***
На больничной койке сидел молодой человек. Его спина чуть сгорблена, а ноги наоборот прямо вытянуты. Руки сцеплены в замок. Лицо прикрывали распущенные и лохматые русые волос, которые опускались чуть ниже плеч. Одет он был в свободные белые штаны и такого же цвета рубашку с коротким рукавом. Пациент дернулся, когда открылась дверь, резко выпрямил спину и испуганно посмотрел на вошедшего. Когда он увидел знакомое лицо, то не сдержался и шумно, но облегчённого выдохнул. «Спокойно, это не противный Бек. Норри точно не тронет», — подумал Джек, сделал череду глубоких вдохов и выдохов и пробежался взглядом по доктору. Конечно же в глаза сразу бросился белоснежный и идеально выглаженный халат. Под ним — светлая водолазка и чуть широкие брюки. На ногах чистейше белые носки и такого же цвета тапочки. Единственный неряшливый компонент в этом вылизанном образе — чуть растрепавшийся низкий хвостик, закреплённый красной резинкой. — Доброе утро, я Джеймс Норрингтон. На ближайшую неделю я твой лечащий врач, — дружелюбно, но буднично обратился к нему он и остановился возле кровати, — как ты себя чувствуешь сегодня, Джек? — Я капитан Джек Воробей, смекаешь? — уверенно заявил он и расслаблено улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы. Хотя его улыбка больше походила на хищный оскал, — Ужасно себя чувствую. У меня был корабль, но его отняли у меня. Моя Жемчужина... «Понятно, бредит», — подумал Джеймс и устало потёр виски, пропустив мимо ушей восторженный рассказ о красотах воображаемого пиратского корабля. День только начался, а голова уже нещадно гудела, как будто после похмелья. Жаль, Норрингтон не прикасался к выпивке уже больше полугода. Однако дома, в дальнем углу кухонного ящика, крылась бутылка настоящего шотландского виски, подаренная бывшей девушкой то ли на Рождество, то ли на день рождения, то ли на ещё какой-то праздник. — А ты командор британского флота, — внезапно сказал Джек и схватил его за нижнюю часть преплечье, — и тебя бросила невеста. Убежала почти из-под венца с кузнецом. Ну, с сыном пирата. С Тёрнером. Джеймс вздрогнул, но потом быстро покачал головой. «Просто совпадение, не более того», — успокоил себя он, но невольно вспомнил Элизабет. Как год назад он столкнулся с ней практически на пороге, когда возвращался со смены. Она тогда робко улыбнулась, дернула ручку чемодана и сказала: «Мы больше не можем быть вместе, ведь я люблю другого. Спасибо за всё, Джеймс, и прощай». И отдала ему свои ключи. Он лишь понимающе кивнул и пожелал ей счастья. Больше они не виделись, но Джеймс знал, что очаровательная мисс Суонн переехала в другой город, где вышла замуж за своего друга детства. С тех пор она стала миссис Тёрнер. Парадокс в том, что Норрингтон хотел сделать ей предложение, но всё никак не решался. Кольцо он, кстати, так и не сдал обратно. И бред пациента напомнил ему о крахе на личном фронте. Заранее проигранное сражение. Он ведь знал, что всегда был для "Лиззи" надёжным другом её отца. И, возможно, когда-то и её другом тоже, но не более. — Не расстраивайся, она тебя недостойна, — вырвал из воспоминаний Джек, сдвинул свою руку ближе к его запястью и мягко очертил большим пальцем по круг, — Элизабет никогда тебя не любила. Ну, как мужчину. Как ты любил её. — Откуда... — Норрингтон не закончил свой вопрос. К горлу подступил неприятный ком. Всё происходящее начинало походить на сюрреальность. — О, я всё знаю оттуда, — он неожиданно перешёл на шёпот, — из другого мира или времени. История всегда повторяется... Джеймс наконец дернулся, вырвав руку из цепкой хватки. Чудом сохранив иллюзию спокойствия, он громко кашлянул и направился к двери. — Приходите ещё, командор Норрингтон! — крикнул пациент ему вслед. «Нужно будет покурить после обхода», — обречённо решил он и направился дальше.***
Дым, имеющий голубоватый оттенок, устремился вверх. Прислонившись спиной к кирпичной стене, Джеймс курил уже вторую сигарету и прекрасно понимал, что за ней последовала бы третья. Если бы не раздался противный лязг открывающейся двери. Видимо, кто-то ещё решил "снять напряжение". Наружу вышел, пожалуй, его самый непредсказуемый коллега и по совместительству главный врач — Гектор Барбосса. Некоторые молодые специалисты негласно дали ему звание «старожила психиатрии». Другие, менее скромные и более дерзкие, между собой звали его «вредным старикашкой». У Джеймса язык не поворачивался назвать этого мужчину средних лет старым. Скорее опытным. Годы, проведенные в стенах подобных заведений, явно закалили Барбоссу и, что немало важно, не сломили его своеобразного природного оптимизма. Хотя порою главный врач ворчал, как злой дед, или очень по-чёрному шутил. Он любил хороший алкоголь, особенно почитал кубинский ром. После определённого количества подобной выпивки, обычно пускался в дискуссию с несносным смельчаком, который решался вызвать его на словесную баталию. Если же такой не находился, то Гектор рассказывал интересные клинические случаи. Естественно в его рассказах не было имён. Как он любил говорить: «Врачебная этика как бутылка хорошего рома, поэтому, коллеги, уважайте её». Собственно, как-то раз его невольным слушателям стал и Норрингтон, который после окончания обучения только-только начинал работать в этой больнице. С тех пор у них сложились достаточно тёплые дружеские-рабочие отношения. — О, и ты тут, замечательно, — Барбосса подошёл к нему и дружелюбно улыбнулся, — огоньку не найдётся? Норрингтон кивнул и достал из кармана зажигалку. Невольно поморщился, когда учуял знакомый терпкий кислый запах зелёных яблок. Казалось, Гектор в их концентрированном соке купался каждые вечер. — Спасибо, коллега, — сделав дело и виртуозно покрутив её в руках, он отдал вещицу владельцу. — Дай угадаю, Джек довёл? — Капитан Джек или как он там себя называет, — на автомате зачем-то выдал тот и издал тихий смешок, — начал говорить про Лиззи... Вот откуда он мог знать, Гектор? — Ну, откуда-нибудь мог, — пожал плечами Барбосса, выдохнув сизый никотиновый дымок, — или не знал, а догадался. Он парнишка неглупый так-то. — Но вплоть до имени! — не унимался Джеймс и так сильно сжал сигарету, что та не выдержала и согнулась. — Совпадение. Ни больше, ни меньше, — он кинул бычок вниз и придавил носком ботинка. — Ты бы это... не заморачивался лишний раз, Джеймс. Иначе сам того, — с легкой ноткой грусти сказал Гектор покрутил пальцем у виска, — свихнёшься. Главный врач собрался уже уходить, но внезапно замер, открыв дверь, и обернулся. — Он мне пару лет назад тоже кое-что подобное вылепил. Сказал, что у меня дочка. И имя назвал. Я тогда выпал знатно, мы ж сами не знали ещё пол. И всё, чёрт его дери, сбылось. Но это не здесь было, в другой больничке. Хотя он меня недолюбливает. — Да, он считает, что ты дважды украл его Жемчужину. — Ого, он всё ещё меня помнит. Я польщён, — Барбоса ухмыльнулся, а потом резко стал серьёзным, — ладно, бывай.***
Кабинет Джеймсу достался хоть и маленький, но вполне комфортный: стены, выкрашенные в пастельно-жёлтый цвет, который больше походил на белый, простой коричневый пол. В тон стенам светлые стулья, стол рядом с окном, невысокие, но вместительные шкафы и расположенный почти у двери диванчик. Выбивалась из общей картины только старая тумбочка из тёмного, почти черного, дерева в углу. Единственное нововведение, которое сделал Норрингтон, — картина с морским пейзажем над диваном. Вроде бы это была копия одной из знаменитых работ Айвазовского, но психиатр не вникал в тонкости живописи. — Итак, Джек, расскажи о себе, — отложив ручку, попросил Джеймс. Вообще-то он не должен был проводить с ним беседу. Это даже не его пациент. Вопросы вызывал предполагаемый диагноз, которому явно отдавался приоритет, — шизофрения на фоне употребления наркотических веществ. — Мне двадцать два года. Я отучился в школе, поступил в юридический колледж, но потом бросил. Играл в рок-группе и работал в одном клубешнике, может быть знаешь. Тортуга называется. Я там перепробовал весь склад алкоголя. Ром у них, кстати, поганый. Ещё пробовал какие-то весёлые вещества, но по вене пустил один раз. Мои родители в разводе уже десять лет, с психикой проблем нет. Дедушек-бабушек нема, рано поумерали. Какая-то из тёток, которую я видел от силы раза два в своей жизни, вроде бы страдала каким-то отклонением, но тут я уж не знаю, она рано суициднулась в конечном итоге, — тараторил тот и внимательным образом осмотрел кабинет, — а у вас тут уютненько. Лучше, чем у Беккета. Джек брезгливо скривился, когда упомянул врача. Потом задумчиво почесал щетину и заметно выросшие усы и посмотрел уже на Норрингтона, который крутил в руках ручку. «Нужно узнать, что употреблял». — Как ты оказался в Тортуге? — аккуратно начал Джеймс. — На Тортуге-то? А мой папаша там работает, — он внезапно поднялся, чуть пошатнулся, как обычно шатались ходящие по палубе моряки, и развалился на диване, — я прилягу, ладно? Что-то меня штормит. — Да, конечно, — кивнул Норрингтон и, напоследок сжав ручку, отложил ее в сторону, — Джек, скажи, ты помнишь, какие конкретно наркотические вещества пробовал? И в каких количествах. — Честно, не припоминаю. Но вот я ж говорю, один раз пускал. Кокаин решил попробовать, так меня потом чудом откачивали, — он как-то грустно улыбнулся, — мамаша тогда знатно перепугалась. Мне ж почти восемнадцать было. Она меня потом затолкала в больничку. А там, представляешь, рожа такая знакомая. Барбосса проклятый. Он же тут теперь работает, а? — Главный врач, — подтвердил Джеймс. — Нехило продвинулся старый пёс, — Воробей присвистнул, — ты не подумай, я к нему хорошо отношусь, но вот... Джек осёкся, но потом вновь с интересом и полной серьёзностью заговорил: — Да неважно, это в прошлом. Давай ближе к делу. Я это всем говорил, но они меня упорно не слушали или не слышали. И тебе скажу. Мои, так называемые, видения о Жемчужине и пиратской жизни у меня с детства. И я не употреблял после того случая. Только пил. Ром. Хороший такой, кубинский, кажется. — Расскажешь про твои... — он махнул рукой, — галлюцинации? — Это не галья... гальюки... — Джек поднял кверху указательный палец, — гальюкинации. Это видения из прошлой жизни. — Ты их слышишь или видишь? — И вижу, и слышу. — Как часто? — По-разному. Оно само, смекаешь? Иногда весь день, иногда вообще ни разу, — он призадумался, — они как сны, только не совсем сны. Но иногда и прямо реальные сны. Я в них погружаюсь и проживаю ту жизнь. Ну, пиратскую. Я в них плаваю на своей Жемчужине... Джеймс в ответ угукнул и кивнул. Они молчали. Норрингтон обдумывал услышанное, а капитан Воробей закинул руки за голову и задремал. Однако в какой-то момент резко сел и потёр рукой глаза, пару раз громко шмыгнув. — Что-то случилось? — уточнил врач, поднялся из-за стола и подошёл к дивану, осторожно присев рядом, на край, — дурной сон? — Я видел, видел... — сбивчиво заговорил он и внезапно уткнулся головой ему в грудь, а руками крепко сжал плечи, — видел, как ты... ты там того... — Тише-тише, не нужно ничего объяснять, — прошептал Джеймс и как-то не очень уверенно похлопал его по плечу, — всё хорошо, слышишь? В ответ раздалось тихое согласие. Джеймс чувствовал, как дрожал Воробей, который льнул всё ближе и ближе, словно старался согреться или забыть увиденное. Норрингтон хотел было что-то сказать, но так и не смог внятно сформулировать. В прочем, внезапно успокоился Джек, сам отстранился от него и хитро улыбнулся. А потом резко подскочил с дивана и с энтузиазмом сказал: — Нам пора отчаливать, командор! Норрингтон сначала непонимающе нахмурился, а потом тихо рассмеялся. Они вышли из кабинета, в удивительно уютном молчании шли по коридору и распрощались возле палаты. Вечером после работы Джим, прокрутив в голове диалог с Воробьём, наконец понял, что того так напугало. «К чёрту всё. К морскому, мать его, чёрту», — подумал он и, рывком встав с крайне удобного дивана, прошёл в маленькую кухню. Его интересовал один конкретный ящик, где за коробкой с приправами, отсортированнами в алфавитном порядке, и за маленькими аккуратненькими баночками мёда разных сортов стояла заветная бутылка. Джеймс достал виски и, открыв, сделал большой глоток. Потом ещё один. И ещё. Если бы его спросили про вкус — он бы ничего не ответил, потому что даже не старался его хорошенько распробовать. Просто заливал в себя и ни о чём не думал. Следующее утро ознаменовалась жутким похмельем. И как назло все обезболивающие закончились.***
— Выглядишь паршиво, — заметил Барбосса и сделал затяжку. Он снова стоял рядом с Джеймсом, который трясущимися руками сжимал свою сигарету, — на больничный не пойдёшь? — Нет, — сипло ответил тот, — я просто перебрал вчера. Сам не понял, как выпил бутылку виски. — Ууу, такими темпами станешь нашим клиентом, — с доброй издёвкой протянул Гектор, — добро пожаловать в мир алкоголизма. — Кто б говорил, — бросил Норрингтон и затушил недокуренную сигарету. От них уже начинало воротить, но организм упорно продолжал требовать никотина. — Ром — это почти святая вода. Его даже женушка моя не трогает, — гордо заявил Барбосса. Джеймс лишь многозначительно хмыкнул. — Я спросить хотел... Что если у одного из пациентов, допустим, поставлен не совсем верный диагноз? — Так, я понял, к чему ты клонишь. У кого и что из пациентов Беккета ты нашёл? — скрестив руки на груди, недовольно сказал главный врач, — хотя я догадываюсь, у кого... — Я считаю, у Джека шизофреноподобное расстройство, а не шизофрения, — на одном дыхание выпалил Норрингтон, — я пересмотрел историю болезни, провёл повторный сбор анамнеза и, сделав себе некоторые записи, пришёл к выводу, что... — Поделись ими с Беккетом, — оборвал его Гектор, — хотя нет, не делись. Кто знает, как всё обернётся. — В плане? — У них сразу же возникла взаимная неприязнь. Вот думаю, что будет лучше, если Джека возьмёт кто-нибудь другой, — последние слова он проговорил загадочным тоном. — И ты предлагаешь это мне? — Он подпускает к себе только двух людей. Гиббса и тебя, — он усмехнулся, — и меня время от времени. — О тебе он отзывается как о старом друге, — хмыкнул Норрингтон и двинулся в сторону двери. На лице главного врача появилась грустная улыбка.***
С Джеком было и легко, и трудно одновременно. Чаще всего он много и с увлечением говорил, иногда размахивал руками. Некоторые длинные слова Воробей коверкал, что у Норрингтона вызывало улыбку. Обижаться долго тот не мог, поэтому быстро возвращался к рассказам о своих "видениях". — О, ещё сегодня ты хотел меня убить, — улыбнулся Джек и показательно призадумался, подняв голову вверх и приставив к щеке указательный палец, — или мне так казалось. Там долгая история на самом деле, она у меня ещё не вырисовывается полностью. — В каком плане? — Как бы объяснить... Мои видения хаотичны, смекаешь? — говорил он и пристально смотрел на врача, — допустим, сегодня я видел отрывок, где мы, очевидно, только-только познакомились. А вчера тебя вообще не было, был Барбосса в виде скелета. Ну, бессмертный или вроде того. И я таким тоже был. «Пираты, скелеты, бессмертные... И всё ещё в хаотичном порядке. Как он ещё остаётся в здравом уме. Ладно, почти в здравом уме», — задумался Джеймс и, выпрямив спину, стоял неподвижно, словно статуя. — Тебе разве не пора? — в какой-то момент спросил Джек, оторвавшись от разглядывания интересной трещины на однотонной стене. — А? Да-да, пора, — встрепенулся Норрингтон, — спасибо, что рассказал о видениях. — Тебе спасибо, что выслушал. Их кстати становится меньше, — Воробей чуть дергано ухмыльнулся, — бывай, командор!***
Время пролетело незаметно. Норрингтон сам не понял, в какой момент назначенная Джеку терапия начала давать свои плоды. Воробей всё реже уходил в себя, меньше говорил о видениях. А в один из дней с какой-то грустно-веселой усмешкой сказал: «Сегодня ничего не было. Но зато я хорошечно выспался». Норрингтон старался не привязываться к пациентам. Однако выписка Джека заставила взгрустнуть. «Это просто обострившаяся эмпатия. Не больше», — убеждал себя Джеймс, сидевший в кабинете. В сердце неприятно кольнула. Как тогда, когда уходила Элизабет. И если переживания, связанные с бывшей девушкой, Норрингтон мог логически объяснить, — с Джеком здравый смысл совершенно не работал. Самокопания предательски завели абсолютно ни в ту сторону, сбили с курса и проложили новый. «Это только эмпатия и врачебный интерес», — в который раз твердил себе он и устало потёр виски, — «я не привязался к Джеку. Ни в коем случае». Джеймс поднялся со стула и посмотрел в окно, которое как раз выходило в сторону ворот, чуть дальше которых виднелась припаркованный чёрный мустанг семидесятого года выпуска. К нему шёл Джек, одетый уже в джинсы и клетчатую пёструю рубашку. Рядом — очевидно, его отец. Сходство между ними было неимоверное. Словно две версии одного и того же человека. Только одна более взрослая и менее худая. Норрингтон чертыхнулся и отвернулся. «Прощай, командор», — мысленно обратился к Джеймсу Джек и, не удержавшись, обернулся. На лице его засияла радостная улыбка. — Хорошее настроение, сынок, а? — весело сказал Тиг и легонько хлопнул его по спине. — Отменное, пап, — отозвался Воробей, открыл дверь и запрыгнул в машину на переднее сиденье, — чур я выбираю музыку! В ответ раздался гортанный смех и хлопок дверью. Надеюсь, мы встретимся вновь В одном из параллельных миров. Там, где царит покой и любовь, Где мы навек свободны от оков...