло с головой. Микото мягко опрокинул его на кровать, нависая сверху и стягивая свитер, чтобы затем отбросить его назад, в недра комнаты, и снова поцеловать парня, который так мило изнывал под ним. — Как ты предпочитаешь? — спрашивает в чужие губы, с хитрой улыбкой на собственных. Горячая рука скользит вдоль худого тела, оглаживает острые рёбра и спускается ниже, пригреваясь где-то на животе. — Я... я не знаю, — тихо признаётся Фута, теряя все слова в каше, что была сейчас в голове. Живот под рукой пульсирует, тело прижимается ближе, а самому парню так стыдно, но так жадно горят его глаза. Стыд, жар и что-то ещё, неизведанное для самого парня — всё это читается в его глазах, чем ещё больше забавляет Микото. — Тогда не буду пугать, — отвечают ему и мягко отстраняются, заставляя недовольно выдохнуть. Но совсем ненадолго, чтобы к Футе не вернулась его поплывшая голова. Им не нужно, чтобы тот стыдливо сбежал, боясь отдать свой первый раз. Глядя на то, как Микото обнажается перед ним, показывая своё белоснежное, действительно чистое тело, у Футы внутри сильнее стянуло, а между ног стало ещё тяжелее. Он впервые видел нагое тело перед собой. До этого лишь порно-журналы, коими баловались, будучи старшеклассниками, или всякие пошлые картинки, кинутые в личные сообщения от друзей. Фута не жаловался, когда его в шутку дразнили девственником, или когда заваливались личку кучей порно. Он знает, что это. Такое существует. Только вот никогда не ощущал это столь близко с другим человеком. Как говориться не щупал своими руками. Тело Микото было очень красивое, в меру подкаченное, в меру аккуратное, в меру... в меру... — Ох, боже, — шумно выдыхает Фута, широко раскрывая глаза, когда пальцы Микото, обмазанные в чём-то блестящим и липким, исчезают в его же теле. Пока мысли, тонким ручей размышлений проскользнул под тонким льдом, словно рыба, перед ним уже во всю разлеглись, отчего Футе казалось, что выглядит он сейчас крайне глупо, вот так просто сидя и наблюдая. Он правда не понимал, что нужно делать. Просто сидел и во все глаза наблюдая, стараясь дышать через рот медленно, чтобы не задохнуться от чувств, переполняющих всё внутри. Парень принимает более удобное положение, расставив ноги пошире и облокотившись спиной на спинку кровати. Фута с интересом и жадностью смотрит на то, как облизывает Микото свои губы и не понимает, как всё дошло до Этого. Как всё закрутилось так быстро, что сейчас они оба делали Это? Ещё совсем недавно этого прилипалу он терпеть не мог, а сейчас сидел и с голодом смотрел, как бледные, тонике пальцы проникают в пульсирующее нутро и как выгибаются брови Микото, стоит только своими пальцами задеть что-то внутри себя. — Не хочешь… помочь? — хрипловато произносит, заставляя Футу шумно сглотнуть и подползти поближе. Неловко пальцы пробегают по молочным бёдрам, вызывая у Микото шумный выдох, а затем перемещаются на чувствительную кожецу между ногой и пахом. — Фута-а, — выдыхает Микото, зажмуривая один глаз от приятного чувства стимуляции, а затем стонет, ведь горячие губы прижимаются к соску, заставляя вздрогнуть и запрокинуть голову. Фута с опаской скользит пальцами где-то внизу, трогает горячий ствол, размазывает смазку по головке, пока Микото стонет вновь, одной рукой цепляясь за плечи, истерзанные шрамами, а второй жадно пихаясь глубже. Он вскрикивает от накатившего удовольствия, когда собственные пальцы заменяют чужие, немного неумелые, но Микото обязательно его всему научит. — Дави чуть выше, — шепчет в волосы, хватая ртом рыжие прядки и скуля, когда Фута кусает чувствительную кожу на груди своими острыми зубами. Было так неловко и в тоже время так превосходно. Фута разрывался между этими двумя чувствами, вздрагивая под чужой лаской. — Ты как котёнок, — шепчет Микото с улыбкой на искусанных губах. Это возбуждает так сильно, что голова кружится, хочется целоваться, хочется ощутить жар чужого тела, испить сладость стона. Это же называется секс? Это же называются чувства? Фута поднимает голову, губами тыкается в чужие, пока пальцы туго скользят глубже, обжигаясь об нутро. Микото горячий. Микото такой… такой… — Молчи уже, — тихо шикает Фута, толкаясь пальцами глубже. — Глубже… прошу… Собственный член дёргается, его сжимают в одной хватке с другим и Фута стонет, закатывая глаза, явно не ожидая такого, но Микото лишь касается своим языком губ парня, умоляя впустить. Прохладный металлический шарик скользит по губам и у Футы всё взрывается внутри. Он жмётся ближе к руке, скулит, а затем после пары уверенных движений, обмокает, позволяя себя целовать так глубоко, так мокро, снова и снова сплетая языки между собой. Рука Микото мягко оглаживает мокрую головку, размазывая семя по всей поверхности, а в мыслях хихикает с того, какой же милый был сейчас Фута. — Ты такой миленький, Фута-чан, — шепчет, облизывая свои губы и наблюдая за тем, как густо наполняются мёдом, глаза напротив и как тот даже не удосуживается стереть с губ слюну. — В следующий раз будем делать по-другому. Микото не пришлось сильно изворачиваться, чтобы довести этого парня до настоящего оргазма. И это очень льстило.***
— И как долго ты об этом думаешь? — облизнув ложку от остатков десерта, спрашивает Микото. Он чуть склоняет голову на бок и весело смотрит на то, как Фута давится своим чаем и чуть не обливается. — Ты о чём? — он протирает рот салфеткой, пока Микото жадно скользит взглядом по чужим губам, улыбаясь. — О том, что у тебя по всему телу. Шрамы. Ты обещал рассказать. Они сидели в небольшой кофейне, где почти не было посетителей, но зато именно тут готовили вкусный кофе и продавали ароматную выпечку. Фута с подозрением оглядел помещение, словно их разговор с Микото могли подслушать, но, увы, рядом с ними места пустовали, а ближайшее занятое было в трёх столиках от них. — Ну так что? Расскажешь или слишком… ну… личное? — Микото склоняет голову ещё ниже и заглядывает в глаза сидящему напротив, находясь в таком ожидании, что уже не мог усидеть на месте. — Ну… я… — Фута заметно мнётся, сжимая стаканчик пальцами и прикусывая нижнюю губу. — Я совершил кое-что… — И поэтому режешь себя? Или ты страдаешь селфхармом? — прямо рубит Микото, отчего хотелось задохнуться. На это раз, правда, хотелось, потому что этот парень читал его, словно открытую книгу. А ещё был порой слишком прямолинейным. — Н... нет, я просто… Это сложно объяснить вот так просто! — хмыкает Фута, отводя взгляд и прячась от чужих глаз под рыжей чёлкой. — Да и не на людях это надо делать… К тому же, олух, мы в кафе! Здесь вообще-то едят. — Да мне как-то всё равно… Так что? Тебе отказала какая-то девушка? — Что? Нет! Как это относится к селфхарму вообще?! — А вдруг ты очень ранимый? Тебе разбили сердце и поэтому ты- — Это никак не связано с тем, что ты думаешь! — восклицает Фута, стукнув ногой под столиком, отчего стаканчик с чаем дёргается и наконец-то позволяет себе разлиться, попадая на толстовку парня. — Блять! — Ого, акулёнок, ты и такие слова умеешь говорить? — смеётся Микото, но любезно протягивает салфетки. — Не злись, малыш, я понимаю, что тема, которая доводит до такого, может быть… очень… глубокой. Фута протирает сладкое, неприятно липкое пятно и обречённо вздыхает, вжав голову в плечи. — Я просто хочу наказать сам себя… и не более… — За что же? Что ты такого сделал, чтобы измываться так сильно над своим телом? — Ну-у… Фута прикрывает глаза, а в темноте, что появилась перед ним, замелькали яркие огоньки. Затем они срослись в один огромный, пылающий алым и оранжевым шар. Взмыл высоко. Огонь. Запахло дымом и гарью. К горлу подступила тошнота. — Я отойду, — выдавливает Фута, выпрыгивая из-за столика и бросаясь в уборную. Одно только воспоминание о том самом дне, когда оборвалась не только чужая жизнь, но и его собственная — вызывало тошноту и моральную боль. Каким бы Микото не был хорошим и заботливым с ним, узнай он правду и тут же Футу бросят в тюрьму. От этих мыслей выступили слёзы, а комок желчи подступил к горлу и вырывался на свободу, стекая в водосток унитаза. В кабинку тихонько постучались. — Эй, ты в порядке? Это был Микото. Обеспокоенный Каяно Микото. Неплохой парень, который ненадолго смог спасти из того пожара, в котором горел парень всё это время. Но сейчас Футе захотелось заплакать, а ещё больше выблевать свои органы и смыться в этот же унитаз, над которым он нависал и тяжело дышал, роняя тягучие капли слюны в мутную воду. — Если тебе очень плохо, то давай я вызову скорую, хорошо? Но ему не отвечают, лишь пускают ещё один отвратительный звук, как некое подобие ответа. Микото морщится, включает воду в кране, чтобы приглушить такое шоу в кабинке, а позже приносит бутылочку воды и бумажное полотенце, которое ему выдал бариста. — Малыш, всё хорошо, тебя чего так? — Микото снова стучит, думая уже лезть к парню через низ дверцы или поверху по кабинкам, благо там можно было это сделать. Звук смыва, скрип защёлки и наружу выползает бледный Фута, со слезами на глазах и тонкой струйкой слюны в уголке рта. — Держи, — ему протягивают воду. От этой помощи парень готов скулить ещё громче. Потому что понимает — он недостоин такого доброго отношения к себе. — Спасибо, — хрипло давит из себя, вытирая рот и отходя к раковине, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Желудок крутило, а в носу стояло мерзкий запах гари. К горлу подступила тошнота вновь, но Фута залил её водой, а после сунул голову под ледяную струю, чтобы избавится от всего этого. — Поехали домой… — Микото аккуратно целует его в плечо, приобняв со спины. У Футы нет сил ему отказывать. Он действительно хотел сбежать. Хотел бы домой.***
Не всё в этой жизни должно быть белым. Рано или поздно наступит чёрная полоса, которая принесёт куда больше страданий, чем то добро, которое было получено при белой. Фута не искал конфликты в реальности, но зато имел острый язык в интернете, что и привело к ужасу, который преследует его по сей день, отравляя не только тело, но и душу. С того дня прошло уже полгода, а с разговора в кофейне — всего пару дней. Вот только всё это окончательно перевернулись в какофонию из терзающих мыслей и боли, которая снова и снова мучала, росла как опухоль. Фута желал, чтобы она наконец-то лопнула, прекратила его страдания одним простым глубоким порезом, но и одновременно он не желал оставлять Микото одного. Тот был… слишком хорошим для него. Терять такое было страшно. Чувство ненависти к самому себе росло просто в троекратном размере — душило, терзало. Давило. Он виновен. Хотелось взвыть, бросится в этот океан с головой, терзать себя, но вот так пойти и сдаться полиции не желал. Страшно. Он думает, что должен понести, куда большее наказание, чем суд и тюрьма. Он должен страдать так, как страдала та самая девушка, которую он с друзьями сжёг в четверг, ровно в 19:00. Сделали это из искажённого чувства справедливости, из желания избавиться от слабых. Ведь сильные пожирают слабея себя, ведь так? Верное ли было это суждение? Фута тогда не понимал, а сейчас осознание бьёт в голову ржавым гвоздём, отравляя своими токсинами всё тело. ОН ТОЖЕ БЫЛ СЛАБАКОМ. — Ты же Каджияма Фута? — женский голос раздаётся со спины, заставляя вздрогнуть и ниже натянуть капюшон. — Тот самый, который устроил всё это? Он замирает, сгорбившись и пряча руки в карман толстовки. — О чём это ты? — повернув голову, бросает дерзкий взгляд, не только для того, чтобы оскалить клыки, но и посмотреть с кем он будет иметь дело ближайшее время. Девушка с короткой стрижкой и холодными, пронзающими глазами. Фута её никогда не видел, но что-то странное ёкнуло в груди, заставило сжаться глотку от немого крика. Страх, который внушала эта личность. Справедливость, горящая в этих вишнёвых глазах. — Что тебе надо от меня?! Кто ты такая?! — Фута скалится, сжимая руки в кулаки. Он знает, что подловить за углом его может только одно. Судья. Тот, кто вынесет ему приговор. — Меня зовут Котоко. Этого достаточно, — она расстёгивает спортивную куртку, отчего Фута дёргается в сторону, отводя взгляд. — Т... ты чего удумала?! Отстань от меня! — Ко мне обратился кое-кто, — девушка без страха делает рывок вперёд и бьёт прямо в челюсть. — Ты такой трусливый и слабый, не могу поверить, что ты смог сделать это. Парень сплёвывает кровь и поднимает глаза на нападавшую, тяжело дыша. Понимает, про что именно она говорит, и душе стало ещё хуже. Взмыл вверх огонь страха и самоистязания. Как бы она не била его, лучше бы добила. И действительно, за рыжие волосы тянут вниз, резко бьют коленом и он вскрикивает, слыша, как сочно хрустнул его нос. Но Фута не сопротивляется. Резко выдыхает, закашливаясь от сильного удара, и отшатывается к стене, ощущая вкус крови на губах и распухший от удара нос. Перед глазами тут час возникает кровавая пелена, а пульсация из раненых мест смешивается в одно цельное. — Что ты… — Фута кашляет, когда ему снова прилетает. Так резко, так болезненно. Это его наказание? Его пытка? Быть избитым до смерти девушкой? Над ним издеваются? Фута кривит разбитые губы в усмешке, сплёвывая кровь на асфальт. Котоко над ним возмущённо выдыхает, смахивая чужую кровь со своего кулака. — Рано или поздно ты должен был понести своё наказание, Поджигатель. Фута был готов развалиться на части, так сильно его сдавила эта тонкая проволока, которая резала плоть. Так сильно правда с губ Котоко обжигала его. Поджигатель. Убийца. Он не помнит, сколько его вот так били, оставляя на теле новые синяки и переломы, но когда резким ударом бьют прямо в глаз — Котоко прилетает в ответ. Боль пронзает, Фута кричит, хватаясь дрожащими руками за свежую рану, пока его плечо сжимает чья-то рука. Это точно был её помощник. Его точно тут убьют. — Какого хрена?! — девушка рычит, отшатываясь назад и прижимая руку к разбитой губе. — Кто ты такой?! — Только тронь его, и я порву тебя в клочья, сука! Фута не видел, — всё перед глазами было в кровавом месиве, — но тот голос, что он услышал, вызвал мурашки по избитой спине. В сломанных рёбрах что-то ухнуло, когда его прижали к чему-то холодному, лишь на секунду обжигая теплом. Сознание медленно затухало. Футу словно бросили в бездонный океан, а он брыкался, не умея плавать, пытался ухватиться или сделать вдох, но вместо опоры — пустота, а вместо воздуха — жидкость. Тёмные воды заполняли лёгкие, начинало всё гореть внутри. Было так холодно. Так страшно. Фута сквозь пелену смотрел на то, как блестел солнечный свет на поверхности, в складках воды, но чем глубже его собственное тело погружалось, тем меньше света он видел перед собой.«Я просто… хочу…»
Полупрозрачная рука не казалась больше своей, но она так отчаянно тянулась к поверхности.«Это моя смерть?»
Фута выдавил улыбку и пару пузырьков соскользнули по губам вверх, тут же беззвучно лопаясь.«Простите меня…»
Он закрыл глаза, расслабляясь и наконец-то позволяя водам утянуть себя на дно. — Блять, да очнись ты, утырок! Голос под водой прозвучал так резко, больно ударил по ушам и Футу резко дёрнули наверх, крепко хватая за руку. Прямиком из этого водоворота. Он резко открыл глаза и с хрипом вдохнул воздух. Прямо над ним возвышался Микото. Тот самый, который бегал за ним в универе, угощал вкусностями и первым показал, что такое счастье. Или же?... — Очухался? — голос парня был ниже, более резким и грубым, отчего Фута поёжился. — Меня бы порешали, если бы твоя туша тут откинулась. — Что… — сейчас Фута может лишь это выдавить, сквозь пелену смотря на то, как странный парень, точная копия Микото, поднимается на ноги и яростно чешет голову. Он приподнимается следом, но боль хлынула в голову, а по щеке скатилась кровавая слеза. — Что с моим глазом?! — Не ори, я вызвал скорую. Блять, какое же гадство! — этот не-Микото яростно пнул камень, явно не желая смотреть на то, в какой агонии Фута катался по земле, хватаясь за повреждённый глаз. Сознание пульсировало, боль вызывала агонию, всё путалось, стягивалось леской. Ему хотелось, чтобы он умер от шока, от боли, что раздирала его изнутри, перемешивала кости и органы в мясорубке. — Слушай сюда, пиздёныш, — рявкнул голос и истошно кричащего Футу схватили за плечи, крепко впиваясь в кожу. — Заткнись и дай мне подумать, что мне делать с тобой! — Ты серьёзно?! — срывается Фута, зло поднимая на него свой целый глаз. — Мне глаз выбили, ублюдок! Крикнув это, он тут же осёкся, видя перед собой не кого-то левого, а Микото. Вообще-то того самого Каяно Микото, в которого Фута втрескался по уши. И то, что он сейчас обозвал — новым лезвием врезалось в сердце. — Я не… — Ой, да брось, мне посрать, как ты называешь меня, — парень перед ним жмёт плечами, криво выдавливая ухмылку, а затем хватает за щёки, заставляя взвыть снова. — Слушай сюда, как там тебя… Точняк, Фута. Всё кружится от того, какими пустыми глазами на него сейчас смотрели, а в голове вовсю кричал инстинкт сбежать от того, кто сейчас лишь носил лицо Микото. — Мне лично глубоко плевать, что с тобой тут творится и почему та сука решила тебя грохнуть, — лицо крутят в стороны, тем самым вызывая ещё больше боли. — Но ты Его парень, а значит и Мой тоже, так что, как бы сильно ты меня не бесил, пискля… Не-Микото замолк, вглядываясь в испуганный, ничего не понимающий глаз напротив, а затем склонился и лизнул нижнее веко, размазывая кровь по щеке. — Думаю, с тобой интересно. Жаркое дыхание обожгло губы Футы, но он ничего более уже не ощущал, лишь обмякнул в чужих руках.***
— И это конец? — тихо спросил мальчишеский голос. — Кинолента оборвалась? — Не знаю. Проверь. Невысокий парень лишь со вздохом поднялся со стула, поправил свою униформу и бесшумно прошёлся к кинопроектору. Чужие глаза внимательно следили за тем, как мальчишка скользнул пальцами по столу, нажал на алую кнопку и фильм, что до этого был на экране, потух. Пропал свет. Наступила полутьма. Тонкая полупрозрачная плёнка заблестела в маленьких руках. Кажется, она действительно была оборвана. — … Конец отрезан. — Хочешь что-нибудь ещё сказать по этому поводу, Эс? — Нет… Давай приступим к просмотру следующего. Вспыхнет экран вновь, новая бобина будет поставлена, а странный кролик запрыгнет на стол рядом с парнем и весело произнесёт: — А этот фильм будет о…