Где... Я?

      Порой плохие дни случаются.       Сегодня пятнадцатое марта, плохой день.       Эндрю сидит на самом краю крыши, ютясь в лучах раннего заката, и докуривает вторую сигарету, когда слышит знакомые шаги за спиной. Он делает невероятное усилие над собой, чтобы не обернуться. Сейчас отчаяние находится так близко, смертельно близко, есть риск поддаться ему. — Эндрю, — зовёт его голос из воспоминаний. Такой голос был у Нила. Но Нил пропал при его перевозке из больницы в штаб ФБР. Сбежал. — Эн-дрю.       Галлюцинации от таблеток пропали давно и появляться больше не должны. Одной сумасшедшей галлюцинации Миньярду хватило вполне. Но, оказалось, что она была реальностью. Или побочкой от таблеток? — Я здесь. — Тебя здесь нет, — Эндрю выбрасывает сигарету и резко встаёт. Отходит дальше от манящей высоты. — Но отчего-то ты здесь. Скажи, Натаниэль, где Нил?       Парень оборачивается — в паре шагов от него стоит человек, очень похожий на Нила Джостена внешне, но этот с новыми бинтами на лице и руках. На нем длинная серая футболка и протертые широкие джинсы, которых Миньярд раньше не видел. Эндрю не сомневается, что всё тело покрыто новыми шрамами. Да и сомневаться глупо. К горлу поступает тошнота, руки чешутся ударить, разбить, сломать, выбить что-то, и Эндрю сдерживает, чтобы не сделать это всё здесь и сейчас. Но вся пустота замирает в моменте, когда он находит уставшие голубые глаза. — Отец выбрался, — Натаниэль игнорирует заданный вопрос и, видимо, надеется, что Эндрю поймёт. Эндрю понимает. — Там, в подвале, где меня держали после похищения, было много людей, больше, чем я видел, как только очнулся. Когда ворвался мой дядя, его сильно ранили, но… ублюдок сбежал.       Тишина заполняется криками птиц, где-то успевают завестись две машины и скрыться на дороге. Эндрю пользуется паузой и один за другим рассматривает кусочки нового лица. Новые царапинки, ссадины, бинты, пластыри, синяки под глазами, которые стали ещё глубже с прошлой недели, когда Эндрю в последний раз видел Нила. — Он не остановится, даже если окажется на грани смерти, до последнего вздоха будет искать меня. Не посмею подвергать вас такой опасности.       Миньярд невольно вспоминает, что, случись бы зомби-апокалипсис, Нил вернётся за ним. Воздуха становится катастрофически мало, словно по лёгким зарядили клюшкой для экси. — Я вернусь через месяц, максимум через два, пока дядя всё не уладит. Я не позволю у кого-то забрать то, что имею сейчас.       Эндрю слышит, как сложно даются правдивые слова Натаниэлю. И от этого ещё отвратительнее. Они правдивые. С начала первого курса Нила Эндрю пытался выбить из него всю правду. Терпел враньё, избегания, недоверие, ненависть, неприязнь, самого Нила. А сейчас он сам приходит и выкладывает всё, что есть. Свежие новости и чиста правда.       Эндрю не дурак — сам понимает, что нахождение Натаниэль в команде означает самим нарисовать красным цветом мишень на лбу. И под прицелом все, включая тренера и ближних к нему. Отпустить сейчас означает либо потерять Нила навсегда, либо потерять навсегда.       Но может ли Эндрю как-то повлиять на исход событий? Натаниэль скоро уйдёт и Миньярд никак не сможет остановить его. Конечно, Эндрю может пойти за ним и защищать ценой своей жизни, но будет ли толк от его карманных ножей против целого мясника? Это выбивает всякую надежду на возвращение Нила. А пришёл он лишь для того, чтобы пообещать Эндрю вернуться. Вернуться и стать– остаться — Нилом.       Его Нилом. Нилом, которого Эндрю ненавидит все сто процентов времени.       Он делает несколько шагов вперёд, становясь прямо перед Натаниэлем. Холод и страх. Натаниэль Веснински — холодный напуганный мальчик. — Если ты, Нил. Абрам. Джостен, — Эндрю медленно сквозь зубы произносил это имя, чтобы стоящий напротив парень не потерялся, — не вернёшься домой через два месяца, я тебя из-под земли достану и прикончу своими руками. — Я вернусь, — обещает Нил, — как только пуля попадет в голову Мясника, я сразу вернусь к тебе.       И Эндрю верит ему. Верит с такой наивностью, что становится не по себе. Но когда голос Нила звучит настолько решительно и угрожающе одновременно, невозможно не поверить в его слова. В его обещание. И отчего-то становится теплее. Это уже Нил Джостен — дом.       Молчание начинает затягиваться, и почему-то Миньярд лишь сейчас осознаёт, что они расстаются на два месяца. А может и меньше. Может и больше. Может, навсегда. — Да или нет? — Нил поднимает обе руки на уровне лица. — Да.       И Нил обхватывает Эндрю обеими руками, жадно впиваясь в губы. Этот поцелуй должен быть обещанием, обещанием вернуться и уверенностью, что всё будет хорошо. Миньярд ждёт, когда он станет прощальным. Ждёт. И устаёт ждать: делает шаг вперёд, сжимая в кулаке тонкую майку Нила далеко от его кожи. Наверняка под тканью куча бинтов, которые лучше не задевать. Уж не кому как не этим двоим знать, какого это — когда трогают свежие раны. Ярость медленно закипает в груди, давит на легкие. Когда Нил захотел расторгнуть сделку с Эндрю, тот предупредил, чтобы Джостен не приходил с разбитым лицом к нему плакаться. После пропажи Нила Эндрю был готов пересмотреть свое предупреждение. Лишь бы он вернулся. Лишь бы знать, что он живой.       Постепенно поцелуи стали ленивыми, паузы дольше, но Джостен возвращался к любимым губам, как только набирал воздух. — Ты, блять, сказал, что вернёшься. Не смей прощаться.       Нил отстраняется, равно дыша, но руки не убирает. Он медленно водит большим пальцем по темной полосе под правым глазом. Этот удар Эндрю получил во время стычки с ненормальными фанатами Бингемтона после матча, когда похитили Нила. Нил, возможно, думает, что отчасти из-за него спровоцировали давку, возможно, даже чувствует себя виноватым из-за этого. Поэтому так аккуратно, почти бережно водит пальцами по ранам Эндрю. А Эндрю злит эта близость. Злит, что она слишком особенная, пусть и каждое прикосновение Нила до этого было для него особенным. — Закрой глаза, — шепчет в губы Нил и Эндрю хмурится, — я не смогу уйти, если ты будешь смотреть.       Оба знают, что запомнят эти моменты надолго. Эндрю — навсегда. Но оба ещё одну бесконечную минуту смотрят друг на друга. Изучают, будто не делали этого раньше. Наблюдают, будто не делали этого с самого начала.       Нил слегка наклоняется, соприкасаясь лбами с Эндрю. — Я пообещал тебе, что вернусь.       Эндрю закрывает глаза и ощущает лёгкий, почти невесомый поцелуй в нос. — Вернись ко мне.       Тепло мгновенно исчезает. Остаётся ничего, кроме повторяющихся воспоминаний в голове.       В следующий раз, когда Эндрю открывает глаза, солнце давно скрылось за деревьями, а Нил Джостен — за горизонтом.       Следующие дни повторяли предыдущие и предсказывали будущие. Следующие сорок два дня ничем друг от друга не отличались.       Эндрю долго стоял на том же месте после, смотря вдаль. Конечно, он много раз терял счёт времени. Однажды потерял настолько, что на парковку Лисьей Башни заехала черная машина, из которой вышел рыжий парень со спортивной сумкой за спиной. Кажется, когда он посмотрел на крышу здания, Эндрю стало легче дышать. Но, возможно, ему просто показалось.       Порой плохие дни случаются.       Сегодня двадцать седьмое апреля, хороший день.