promesse

губы кусает ветер; колючей болью ощущается через раз – вдох, выдох, – лёгкие воют. колени разбиты вдребезги, глаза навыкат – смотрят невменяемо. всё тело ломит. виктор касается рассечённой лезвием спины; шипит, словно чувствуя, как тканевые клетки лопаются под давлением смерти. его ресницы смахивают капли собственной крови, руки перевязывают рану акробату, а мортон не в себе – шепчет панически что-то и то и дело хватает хрупкие кисти и предплечья, ляпает циферблат часов и заставляет сбиваться. каждая секунда на счету – клавиши машинки щёлкают под напором субедаровых пальцев, пока почтальон терпеливо внемлет обезумевшему. тянет сильно и майк взвизгивает на грани слома. его веснушки блекнут, ревут с каждым готовым процентом: наиб оповещает о процессе шифрования и долбит сильнее по боку машинки – у самого страх меж рёбер разворачивается. всё согласованно: лука на выходе, готовый к открытию ворот; гранц отстранённый, рядом с полудохлым тельцем перебирает письма, пока сердце долбит грудную клетку. нужно торопиться, но только ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠцирковой хрипит, раскинувшись в туше‌, скрипуче молит: «виктор, останься.» – боязнь лишиться рябит на языке. майк ледяными пальцами рыхлит землю – он субтильный, мёртвый и молчаливый. ощущает напоследок, как разрываются перепонки от заведённой последней машинки, как кровь приливает к голове, и как почтальон невнятно обещает: «я рядом.» веки тяжелы – их не разомкнуть, даже если постараться. лишь наутро собачья лапа нелепо уткнётся в щёку, вещая о ничьей, отзываясь клочьями писем и последними словами.