Тысяча Журавликов

Привет моим читателям. Вот вам история. Существует восточная притча, в которой рассказывается про упорство. Если сделать тысячу бумажных журавликов, то одно желание, самое заветное, обязательно сбудется. Пренепременно. Притчу Исину рассказала мама. В один дождливый вечер материнское сердце не выдержало, и она решила, что нужно дать сыну последнюю надежду. Глубокую уверенность, чистую веру в полное выздоровление. Иначе мальчик сидел целыми днями в комнате, разглядывая прохожих через запертое окно, листая книги с картинами великих художников, читая сотни статей в интернете про свою болезнь и сравнивая проценты выживших из разных статистик. И он не мог остановиться. Следующая страница казалась более правдоподобной, нежели предыдущая, даже если цифры были катастрофически низкими. А куча интернетных знатоков-самоучек, оставлявших отзывы под статьями, только подливали масла в огонь. И когда мать вошла к больному ребенку с пачкой бумаги, он лишь тихо закусил губу. В душе он кричал, бунтовал и сбивал костяшки в кровь, скидывал вещи со стола, выломал дверь и гордо вышел прочь. Выслушав все, что женщина хотела до него донести, Исин постарался правдиво улыбнуться. Мама показала ему, как правильно складывать лист, чтобы получилась маленькая птичка. Так появился первый, чистый, словно первый снег. Исин поставил себе планку - делать каждый день десять журавликов. Он резал пальцы о тонкие листы, если неудачно вытягивал один из пачки или криво складывал, но не отступал. День за днем количество белоснежных птичек в пластиковом пакете росло. После двух недель исправной работы, мать не выдержала и поинтересовалась, что загадает ее дитя. - Я хочу друга, - без запинки произнес мальчик, смущенно улыбаясь, демонстрируя очаровательную ямочку. - Мне очень грустно без друзей. Тогда мама не совсем поняла, что имел в виду мальчик. Она предполагала, что первым и единственным желанием сына навсегда останется здоровье. Однако, он поразил ее до глубины души. С одной стороны, ей виделось, что Исин превращается в эгоиста, который думает только о себе, с другой - шансы на полное излечение были чрезвычайно малы. Да и попасть в те самые проценты поправившихся, судя по показателям Исина, не представлялось возможным. Очередное обследование не привело ни к чему хорошему. Все осталось по-прежнему, исключая тот факт, что постепенно становилось только хуже. Исин все чаще лежал в кровати, редко вставал, плохо ел, чаще извинялся и просил маму не беспокоиться о нем. «Все хорошо, мам» - уверял женщину сын, снова и снова показывая чудную ямочку. А изящные руки продолжали складывать маленьких журавликов и убирать к остальным. У него набралось триста двадцать два журавлика, когда врачи порекомендовали перевести Исина в стационар, ибо родители уже не справлялись со всеми прописанными процедурами. Поставить капельницу они могли, но вот закупать некоторые лекарства без лицензии врача запрещалось. И никто не собирался ездить ради одного пациента на другой конец города с тяжеленным чемоданом. Исина перевезли в больницу спустя три дня после вынесения «приговора». Он усердно занимался оригами, делая ежедневно десять журавликов, а в особо тяжелые дни - двадцать. Шестьсот сорок семь журавликов было сложено, когда хрупкому парню прописали курс химиотерапии. Исин проводил по шесть часов, лежа под капельницами. По венам струилась разъедающая жидкость, которая больше забирала его природную красоту, чем возвращала здоровье в тело. Его постригли очень коротко, на всякий случай, чтобы волосы выпадали не слишком заметно. Паренек не останавливался, собирался с силами, остававшимися в мышцах, и складывал птичек… Ифань пришел в тот вторник в больницу навестить рыжего и громкого Чанеля, своего друга, сломавшего так некстати ногу. Как раз перед важным матчем. Баскетбол занимал практически всю жизнь парней, если вспомнить то, что оба получили спортивные стипендии и учились в колледже, в основном благодаря этому прекрасному умению попадать мячом в кольцо с любого угла площадки. И накануне матча с командой противника Чанель практиковался в паркуре. И с криком: «Смотри, что могу!» - прыгнул с крыши на забор, зацепился за торчавшую доску штанами, растянул сухожилие и заполучил трещину в кости. Благо ограничился этим. Ифань был готов накостылять другу прямо на месте. Но он был выше рукоприкладства, пришлось вызвать скорую, позвонить родителям Чанеля и заняться всем тем, что обычно делал хороший друг. Действовать на нервы. Он выбрал в больничном киоске самый бабский шарик, подходивший исключительно для девчонки, оплатил его вместе с коробкой жевательных мармеладок и потрудился запихнуть покупку в красивый пакетик. В палате Пак Чанель лежал не один, а с целой компанией таких же сорвиголов, как и он сам. Один вывихнул плечо, пытаясь подтянуться на одной руке, второй красиво навернулся со скейта, а третий неудачно сел на шпагат. Несмотря на всю нелепость происшествий, героем здешнего места оставался рыжий баскетболист. Он ржал, как конь, позволял всем, кто загорится желанием, расписывать гипс на ноге и рисовать на нем непристойные картинки. Ву Ифань заходил в лифт, когда его вежливо попросили нажать еще одну кнопку лифта. В уголке стоял тонкий парень, державшийся за капельницу на металлическом держателе. На нем была больничная пижама, милые фиолетовые тапочки и тонна пластырей на предплечье, включая тот, что удерживал иглу в вене. - Спасибо, - пробормотал Исин, а Ифань моментально нажал названный этаж. - Все хорошо? – почему-то спросил баскетболист, прекрасно понимая, что задает самый дебильный вопрос из возможных, особенно в этих обстоятельствах. И так было видно, что пареньку не по себе. - Наверное, - пожал плечами тот. - Я могу чем-то помочь? – Ифань второй раз ненавидел себя за несусветную тупость. - Не знаю. Скорее всего, нет. И Исин осторожно вышел из лифта, направляясь обратно в палату. Зайдя за угол, он остановился, отдышался и похлопал себя по щекам. Тот высокий блондин был очень красивым, поразительно добрым и сочувствующим, но Исин сник. На его голове криво отрастали тонкие волосы, топорщась в разные стороны, все руки в синяках и пальцы в царапинах, значит, тот человек в лифте искренне пожалел маленького больного Исина. Ифань быстро нашел друга в больнице, вручил подарки для поднятия настроения, хотя тот не особо в этом нуждался, ибо смеялся до колик вместе с собратьями по несчастью. Рыжик мельком поприветствовал друга, порадовался шарику и мармеладкам, в секунду избавил их от обертки, забыв напрочь предложить всем присутствующим попробовать, и затолкал их за обе щеки, смачно причмокивая. - Послушай, - обратился к Чанелю капитан команды, - ты не против, если я не буду сидеть тут с тобой до полуобморока? - Ноу проблем, бро! – отозвался второй баскетболист. - Спасибо, что зашел! Меня и так маман опекает… Придет через полчаса… Вместе с бабушкой… Ты заходи еще! - Окей! А ты больше не делай глупостей! - Я подумаю над этим. А капитан вырвался в коридор в надежде опять встретить мальчишку с ямочкой на щеке. Исин следовал обычному плану, превращая ровный лист в маленькую птичку. Бумага сминалась там, где необходимо, загибалась, и готовый журавлик отправлялся в пакет к себе подобным. Сегодня из-за серых туч все же выглянуло холодное ноябрьское солнце и осветило его унылую комнатку. Мама недавно ушла домой, хотя, будь ее воля, она бы ночевала возле ребенка. Еще пять журавликов, и восемьсот семьдесят одна готовая взлететь птичка. - Что ты делаешь? – внезапно спросили Исина. Он поднял глаза, встречаясь взглядом с блондином из лифта. - Я складываю бумажных журавликов. - А зачем? - Если наберу тысячу, то мое желание исполнится. - А что ты загадал? - Я тебе не скажу, ты будешь смеяться. - Почему? - Потому, что это слишком жалко. Я не хочу, чтобы меня жалел посторонний человек. - Меня зовут Ву Ифань. Я здесь навещал друга, он лежит в травматологии: сломал ногу. - Я - Исин, я тут давно. У меня лейкемия. Блондин застыл в проходе, явно подбирая слова для правильной реплики. Выглядел, будто аквариумная рыбка, попавшая на сушу. В груди мерзко защемило, словно консервным ножом вскрывали ребра, а сердце заходилось в бешеном темпе. Ифань верил с трудом, что настолько приятный человек медленно, но верно, умирает. Они разговорились. Поразительно, каким предстал перед Ифанем хрупкий, тоненький Исин с израненными пальчиками, которые хотелось поглаживать и греть. Хотелось дарить ему безграничную заботу, веселить и радовать, пока есть возможность. Баскетболист стал появляться в больнице каждый день. Безусловно, он не обделял вниманием своего лучшего игрока и друга, но вдобавок ко всему, он посещал и Исина. Так в палате возникали шарики различных форм, иногда букеты с яркими цветами и весьма крупный медведь, навсегда поселившийся в изголовье кровати. Ифань прикрывался тем, что друг от подобного отказывался, а выбрасывать не очень хорошо, и как бы ненавязчиво забывал их в палате больного. Мать регулярно приходила к сыну, расспрашивала врачей о его состоянии, а те в ответ качали головой. Все оставалось по-прежнему. Девятьсот четырнадцать журавликов, и Исину становится хуже. Чанеля уже давно выписали домой, и у Ифаня нет причины приходить к едва знакомому парню в больницу и надоедать своим присутствием. Но он все равно пришел, наплевав на рамки приличия. Исин тихо плакал, отвернувшись к стене. - Что случилось? - Их нет… - Кого? - Журавликов. Они пропали… Мне придется начинать заново… А ведь мне оставалось всего пятьдесят три птички… - всхлипнул паренек, поджимая колени. В колледже Ифань собрал всю спортивную команду. К его удивлению, пришли все: Лухан и Тао, китайцы с первого курса, Кай и Чунмен с третьего, Дио, Сюмин, Сехун и Чен, две языкастые язвы потока, Бекхен и даже Чанель с костылем. - Ребят, прозвучит странно, но мне нужна ваша помощь. - Конечно, кэп, - откликнулась команда. - Есть один парень, у него лейкемия. Я хочу его поддержать, но для этого надо кое-что сделать! - Что-то противозаконное? - Нет. Мы срочно должны сделать тысячу бумажных журавликов. Парни переглянулись и молча потянулись к запечатанным пачкам с бумагой. Ифань летел в больницу на всех парах. Ноги сами несли его к тому хрупкому пациенту. Пусть он и не приходился ему родственником, однако порадовать человека хотелось куда сильнее. Неладное он почувствовал на этаже. Атмосфера исказилась, словно нечто важное изъяли из повседневной жизни. Коридор выглядел поразительно темным. У двери сидела осунувшаяся женщина, вытиравшая кружевным платком дорожки от слез. Она ошарашено посмотрела на прозрачный пакет с журавликами в руках у блондина и закрыла лицо ладонями. Как понял Ифань, утром Исин не проснулся. После трех недель пребывания в странном состоянии, Ифань нашел в себе силы прийти и навестить пациента в реанимационной. Размеренный писк мониторов действовал на нервы, и в голове крутился план разбить противную машину. Исин, накрытый тонким одеялом, походил на фарфоровую куклу, брошенную хозяевами. Сквозь кожу можно было проследить синие паутинки вен. Кислородная маска закрывала половину спокойного лица и, в общем-то, лишний раз доказывала всю серьезность ситуации. Баскетболист огляделся в поисках стула. Ему нравилось смотреть на Исина: он представлял себе, что Исин вовсе не болен, а просто спит. И через пару часов обязательно проснется, дабы вновь складывать оригами, будет смеяться и демонстрировать привлекательную ямочку на щечке. А еще Ифань подумал, что если Исин придет в себя, а он это сделает, то блондин стопроцентно его поцелует. Потому что такого человека стоит только целовать. И любить. Всю жизнь. За веру, за старания, за стремление к жизни. Ту ночь парень провел в больничной палате. Чжан Исин думал, что его жизнь определенно кончена, когда не обнаружил пакет с журавликами на привычном месте под кроватью. Раньше его никто не трогал, уборщица мыла под ним пол и возвращала на место, зная их предназначение. Исин поверил, что не судьба ему заиметь хоть одного друга, и пропажа стала тому доказательством. И первое, о чем пожалел парень, так это о потерянном времени. И о десятке царапин на пальцах. И противный, навязчивый лучик солнца, скользивший по коже лица, мешал ему погружаться в собственные размышления тем, что не исчезал. Раньше Исин не придавал такому простому знаку специального значения, пока не почувствовал медицинский привкус на губах. Поразительно, как напоминание о месте, куда его отправили умирать, заставило парня приоткрыть глаза, чтобы опровергнуть предположение. Окружение изменилось. Слишком много аппаратов, подключенных к нему, плачущая мама, походившая на призрака, и тот добрый блондин. Прибежавшие врачи суетились и нагло светили маленьким фонариком прямо в глаз пациента, без умолку говоря с использованием исключительно медицинских терминов. Через сутки Исина перевели в обычную палату. Каталку втолкнули в комнатку, в которой он уже лежал, только поступив в больницу. Правда, весь потолок усеяли бумажные журавлики, подвешенные на полупрозрачных ниточках. Ветер, проникавший в помещение сквозь открытую форточку, колыхал птичек, создавая иллюзию независимого парения в воздухе. - Журавлики… - прошептал Исин, протягивая к ним руку. Ремиссия - очень хорошее слово. Оно принесло невероятное облегчение всем родственникам Исина и ему самому. В теле ощущалась усталость, словно он веками таскал камни и шел через весь мир пешком, но одновременно с этим появилась легкость. Врачи взяли с Исина обещание раз в четыре месяца приходить на обследование и регулярно сдавать кровь для проверки, а затем сказали, что он поправится. На выписку из больницы к нему пришел Ифань с большим воздушным шаром. - Ифань, - обратился к баскетболисту юноша, - мама сказала, что ты принес журавликов. Где ты их нашел? - Это другие. Они мои, - отозвался капитан команды. - Я думал, что ты моих отыскал… - Исин, скажи мне, пожалуйста, что такое ты загадал? - Мне было грустно, и я решил, что попрошу друга, - смутился тот, - Я думал, что мои журавлики тебя удержат, но они исчезли. Тогда я подумал, что ты уйдешь, раз я не насобирал ровно тысячу… А тебе для чего понадобилась тысяча журавликов? - Я очень хотел, чтобы ты поправился, Исин… Пишите отзывы и письма. Я люблю их читать.