***
2 мая 1967 — Вот и они, — тихо сказал Николай. Остальные промолчали. Команда из двенадцати человек была послана сюда, на это богом забытое поле, не просто так, у них была важная задача. Но они будто забыли, зачем приехали, и молча стояли, смотря вниз. Они только что раскопали старую братскую могилу. И не могли оторвать взгляд от останков бойцов, много лет пролежавших здесь. Хоть и прошло уже двадцать пять лет, но воспоминания об ужасах войны ещё были слишком свежи. У каждого из команды были родные, не пережившие это страшное время. Кто-то потерял отца. Или мать. Старшего брата. Верного друга. Родного сына. Каждый, смотря сейчас на могилу, думал о чём-то очень важном: и старшие рабочие, как Николай Ручьёв, успевший повидать ужасы тех лет, и младшие, как двадцатишестилетний Виктор Медведев, бывший в войну совсем ребёнком. — Ну что ж, — прокашлялся Николай. От звука его голоса рабочие вздрогнули, разом вернувшись из мира тягостных дум, — за дело! Нам сказано, что для могилы неизвестного солдата нужно найти останки простого рядового, не дезертира и не пленного, личность которого распознать никак нельзя. Вперёд! И они принялись вытаскивать из земли скелеты в полуистлевшей форме. Нужно тщательно проверить, есть ли хоть малейшая возможность узнать имена этих несчастных. Конечно, шансов было крайне мало. Эту могилу обнаружили год назад школьники, и уже тогда было понятно, что вряд ли удастся определить, кто же в ней захоронен. Поэтому двенадцать рабочих тщательно осматривали каждый скелет в поисках кандидата для будущего московского мемориала — могилы неизвестного солдата. Для каждого из них было честью выполнить такое ответственное поручение. Для Виктора тоже. Солнце ярко светило, и оттого вскоре стало нестерпимо жарко. Виктор, в который раз утерев пот со лба, захотел немного освежиться, и, отпросившись у Николая, направился к запримеченной ранее речушке. Эта речушка, даже скорее родник, была на удивление чистой, хоть и протекала чуть ли не у стен города. Умыться такой после долгого копания в грязи — одно удовольствие! Вода приятно холодила плечи медноволосого паренька. Решив, что уже пора возвращаться, Виктор уже было привстал, но вдруг замер. С противоположного берега, ничуть не боясь человека и слышного отсюда гомона рабочих, на юношу пристально смотрел белый журавль. Он будто бы весь светился на солнце, и лишь самые кончики крыльев чернели, резко выделяясь на фоне ослепительно белых перьев. Виктор боялся моргнуть, только бы не спугнуть прекрасную птицу. Но журавль, ещё раз внимательно, почти по-человечьи, глянул на паренька и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух. Даже когда журавль уже скрылся за горизонтом, юноша всё ещё стоял, глядя ему вслед распахнутыми от удивления глазами. Что-то странное было в этой птице. Не столько поведение или этот пристальный взгляд. Что-то ещё… Но что? Раздумывая над необычным происшествием, Виктор направился к своим. Ещё издали он заметил всех товарищей, столпившихся с краю могилы. Прибавив шаг, парень вскоре увидел причину их оживления: Пётр и Костян как раз поднимали на поверхность скелет с самого правого края могилы. Рабочие наконец выбрали подходящего солдата. В захоронении ни у кого из бойцов не удалось определить имя, поэтому, по факту, каждый из них подходил. Но у самого правого форма сохранилась лучше всех, поэтому он и стал избранным. Обо всём этом Виктору радостно поведал Николай, очень гордый проделанной товарищами работой. Заинтригованный Виктор подошёл ближе. И не смог сдержать грустной улыбки. Глядя на останки героя, он думал: «А знал ли этот храбрый боец, что именно ему выпадет посмертная честь? Ведь его будущей могиле предначертано стать главным символом Великой Войны и Победы. А знает ли он вообще, что мы победили, что у нас получилось?». В глазах защипало, и парень отвернулся. Вдруг вновь появилось это странное чувство. Виктор даже тряхнул головой, но по-прежнему что-то опять не давало ему покоя: «Странный день. Сначала журавль, а теперь вот…» Это не похоже было на ощущение тревоги или опасности. Нет. Будто бы юноша давно уже искал ответ на какой-то очень важный для него вопрос, и вот уже осталось чуть-чуть, он буквально на пороге… Виктор снова потряс головой: «Надо бы отдохнуть». Ещё раз глянув на солдата, он вслед за своим другом Петром направился к машине. Пора ехать в Москву.***
9 мая 1967 Когда началась война, Виктор ещё даже не родился. Может, это и к лучшему, ведь иногда лучше не понимать, что происходит, нежели помнить всё до последней чёрточки. Но даже у крохотного младенца война может забрать всё. Виктор появился на свет в августе сорок первого. Его отец, Василий Иванович Медведев, тогда уже месяц как был на фронте. Только раз, рассказывала мать, он сумел приехать повидать семью, в том же августе. Именно тогда Василий в первый и последний раз увидел своего сына. Мама очень любила рассказывать эту историю. Как тогда он, взяв на руки младенца, тихо сказал ей: «Назови малыша Виктором. Тогда мы точно победим». Позже лишь письма стали ниточкой, связывающей их. А в декабре вместо долгожданного письма пришла похоронка. Мать так и не сумела оправиться от горя. Нет, она не умерла и не заболела. Просто иногда вдруг начинала говорить странные вещи, беседуя с воздухом. Все вокруг думали, что она сошла с ума. Подросшему Виктору пришлось в одиночку тянуть обломок их семьи. И он никогда не слышал, чтобы мама смеялась. Все эти мысли поочерёдно проносились в голове Виктора, пока он, поддерживая мать, стоял с букетом гвоздик у только что открытого нового мемориала — могилы неизвестного солдата. Все, участвовавшие в той экспедиции по поиску подходящего для него бойца, почётно стояли в первом ряду. Кто-то на трибуне толкал торжественную речь о том, что сегодня вот такой важный день, мы открываем новый памятник и всё такое. Да, это правильно. Но отчего-то Виктор совсем не вслушивался в эти слова, а только неотрывно глядел на мемориал. Колыхалось пламя в бронзовой звезде. Негасимое пламя. Одинокая слеза скатилась по щеке. «Это для тебя, отец», — подумал Виктор и не в силах больше глядеть, перевёл взгляд выше. И замер. Опять. На красной зубчатой стене сидел журавль. Здесь, в центре Москвы! Виктор не верил своим глазам: это точно был тот же самый белый журавль. Тот, с ручья. Быстро оглядевшись по сторонам, парень сообразил, что никто больше не видел странной птицы. Крыша, что ли поехала? А журавль, казалось, смотрел на него одного. Забыв обо всём, Виктор неотрывно глядел на птицу. Странную птицу. Но что же всё-таки в ней странного? Длинные розоватые ноги, белые крылья, тонкая шея, пристальный взгляд… Стоп, глаза! — Сынок, пора, — тихо сказала мать, прерывая ход мыслей юноши, отчего тот вздрогнул. Она легонько сжала руку Виктора, в которой был букет, и кивнула в сторону памятника. Он быстро кивнул ей и снова бросил взгляд на стену. Но белый журавль пропал. Всё ещё будто во сне, Виктор положил цветы на гранитные плиты и, взяв маму за руку, повёл её ближайшей скамейке. — Яхонтовый мой, не торопись, — прошептала она и грустно улыбнулась ему. Голос матери вернул Виктора в реальный мир. «Яхонтовый» — так когда-то говорила его прабабушка, мамина бабушка. Мама очень любила это старое слово. Она всегда говорила, что называла так только двух самых важных для неё людей: Виктора и его отца. — Знаешь, — убедившись, что сын её слушает, она перевела взгляд на небо. — Моя бабушка когда-то говорила мне, что души умерших превращаются в птиц. Где бы ни был похоронен человек, рядом всегда будет летать его душа в форме птицы. Пока не успокоится, чтобы идти дальше. — Она вновь посмотрела на Виктора. Выразительно так, будто ждала ответа. Тот в недоумении наморщил лоб, удивлённый странной речью матери. Однако вскоре морщины разгладились. — Знаешь… — он замялся. — А ведь я… только что… В общем… Там был журавль… на крепостной стене… он просто растаял в воздухе, — Виктор смущённо замолк, думая, что несёт какой-то бред. Но мама продолжала внимательно на него смотреть без тени сомнения, и он, решившись, продолжил: — Эта же птица была там, где мы нашли неизвестного солдата. Но только сейчас я заметил… У белых журавлей ведь чёрные глаза, верно? А у этого… Янтарные. Как у меня. Мама улыбнулась: — У твоего отца тоже такие были. Ни до ни после я больше ни у кого не видела таких глаз. Кроме тебя, мой яхонтовый. Она присела на скамейку и достала платок. Украдкой вытерла слёзы. Виктор же остался стоять, ошеломлённый внезапной мыслью, яркой молнией пронзившей его сознание. Нет, не может быть… Он вновь взглянул на мемориал. И теперь не удивился, когда увидел журавля на бронзовой каске памятника. Две пары янтарных глаз долго смотрели друг на друга. Пока Виктор, отчаянно моргая, чтобы скрыть наступающие слёзы, не прошептал: — Здравствуй, — дыхание перехватило. — Я… я… очень рад тебя наконец встретить. Спасибо! Теперь ты… наверное, можешь идти дальше. А я… мы будем помнить. Я люблю тебя. Журавль ещё раз взглянул на паренька. Крикнул своим чистым серебряным голосом и улетел. Теперь уже навсегда.