Детектив и преступник

На улице зажигаются фонари, солнце уходит на запад, радовать наступлением дня другие страны и города. В Токио наступает вечер, а значит самое время бросить все дела и уйти с осточертевшего насиженного рабочего места. Осаму скидывает в сумку некоторые документы, данные по которым надо будет пробить завтра, в выходной, прибирается на столе и покидает полицейский участок. Мужчина вдыхает полной грудью, втягивает носом прохладный воздух, такой спасительный после духоты помещения. Он садится в заранее вызванный автомобиль такси, называет адрес и откидывает голову на спинку. Он устал, но ещё есть незавершённые дела, которые надо будет доделать прежде чем лечь спать. Расплатившись с водителем, Дазай неторопливо поднимается на предпоследний этаж дома, в котором он жил. Сбрасывает ботинки и уличную одежду, проходит в кухню. Квартира не могла похвастаться обилием комнат или большими размерами, кухня и спальня, выполняющая также роль кабинета, вот и всё личное пространство детектива. Нет, мужчина не жаловался, для его холостяцкого существования этого было более чем достаточно. От уже привычного движения рукой зажужжала кофемашинка, выливая крепкий напиток в когда-то белую кружку. Осаму с наслаждением вдыхает приятный терпкий аромат, добавляет в чашку немного корицы. Следующий пункт назначения — спальня-кабинет. Удобно разместившись за столом, поставив на подставку кружку, Дазай включает компьютер, заходит в рабочий аккаунт. Сразу же мелькает уведомление о расследуемом деле. Оно открыто уже чуть больше полугода, его главный герой — иммигрант из России Фёдор Достоевский. Осаму вводит длинный и сложный пароль, который миллионами повторений отложился на подкорке мозга, и заходит в базу данных полиции. Последнее появление Фёдора — две недели назад. Сам он орудует вместе с парой помощников уже долгих два года, и если бы Дазай не подключился к расследованию — дело давно бы отправилось в висяки, так хорошо умел скрываться и заметать следы Достоевский. Настоящая крыса. Промышляет воровством и хакерством… Осаму вчитывался в досье Достоевского и список его преступлений, пытаясь найти что-то новое. Но его попытки заранее обречены на провал: он знает наизусть всю известную следствию подноготную, более того — девяносто процентов искал и выписывал самостоятельно. Он за прошедшие полгода сделал намного больше, чем весь отдел за остальное время, вместе взятые. Он всегда выезжал на новые ограбления самым первым и оставался до конца, как собака вынюхивая малейшие детали. Только шатен, взявшись за дело, посвящал ему всё своё время, иногда даже забывая поспать или поесть. И Дазай гордился своей дотошностью: теперь по городу были расклеены листовки с фотороботом преступника, причём точным фотороботом: детектив несколько раз видел Достоевского вживую, когда тот сматывался с места преступления, а однажды даже преследовал его на служебной машине, успев сфотографировать номер и марку мотоцикла. Правда, это было бесполезно: на следующий день рано утром, собираясь на работу, Осаму выбежал на улицу чуть раньше обычного из-за криков «пожар!» и сильного запаха гари. На улице, пробираясь сквозь толпу зевак, щурясь от столпа дыма и закрывая нос и рот локтем, он увидел горящий мотоцикл тёмного фиолетового цвета. Почуяв неладное и приглядевшись, он разглядел номерной знак. Фёдор, сукин сын. Ещё и вычислил место жительства Осаму, чёрт его дери, не просто так он устроил это представление. Приехавшие пожарные, разогнав толпу, усердно начали тушить байк, и когда огонь полностью потух, допустили к нему Дазая. Тот, натянув перчатки — уже привычка, вдруг сможет найти какую-нибудь сто́ящую улику, — разгребая пену от огнетушителей, подошёл к байку. Стирая пену, он провёл рукой по гладкому корпусу, и наткнулся на рисунок стилизованной головы мыши. Этот же рисунок неизменно появлялся на окнах и стенах ограбленных магазинов, нарисованный фиолетовым баллончиком марки Marker Street — экспертиза показала, — и неизменно сопровождал взломы. Этот фиолетовый логотип стал визитной карточкой Достоевского и его сообщников, и порядком надоел острому взгляду следователя. Не будем о старом. Осаму, погрузившись в свои мысли, философски заметил, что всё имеет свойство кончаться, и кофе в его кружке — не исключение. Мужчина отвлёкся от работы, и в давящей на мозг тишине услышал еле разборчивый стук в кухне. Скрежет, шум воды. Щелчок. Странно, он точно помнит, что дверь закрывал, а ключей от его квартиры он никому в жизни не давал. В привидений Осаму, как человек, связанный с наукой, не верил, всему есть должное объяснение. Вооружившись пистолетом, который по долгу службы Дазай всегда носил в кобуре рабочих штанов, он проскользнул в коридор и на носочках направился к кухне. Проходя мимо, он заметил, что входная дверь закрыта. Спасибо хоть сквозняк не устроили. Парень с тёмными волосами с фиолетовым оттенком стоял спиной к двери, и что-то делал на кухонном столе. — Руки вверх, — холодным голосом отчеканил Дазай, понимая, кто проник в его квартиру, — Достоевский. Фёдор хмыкнул и, продолжая стоять спиной, поднял согнутые в локтях руки. — О нет, как же так, я что, по ошибке взломал квартиру известного на всю страну детектива? — со смесью поддельного страха и разочарования проговорил парень, медленно, не провоцируя вооружённого копа, разворачиваясь к нему лицом. — И что же мне теперь будет, дядя полицейский? — Статья двести тридцать пять и двести тридцать шесть Уголовного кодекса Японии, статья сто четыре, и ещё по мелочам. Вам грозит серьёзный срок, милейший. А вы ещё имеете наглость взламывать жилище сотрудника полиции… Как вам не стыдно, — с укором и грустной улыбкой заканчивает Осаму, подходя ближе. Дуло пистолета мягко утыкается прямо в сердце преступника, а Фёдор даже не смотрит на оружие. Его глаза цвета спелой черной смородины смотрели прямо в душу, заглядывали во все уголки Осаму через глубокие карие глаза. Никто не сможет точно сказать, сколько они простояли тут вот так, может, минуту, а может неделю. Изучая только глаза друг друга, оба никак не замечали пистолет, представлявший ощутимую угрозу жизни Достоевского. — Долго ещё будешь меня разглядывать? — усмехнулся Осаму, первым прерывая затянувшееся молчание. — Ровно столько же, сколько вы — меня. Позволите? — Фёдор отпустил руки, на что Осаму нахмурился. Брюнет аккуратно убрал от своей груди огнестрельное оружие, Дазай повиновался. Фёдор не из тех, кто сейчас бы накинулся на него с ножом или пистолетом, по нему явно было видно, что он безоружен. Фёдор из тех, кто не станет заканчивать всё так быстро: он захочет поиграть, поиграть с котом, будучи мышкой в его когтях. И кто знает, на чьей стороне останется госпожа Удача? Парень отошёл в сторону, взял с крючка аккуратно висящее полотенце. Осаму следил за ним взглядом, опустив пистолет в пол. Фёдор подошёл ближе и поднёс скрученное полотенце к глазам Осаму, аккуратно обвязывая в узелок сзади. Дазай, ухмыльнувшись, схватил Достоевского за руку, а потом пошёл вслед за ним. Он знал свою квартиру как пять пальцев, и даже с закрытыми глазами прекрасно в ней ориентировался. Дойдя до комнаты, он остановился, потому что остановился Достоевский. Мужчина было потянулся к ткани, закрывающей глаза, но Фёдор перехватил его руку за запястье и опустил, одновременно с этим что-то тёплое и шершавое коснулось губ Осаму. Полицейский ухмыльнулся, чуть приоткрывая рот, впуская внутрь юркий язык Достоевского только для того, чтобы слегка прикусить его. Фёдор наиграно-обиженно укусил губу Дазая, слизывая выступившую каплю крови. Металлический привкус неприятно кольнул на языке, когда Дазай рефлекторно облизнул кровоточащую губу. Как всегда обветрил. Гигиеническая помада для слабаков. — И зачем ты это сделал? — холодно, но с ноткой интереса спросил Осаму. Фёдор медлил с ответом. Когда Дазай в очередной раз потянулся к повязке, его руку не мягко увели, а грубо толкнули в грудь. Потеряв равновесие, Осаму рефлекторно попытался схватиться за что-то, но в итоге повалил на себя Достоевского. За спиной оказался не твёрдый пол, а мягкая, незаправленная с утра кровать. Полагаясь больше на ощущения и слух, чем на зрение, Дазай почувствовал, как ловкие руки легли на его пах, поглаживая и массируя, переходя на живот и бёдра. — Тебе делать нечего? Я напомню, ты в квартире следователя. — Ради Бога, помолчи, я ведь и правда уйду, когда у тебя ещё будет возможность так просто трахнуть преступника? — Ты проник в мой дом, только чтобы посидеть у меня на члене? — Дазай был изумлён таким дерзким поступком, он приподнялся на локтях и снял повязку с глаз, внимательно вглядываясь в преступника, пытаясь понять, он сейчас серьёзно или шутит. — Да. Вас что-то не устраивает, господин полицейский? — Фёдор тёрся пахом о промежность Осаму, обозначая своё возбуждение. — Мог бы сразу в участок прийти, было бы гораздо меньше мороки и гораздо больше моих здоровых нервов. — Но так же будет не интересно! — расстроенно воскликнул парень. Не прекращая двигаться, он потянулся к ширинке Дазая. Его взгляд зацепился о поблёскивающий металл, выглядывающий из кармана штанов. — И часто ты с собой наручники таскаешь? Ты ж детектив, а задержание проводят оперативники, — Достоевский повертел в руках вытащенные из кармана Осаму металлические кольца. Осаму перехватил его руки и молниеносно закрепил оковы на запястьях парня. — Я не мог отказать себе в этом удовольствии, уж прости, — лучезарная улыбка промелькнула на его лице, он, рассматривая руки и лицо Фёдора, откинулся назад и положил руки под голову, полностью расслабляясь. — Тебе, кстати, идёт. — Подлецу всё к лицу, — проговорил парень на своем родном языке. Осаму, не поняв точного перевода, отметил для себя, что наручники на худых запястьях смотрятся как нельзя более правильно. Молочная кожа с бледными венами, которую так и хотелось покрыть метками и укусами, и блестящий серый металл. Фёдор времени не терял, он уже успел расстегнуть форменные брюки полицейского и через ткань боксёров оглаживал его привставший член. Дазай на это никак не реагировал, он с прищуром смотрел и пытался прочесть намерения на лице Достоевского, но парень слишком хорошо умел скрывать всё за маской. Не обращая внимание на то, что Дазай практически раздел и трахнул его взглядом, Фёдор стянул до колен бельё Осаму и продолжил дрочить ему, доводя член до твёрдого состояния. — У тебя, надеюсь, есть смазка? Я не хочу испытывать лишнюю боль. — проговорил Фёдор, растирая по головке Дазаевского ствола выступившую естественную смазку. — Да, найдётся. — парень потянулся рукой к прикроватной тумбочке, в которой можно было найти всё, что угодно: от презервативов до важных документов. И это только один ящик. Выудив пачку лубриканта, он протянул её Достоевскому. Тот, в свою очередь, испытывая некий дискомфорт от наручников, обильно полил им член Осаму и пристроился своей дырочкой, привставая на четвереньки. — Тебе идёт эта поза, милый, — заправив за ухо Достоевскому выбившиеся тёмные волосы, прошептал Дазай. Достоевский и правда представлял отличную картину. Покрасневший от возбуждения, с невероятно красивыми глазами и лёгкой улыбкой. Он закрыл глаза, судорожно выдыхая, насаживаясь на Осаму сразу и до конца. Дазай прогнулся в пояснице и закинул голову назад, чувствуя, как мягкие бархатные стенки обхватывают его член. Фёдор явно предугадывал такой исход событий, он был растянут заранее, но всё равно недостаточно. Приятное ощущение узости распаляло полицейского. Дазай приподнялся на локтях, с трудом сел. Он закинул ноги Фёдора себе за спину, а его руки положил себе на плечи, поглаживая сквозь рукава бело-сиреневой рубашки. Он добрался невесомыми касаниями до воротника, слегка помассировал плечи и ключицы Достоевского. Фёдор не прекращал двигаться, поднимаясь и опускаясь на члене Дазая, доставляя невероятное удовольствое обоим. Осаму тем временем разобрался с пуговицами рубашки, оголил мягкую и белоснежную, как чистый холст, фигуру Достоевского. Первым же делом Осаму захотел пометить этот холст, завершить картину идеала одним лишь красным пятном. Достоевский опустился до конца, сдержано выстанывая что-то на чужом языке, запрокидывая голову, и полицейский припал к его шее, покусывая и зализывая место, оставляя алеющий лопнувшими капиллярами засос. Оторвавшись и созерцая свою метку со стороны, мужчина перешёл сильными руками на грудь парня, обводя ореолы сосков и сжимая их в пальцах, выбивая сдавленные вскрики. Как же была прекрасна эта картина. Зажмурившийся Фёдор с приоткрытым ртом, медленно двигающийся сверху, с красными щёками, красной меткой и красными набухшими сосками. Красный ему определённо к лицу. Дазай спустился руками ниже, одной перешёл на поясницу и бёдра младшего, поглаживал и сжимал его ягодицы. Другой рукой опустился на член, истекающий предэякулятом. Резкими движениями, в такт толчкам, водил вверх-вниз, играясь большим пальцем с головкой и уретрой. — Я скоро кончу, — пробормотал Фёдор. — Я тоже, — ответил Дазай. Достоевский слез с члена, сжимаясь от непривычной пустоты и холодка внутри. Он переходит чуть ниже, к ногам Осаму, несколько раз проводит по члену полицейского рукой и обхватывает головку губами, собирая в рот его семя. Но глотать он не собирался, наоборот, выпустив каплю белой спермы из губ, подполз ближе к Дазаю и поцеловал, проталкивая его сперму языком ему в рот. Мокрый и грязный поцелуй. Другого от Фёдора и не ожидалось. Сглотнув оставшееся в его рту, парень оторвался и созерцал своё творение. Стекающая по подбородку и капающая на голубую рубашку сперма, смешанная со слюнями, блестящие от оргазма чёрные глаза Дазая и его раскрасневшийся вид. Достоевский успел забыть за этот поцелуй о собственном пике возбуждения, и посмотрел вниз, когда ладонь Осаму сжала у основания его член. Этого было достаточно, и Фёдор с громким — первым, который он не сдержал, — стоном излился в руку Дазая. Тот усмехнулся и, стерев тыльной стороной испачканной руки сперму со своего лица, поднёс испачканную руку к губам Достоевского, мягко касаясь губ, оставляя белёсые разводы на них. Повинуясь рефлексам, вор приоткрыл рот, слизывая с губ жидкость и коснулся кончиком языка пальцев Дазая. Осаму не стал медлить и засунул три пальца ему в рот, играясь с языком и царапая нёбо. — Может освободишь? — Достоевский, укусив напоследок пальцы Дазая, тряхнул наручниками на своих запястьях. — И не подумаю. В душ пойдёшь? — Разумеется. — возмутился парень, а затем с хитрым прищуром поднёс палец к губам Дазая. — Я знаю, где он. Дазай, как и сказал, выпроводил Достоевского из своей квартиры сразу же, как тот помылся и оделся, оставив парня в наручниках, а сам кинул испачканную рубашку в стирку и занялся перестиланием кровати.

***

— Дазай-сан! — Накаджима, младший лейтенант полиции, прибежал к кабинету следователя, и пытался отдышаться, опираясь о дверной косяк. — В допросной… Вас попросили прийти. Догадываясь, кто же ждёт его в кабинете для допросов, Осаму подхватит папку по делу. Спустившись вниз, на первый этаж, он зашёл в пустую комнату с одним лишь прикрученным к полу столом, за которым лицом к двери сидел парень. — Ну здравствуй, Фёдор, — поздоровался детектив, с улыбкой отмечая виднеющийся из-под ворота рубашки засос. — Я не поверю, что ты попался по собственной неосторожности. Зачем ты дал себя поймать? — Всего-то хотел ещё раз увидеться с вами, господин полицейский, —мурлыкнул скованный преступник. Дазай в очередной раз заметил, что парню очень подходят наручники. Так бы и не снимал никогда.