Забвение

“Этого в каноне не было!” — бьётся в голове Шэнь Юаня отчаянная мысль, когда ему ласково, но твердо разводят ноги. — Только попробуйте оставить синяки, — шипит над головой Ло Бинхэ, обнимая Шэнь Юаня всем собой, кажется. Но не ноги, не ноги, по сути, он только за плечи держит, руки мягко сжимает — чтобы синяков не оставить и удержать, а в своем саморазвитии он уже дошел до того уровня, когда почти играючи может удерживать своего Учителя и понимает силу своих рук. Шэнь Юань упирается затылком в живот Бинхэ, его спина лежит на его коленях, и в этом чувствуется странная, неуместная сейчас забота, а ноги... ноги держат и бережно разводят другие, не позволяя даже толком опереться пятками о циновки бамбуковой хижины. — Смотрите на меня, Учитель, — склоняется Бинхэ, закрывая своими вьющимися волосами обзор на то, что творится... ниже. — Смотрите на меня. Это проклятье от побежденных вами демонов, но вы справитесь. Мы справимся. Девочек это не коснулось, они помогут вам... и нам. — Нет... — пытается возразить Шэнь Юань, рвется из сильных рук, а внутри разгорается ужас от того, что не только он сегодня... не только его... младшей из девочек всего тринадцать. — Никто не прикоснется к ним в этом смысле, — обрубает Бинхэ. — А память им сотрут. Не в первый раз. Но они запомнят... ощущения. И мы должны показать им, что ничего страшного не происходит. Ло Бинхэ говорит уверенно и непреклонно, смотрит в глаза, не позволяя обратить внимание на то, что Шэнь Юань уже без штанов остался — его раздевают бережно, очень бережно, но неуклонно. — Я никогда... — выдыхает Шэнь Юань, зажимаясь. Лицо Бинхэ искажается странной горькой болью, но он буквально заставляет себя улыбнуться, сказать: — Да, да. Конечно. Мы понимаем. Мы будем осторожны, Учитель. Он отпускает руки Шэнь Юаня и мягко стирает слезы с его щек. Когда они пролились? Но щеки все мокрые, а Бинхэ так аккуратен и нежен в прикосновениях. Бережен. Словно перед ним кто-то, кто сломается от слишком сильного прикосновения, кто-то слишком хрупкий и... маленький. — Дети, — вспоминает Шэнь Юань. — Пусть уйдут. Им незачем... нельзя. — Детей увели, — шепчет Бинхэ. — И принесли масла. Приподнимите бедра, Учитель. Нужно подложить подушки. Шэнь Юань понимает, что этот глухой и отчаянный возглас издает он сам, но не может молчать, а лицо Бинхэ снова наполняется болью и отчаянной горечью. — Если бы мы могли иначе... — срывающимся голосом говорит он. — Если бы... А потом он пытается улыбнуться, чтобы успокоить, чтобы Шэнь Юаню не было так страшно. И рука сама тянется приласкать щеку Бинхэ, по которой катится слеза. Они оба плачут, но кто их осудит? — Бинхэ, — слышится голос Нин Иньин. — Я начну... подготовку. Другим не доверяю. У них глаза бешеные — сорвутся. Тебе бы доверила быть первым, но ты... внушительный. Я выберу, у кого поменьше. — Делай, — поднимет голову Бинхэ. — Я доверяю тебе, шимэй. Шэнь Юань мельком видит встревоженное лицо ученицы, пытается свести ноги машинально, но его держат за колени очень аккуратно и крепко, он не видит, кто, но чувствует крепкую хватку. — Синяки не оставьте, — приказывает Бинхэ и склоняется обратно, шепча: — Сейчас надо потерпеть. Немного. А-Иньин будет бережна. Шэнь Юань верит ему — отчаянно и глупо, он верит Бинхэ, верит в то, Нин Иньин будет бережна с ним, знает, что боль будет, этого не избежать, но они, его ученики, постараются сделать всё достаточно… аккуратно. — Погладь, — советует Нин Иньин Бинхэ, но смотрит в глаза Шэнь Юаню, — не лезь сразу пальцами, сначала погладь, расслабь, чтобы было приятней. Ты себя касалась? — Никогда, — хмуро отвечает Нин Иньин, — откуда мне... откуда начать? — От коленей и вверх, — мягко отвечает Бинхэ. У него в радужке глаз проступает линиями алое, яростное, жестокое... страстное. Он смотрит на губы Шэнь Юаня. Так смотрит, что становится ясно — поцелует, если осмелится, если его, наполненного странной силой своей полукровной природы, всё же проймет общее для них всех проклятье, заставит отбросить мораль и правила и взять того единственного, кто сейчас слабее всех них из-за яда, что бурлит в меридианах. “Ну, — с отчаянной злостью думает Шэнь Юань, — хотя бы от яда исцелюсь”. Он пытается в групповом изнасиловании найти плюсы. Хоть какие-то. Но да, да, это могло быть иначе — жестче, без подготовки, без зарычавшего на всех без слов Бинхэ, прятавшего его за своей спиной, пока в головах остальных не начал немного просыпаться рассудок. Это всё равно случилось бы, но иначе, жестче, злее... больнее. — Вот здесь, — шепчет Бинхэ, — проведи ногтями еще раз. Нин Иньин проводит ногтями, и Шэнь Юань с удивлением понимает, что ему даже нравится. Прикосновения мягкие, легкие, а его вертлявая и непоседливая ученица внезапно очень серьезна и обстоятельна в том, чтобы ему было приятно грядущее грубое вторжение. Впрочем, может, всё будет не так уж грубо? — Выдохните, — шепчет почти в губы Бинхэ, и его дыхание опаляет, дурманит, делает всё легче. — Сильно и резко. Выдохните. Они все, наверное, и понятия не имеют об анальном сексе, но пытаются сделать хоть что-то. И Шэнь Юань благодарен им, он выдыхает, впуская в себя палец Нин Иньин, а потом глупо и отчаянно подается вверх... целуя. Он ужасен и крадет то, что должно было достаться не ему, потому что этот демон предназначен сотне жен, которые будут любить и ласкать его всего, но сейчас... сейчас ему нужно это, а женам достанется всё остальное. Бинхэ скулит в его губы испуганно и восторженно одновременно, но не отстраняется, пытается целоваться — неуклюже, чуть кусаче, словно хоть так пытаясь зацепиться, удержать, не отпускать, забрать себе, хотя точно знает, что именно сейчас делает Нин Иньин и зачем она это делает. — Учитель, второй палец, — говорит ученица, и Шэнь Юань отвлекается на нее, пытается посмотреть через распущенные волосы Бинхэ. — Зачем ты распустил волосы? — спрашивает он растерянно. — Чтобы сокрыть то, что вам будет страшно увидеть, — отвечает Бинхэ. — Я могу... могу еще?.. — Только не кусайся, — просит Шэнь Юань. — Научите — как? — почти отчаянно просит Бинхэ. Шэнь Юань учит. У него самого не так много опыта, но нежность в поцелуи вкладывать он умеет, и этой нежности Бинхэ учится легко и быстро, и вот уже не кусается, а сводит с ума тягучими и долгими поцелуями, так явно и старательно сдерживая себя, чтобы не укусить, не заклеймить, не присвоить себе хотя бы в этом. — Третий палец, — говорит напряженно Нин Иньин. — Учитель, закройте глаза. Бинхэ, посмотри на остальных. Мне нужен твой убийственный взгляд. Как быстро она разгадывает истинную натуру Бинхэ. Может, не такая уж и дурочка, а?.. Шэнь Юань покорно закрывает глаза, чувствуя, как распрямляется Бинхэ, а потом слушает, как так близко рокочет на грани рычания его голос: — Что-то не так? Кто-то хочет больше, чем ему дадут?.. — Почему ты забрал всё себе?! — срывается почти на крик чей-то незнакомый из-за желания сиплый голос. — Потому что я могу держать себя в руках, — говорит твердо Бинхэ. — И не только себя. Нин Иньин? — Нет, — отвечает спокойно ученица. — Я с вами драться буду, но не подпущу. Он не готов. И в этом тоже чувствуется такая невероятная забота, что сердце наполняется нежностью к ученикам. По щекам Шэнь Юаня катятся слезы, которые он не может сдержать. Бинхэ над головой выдыхает болезненно и вновь склоняется, скрывая его ото всех. Нин Иньин продолжает разминать и растягивать, действует аккуратно, обстоятельно. Бинхэ смотрит в лицо Шэнь Юаня, иногда склоняется и целует мягко и нежно. Они так бережны с ним, что Шэнь Юань просто не может сдержаться, и слезы сами текут из глаз. Бинхэ уже не стирает их, только кривит губы горько и тут же целует, чтобы отвлечь и самого себя тоже. Нин Иньин, наконец-то находит простату... хотя знала ли она о том, что эта шутка в мужском организме вообще есть? Но она находит и понимает, что Шэнь Юаню нравится прикосновение в определенном месте. — Да, — говорит Бинхэ, целуя разгоревшиеся алым щеки, — мягче... там. Нин Иньин действует мягче. Она вообще очень осторожна и бережна в том, что касается чужого тела. Шэнь Юань мысленно перебирает в голове поучения в его библиотеке, которые можно дать ей. — О чем Учитель думает? — тихо спрашивает Бинхэ. — Об обучении, — рассеянно отвечает Шэнь Юань. — Я знаю, какие книги дать Нин Иньин еще... Ах. — Простите, Учитель, — сдавленно отвечает Нин Иньин. — Но даже сейчас... даже сейчас... — Не плачь еще и ты, — просит устало Шэнь Юань. — Всё хорошо. Продолжай. Он настраивается на... рабочий лад, переключается с того, что творится с ним на планы о грядущем обучении, и становится легче, становится спокойней, конечно, потом у него будет истерика, потом он будет испуган и зол на демонов, на себя, может, и на учеников, но сейчас это помогает. Бинхэ целует его мягко, бережно, а Нин Иньин говорит: — Всё. Четыре пальца. Попробуем?.. — Попробуем, — выдыхает в губы Шэнь Юаня Бинхэ. Чуть отстраняется, смотрит сверху вниз. Пальцы Нин Иньин одновременно покидают тело Шэнь Юаня. Тепло ее тела исчезает, но не голос серьезный и твердый: — Показывайте свои мечи пониже пояса. Нужен самый небольшой. Откуда что взялось? Ему казалось, что Нин Иньин спокойней и капризней. Как реагируют ученики, Шэнь Юань не видит — волосы Бинхэ всё ещё закрывают обзор, а сам Бинхэ смотрит на него с мягкой горькой нежностью, почти с любовью, и он не отводит взгляд, когда рядом появляется чье-то тепло, а потом внутренней части бедра Шэнь Юаня касается рука значительно крупнее ладошки Нин Иньин. — Да осторожней ты, остолоп! — ругается Нин Иньин. — Мягче. Направляй. Да не стесняйся ты меня!.. Что я там не видела?.. Дай я сама!.. Шэнь Юань почему-то начинает улыбаться. А Бинхэ улыбается в ответ, склоняется над ним, скрывает от всего, что происходит... там, между разведенных ног. И ловит губами первый напряженный выдох от вторжения. Наверное, это самый небольшой, но он кажется огромным. — Больно, — шепчет в чужие губы Шэнь Юань. — Простите, Учитель, — отзывается напряженно Бинхэ. — Но они очень осторожны. — Я знаю, — признается шепотом Шэнь Юань. — Я знаю. Вы так бережны со своим старым Учителем. Но ему больно, неприятно, его растягивает так, как никогда в его прошлой и нынешней жизнях. Ему... странно. Ему сладко от поцелуев Бинхэ. Ему тепло от того, что сейчас Нин Иньин командует остальными учениками и направляет их. Он чувствует странную ненормальную безопасность от того, что творится сейчас с ним, с его телом. ...наверное, в какой-то миг он сломался?.. Бинхэ ловит его выдохи своими губами, гладит его лицо, склоняется, прячет от мира. Шэнь Юань принимает эту странную заботу и даже уже не пытается зажиматься, пытается расслабиться, краем уха слушая, как командует учениками Нин Иньин. Она полностью уверена в своем праве, в очередности, в том, что только ей решать, кто будет следующим в теле ее Учителя, и остальные принимают эту уверенность, эту ее почти безграничную в пределах одной комнаты власть. В какой момент вздохи становятся стонами, Шэнь Юань не запоминает, но Бинхэ кусает его в поцелуе, словно спрашивая, почему его Учителю начинает нравится всё это? Если бы он знал ответ. Если бы. Тело предает его в тот миг, наверное, когда Нин Иньин подпускает всех к нему, но внутри разрешает быть только одному, а остальным дозволяет ласкать — нежно касаться, гладить, нежить. — Бинхэ, — шепчет Шэнь Юань, — не кусайся. — Простите, Учитель, — покорно отвечает Бинхэ, но больше не целует — приникает губами ко лбу и так застывает. Кажется, он на грани, кажется, он держит себя из последних сил. Шэнь Юань поднимает руки, гладит лицо своего ученика, забирается пальцами в волосы, массирует кожу головы. Он боится того, что будет, когда Бинхэ сорвется и выдаст ему все накопившееся желание и всю страсть. Он хочет, чтобы Бинхэ не было так ощутимо больно смотреть, как стонет он от чужих прикосновений. Шэнь Юань запутался. Так запутался. Он теряет нить времени, уже не пытается понять, что происходит, главное для него сейчас то, как Бинхэ отчаянно закрывает его от мира собой. Они оба не сразу понимают, что говорит Нин Иньин: — Ты последний. Остальных почти отпустило. Бинхэ отстраняется, смотрит на Шэнь Юаня, почти шепчет: — Они всё ещё касаются. — Я отгоню, — твердо говорит Нин Иньин. — И возьму Учителя из твоих рук. Шэнь Юань немного не понимает. Всё почти закончилось? Остался только Бинхэ? И больше не будет вторжения и наполненности, которая ему сейчас почти нравится? Да, у него так до конца и не встал, но и боли почти нет — только растяжение, только переполненость, только непривычное для него непонимание тех сигналов, что посылает его тело. Бинхэ приподнимает его плечи аккуратно, бережно, и его руки чувствуются горячими даже через слои каким-то образом оставшихся на Шэнь Юане верхних одежд, с заметным трудом перемещает себя и опускает голову Шэнь Юаня на колени Нин Иньин. Ученица улыбается, гладит его лицо, говорит: — Учитель, вы такой сильный. Вы справились. Шэнь Юань не чувствует, что он "справился". Он чувствует себя слабым и беспомощным, совершенно лишенным сил и всякой гордости. — Я бы на вашем месте не справилась, — продолжает Нин Иньин. — Я бы плакала. — Я плакал, — хмурится Шэнь Юань и охает, потому что Бинхэ своей горячей рукой мягко касается его там, где касались уже десятки рук. — Я много плакал. — Но вы всё равно были сильным, — твердо отвечает Нин Иньин. Она смотрит на него с гордостью за него, и от этого внутри поднимается волна смущения. Он же ничего не сделал — только позволил развести себе ноги и делать с ним... всякое. В чем его сила? В смирении? А дальше Шэнь Юань не успевает додумать, потому что Нин Иньин смотрит с тревогой, и сложно не отследить ее взгляд, сложно не ужаснуться тому, что Бинхэ собирается засунуть в него. — Учитель, — чуть нервно зовёт Нин Иньин. — Всё будет хорошо. Вы справитесь и с этим. Она старается говорить уверенно, но Шэнь Юань слышит в ее голосе сомнение, видит его в ее взгляде и невольно напрягается, потому что даже в этом возрасте Бинхэ ужасающе большой. — Учитель, — отвлекает его Нин Иньин, — хотите взять меня за руку? Шэнь Юань хочет. Очень хочет. Он вцепляется в руку ученицы, когда Бинхэ накрывает его собой и целует. Он хороший ученик, способный, но Шэнь Юань все равно стонет в его губы, когда Небесный Столп пронзает его. Бинхэ утыкается лбом в грудь Учителя, носом цепляясь за раскрытые одежды. Он так отчаянно и явно сдерживается, так пытается не ворваться в желанное сейчас для него тело быстро и яростно, что Шэнь Юань начинает гладить его по волосам, по затылку, напряженным плечам и спине. Он даже забывает, что хотел держать за руку Нин Иньин. Ему нужны обе руки, чтобы вознаградить незатейливой лаской Бинхэ за его силу и выдержку. Бинхэ огромный, но он дает привыкнуть, движется медленно, хоть и дается это ему с трудом. Он дышит тяжело и пытается не ранить. — Спасибо, — говорит внезапно и для себя Шэнь Юань, — ты молодец. Ты можешь... ты можешь. Бинхэ поднимает на него пьяный от творящегося взгляд, пытается понять, пытается услышать, мотает головой, отчего его волосы повсюду. — Действуй! — приказывает откуда-то сверху Нин Иньин. И ее слово всё еще закон в этой комнате, потому что Бинхэ действует. Он движется, набирая темп, полностью отпуская себя, не пытается целовать или кусаться, только дышит загнанно, словно душа в себе стоны и крики. Шэнь Юаню много. Много Бинхэ. Много его Небесного Столпа. Много прикосновений. Много взглядов. Много. Всего. Он переполнен. Ему дышать трудно. Ему... больно?.. неприятно?.. хорошо?.. Он не знает. Ему много. И когда Бинхэ кончает, Шэнь Юань просто смотрит на него, на то, как искажается по-звериному его лицо. Это красиво. И ужасно. И всё. Он запускает руку в волосы упавшему ему на грудь Бинхэ и смотрит в потолок. Слишком много всего. Слишком странно. И он боится, что это повторится, потому что сил у него больше нет. Вообще ни на что. Бинхэ лежит на нем долго, дышит тяжело, пытается пошевелиться, но не может. Наверное, он до этого дня был невинен, а сейчас отдал это, сокровенное, не одной из миленьких сестричек и будущих жен, а своему Учителю. Это ужасно, пожалуй, и Шэнь Юань будет думать об этом и сожалеть, но позже. Сейчас под его рукой голова Бинхэ, и тот полностью обессилен сначала борьбой с собой и своими желаниями, с тем, чтобы не коснуться и не причинить боль своей страстью, а потом тем, как он своим желаниям отдался. — Нужно, — тяжело сглатывает Бинхэ, но он так и лежит, не в силах даже голову поднять, — послать за целителями. Осмотреть Учителя. Он обещал вернуться... — Му Цинфан? — уточняет Шэнь Юань, продолжая перебирать волосы ученика. — Учитель не помнит? — удивляется Нин Иньин. — Он не смог нам помочь. Даже Глава Юэ не смог. Вы согласились, что так будет проще для всех. Вероятно, и вас вело проклятье, но... вы согласились. И тогда всем остальным снесло голову. — Кроме Бинхэ, — вздыхает Шэнь Юань. — Бинхэ тоже снесло, — не соглашается Нин Иньин. — Но он хотя бы понимал, что вас нужно подготовить, что нужно убрать детей, на которых проклятье не легло, что нужно принести масла, подушки... Он очень хорошо держался. Бинхэ вжимается в Шэнь Юаня и предпринимает слабую попытку обнять, словно ждет, что сейчас его оттолкнут, а потом ещё и пнут напоследок. — Я знаю, — говорит Шэнь Юань. — Ты хорошо справился, Бинхэ. Нин Иньин. Ты тоже хорошо справилась. — Но я очень рада, что забуду это, — вздыхает над его головой ученица. — Му Цинфан принесет пилюли забвения, и мы забудем прошедшие сутки. — Памятью, — хрипит Бинхэ, — но чувства останутся. Учитель теперь будет ненавидеть меня. Он вжимается еще сильней, хотя, кажется, сильней и нельзя, носом прижимается к коже, сопит под сбитые слои одежд. Шэнь Юань продолжает гладить его по голове, когда спрашивает: — Почему? Ты позаботился... буквально обо всем, а когда не мог заботиться, то передал власть в руки той, кто смогла что-то с этим сделать. Остальные теперь будут подсознательно слушаться Нин Иньин? — Да, — выдыхает Бинхэ и подается под ласкающую руку. — Ты правильно всё организовал и сделал так, чтобы мне было... не больно. Всё хорошо, Бинхэ. Ты отлично справился. Ты молодец. Я не буду ненавидеть тебя. Это ты сможешь запомнить, несмотря на все пилюли забвения? — А если сам Учитель это забудет? — уточняет Бинхэ. — Дай мне бумагу и кисть, — предлагает Шэнь Юань, — я напишу себе записку, чтобы помнить, что я должен благодарить тебя, а не ненавидеть. Потому что, правда, что там подсознательно может всплыть-то? Сознательное и подсознательное — это две разные Бездны. Бинхэ с трудом поднимается на локтях, выскальзывая своим обмякшим орудием из Шэнь Юаня, быстро натягивает штаны, приводя себя в относительный порядок и смотрит на беспорядок, который, видимо, образовался там, внизу. Можно было покраснеть при мысли об этом, но сил на это не остается. Мягкую мокрую ткань Бинхэ протягивает краснеющий и отводящий взгляд Мин Фань. — Помоги Учителю, я найду кого-то из младших, чтобы сбегал за целителем, — говорит старший ученик тихо. Бинхэ принимает ткань, пытается сделать что-то вроде поклона, но он настолько явно вымотан всем произошедшим, что Мин Фань только рукой на него машет, одергивает свои одежды и выходит из бамбуковой хижины. В которой сейчас слишком отчетливо пахнет сексом — спермой, потом и былым возбуждением. — Надо прибраться, — говорит глухо Бинхэ, обведя взглядом хижину. — Мы начнем, — говорит кто-то из учеников. — Учитель? — Нагрейте воды, — кивает Бинхэ и мягко промокает там, внизу. — Учитель?.. Вы… вы можете… выпустить то, что в вас?.. Шэнь Юань краснеет. А потом прячет лицо за ладонями, потому что веера у него нет, а взгляд Бинхэ слишком пронзительный. Это стыдно. Это всё же так… стыдно… Хорошо, что он об этом не вспомнит. Очень хорошо. — Не здесь и не при всех, — говорит Шэнь Юань твердо, — помогите мне встать. Мне нужно привести себя в порядок. В купальне уже нагрета вода, и из учеников только Бинхэ пытается помочь, но его удается отослать под предлогом подбора подходящей мягкой одежды — для осмотра и для того, чтобы растревоженного тела не касалась грубая ткань. А еще нужна еда. И Бинхэ никому не доверит приготовить еду для своего Учителя. Хорошо, может Нин Иньин и доверит, но она готовить не умеет. С этими мыслями Шэнь Юань погружается в бадью с горячей водой. Он думает, что будет отмываться, что будет чувствовать себя грязным, оскверненным и больным, но он только очень сильно устал, регенерация выправляет всё уже сейчас, а еще он ничего из этого не вспомнит. Да и… не было в том, что с ним сотворили чего-то… злого и жестокого. Он не привык к такому, но ему даже не позволили увидеть лица тех, кто… кто был в нем, хоть и всего по паре минут, потому что много ли перевозбужденным юнцам нужно?.. Это был практически анонимный секс, который дал ему… интересный опыт. Да, нужно думать об этом так, пока пилюли не подействуют. Шэнь Юань кивает себе, а потом начинает приводить себя в порядок, но ему так лениво даже тереть себя мочалкой, а потом где-то в процессе он почти отключается, разморенный и уставший. — Учитель позволит вытащить его из воды? — мягко спрашивает над ухом Бинхэ. — Да, — кивает Шэнь Юань. — Да, конечно. Он позволяет вытащить себя из воды и обтереть мягкой сухой тканью. Одеяния его легкие и мягкие, но штанов Бинхэ ему не дает, напоминает виновато: — Му Цинфан должен осмотреть вас, Учитель. Шэнь Юань заторможено кивает, позволяя надеть на себя второй слой одежд. Бинхэ поддерживает его, помогая войти в основную комнату хижины. Там… чисто. И пахнет свежестью, а не сексом. — Ученики прибрали дом Учителя, — говорит спокойно Бинхэ. — Сейчас Му Цинфан раздает пилюли забвения. Нин Иньин проследит, чтобы все их приняли. Я приму, когда Му Цинфан придет на осмотр Учителя. Шэнь Юань кивает рассеянно. Он в шоке, скорей всего. До конца не понял, что именно с ним произошло, но поддерживающие его руки Бинхэ не чувствуются угрозой, наоборот, они несут странную безопасность, даже когда его устраивают на кровати. Кровать, к слову, с сексом не ассоциируется совсем, а циновки — новые, свежие, с другим узором, который не отпечатался на… — Учитель, — мягко обнимает его Бинхэ. — Вы хотите есть?.. — Нет, — тихо отвечает Шэнь Юань. — У меня на заднице, наверное, узор старых циновок отпечатался, да?.. Бинхэ каменеет, потом заставляет себя с выдохом расслабиться и говорит: — Нет, под вашей… задницей была подушка. — Точно, — соглашается Шэнь Юань, отстраняясь и почти с сожалением понимая, что Бинхэ его просто отпускает. — Пригласи Му Цинфана, Бинхэ. И прими пилюлю. — Как прикажет Учитель, — отзывается спокойно Бинхэ и уходит. Му Цинфан — легкий и подвижный, он оглядывает Шэнь Юаня от дверей, потом смотрит на Бинхэ и приказывает: — Открывай рот. И разжуй. И вкладывает в послушно открытый рот пилюлю, отслеживает, как Бинхэ послушно разжевывает явно горькую пилюлю, проглатывает и показывает, что на языке ничего не осталось. Му Цинфан серьезно кивает и приказывает: — Подремли. Когда я пойду обратно, то разбужу тебя и объясню, чем помочь твоему Учителю после сегодняшнего. — А еще я забуду сутки, — кивает Бинхэ. — А еще ты забудешь сутки, — соглашается Му Цинфан. — Как и все твои соученики. И твой Учитель. Иди. Я клянусь, что разбужу тебя, чтобы ты позаботился об Учителе. Бинхэ смотрит на него, словно эту пустячную клятву принимает как нечто неимоверно важное и очень серьезное, потом долго кивает и уходит в пристройку. Му Цинфан качает головой и смотрит на Шэнь Юаня: — И как же холодный лорд Шэнь Цинцю умудрился получить себе в ученики кого-то настолько заботливого? — Провидение, — пожимает плечами Шэнь Юань, а потом он смотрит на целителя и почти по слогам выдавливает: — Меня… надо… осмотреть. — Да, — просто соглашается Му Цинфан. — Будет проще, если вы ляжете на левый бок и расслабитесь. Сначала я возьму за запястье и послушаю ток крови и ци. Потом я прикоснусь… рядом с поврежденным местом и пошлю ток ци… внутрь. Это будет не очень приятно. — Вы — целитель, вам виднее, — пожимает плечами Шэнь Юань и пытается устроиться на левом боку. Спина неприятно ноет, но особо не болит. Наверное, заклинатели в принципе намного сильнее обычных людей? — Обычно вы сопротивляетесь до последнего, — хмыкает Му Цинфан, садится на край кровати и уверенным, привычным движением берет Шэнь Юаня за запястье. Он хмурится, говорит: — Мне кажется… что действие Неизлечимого яда стало слабее?.. Есть шанс, что его ослабило демонические проклятье. Я понаблюдаю за этим. В остальном — всё безупречно. А теперь… нужен контакт с кожей. Шэнь Юань не понимает, что тут такого. Он пару часов назад лежал перед десятком учеников с голой задницей, а сейчас будет стесняться целителя?.. Нет, учеников он стеснялся, но не особо видел их, а врач — это врач. У него нет пола и есть клятва “не навреди”. Ну. В его мире. Надо узнать о местных целителях побольше. Но Му Цинфан смотрит почти шокировано, когда перед ним по первому требованию оголяют белый зад. Он смотрит на Шэнь Юаня так, будто тот головой повредился, качает головой, потом говорит: — Я прикоснусь. Шэнь Юань отслеживает посылаемые в его тело разряды силы — похоже на слабые удары тока. Скорей всего, это местный вариант МРТ. И опять же — почитать про местных целителей и принципы их работы. — И я снова поражен, — признается Му Цинфан. — Есть… повреждения, но их немного, организм с ними справится сам. Тут больше нужен сон и пару дней покоя. Ваши ученики были крайне осторожны, несмотря на то, что их разум был помутнен. Вероятно, они очень заботятся о своем учителе. А потом в голову Му Цинфана приходит какая-то мысль. И он морщится, выдыхает мрачно, говорит: — Я должен… — он качает головой. — Нет, я не должен. Но я просто не могу уйти и… оставить вас так. Вы достаточно растянуты, но вас нужно обязательно смазать. — Что? — не понимает Шэнь Юань. — Зачем?.. — Вы всё равно забудете это, — качает головой Му Цинфан, — но я хотел бы предотвратить хоть немного ваши страдания, раз обычно мне дозволено устранять только последствия. Я не рад этому, но не могу пойти против — у меня слишком много учеников, которыми я дорожу и которым не хочу жестокой смерти. — О чем вы? — не понимает Шэнь Юань. — Вы забудете, — повторяет Му Цинфан, — просто позвольте мне помочь. Он вынимает из рукава баночку с мазью, смотрит на Шэнь Юаня, кивает своим мыслям и посылает короткий сильный удар ци, обездвиживая. А потом, совершенно спокойно и как-то деловито смазывает и растягивает — как делала Нин Иньин, но с ощутимым отличием в том, что этот человек явно понимает, что он делает. — Зачем? — спрашивает Шэнь Юань. — Я дождусь, когда ваш гость уйдет, — накрывает его бедра одеждами Му Цинфан. — Я буду рядом и дам вам пилюлю забвения, когда всё закочнится. Как и всегда. А потом он просто встает и уходит. Шэнь Юань мотает головой, шевелит руками и ногами, возвращая себе способность двигаться. Тело отзывается неохотно, словно сомневаясь, что еще хочет принадлежать такому недотепе. А потом в бамбуковую хижину заходит Юэ Цинъюань. И Шэнь Юаню очень не нравится его взгляд, не нравится то, как тот странным, слишком привычным движением вытаскивает из рукава вервие бессмертных, как шагает к нему, беспомощному сейчас, хотя, наверное, он бы и в полной силе немногое противопоставил лорду пика Цюндин. — Ты сегодня очень разочаровал меня, Сяо Цзю, — говорит он мягким добрым голосом, — просто взял и отдал то, что может принадлежать только мне. Наверное, я должен был свернуть всем этим мальчишкам шеи, но ты расстроишься. Ты всегда расстраиваешься, если твои сильные ученики умирают внезапно. Конечно, ты никогда не знаешь причину, но… Сегодня ты меня разочаровал. Я ведь специально не трогал тебя после нашего прошлого раза, чтобы ты восстановился, а сейчас мне придется довольствоваться крохами?.. Юэ Цинъюань походит на маньяка. Шэнь Юань пытается так ему и сказать, но горло отчего-то пережимает ужасом, сердце колотится, самого его довольно ощутимо трясет, а потом он понимает, о чем говорит тот, кого он всегда считал чистым и справедливым. И почему он привязывает вервием его руки над головой к кровати. — Эти мальчишки не сильно навредили тебе, — говорит Юэ Цинъюань, уверенно распихивая коленом ноги Шэнь Юаня. — Наверное, я должен быть им благодарен, потому что они подготовили тебя для меня. Ты же такой тугой обычно, а сейчас мне не придется даже сдерживаться. Шэнь Юань всё еще не верит. Не хочет верить. Не может поверить, что тот, кто всегда был так мил с ним, так дружелюбен и добр, что он… делает с ним это…. и делает это настолько привычно, что внутри рождается понимание — не в первый раз, а потом ему давали пилюлю забвения… и всё. Только память можно стереть, но не чувства. Потому ли тебя пронзило десять тысяч стрел, а, Юэ Цинъюань?.. Шэнь Юань дергает руками, пытается сжать ноги, говорит: — Не надо. Я не хочу. — Ты всегда так говоришь, — подтверждает его страхи Юэ Цинъюань. — А потом ты всегда плачешь и просишь прекратить, но как я могу? Как?.. Он говорит словно безумец в своем откровенном желании обладать, когда спокойно прижимает колени Шэнь Юаня к его же груди, а потом деловито трогает… там. — Мази Му Цинфан обычно наносит после, — почти мурлычет Юэ Цинъюань, — но я сегодня не первый твой любовник. Как были остальные? Хороши? Шэнь Юань очень хочет ответить язвительно и колко, но горло снова пережимает от того, как властно и уверенно сжимает его ягодицу Юэ Цинъюань. И вовремя голос его покидает. Нельзя ярить того, кто может сотворить с твоим телом всё, что только захочет. — Сегодня будет быстро, — обещает Юэ Цинъюань. — Я понимаю, что ты устал. А потом он входит. По щекам Шэнь Юаня текут слезы. И ему больно. И внутри, и в душе. Он думал, что в этой истории есть потрясающий положительный герой, а этот герой сейчас загоняет в него свой член — не в первый раз! — и вещает что-то про то, что он должен принадлежать только ему, даже не помня об этом!.. А. Да. Еще он сотрет ему память, как только это закончится. Шэнь Юань давится своими слезами и рыданиями, пытается заставить себя молчать, потому что ему могут сделать еще хуже, еще больнее, сделать что-то, что залечить будет намного труднее, но слова рвутся сами из горла: — Я поэтому чуть не умер тогда? Перед затвором? Потому что ты… потому что ты сделал со мной… — Я немного перестарался, — даже не отнекивается Юэ Цинъюань, двигаясь уверенно и привычно. — Совсем немного. А ты почему-то получил искажение ци. Что же тебя так расстроило, Сяо Цзю?.. Хотя, мы не узнаем, ты по глупости своей съел целую горсть пилюль забвения!.. Зачем?.. Он склоняется ближе, смотрит сердито, говорит: — Ты так хотел оставить меня одного? Ты забыл так много из-за этих пилюль… потому Му Цинфан больше не даст тебе в руки ни одной. Шэнь Юань закрывает глаза. Теперь он понимает, что случилось с тем, кто был в этом теле… до него. Или думает, что понимает. На самом деле он не хочет понимать, не хочет сознавать, что годами этот добрый и справедливый для всего мира человек творил с одним из лордов… такое. Как там сказал Му Цинфан? “У меня слишком много учеников, которыми я дорожу и которым не хочу жестокой смерти”?.. А сам Юэ Цинъюань говорил о том, как Шэнь Цинцю расстраивается, когда с его учениками происходят… несчастные случаи. Он не хочет верить, не хочет понимать, не хочет принимать, нет. Да. Да, потому что это его сейчас грубо трахают, потому что могут и потому что он не в силах сопротивляться. Да. И это его ученикам грозит смерть, если он попытается противиться. Да. Они — лишь персонажи, но… он уже достаточно здесь живет, чтобы разглядеть в них людей. Шэнь Юань старается не рыдать и не просить, только пытается закрыть лицо рукавами, но и этого Юэ Цинъюань не позволяет ему — отодвигает руки от лица, смотрит, смотрит, но глаз открыть не заставляет… а потом покидает его, отпускает… и кончает на лицо. Шэнь Юань открывает глаза, смотрит на довольного Юэ Цинъюаня, уже заправившегося, склонившегося к нему с мягкой братской улыбкой на лице, касающегося своего же семени. — Посмотри на себя, — говорит он мягко. — Твои слезы и мое семя… Тебе очень идет. Юэ Цинъюань проводит пальцами по щеке Шэнь Юаня и проталкивает пальцы ему в рот. Семя горькое, мерзкое на вкус… его сейчас стошнит. Но он не может… при этом человеке. Нельзя. Надо держаться. — Умойся перед тем, как принять пилюлю, — мягко советует Юэ Цинъюань, вытирая пальцы об одежду Шэнь Юаня и снимая с запястий вервие. — Таким тебя могу видеть только я… Ну, и Му Цинфан, но он никому не расскажет. Выспись хорошенько. Завтра я зайду с официальным визитом. И Юэ Цинъюань уходит. Шэнь Юань блюет прямо на пол. Это выглядит отвратительно. Это мерзко. Это… логично. Надо прибраться и умыться. И… он не уверен, что теперь хочет пилюлю. — У меня есть талисманы для уборки телесных выделений, — говорит вошедший Му Цинфан. Шэнь Юань смотрит на него. Просто смотрит. — Ненавидь меня, — кивает Му Цинфан, — но я не знаю, что делать. Правде никто не поверит, за репутацией своей глава Юэ следит строго, а одного ученика я уже потерял, больше не хочу. Шэнь Юань кивает, когда на него опускается талисман. Ощущение… семени на коже исчезает. Му Цинфан бросает точно такой же талисман на рвоту — от нее не остается и следа. — Я посмотрю? — уточняет Му Цинфан. — Я должен убедиться, что он тебя… не порвал. — Где ваш формальный тон, целитель? — уточняет Шэнь Юань. — В том времени, которое ты будешь помнить, — вздыхает Му Цинфан. — Позволишь? Он кивает на зад Шэнь Юаня, и тот… не хочет, чтобы к нему прикасались… там. Даже… даже… Вот почему он так удивился. Шэнь Юань пересиливает себя и позволяет прикоснуться к своей обнаженной коже, просканировать себя. — Всё не так плохо, — вздыхает Му Цинфан. — Ты восстановишься за пару дней. А теперь… Между его большим и указательным пальцами словно из воздуха появляется пилюля. Шэнь Юань хочет ее принять… и забыть. И не может. Он не должен забыть это. Он должен помнить и что-то с этим сделать. Должен. — Сейчас я сильней тебя, — вздыхает Му Цинфан. — Прошу. Просто прими пилюлю. Он прав. Да и слишком много всего произошло. Шэнь Юань с удовольствием вычеркнет эти сутки из своей памяти, а следующий раз… он запомнит. И будет бороться. Но сегодня ему нужно забвение. — Разжевать и проглотить? — уточняет Шэнь Юань, принимая в свою руку пилюлю. — Да, — кивает Му Цинфан. Шэнь Юань разжевывает пилюлю осторожно, чувствует приятную травяную горечь на языке, проглатывает, показывает целителю пустой рот — как в психушке, честно слово. — Теперь тебе нужно поспать, — мягко говорит Му Цинфан. — Завтра я навещу тебя еще раз, чтобы убедиться, что восстановление идет правильно. Шэнь Юань кивает и закрывает глаза. Кажется, он засыпает. По крайней мере, когда он открывает глаза, за окном ночь меняется на предутренние сумерки. Он встает, смотрит на себя, на свою одежду, снимает ее, потому что… какая разница? Она его не спасла. Его ничего не спасло и не защитило. Он голышом приходит в купальню, смотрит на бадью со свежей, но еще не нагретой водой, вспоминает, как нагревать ее ци, а потом рассматривает клубящийся пар. Кажется, он перестарался. Надо проверить. — Учитель! — Бинхэ хватает его за руку, разворачивая к себе, смотрит внимательно, строго говорит: — Вы не приняли пилюлю? — Я принял, — говорит Шэнь Юань. — Но она не сработала. Лицо Бинхэ становится… сложным. Он смотрит так, будто понимает, будто сам помнит, будто… помнит всё, что забыл Шэнь Юань, что забыл Шэнь Цинцю, что стерто величественным решением Юэ Цинъюаня. — Как часто глава Юэ… — начинает Шэнь Юань. И не может продолжить. Он стоит и смотрит на Бинхэ, который всё еще держит его за руку, словно не зная, что ему теперь делать. — Раз в два-три месяца до того, как Учитель слег надолго, — тихо говорит Бинхэ. — Учителю нужна была помощь… после. И он был так зол, что я был свидетелем… всего… Я тогда понял, что на меня не действуют пилюли забвения, и что… — Они стирают память, но не чувства, — кивает Шэнь Юань. — Бинхэ… Бинхэ… Он не… После того, как я… очнулся… тогда. Глава Юэ… Он хочет спросить: “Насиловал ли меня — Шэня Юаня — глава Юэ”. Но он не может. Просто не может. Не хочет знать, но должен. — Глава Юэ сдерживал свои порывы, потому что слишком сильно навредил вам, — твердо отвечает Бинхэ. — Учитель, вам нужно одеться. Вы можете простыть. А я подготовлю воду, отмою вас, накормлю, расчешу вам волосы, уложу спать… И он отпускает руку Шэнь Юаня, чтобы осторожно приобнять его за плечи. Руки Бинхэ почему-то ощущаются безопасностью. — Я бы так хотел стать сильнее ради вас, — говорит Бинхэ. — Что же, — отвечает Шэнь Юань, — тебе для этого придется пройти через Бездну. Он не лжет, а Бинхэ выглядит так, будто он готов прыгнуть в Бездну прямо сейчас. Но до этого пути вниз у них еще есть время. А… а сейчас нужно позволить укутать себя в плед и попытаться научиться жить с тем, что произошло, придумать план мести, спасти себя и учеников и не разреветься завтра при виде Юэ Цинъюаня. Как-то.