"И мы плакали, плакали, плакали..."

— ТиДжей, я прошу тебя, давай попробуем еще раз, — Баффи сидит рядом с ним в самом конце класса, — если один дальнобойщик выходит из точки А со скоростью 45 км/ч, а другой из точки Б со скоростью 40 км/ч, то… — То на середине пути они врезаются в легковую машину, которая ехала всего 50 км/ч и убивают нахрен всё хорошее, что было в моей жизни! — ТиДжей подскакивает и опрокидывает парту. — ТиДжей, пожалуйста, — глаза Баффи наполняются слезами и она бросается собирать на пол бумаги и твердит себе, покачиваясь вперед-назад, — если грузовик едет со скоростью, — она комкает бумаги в руках, смотрит на них, будто там есть ответы на все её вопросы. и ее глаза заливаются слезами. Тонкая фигура девушки, начинает сворачиваться и падать на пол. Она лежит калачиком, беспомощная, бормочет что-то невнятное про скорость и точку встречи, прижимает к себе листы. Слёзы прожигают глаза ТиДжея, он чувствует, как внутри его сжимается огромный ком, а где-то в носу начинает зудеть. Он чувствует ярость, разрывающую его ярость и пинает парту так сильно, что она летит в двух учеников, сидящих спереди. Из его груди вырывается душераздирающий крик и он выбегает из класса и бежит, бежит туда, где он мог встретить его еще несколько дней назад, бежит, пытаясь отдышаться, и его легкие прожигают следы выкуренных сигарет, которыми он давится, но продолжает душить себя. Он добегает до качелей и падает рядом с ними, беспомощно катаясь по земле, ощущая спиной ледяную траву. Никто не придет. Никто его не утешит, никто не проявит жалости. Он просто лежит беспомощный в грязи около качелей, пытаясь найти хоть одну дорогу, которая может привести его к счастью. — Эй, неудачник, я всё еще могу выше! — воспоминания своего счастливого и живого голоса прорезают память. — Я всё ещё предпочитаю быть поближе к земле, — ТиДжей вспоминает другой живой голос и сердце его сжимается от боли и сожаления, что у него нет видео всех их моментов, нет записанного голоса, как Сайрус читает ему стихи или поет свои песенки о качелях. Он чувствует пальцами тепло его волос, чувствует вкус шоколада на губах, чувствует под пальцами края толстовки. ТиДжей роет ногтями землю, будто пытаясь откопать обратно кладбищенскую яму, будто если ему удастся руками разрыть землю, то он сможет всё повернуть вспять, уговорить Гудманов не ехать в эту чертову поездку. ТиДжей чувсвует на губах вкус земли и с ужасом думает, что вот так, вот так он теперь запомнит вкус его поцелуев. Что больше не будет шоколада и газировки, в его сознании вечно будет вкус земли и ощущение боли, вместо тех бабочек, что бежали по его телу, когда они впервые взялись за руки. Кто-то мягко касается головы ТиДжея и нежно гладит по волосам. — ТиДжей, пожалуйста, — он слышит надломленный голос Баффи, — пожалуйста, вставай, я прошу тебя, я прошу тебя, ТиДжей… ты нужен мне, я прошу тебя. Баффи придавливает его своим телом и он чувствует давление, и как на него капают ее слезы, и как она вся содрогается. Он переворачивается и размыто видит рядом Марти, который стоит с опущенной головой, будто в скорби. Никто из них больше не носит ярких цветов. Никто из них не носит ничего, кроме всех тех браслетов, что Энди успела им сплести. — ТиДжей, надо быть сильными, надо быть, я тоже потеряла их обоих, — задыхается Баффи и Марти спускается, чтобы поднять ее. Он стоит с пустым выражением лица, смотрит в землю и слегка покачивается от усталости. Баффи не спит последние несколько суток и Марти не спит вместе с ней. Они всё дальше от даты их смерти. ТиДжей помнил этот день, кажется, поминутно. Звонок от Баффи, кричащей о том, что Энди и Сайрус поехали на пикник с Гудманами. Потом время в больнице, долгое и беспощадное время, когда они с Баффи плакали и молились, молились и плакали, когда стояли на коленях перед входом в реанимацию. Когда Марти общался с медсестрами, приносил им успокоительные. Когда Джону захлестнула паническая аткака, потом вторая, потом третья, и как глухой голос Марти звал их с Баффи, чтобы помочь отстучать ритм дыхание. ТиДжей помнит боль от того, как он стоял на коленях на кафельном полу. Помнит крик Баффи, разрезающий пространство и свои молитвы. Он не знал молитв, но молился сначала своим богам, потом нашел молитвы иудеев и молился им. Потом он снова и снова бросался то в слезы, то обнимался с Баффи, которая была рядом с ним на кафельном полу, которая била Марти в грудь от боли и страха, и как Марти держал ее, обнимал и говорил, что все будет хорошо. Но хорошо не было. Энди ушла первой. Им сообщили об этом к часу ночи, когда все родители уже были на месте. Бэкс буквально сошла с ума. Она била стены, она рвала волосы, они с Баффи обнялись и кричали так громко, что уши ТиДжея стало закладывать, и ему хотелось убежать. Бежать, как можно скорее туда, где его успокоят. Но единственный, кто мог бы его успокоить, находился там, завернутый в трубки, со вскрытым животом. ТиДжей не знал, что в ту минуту его сердце пытаются завести вручную. Он еще не знал в ту минуту, что и сам будет кричать, срывая голос, а потом его будет сдерживать охрана, когда он будет падать на колени и снова рваться туда, к нему, к единственному человеку, что его понимает. Точнее к тому, что от него осталось. Вскрытое тело и потухшее навсегда сердце. — Хэй, Энди, спасибо за наши с Сайрусом браслеты гордости, знаю, что это ты ему помогла. — В любое время, ТиДжей. Его сердце снова сжимается, и он не понимает, что Марти позвал Джону, и они теперь пытаются тащить их с Баффи обратно в школу. У ТиДжея серое лицо и запавшие внутрь глаза, которыми он пробегает по школьным коридорам, надеясь встретить знакомые улыбки. Но их не будет. Они с Баффи каждый день вместо баскетбольных тренировок ходят траурной мессией в сторону кладбища Шейсдисайда. Их рты молчат, их лица пусты, они просто идут, смотря перед собой, пока не доходят до двух могил, поставленных рядом. Простые черточки между датами жизни и смерти, такие короткие черточки, в которых любовь, дружба, ненависть, первые поцелуи и потные ладони, в которых всё добро этого мира, всё счастье и радость, теперь закопаны внизу, под килограммами земли. Они падают на могилы и долго плачут, целуя землю. Позже они набираются сил и начинают высаживать цветы, мыть памятники и каждый день рассказывать всё, что происходит в их жизни. Потом приходит такой же опустошенный Джона, падает рядом с ними, и тоже плачет. Марти единственный, кто может справиться со своим пожаром. Возможно, потому что знал их немного хуже, возможно, потому что только его свет остался у всех них. Он каждый вечер приходит на кладбище, заставляя друзей подняться, отпаивая их водой и объясняя, что пора домой. Никто не знает, что Марти вместо утренних пробежек теперь приходит сюда и плачет, и умоляет, чтобы всё это оказалось сном, чтобы они вернулись, чтобы Сайрус научился делать андердог, а Энди научила его плести браслеты. Но никто не уводит Марти. Он гладит землю и целует ледяные могильные плиты, и снова уходит, чтобы прийти вечером и найти плачущих Баффи, ТиДжея и Джону. ТиДжей находит в ящике старую записку от Сайруса и снова плачет, она мнется у него в руках и он ненавидит себя за то, что теряет те крупицы, что у него остались, те остатки тепла. Он рвется от внутренного пожара, от судорог, что сковывают его ноги, от ощущения абсолютной бездны внутри него самого. Их окружают психологами и поддержкой. Их окружают, а нужно дать вырваться. На шкафчиках Энди и Сайруса появляются памятные доски, и ТиДжей срывает их, прижимаясь к фотографиям тех, кто сейчас разлагается под землей, хватаясь за остатки самого дорогого и лучшего, что когда-либо было в его жизни. Шкафчики перейдут к кому-то другому в следующем году, и у них будет тот же шифр и тоже горящие глаза, но не будет тех шоколадно-карих глаз, внушающих надежду. ТиДжей лежит в агонии посреди школьного коридора, прижимая к сердцу две фотографии. Баффи находит его там, и падает на колени рядом, сминая живые цветы, которые кто-то принес. Джона приходит позже и просто садится рядом, у него нет с собой гитары, но он тихо напевает ту песню, что пел Энди в столовой, но меняя текст и смысл: -- В ту ночь, когда вы ушли Мы даже не успели сказать вам "прощай" И мы плакали, и мы плакали, Так много плакали. Мы не знаем, что сказать И нам никогда не было так больно Мы никогда не чувствовали себя так плохо Из наших глаз льется ливень слез Мы не знаем, что сказать Всё это слишком неправильно, Поэтому мы просто собираемся вместе И оплакиваем вас В ту ночь, когда вы ушли Мы даже не успели сказать "прощай" И мы плачем, и мы плачем, Мы теперь так много плачем Приходит Марти, которому сказали, где его друзья, и впервые он тоже садится рядом с ними. Баффи прижимается к нему и плачет так сильно, что у нее не остается ни слез, ни голоса, только легкий одинокий вой. Они сидят вот так, одни посреди школьного коридора, наполненного людьми и просто плачут, стараясь выразить всю ту скорбь и боль, что носят внутри. И они знают, что вернуться. Что Джона снова возьмет в руки гитару и запоет, только теперь болезненные и траурные песни, стараясь вложить в них все невысказанные чувства. Что Баффи и ТиДжей войдут в спортивный зал, но их игра станет жестче, они будут беспощаднее и целеустремленнее, и что это будет теперь очень пугающий парень-баскетболист и его лучшая подруга агрессивная баскетболистка. И только у Марти останется то же тепло и забота и та же двойная порция салфеток, чтобы встретить их на полпути к добру и закрытию, если они когда-нибудь будут готовы.