*****
Он открывает глаза рывком, болезненно, словно веки на ржавой, но все ещё работающей пружине. Внутренние часы подсказывают, что до будильника около получаса. Все его тело скованно, напряженно, руки сжаты в кулаки, дыхание сбито. Робу снова снился кошмар. Он поворачивается на спину, приказывая мышцам расслабиться, восстанавливает дыхание, делая серию глубоких вдохов, как учила его мама. Пытается зацепиться за эту мысль, но перед глазами все равно всплывает лицо девушки, преследующей его в во снах. Во сне он называет ее Лилит. Он не помнит содержания сна, только отдельные эмоции и образы: ненависть, страх, боль. Иногда желание и нежность. Каждый раз просыпаясь после такого сна он чувствует себя разбитым и потерянным. Когда дыхание приходит в норму, а руки перестает покалывать, он трет глаза, прогоняя остатки сна, и встаёт. До будильника двадцать семь минут, и он решает потратить их на контрастный душ, который точно приведет его в чувство. Прохладная вода смывает с него липкий ужас, бодрит, помогает сосредоточиться. Роб думает о предстоящем дне, работе, и постепенно размытые образы, терзавшие его всю ночь, отходят на второй план. В комнате звенит будильник, он выходит из ванной, шлепая босыми мокрыми ногами по паркету, и погружается в утреннюю рутину. День становится обычным.*****
Неделя выдаётся на редкость дождливой. Роб успевает промокнуть насквозь даже пока бежит двадцать метров от дома до машины. Рубашка и брюки неприятно липнут к телу и кожаной обивке, вызывая колючие мурашки. Он не спешит выезжать с парковки. Включает печку и подогрев сидений, пытаясь хоть немного унять дрожь, но холод не отпускает его. Он идёт как будто бы изнутри, от сердца, расползаясь мерзкими щупальцами по конечностям. Снова возвращается иррациональная тревога, чувство, что грядет что-то недоброе. На его работе ощущение близкой опасности должно быть уже привычным. Его инстинкты всегда в режиме повышенной готовности, и он научился отличать когда действительно стоит обращать на них внимание, а когда это просто отголоски прежних страхов. Но сейчас это что-то совершенно другое. Непроницаемая стена дождя, раскаты грома, мокрая одежда и ботинки вызывают в памяти странные ассоциации. Он идёт по грязной улице, вдыхая запах сырости и гнили, с тревогой на сердце и решимостью в глазах. Он смотрит по сторонам, пытаясь найти убежище, хоть и понимает, что их никто не пустит. Их. Чужака и ведьму. Она смеется, подставляя лицо под капли, а он не может оторвать от нее взгляда. В тот самый момент он не чувствует себя одиноким. Роб трясет головой и хлопает себя по щекам, испытывая иррациональную злость. В нем говорит вина, всего-то, но почему она настолько яркая, что преследует его во сне и наяву. Салон постепенно прогревается, тёплые потоки воздуха обнимают его, словно прижимается живой человек. Хрупкий, мягкий, такой же напуганный, как и он. Они стоят у камина и на мгновение кажется, что все, что происходит вокруг — плод их воображения. Безумие — одно на двоих — и только этот момент реален. Жар, исходящий от ее тела, тяжелое дыхание за спиной, треск огня. Но мгновение проходит, Роб заводит мотор, игнорируя трепет, вызванный наваждением. Мама всегда говорила ему, что у него богатая фантазия и он очень впечатлительный: начитается книжек со страшными картинками и спать потом не может. Вот и тут то же самое. Пора перестать приходить к этой девушке.*****
— Детектив Штицхен, — доносится серьезный голос капитана. — Зайдите. Роб устало поднимает голову от экрана компьютера, несколько секунд смотрит невидящим взглядом, сохраняет отчет и встаёт. Мышцы и суставы жалобно ноют, хочется протянуться, наклониться, сделать разминку, но он лишь ведет плечами и направляется в кабинет капитана. — Сэр? — Закрой дверь. Роб выполняет и встает напротив стола, сцепив руки за спиной. Ждет. Капитан не спешит ему ничего говорить, смотрит внимательно, пронизывающе, подмечая каждую деталь в своем подчиненном: и осунувшееся лицо, и темные круги под глазами, и неаккуратную щетину, и отведенный взгляд. Неделя в отстранении, хоть и предполагалась как наказание за несанкционированное задержание, должна была дать детективу время на принятие ситуации, но, похоже, сделала только хуже, заставив его вариться в кипящем бульоне переживаний и самоедства. Роб старается держаться уверенно, но на капитана не смотрит, фокусируясь на медали за доблесть на полке позади. Капитан вздыхает. — Как там раненая девушка? — спрашивает он спокойно, словно ведет светскую беседу. Из его голоса пропадают все командные нотки, Роб даже готов поспорить, что слышит беспокойство. Детектив поднимает удивленный взгляд. — Не понял… — Не отпирайся, Роберт. Паркер доложил, что ты навещал ее, пока был отстранен. — Ну конечно, Паркер доложил, — едко бросает Роб, уводя взгляд. Такого напарника как Паркер, думает он, и врагу не пожелаешь, но что имеем. Капитан выжидающе смотрит. — Девушка в порядке, — коротко чеканит он. — Операция прошла успешно, ее жизни ничего не угрожает. — Ты говорил с ней? — Нет, сэр, она … — слова внезапно застревают в горле, как будто если он произнесет их, они усугубят ситуацию. — Она в коме. — Ты же сказал, ее жизни ничего не угрожает, — непонимающе хмурится капитан. — Физически она идет на поправку, — повторяет Роб слова ее лечащего врача. — Но по какой-то непонятной причине она не просыпается. Капитан откидывается на спинку кресла, снимая свои очки и доставая салфетку из нагрудного кармана. Он всегда протирает очки, когда испытывает разочарование или бессилие перед ситуацией, и ему нужно время, чтобы совладать с эмоциями. Роб так хорошо знает этот жест, потому что так часто его видит, и каждый раз испытывает лютую ненависть к себе за то, что является причиной. — Роб, — мягко начинает капитан, и от его тона хочется спрятаться. — Помимо того, что это дело сулит нам череду судебных разбирательств, если девушка очнется… — Когда она очнется, — поправляет Роб. — Да, конечно. Помимо этой вероятности в будущем, я вижу, что это дело влияет на твою жизнь сейчас. Оно разъедает тебя изнутри. Роб мрачно хмыкает. — По моей вине пострадал человек. Было бы странно, если бы я чувствовал себя нормально. Капитан кивает. — Но я также вижу, что ты начинаешь зацикливаться. Ты ходил к психологу? Роб не отвечает, отводя глаза в пол. — Теперь это не рекомендация, а приказ, — твердо говорит капитан. — Ты последовал своему инстинкту и совершил ошибку, уже понес наказание и, уверен, понесешь еще, когда на тебя подадут иск, но ты не должен сам вершить суд над собой. Нет более жестокого судьи для человека, чем он сам. Капитан встает из-за стола, подходит к Робу и по-отечески кладет руку ему на плечо. Роб продолжает сверлить взглядом ковролин, чувствуя как ком подступает к горлу. — Тебе нужно примириться с этой ситуацией, — говорит капитан. — И чем скорее ты это сделаешь, тем быстрее вернешься в строй. Он несильно сжимает ладонь на его плече, а затем вновь возвращается к столу, беря в руки папку с делом. — Твой варщик дал нам одну наводку, я хочу чтобы ты и Паркер ее проверили…*****
По наводке варщика они приходят в пустую квартиру распространителя. Их встречает открытая входная дверь, наспех заметённые следы (больше, конечно, поразбросал, чем замёл), въедливый запах мета и мочи и дырка от бублика по наркодилерам. Роб просит Паркера вызвать криминалистов, — своего рода клининговая служба, которая так необходима этой квартире, — а сам надевает перчатки и осторожно проходит вглубь, подмечая все улики. Дойдя до дальней комнаты он понимает, что квартира не пустая. — Паркер, нужна скорая! Он подбегает и падает на колени у грязного матраса в углу, на котором тряпичной куклой лежит девушка. Из одежды на ней только растянутая майка и белье, ноги и руки неестественно бледные с зеленым оттенком, лицо закрывают растрепанные каштановые волосы. Роб аккуратно их убирает в сторону и раздосадованно ругается. На него смотрят два стеклянных голубых глаза. Он прикладывает к шее пальцы, уже зная, что ничего не нащупает. Изо рта девушки вытекает рвота, которой, она, скорее всего, и захлебнулась, а правая рука перевязана жгутом. На сгибах локтей яркими бордовыми пятнами контрастируют следы. В комнату входит Паркер. — Что здесь? — спрашивает он. Роб, не отвечая, кивает ему на труп. Он не может перестать смотреть в два осколка неба, затянутые мутной пеленой смерти. Девушка совсем юна, на вид ей не больше двадцати пяти, но она свой выбор сделала. А, может, выбор был сделан за нее. И за него она расплатилась жизнью. Роб видел много трупов, многие из них были в состоянии и похуже, чем распластанная перед ним девушка. Тем не менее сейчас, глядя на фарфоровую кожу и неестественную позу, он чувствует, как волосы на затылке встают дыбом. Картина до боли знакомая, до ужаса личная. Накатывает сильнейшее чувство дежа вю. Паркер замечает перемену его настроения. — Роб, давай я тут сам. — Все нормально, — резко бросает он. — Принеси пакеты. Паркер нехотя уходит за сумкой в коридор, и, как только он скрывается из виду, Роб позволяет себе шумно выдохнуть через плотно сжатые зубы и закрыть глаза. Черт возьми, да что это с ним? Может, капитан был прав и он попросту не готов вернуться… Роб снова смотрит на застывшее лицо девушки, но видит совсем не его. Он видит расфокусированный взгляд зеленых глаз и обескровленные губы, которые с шумом пытаются вдохнуть побольше воздуха, но ничего не выходит. Он слышит глухой удар тела о старый деревянный пол, вместе с глухим ударом его сердца. Из ее рта начинает течь пена, а на бледно-зеленоватой коже появляются страшные язвы, поразившие весь город. Она что-то шепчет в бреду, смотрит на него, но не видит. — Не теряй сознание. Слышишь? — бормочет он, поднимая ее на руки. Ее тело такое легкое и безвольное в ее руках, а лицо, уткнувшееся ему в шею, полыхает как дрова в камине. Он кого-то зовет на помощь и держит тело девушки крепко, словно удерживает в ней саму жизнь. Куда-то ее несет, следует инструкциям какой-то сумасшедшей, едва осознавая, что делает. В голове бьется только одна мысль: не умирай. Кого мне любить, если ты умрешь? Слова, прозвучавшие в голове, отрезвляют, как прыжок в ледяную воду. Роб вздрагивает и отшатывается от трупа, едва не падая. Паркер, осматривавший все это время комнату, озадаченно смотрит на него, но, благо, ничего не говорит. Знает, что ответа не получит. Роб встает, отряхивая брюки так сильно, словно пытается выбить пыль еще и из кожи. Боль немного приводит его в чувства. — Нужно узнать кто эта девушка и как она связана с дилером, — говорит он безэмоционально. Только внешне. — Есть какие-то зацепки? Паркер продолжает хмурится, но показывает ему, что нашел, а Роб изо всех сил старается слушать внимательно, вымещая из головы фрагменты сна, всплывшего из ниоткуда в его воспоминаниях. Если напарник и замечает как сильно дрожат его руки, то никак это не комментирует.*****
После места преступления он не возвращается в участок, сворачивая на дорогу, на которую запрещал себе возвращаться снова. Паркер, скорее всего, сразу понял, куда его напарник поехал, и уже, наверное, донес капитану. Ну и черт с ним. В понедельник Роб попросит назначить ему другого напарника, понадежнее. Он бросает машину на парковке для инвалидов, обещая, что потом сам себе выпишет штраф, и заходит в холл больницы, уверенным шагом направляясь к регистратуре. Называет нужное имя и фамилию, представляется другом и собирается пройти в нужную палату, когда перед ним возникает до раздражения знакомый врач. — Часто тут бываешь? — с ухмылкой говорит он, прислонившись к стойке регистрации. Девушка за ней прыскает со смеху и хлопает на него влюбленными глазами. — Можешь не отвечать, я и так знаю, что часто. Если это из-за меня, детектив… — Продолжай мечтать об этом, — огрызается Роб, обходя его. Он надеется, что его уход намекнет приставучему доктору, что разговор окончен, но тот либо дурак, либо прикидывается, увязываясь хвостом. — Снова навещаете мою пациентку? — спрашивает он, поравнявшись с Робом. — Вы ведь не ее друг, верно? — Я мог бы, — хмыкает Роб. — С такой-то дружелюбной улыбкой, конечно. Они доходят до палаты и внезапно док преграждает ему дорогу, выставляя руку. Роб ошарашенно смотрит сперва на него, затем на ладонь, упирающуюся ему в грудь, и стискивает зубы, удерживая себя от опрометчивых поступков. День был тяжелый, а на нем и так уже висит штраф за неправильную парковку. Хватит на сегодня правонарушений. — Детектив Штицхен, — вкрадчиво говорит доктор. — Я могу поинтересоваться, почему именно вы почти каждый день навещаете эту девушку? Роб перехватывает его руку, резко убирая ее от себя. Доктор делает шаг назад, но все еще стоит у входа в палату, закрывая собой путь. Его взгляд полон решимости. Роб делает глубокий вдох, успокаивая раздражение, и проводит рукой по волосам. Он задумчиво рассматривает доктора, подмечая про себя свежий порез, рассекающий бровь, а затем смотрит на бейдж, пытаясь вспомнить фамилию. Перед глазами мелькает столько букв «Л» и «Р», что он решает даже не пытаться. — Берт, — спокойно говорит он. — Я могу называть тебя Берт? Эта девушка пострадала по моей вине. Я лишь хочу убедиться, что с ней все в порядке. Берт скептично выгибает свою раненую бровь, и тут его лицо в секунду меняется, Роб видит понимание и… жалость. Берт тихо смеется, уводя взгляд куда-то в сторону. — Она преследует тебя? — спрашивает он. Роб удивленно открывает рот, но не отвечает. Откуда он… как он может знать? Берт снова смотрит на него и, увидев ответ на свой вопрос, качает головой. — Паршиво, знаю, — говорит он печально. — У меня было такое… с одной пациенткой. Думал, что сойду с ума. Говорит о чем-то своем, как будто о другом, но, при этом, таком похожем, что Робу становится не по себе. Берт отходит от двери, хлопая детектива по плечу. — Не задерживайся там, друг, — говорит он. — И обратись за помощью к специалисту. Одному с таким не справиться. Берт бросает на него еще один взгляд сожаления, и Роб хочет в ответ огрызнуться, сказать что-то едкое о непрошенных советах, но вместо этого говорит сжатое «Спасибо» и заходит в палату. Слова Берта преследуют его тенью, но в то же время от них становится легче. Он чувствует что-то похожее на надежду, зарождающуюся в его груди. В палате стоит пять кроватей, на которых безмятежно спят пять пациентов. Роб игнорирует их всех кроме одной, сразу направляясь к самой дальней кровати. В ногах стоит табуретка, которую он подтягивает к длинному краю, на уровень руки пациентки. — Твой лечащий врач настоящая заноза в заднице, — бормочет он, подсаживась. Смотрит сперва на мониторы, ни черта в показателях не понимая, но вроде выглядит так, что она не умирает в данную секунду, и от этого становится чуть спокойнее. Он смотрит на ее лицо. Уже знает в нем каждую морщинку, каждую веснушку и родинку, от чего становится стыдно за самого себя. Конечно она будет преследовать его в кошмарах, если он сам, как одержимый, приходит к ней в поисках… Он не знает в поисках чего. Он не ищет прощения, не ищет искупления или наказания. Но чего-то ему не хватает. Роб знает, хоть и боится признаться, что только эта девушка может ему это дать. — Селена, — тихо зовет он. В ответ ему лишь писк приборов и гул вентиляции. — Ты ведь борешься, я знаю, — продолжает он. Его рука сама дергается к ее бледным пальцам. Ее кожа теплая, но не такая теплая, как у него. Роб душит в себе панику, напоминая, что если бы с ней было что-то не так, врачи о ней бы уже позаботились. Он поглаживает большим пальцем тыльную сторону ее ладони и несильно сжимает, наивно надеясь, что это ее разбудит. — Ты ведь такая сильная и целеустремленная, — улыбается он. — Не знаю почему, но я знаю это. Ты не перед чем не остановишься, самого Дьявола заткнешь, но выкарабкаешься. Его грудь будто сжимают стальные тиски, не давая вздохнуть. Он опускает голову, прижимаясь лбом к ее маленькой ручке. — Прошу, просыпайся, — последние слова он едва произносит. — Если ты умрешь, кого мне… Он не договаривает даже в своей голове. Дверь в палату распахивается, на пороге стоит юноша с белыми длинными волосами. Он неловко кивает Робу и проходит к мужчине вдвое старше, но с такими же белыми волосами. Роб понимает, что его визит окончен.