Порез

Звёздное покрывало укутало собой засыпающий город, охраняя мирный сон его жителей, и только яркий свет Луны оставался путеводным маяком для странствующих путешественников в эту знойную летнюю ночь. Таверны и закусочные закрывали свои двери, прощаясь с задержавшимися посетителями. Бродячие коты блуждали по спящему городу, время от времени обращая свой взор на сияющий небосвод. В окнах некоторых домов ещё горел свет, осведомляя о засидевшихся до поздна горожанах. Кавех как обычно работает над заказом поздней ночью. Глаза слипаются, но чертёж закончить надо, ведь завтра утром у него уже назначена встреча с заказчиком. Линия, вторая, окружность. Тишину комнаты нарушает лишь методичный скрежет. Щелчок. Слишком сильное давление на карандаш привело к сломаному грифелю. Тяжело вздохнув, архитектор привстал из-за стола и направился к мусорному ведру, прихватив с собой канцелярский нож. Надо подточить карандаш. Точные и уверенные движения придают нужную форму деревянному корпусу. Одно, второе, третье. — Ай!, — громкий и немного удивлённый крик разрезает ночную тишину. В месте пореза выступают капельки крови, собираясь друг с другом и образуя побольше, а затем медленно скатываются по руке. Мутным от нехватки сна взглядом Кавех смотрит на свою руку. Дверь со скрипом приоткрывается: — Кавех? Все вопросы отпадают, как только перед секретарём предстаёт "кровавая картина". Нахмурившись, он вновь скрылся за дверью. Немного придя в себя, архитектор устало потер переносицу и направился к своему рабочему месту. Сначала надо закончить заказ. Вытащив из-под стопки бумаг старую тряпку, он перемотал руку так, чтобы ткань закрыла собой порез и впитала кровь. После несложных манипуляций юноша вновь вернулся к работе. Осталось несколько линий и все будет готово. Он только на чуть-чуть прикроет глаза. На пару минут, и потом с новыми силами закончит чертёж. Всего пару минут. От столкновения лица со столом его останавливает пара рук, что оказались рядом так вовремя. — Ну и что ты творишь? — откуда-то сверху доносится недовольный голос. Подняв голову, Кавех сталкивается с двумя смотрящими на него изумрудами. — Мне надо закончить чертёж, — вяло, но всё же пытается оправдаться сосед. — Боюсь, что измазаный твоей кровью чертёж заказчика не обрадует, если только таким способом не хочешь утвердить своё авторство, — сухо отмечает секретарь. Опустив взгляд, архитектор видит красные разводы, испортившие его кропотливую работу. — О, Архонты... Кавех с такой силой откидывается на спинку стула, что Хайтам еле успевает придержать его от очередного падения. Судорожный смех из тихого становится более громким, а на глазах выступают непрошенные слезы. От повисшей в воздухе атмосферы даже секретарю становится не по себе. — Успокойся, ты сможешь всё переделать. — Ты серьёзно, упокоиться?! Я потратил на этот проект две недели, и завтра утром уже должен сдать его заказчику! — архитектора начинает трясти. Видя состояние своего соседа, Хайтам без слов притягивает юношу к себе и утыкается носом в светлую макушку, пока последний заходится в громких рыданиях. Все-таки две недели беспрерывной работы и нормального сна дали о себе знать. Одна рука притягивает к себе ещё ближе за талию, другая же мягко поглаживает дрожащую спину, до тех пор пока всхлипы не стихают окончательно. — Прости, — слышится тихо откуда-то снизу. Чуть отстранившись, Хайтам бережно приподнимает лицо Кавеха за подбородок заставляя посмотреть на себя. Глаза покраснели и немного опухли, а на щеках виднеются дорожки от пролитых слез. — Тебе не за что извиняться, у всех бывают сложные периоды, и ты не исключение, — трепетный поцелуй в висок — от того, что ты себя изводишь никому лучше не станет, — невесомые поцелуи на щеках, совсем рядом с пушистыми ресницами на которых всё ещё осталась солёная влага — будь к себе менее строгим, — и как завершение нежное прикосновение к искусанным, но таким родным губам. Тихий смех окончательно развеял тяжёлую атмосферу, с плеч будто упал тяжёлый камень, и секретарь позволил себе немного улыбнуться. — С заказчиком твоим я завтра сам свяжусь, а сейчас надо обработать твою рану. Архитектор только сейчас заметил стоящую рядом аптечку и вспомнил про свой порез, что уже давал о себе знать неприятным покалыванием. Руки Хайтама ловко перебирали нужные лекарства и бинты. Под внимательным взглядом рубиновых глаз, он притянул к себе чужую руку и аккуратно избавился от мешающейся ткани, что из-за присохшей крови было слегка неприятно. Смочив ватку в дезинфицирующем средстве, секретарь принялся обрабатывать порез. В тот момент, когда с губ постадавшего уже готовы были слететь слова возмущения, щиплещей раны коснулся прохладный ветерок. Светлые брови приподнялись в удивлении. Вряд ли кому-то кроме него удавалось видеть почти что мудреца Академии трепетно обрабатывающего чужую рану и при этом дуя на неё. От этого осознания в груди разливалось приятное чувство теплоты, а уголки губ невольно приподнимались. Блуждая взглядом по комнате и вновь останавливаясь на испорченном чертеже, Кавех усмехнулся: — Знаешь, во времена академии, когда у нас были трудные задания, преподаватели нередко жаловались на разводы оставляемые студентами на чертежах в результате пролитых слез во время работы над ними. Я подумал, что это даже немного забавно, годы идут, а ничего не меняется. Разве, что за место слез теперь кровь, — смех резко перешёл в испуганное шипение, когда по ране прошлись ваткой с обеззараживающим средством чуть с большим нажимом, — всё-всё молчу. Всё ещё посмеиваясь, архитектор чуть привстал, чтобы оставить полный благодарности поцелуй на губах напротив.