Secrets

      К настоящему времени это стало обычным явлением. Кенни каким-то образом просто всегда знал, когда нужно появиться. К этому времени он уже знал, когда Баттерс будет нуждаться в нем, и — непременно — он будет рядом.       В темноте ночи он забрался на дерево рядом с комнатой Баттерса. Он сидел на ветвях и слушал вопли и визготню, постоянные крики извинений. Он ждал и ждал, пока дверь не захлопнулась и он не услышал только тихие всхлипывания. Подползая к краю дерева, он постучал в окно тыльной стороной ладони.       Баттерс шмыгнул носом, энергично вытирая все свои сопли и слезы, прежде чем открыть окно. Практически бросившись внутрь, Кенни схватил своего друга и крепко обнял его. Несколько мгновений Баттерс молча рыдал в его объятиях, и они вдвоем повалились на кровать. Через некоторое время он отстранился и сел как следует. Еще раз вытерев слезы, он глубоко вздохнул. Он улыбнулся Кенни, его глаза были закрыты, красные и опухшие от слез. Его щеки были надуты, а нос порозовел.       — Чувствуешь себя лучше, Лютик? — Кенни улыбнулся, держа лицо хлюпающего носом мальчика в своих ладонях. Он провел большими пальцами в перчатках по щекам своего друга, стирая оставшиеся пятна слез.       — Да, спасибо. Я всегда могу рассчитывать на тебя, — промурлыкал он. Он положил свои руки поверх рук Кенни и опустил их себе на колени. — Знаешь, ты действительно герой, — рассмеялся Кенни и кивнул головой в ответ.       — Я рад, что ты так думаешь, — сказал он с самодовольной ухмылкой.       — Я серьезно, Кен! — крикнул Баттерс, немедленно оглядываясь через плечо, чтобы проверить дверь. Когда шаги стихли, он снова повернулся к своему другу. — Ты всегда был рядом со мной! — искренне заявил он, наклоняясь ближе к нему. Кенни отодвинулся, высвободив одну руку, чтобы оттолкнуть Баттерса.       — Успокойся, чувак, — нахмурился он, хотя это было скорее от беспокойства, чем от неловкости. — Все в порядке. Я имею в виду, для чего нужны друзья? Я прихожу сюда, потому что хочу, а не потому, что чувствую себя вынужденным, — настаивал он, снова беря Баттерса за руку, чтобы успокоить его. Мальчик вздохнул и опустил голову.       — Можно я открою тебе секрет? — он спросил.       — Конечно, — ответил Кенни, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть Баттерсу в лицо.       — Я знал, что ты Мистерион, еще до того, как ты раскрыл это, — тихо пробормотал он, как будто разговаривал сам с собой. Удивленный, Кенни попятился назад, прежде чем улыбнуться.       — О, правда? — он поддразнил.       Баттерс поднял голову, и они встретились взглядами. Атмосфера изменилась, когда Баттерс свирепо посмотрел на него. Кенни глубоко вздохнул и кивнул.       — Как ты узнал? — он спрашивал искренне.       — Ну, я имею в виду, сначала я не знал, — пробормотал он, неловко хихикая и снова отводя глаза. — Сначала я просто хотел, чтобы это был ты. Поскольку профессору Хаосу и Мистериону суждено стать смертельными врагами, я подумал: "Кто еще больше подошел бы на роль моего соперника, чем мой лучший друг Кенни?" Но когда я подумал об этом, то понял, что в этом есть смысл. После всего этого инцидента с оружием ниндзя все знали, что я профессор Хаос. Это означало, что Мистерион — кем бы он ни был — тоже знал, что я профессор Хаос. И единственный ребенок в этом городе, который хотя бы потрудился заговорить со мной, более или менее воспринимая меня всерьез, — это ты, — рассуждал Баттерс.       Кенни тупо уставился на него, одновременно потрясенный и впечатленный. Медленно широкая улыбка расплылась по его лицу, и он начал смеяться. Когда он запрокинул голову, с него свалился капюшон. Баттерс повернулся к нему, его лицо покраснело — теперь уже от смущения из-за того, что он плакал.       — Думаю, ты был прав, — ухмыльнулся Кенни, подмигнув Баттерсу.              Мальчик улыбнулся ему в ответ и смущенно отвернулся. Все его лицо и даже уши покраснели, когда он сжал руки Кенни. Они вдвоем сидели в тишине, пока Кенни восхищался Баттерсом. Он значил для него практически все; почти так же много, как и Карен. Конечно, он бы из кожи вон лез, чтобы подыграть плану Баттерса и сорвать его, даже будучи законным героем. Баттерс дал ему передышку от мира, передышку от ужасной и суровой реальности борьбы с преступностью. Он дал ему повод повеселиться, повод снова стать ребенком. Он был так же благодарен Баттерсу за то, что у него был профессор Хаос, как Баттерс был благодарен за то, что он был Мистерионом.       — Можно я открою тебе еще один секрет? — спросил Баттерс. Его лицо внезапно изменилось.       Румянец исчез, и он уставился на него с вновь обретенной серьезностью. Кенни нравилось, когда Баттерс становился серьезным. После всей поездки на Гавайи он начал видеть его в другом свете. Баттерс был не просто каким-то капризным плаксой — ради бога, он был настоящим злодеем, насколько это касалось Кенни.       — Дерзай, — подбодрил он, устраиваясь поудобнее, чтобы послушать. Баттерс медленно кивнул, не прерывая зрительного контакта.       — Помнишь, как Ктулху напал на мир? — Кенни усмехнулся и кивнул.       — Конечно, помню, — ухмыльнулся он, вспоминая этот инцидент со смесью веселья и разочарования.       — Помнишь, как вы, ребята, заперли меня в клетке?       — Извини за это, — поморщился он, почесывая затылок. Баттерс быстро ободряюще улыбнулся ему, прежде чем вновь обрести серьезное самообладание.       — Помнишь, как капитан Очевидность напал на Логово Енота из-за истории с Кортни Лав?       — Да, — ответил Кенни, нахмурив брови. Что Баттерс хотел сказать этим?       — Помнишь, что ты сказал ему, когда остальные ушли? — Кенни замер, сделав резкий вдох.       — Нет. Напомни мне, что я такого сказал? — это ложь.       — Ты сказал ему, что ты проклят. Что ты не можешь умереть. Что ты умирал бесчисленное количество раз, но каждый раз возвращался к жизни. Что никто вообще не вспомнит о твоей смерти, — заявил он, и его голос ни разу не дрогнул. Ошеломленный, Кенни с трудом сглотнул. Слова застряли у него в горле, как бы сильно он ни старался выдавить их наружу. Его сердце учащенно забилось, и он почувствовал, как на ладонях выступил пот. Баттерс все то время находился в клетке. Все то время.       — Помнишь, как застрелился, чтобы доказать Кайлу свою правоту?       — Нет, — тело Кенни похолодело, когда он глубоко вздохнул и опустил голову, уставившись себе на колени. Он почувствовал, что начинает дрожать, и знал, что Баттерс тоже это чувствует. Сжав его руки, Баттерс наклонился ближе к Кенни и с беспокойством посмотрел на него. — Тогда как ты все это помнишь? — зашипел он сквозь стиснутые зубы. Он не злился; честно говоря, он не знал, чувствовал ли вообще что-нибудь, кроме оцепенения от шока и замешательства. Он просто пытался выдавить из себя эти слова.       — Я не.. я.. я ничего из этого не помню..       — Тогда как? — он закричал, поднимая голову. Баттерс зажал Кенни рот рукой, прижимая его к стене. Кенни тяжело задышал, прежде чем успокоиться, и Баттерс убрал руку.       — Мне жаль—       — Все в порядке, Кен, — улыбнулся он, на мгновение проверяя дверь своей спальни. — Я понимаю, — в комнате воцарилась тишина, пока Кенни брал себя в руки.       — Откуда ты все это знаешь, если ничего из этого не помнишь? — он вздохнул, положив голову на плечо Баттерса. Баттерс нерешительно обнял его и уткнулся лицом в изгиб его шеи.       — Я все это записал, — сказал он. — Когда ты рассказал все это капитану Очевидности, сначала я подумал, что ты ему лжешь. Я думал, ты говоришь это просто для того, чтобы заставить его уйти. Но чем больше я слушал, как ты говоришь, тем больше понимал, что, возможно, ты не лжешь. Ты был так зол. Возможно, ты говорил правду, и я испугался. Когда ты сказал, что никто не мог вспомнить и что на следующий день ты просто сделал вид, что ничего не произошло, я кое-что понял. В некоторых моих воспоминаниях есть пробелы, Кенни. Я всегда думал, что это нормально, что я сломлен, и это было просто симптомом из-за этого. Я не всегда помню, как заканчиваются дни или как некоторые из наших приключений переходят от исследования места, куда мы не должны были идти, к возвращению домой.       — Я боялся, что если бы ты говорил правду, я бы ничего из этого не запомнил, поэтому я записал все это как напоминание самому себе. Я даже не помню, откуда взялась эта бумага и когда я ее написал, но она была написана моим почерком, и для меня это имело смысл. Я слово в слово записал разговор между тобой и Кайлом. Или, по крайней мере, я думаю, что это слово в слово, потому что, честно говоря, я даже не помню, как происходил этот разговор, — Баттерс остановился и подождал ответа Кенни. Все время, пока он говорил, Кенни просто сидел неподвижно.       — Что я сказал Кайлу? — тихо спросил он.       — Что это не круто.. что не иметь возможности умереть — это не круто. Что это больно. Что это никуда не денется. Что тебе никто не поверит, — ответил он.       — И что потом?       — А потом ты застрелился, — прошептал он. Прошло несколько минут, но ни один из них не произнес ни слова. — Кенни, — позвал Баттерс.       — Да?       — Я что.. сумасшедший?       — Нет, — снова воцарилась тишина. Кенни высвободился из объятий, вытирая глаза от слез, Баттерс даже не подозревал, что он плачет. Он был счастлив, что кто-то знал, что кто-то наконец поверил ему. И он был счастлив, что это был Баттерс.       — Баттерс, можно я открою тебе секрет?       — Что это?       Не говоря ни слова, Кенни схватил его сзади за шею и притянул ближе, запрокинув его голову вверх. Плавным движением он прижался губами к губам другого мальчика. Глаза Баттерса расширились от шока, и он затаил дыхание, пока Кенни не отстранился. Они вдвоем сидели там, глядя друг другу в глаза глубокой ночью. Если бы все пошло не так, как планировал Кенни, он бы просто выпрыгнул из окна, покончив с собой, чтобы Баттерс ничего об этом не вспомнил. Так что их секреты могли бы остаться секретами. Но у него было предчувствие, что в этом не будет необходимости. У него было чувство, что он мог бы прожить по крайней мере сегодняшнюю ночь.