«Эсперы как ты любви не достойны, Вань».
Когда Иван играл на скрипке, как он считал, незаурядно и обычно. Мелодии были довольно просты и понятны, они не имели в себе потаённого смысла. День был холодным, дождливым, а рубашка промокла насквозь, и людям не было дела до обмокшего музыканта. Только один обратил внимание. Это был парень с глубокими глазами и бледным лицом, что обрамляли тёмные, как смоль, волосы. Он подошёл к Гончарову с явным интересом к его персоне. − Вы прелестно играете, − после этих слов последовала лёгкая улыбка. Каждый раз, когда Иван вспоминал их встречу, сердце обливалось теплотой, что так грело грудь. Единственный во всей вселенной, кто смог принять такую язву в виде способности управления камнями. Руки балансировали нежность и силу, дабы повторить свой фирменный массаж для хозяина, для того самого, кто один может ощущать на себе ладони верного попечителя. Кисти осторожно опускались вниз, большими пальцами продолжая надавливать на мышцы, разминая их, но внезапно запястье было сжато, так сильно, что доставляло боль и дискомфорт. — Я сделал что-то не так..? — Прошипел голубоглазый, слегка жмурясь и стискивая зубы. — Всё прекрасно, Иван. Ваши руки божественны, я просто не хочу, чтобы Вы останавливались. — Достоевский уже выглядел более спокойным, чем тогда, когда небрежно ворвался в дом, но осадок всё еще чувствовался, оставалось лишь одно - дать то, чего он просит. — Тогда расслабьтесь, хозяин.. — Запьястье было освобождено, теперь Гончаров продолжал со спины расстёгивать оставшиеся пуговицы на рубашке, аккуратно стягивая ее вниз, обнажая верхушку тела мастера и кладя на мерзлячую спину свои теплые ладони. Но не успев даже двинуться, не то, что опомниться, его перехватили и прижали к столу. Мебель чутка пошатнулась, пролив с краев чай, тем самым размочив печенье, но сейчас на это было плевать. Тяжелая рука и тело не давали выбраться из хватки, скорее, сопротивление было лишь защитной реакцией, Фёдор, чтобы напомнить прислуге с кем он, решил надавить его же фразой, — Расслабьтесь, Иван. Задержав дыхание, Иван сам по себе прижимался к столу, а край предательски впивался в задницу, что создавало ощущение лезвия, которое вот-вот перережет. Достоевский вроде как понял это, либо случайно угадал, но приподняв служителя, усадил на поверхность, срывая пуговицы жилетки. — Чтобы я не портил одежду, сними рубашку сам. Я тоже сделаю.. Тебе массаж. Прикусывая губу он снял испорченную вещь с себя, нервными и дрожащими пальцами отделяя пуговичку от дырочки. Может снимать полностью и не нужно было, но брюнет грубым движением оттянул воротник, оголяя своими руками лишь плечо, в которое впился губами, на радостях оттягивая и кожу, оставляя бордовый след на белоснежке. Пара поцелуев от ключицы и до груди были обязательны, ведь следуйщим, что господин сделал - коснулся языком до соска, играя с ним и слегка причмокивая. Жестоко натягивал и кусал, наслаждаясь стонами, что заполняли комнату. Хрупкое тело дрожало, когда большой и указательный пальцы начали крутить нетронутый второй сосок, чуть массируя его и давя на выпирающую поверхность. Голос Вани был звонким, это только возбуждало дьявола, но в отличии от своего слуги, орган всё еще не вставал. Намотав на свой кулак волосы Гончарова, Фёдор насильно двинул его вперед, чтобы те встретились взглядом. У Феди глаза хищные, явно горящие в желании и гордости за себя. — Вань. Делай что приказывают. — Грубо потянув юношу на себя, он упал со стола прямо на колени, да слегка отбил их. — Как скажете.. Фёдор усмехнулся, быть так высоко над подчинённым было наилучшим чувством, когда можешь доминировать. Он сел на корточки перед Иваном, хватая его за скулы и притягивая напуганное лицо к своему. Опустив маленького, Достоевский расстегнул ширинку своих брюк, освобождая из тягучей ткани член. Резинки рядом не было, поэтому голубоглазый завязал пучок на голове своими же волосами. Белобрысый не спешит, он осторожно водит по члену ладонью вверх-вниз, а губами обхватывает головку, медленно погружая в рот. Начиная усердно работать головой, парень бережно обводит языком каждую венку, чувствуя солоноватость предэякулята. Пучок как назло развалился, поэтому пришлось лишь перекинуть волосы назад. Его ладони лежали на коленях темноволосого, заметно потея. Приоткрыв глаза, Ваня посмотрел на мужчину и сразу же отвел взгляд, крайне неловко, зная в каком он сейчас виде пред господином. Немного отстранившись, он вытер слюни, стекающие по его губам, продолжая работать языком. Сейчас в приоритете было доставить удовольствие хозяину, нежели собственное чувство отвращения к себе. Достоинство отходило на второй план, когда Федор, поморщив лицо и подведя брови к переносице, приподнимал Ваню за подбородок к себе, вновь нагнувшись и прикусив его сосок. Услышав хриплый вздох, губы расплылись в улыбке, да продолжил оставлять легкие покусывания на груди, снова крутя сосок и немного оттягивая его. Развратные звуки пробивались в уши, теперь Достоевский точно настроен на нечто большее, чем обычные лабзания у стола. С большей силой он оттолкнул блондина к столу, размещаясь между его ногами, похабно трясь об его пах через брюки. Секс в одежде конечно, было заманчивой идеей, и необычной, но всё же мало чем сможешь доставить себе удовольствие, излишние извращенные игры, не достойные внимания. Длинные пальцы с неровно обкусанными ногтями ловко расстягнули ширинку, избавляясь так же от пуговицы, дабы стянуть ненужный предмет одежды, захватывая и нижнее белье за собой. Пред глазами открылась новая картина, произведение искусства. Хрупкое, бледное тельце, с выпирающими костями от больной худобы. Пара шрамов и укусы от самого босса на груди и шее. Дополнила картину новопоставленная метка - засос под ребром, от которого слуга так же простонал от некой боли, откидывая голову назад, выпирая кадык, в который его неожиданно чмокнули. Аккуратно усадив на столе голубоглазого, Достоевский склонил голову, облизывая губы и не смыкая их, провел языком по двум пальцам, осторожно вводя их в не растянутую, узкую промежность, волнами двигая их вглубь, наслаждаясь вырывающимся из горла голоском Гончарова. Позже в непорядочных движениях они начали разъезжаться, расстягивая анальное кольцо. Аметистовые глаза жадно светились в темноте, пока Федор дразнил юношу, хриплым и низким голосом постанывая в его такт, и когда Ваня вовсе от рук отбился, зрачки расширились, когда внутри почувствовал не два пальца, а уже твердый и стоячий член. — Х-хозяин, больно..! — Вырвалось из уст подчиненного, когда шлепки об кожу стали заполнять атмосферу комнаты практически сразу после проникновения. — Вань. Ты же хочешь помочь расслабиться своему господину? Будь добр, не реви, как дитя. Куколка, ты привыкнешь. — От этих слов легче не стало, но Иван перестал говорить, лишь бы снова не отхватить, лишь тяжело дышал в темп, пульсируя веками. Да и сказать бы ничего и не получилось, брюнет не блестал брезгливостью, от того и сунул в рот парню большой палец, надавливая на язык сквозь зубы, давая слюнкам подойти быстрее. Шлепки становились ускоренными, громкими. Такими же, как мычание эспера, пока его так жестого трахали на столе при выключенном свете, но перед окном. Волосы уже непонятно путались, а пот стекал со лба, когда по диафрагме можно было определить насколько нестабильно он дышал. В процессе сия действий, Ваня опирался одной рукой на стол, на котором сидел, а другую уместил на спине хозяина, прицарапывая его кожу. Как же Фёдору нравилось то, чем сейчас они занимаются, и это можно было доказать будущим. Ещё пара минут и Достоевский спустил семя в промежность Ивана, вызвав тем самым у партнера дрожь по всему телу и кровь со рта после неосознанного прокуса языка в порыве страсти. Но это даже ещё не конец, дьявол словно был ненасытным. Приобняв парня за спину, обхватил его и потянул на себя, упав на кресло, разместив на своих коленях дружка. Федя, конечно, знал, что его подчинённый поймет, что от него требуют, но всё равно с голодной улыбкой и доминирующим голосом указал — Скачи. — Светловолосый лишь кивнул, начиная двигаться вверх-вниз, обнимая хозяина и томно постанывая ему на ушко. Но самовольно двигаться мужчина всё равно не дал, хватая его за зад и набирая телом слуги темп, который больше нравился ему. К юноше эсперу обращались как к животному, скорее доставляя ему больше боли, чем наслаждения, но Дост же не изверг? Он улыбнулся и коснулся пальцами головки Ивана, охватывая ладонью, начиная надрачивать, при этом с излишней нежностью поглаживая венки и обгрызшими ногтями щекоча яйца. На сей раз на брюнета тоже нахлынула волна удовольствия с пришедшим извержением, он впервые за весь половой акт искренне, и довольно громко простонал, прижимая Гончарова к себе, слегка дрожа, изливаясь второй раз в подчинённого.***
Утром Фёдор чувствовал себя впервые за долгое время отдохнувшим, в теле была такая лёгкость, даже настроение не было испорчено с первых 10 минут после того как проснулся. Слуга всё ещё спит. Обычно он просыпается утром да готовит завтрак и ждёт хозяина. Однако после такого бурного секса, Иван ещё долгое время не сможет сидеть. Фёдор поцеловал спящего в губы, отодвинув прядь с лица. После почувствовав руки на свою талию, что прижимали его к себе. — Доброе утро.. — Фёдор спустился от губ к шее, дальше целовал его. — Доброе, Хозяин.. — Гончаров крепко обнял того, и лежал в обнимку. Поцелуи прекратились. Федор вновь тот самый спокойный и мрачный гений. Вчерашние эмоции были анигилированы. — Болит? — Достоевский спустил руку, и стал массирровать его проход, что был вчера нормально так расширен. — Немножко... — Спасибо за вечер, мне понравилось. А тебе надо привыкнуть к такому. — Это вы к чему? — Я не могу так часто сюда приходить, но тебя я никогда не проганю если ты вдруг, ну знаешь, навестишь меня когда я на работе. — Я вас понял, хозяин. —Вот и славно. — Подметил Федор, медленно вставая с кровати, наконец открывая для себя весь силуэт Гончарова. Волосы были запутанны, под глазами еле заметные отеки и обкусанная грудь. Чтобы загладить вчерашние какие-то трабблы, он взял расчёску, подходя к нему чуть ближе, силой хватая за плечо и разворачивая спиной к себе. Начиная от кончиков, массажными движениями Достоевский водил расчёску, сосредоточенно смотря на каждый колтун, пытаясь расчесать их безболезненно. Теперь волосики вновь казались чистыми и опрятными, даже бинты сменил, чтобы все выглядело более новым. Брюнет ухмыльнулся, прикрыв веки и наклоняясь ближе, к уху Ивана, поглаживая его светлые пряди, немного заводя за ухо. — Когда меня рядом нет, не забывай менять бинты. Куколка, твое здоровье мне очень важно, не забывай, что всё это принадлежит мне. Начиная от здоровья и морального состояния, заканчивая всем твоим телом. — Только ваше, хозяин.