Засуха

Сецзелюбо вернулся на юг. Он уже и не помнил родины, но было что-то обманчиво-приятное в самом этом слове – "вернуться". После того, что произошло – теперь уже несколько лет назад, словно в прошлой жизни – у дверей Оружейной, идти обратно в поместье Чжао Цзина казалось бессмысленным. Никто со всей искренностью не примет Царя Скорпионов своим владыкой и членом Союза Пяти Озёр. Да и что осталось от Союза? Се Ван сам приложил руку к падению великих кланов. Когда закончилась резня на горе Цинъя, из наследников уцелели лишь он сам да мальчишка, Чжан Чэнлин, который все же был больше учеником бывшего главы Тяньчуан, а не последователем пяти домов. Девчонку, дочь Гао Чуна, не стоило и брать в расчет. Тем более, влияние Братства на мир боевых искусств заметно пошатнулось. Какие секреты им теперь хранить, если Оружейная открыта, а обещанной мощи в ней не обнаружилось? Лазурный диск утратил свою былую привлекательность, и прежних его хранителей, обладай они даже толикой рассыпавшейся в прах власти, легко сверг бы любой мало-мальски искусный умелец из Цзянху. Се Ван хотел обрести величайшую в мире силу и с ней покуситься на императорский престол. Однако легенда оказалась лишь легендой, да и доказывать что-то больше было некому. Раньше Се-эр мечтал, чтобы ифу гордился им, чтобы он увидел, как юноша поднимается все выше и выше, превознося и его самого, предавшего доверие и родственные чувства. Ифу был мертв. Сецзелюбо так и не смог похоронить его, как следует, но к траурной табличке следовало бы приписать все его амбиции и чаяния. Имя Чжао Се, которого он так старательно добивался долгие годы, больше не имело никакого значения. Сецзелюбо вынужден был начать жизнь с нуля. Навыков получения информации и внимательности ему хватило для того, чтобы выяснить, что случилось в Оружейной и что хранилось в ней на самом деле, а также выведать кое-какие сведения о дальнейшей судьбе Скорпионов: часть из них погибла под снежным завалом, выжившие сбились в небольшие группы, больше не связанные общим руководством, а Ду Пуса собрала под своим началом оставшихся верных соратников и пыталась найти Се Вана, однако… Она была хороша и без его покровительства. И он скрылся. Не хотел, чтобы его верная Коварная Бодхисаттва знала, что у Царя Скорпионов опустились руки. Непривычно было жить без цели, без амбиций, без четкого понимания пути, который приведет к желаемому результату: разве что в народе возникнет очередная красивая сказка о мощном артефакте, дарующем обладателю совершенную власть. Да только поверит ли кто-то снова? Сам Сецзелюбо верить не хотел. В тот день он потерял все, кроме жизни. И единственное, чего он так и не смог понять: как ему удалось выбраться? Лавина была безжалостна, и он четко слышал сквозь оглушающий вой сходящих снегов, как трещат доски повозки, в которой ехал ифу, – словно сломанные стихией кости. Отчаянный и вопросительный стон Чжао Цзина, который даже не успел понять, что произошло, еще долгое время бился в ушах Се-эра, который обречен был погибнуть вместе с ним, но почему-то выжил. Когда он очнулся, в голове и перед глазами была пустота – ровным белым слоем, как распластавшиеся вокруг сияющие снега. Юноша пошел, не разбирая дороги. Не возникло даже мысли о том, чтобы найти Чжоу Цзышу и отомстить за устроенную диверсию. Не было желания горевать по подчиненным и оплакивать ифу. Не было злости. Не было удивления или радости от того, что смерть обошла стороной. Не было вообще ничего. Позже, когда осознание накатило новой лавиной – уже не реальной, но не менее смертоносной, – Се Ван пожалел, что выжил. Он не мог больше следовать по выбранному ранее пути, как не мог ничего поделать с устоявшейся репутацией и с тем, что обратиться за советом было не к кому. Он своими руками уничтожил пути отступления. Врагов у него в одночасье оказалось больше, чем союзников и подчиненных, желанное возвышение ускользнуло из-под носа, а собственные силы… Ему всегда их хватало, но не ему тягаться с настоящими мастерами – Царь Скорпионов не был предназначен для честного и открытого боя. Не желая все же расставаться с чудом спасенной жизнью, Сецзелюбо вернулся на юг и стал заниматься тем, что казалось ему правильным и достойным. Тем, что он умел и прежде, впитал с молоком матери, но почти не использовал – не было нужды, да и не слишком-то почиталось, за редким исключением, в привычном ему мире боевых искусств. Се Ван нашел старую хижину неподалеку от одного южного поселения. В ней обитал старик, настолько древний, что больно было смотреть на его морщинистое лицо, похожее на сушеный персик. Старик жил отшельником и считался у местных шаманом и врачевателем. Оценив навыки Се-эра в изготовлении ядов и лекарств, а также зачатки магии гу, он взял юношу в ученики – или, скорее, помощники по хозяйству. Тот постигал науку основательно, хотя не раз задавал себе вопрос: зачем он отсиживается в этом гиблом месте? Не лучше ли создать новую армию отравленных и покорить мир своими силами? Белизна из памяти холодным шепотком подсказывала, что делать этого не стоит. Если ему и дан был второй шанс, то явно не ради того, чтобы он по той же стезе направился прямиком к забвению. Старик умер через полтора года, напоследок указав вход в потайную комнату. Там, в глиняном сосуде, Сецзелюбо обнаружил мертвую змею – похоже, она скончалась одновременно с хозяином. Молодой мужчина выложил для них единый погребальный костер и как следует проветрил домишко. Новых «питомцев» заводить не стал – он сам был Скорпионом и не нуждался в живом тотеме для использования гудао. Помимо прочего, в комнатушке нашлись полезные книги и лекарственные порошки. Се-эр к тому времени уже серьезно увлекся медициной и частенько подумывал о том, что усовершенствованные навыки помогли бы ему добраться и до императорского двора, как он мечтал прежде. Но он нужен был здесь и сейчас. За помощью обращались старики, изможденные крестьяне, покрытые мозолями и пигментными солнечными пятнами. Приходили и девушки – справиться о здоровье, погадать, а то и просто присмотреться к молодому целителю. Поняв, что он не питает к ним особого интереса, юные прелестницы перестали выделываться и теперь приходили поговорить по-дружески, приносили последние сплетни из поселения, обсуждали свои проблемы и охотно слушали советы: как лучше нарядиться на свидание, как облегчить жар у младенца, чем кормить ослабевшую от старости свекровь. Некоторые из них чем-то неуловимо напоминали Лю Цяньцяо. Она когда-то почти стала ему подругой, и о ее гибели он сожалел до сих пор. Се Ван знал, что она будет на горе Цинъя, когда он спустит с поводка своры своих отравленных. Знал он и то, что, если ей и суждено будет умереть, то от меча тех, кого он сам хотел истребить. И все же надеялся, что она спасется, его роковой гонец, принесший недобрые вести, поставившие точку в его послушании ифу – и, отчасти, в его прежней жизни. Иногда Сецзелюбо даже чувствовал, что счастлив быть здесь. Он забывался и забывал о том, чего хотел раньше. Да и были ли это его собственные желания, не продиктованные воспитанием Чжао Цзина и не унаследованные от его воспаленной, загноившейся гордыни? Все изменилось, когда пришла засуха. Стаявший неглубокий снег ненадолго пропитал почву, но весна в полном своем расцвете все не наступала, в одночасье уступив место знойному лету. Едва солнце начало нещадно палить сухую землю, люди с новой силой принялись осаждать хижину – теперь им нужен был не лекарь, не советчик, а шаман, способный договориться даже с небожителями. И Се-эру не оставалось ничего, кроме как попробовать оправдать их ожидания. С горькой усмешкой задумался он о том, что ради такого случая ему и стоило штурмовать проклятую Оружейную: глядишь, среди записей о сельском хозяйстве попалось бы что-то дельное, способное обеспечить южан урожаем даже в такое засушливое время. Но Оружейная была теперь далеко, а люди изнывали от жары, жажды и голода прямо под окнами. К доверенному делу Сецзелюбо подошел основательно: расспрашивал старейшин, рылся в записях почившего наставника, собирал всевозможные порошки, травы и коренья, читал предписанные мантры, жег костры и курил благовония. Пару раз на дрожащем от жара небе даже появились легкие облачка, но толку от них – разве что полюбоваться. Тогда он решил обратиться к более древним ритуалам, воскуривая дурманящие травы, нанося на тело узоры из ароматной травяной пасты и козьей крови, танцуя безумные танцы в чем мать родила, призывая на помощь днем солнце и ветер, а ночью – луну. Се-эр почти не спал и сам себе казался сумасшедшим. Сказать кому, что гордый Царь Скорпионов всего себя тратит на помощь простым людям, варварам с юга, умеющим лишь колдовать да скот пасти, – никто не поверит! Но ему почему-то это нравилось. Его опьяняло понимание того, что, возможно, впервые в жизни ему искренне доверяют, полагаются на его навыки и принимают из его рук яд в дозах, необходимых для спасения. Когда он использовал гудао в прошлом, для экспериментов над отравленными, он лишь изредка испытывал какое-то садистское удовольствие от хорошо проделанной работы. Сейчас же, со всей этой засухой, результатов все не было, но маниакальное наслаждение сопровождало каждую новую попытку. Быть может, виной тому густой терпкий дым, от которого голова шла кругом. – Ох, бедовый, – посетовала как-то седая, но весьма стойкая женщина из поселенцев, заглянув к нему на огонек после очередной неудачи. Южане, хоть он и просил не нарушать уединение его обрядов, постоянно были где-то неподалеку, готовые и сами помочь, если понадобится, – кто чем сможет. – Совсем ссохся. Держи, я тебе лепешек принесла. Постноваты, но теперь иначе никак. – Не нужно, – Се-эр расслабленно улыбнулся и помахал перед лицом гостьи дощечкой с древним рецептом, напоминая: пока небеса не отзовутся, молящемуся должно держаться на воде и нетронутых растениях, дарах природы, не оскверненных цивилизацией. Старушка пожала плечами и ушла, но, когда Сецзелюбо в очередной раз ни с чем вернулся из степи, чтобы хоть немного поспать и обновить призывные узоры, у дверей стояла миска с немытыми дикими яблоками – уж это-то шаману позволено! Его ценили здесь. Совсем не знали о его прошлом и лишь малую часть – о настоящем. Но он прижился в этих местах, так не похожих на величественные поместья, принадлежавшие прославленным школам. Впервые с того дня, как ифу был повержен, Се-эр действительно чувствовал себя нужным кому-то. Быть может, не так, как ему самому того бы хотелось, но хотя бы искренне и бескорыстно. Если повезет пережить засуху, можно задуматься и о том, чтобы сблизиться с кем-то, снова научиться доверять и радоваться возможности осчастливить кого-то родного… На вторую луну Сецзелюбо впервые увидел дракона. Он появился под утро, обгоняя восходящее солнце и извиваясь белой лентой в небесах. Первой мыслью новоявленного шамана было: «Неужели я уже галлюцинирую от усталости?». Однако белый дракон никуда не исчезал. Напротив, он танцевал в воздухе меж клубов дыма от ритуальных костров. Дух воды и воздуха, он вселил в Се-эра надежду. Неужели небожители все же существуют и отозвались на молитвы и песнопения после стольких дней и ночей? Это казалось чудом, и на какой-то миг бывший интриган и убийца почувствовал, что небо милостиво к нему, и немного испугался этого пьянящего ощущения. Но куда страшнее стало, когда дракон приблизился. Белая змея с изящными наростами рогов на сияющем, как алмазная россыпь, лбу, показался Сецзелюбо знакомым: словно они мельком встречались прежде, но прошли мимо друг друга, не задерживаясь. Драконьи глаза цвета темного янтаря смотрели в ответ с таким же смутным узнаванием и так строго, что шаман устыдился своей вынужденной наготы и неумело, но старательно выведенных на теле узоров. Однако все это проще всего было списать на игру воображения. Не успел Се Ван как следует рассмотреть духа, как тот махнул хвостом и скрылся в светлеющих небесах. Шаман не стал ничего рассказывать поселенцам: это могло как обнадежить их, так и заставить поволноваться. Тем более, он и сам не был уверен, что ему все не привиделось: он слишком мало спал, жил на одной воде и солнечном свете, вдыхал слишком много благовоний и курительных порошков… Само собой, в коротких обрывках сновидений ему являлся белый дракон. Смотрел, прожигая взглядом, обвивал тугими кольцами, и острые чешуйки до боли впивались в кожу… Он не убивал, но было не похоже, что зверь настроен дружелюбно. Шаман просыпался в холодном поту и снова брался за дело. Ночью он разжигал костры как можно дальше от поселения, чтобы никого не потревожить и не смутить своим видом, который поначалу казался ему нелепым, но затем он привык. Может, именно это смирение с традициями, полное их принятие, и привлекло в конце концов дракона. Выдумкой он точно не был и явился снова, на этот раз спустившись еще ниже: шаман отчетливо мог видеть, как мерно раздуваются ноздри, подрагивают насмешливо-презрительно тонкие змеиные губы и дергаются, будто кошачьи вибрисы, изучая пространство вокруг, белые, словно ледяные, усы. Се-эр прервал танец и затих, стараясь не шевелиться, пока небесный дух нависал прямо над ним, приковывая взглядом к земле и внимательно изучая. «Мог бы просто даровать дождь и не претендовать на место в кошмарах до конца жизни», – мелькнула шальная мысль и тут же затерялась в ворохе эмоций, главной из которых, пожалуй, было плохо скрываемое удивление. Дракон припал к самой земле, глаза его потемнели и насмешливо сузились, силуэт из вытянутого и неестественно подвижного стал человеческим, а чешуя вмиг спала, испарившись, не долетев до пожухлой травы, от взмаха длинного белого рукава. Очень знакомого рукава. – Старший Е, вы… Ветвистые драконьи рожки медленно втянулись в лоб бессмертного и поползли от висков по волосам двумя седыми прядями. При этом выглядел Е Байи ни днем не старше, чем Се Ван его запомнил – не считая седины. Но тогда он был хоть и удивительным в своем искусстве и отношении к жизни, но все же человеком. Не духом. Не зверем. И уж точно не божеством, которое даже такой шаман-недоучка, как бывший Царь Скорпионов, мог призвать на помощь людям, страдающим от засухи. – Умер? Ну, почти, – закончил Е Байи и окинул Се-эра еще одним долгим оценивающим взглядом. – А я ведь говорил, что ты неглупый парень: не стал во второй раз лезть в логово хищников, которые тебе не по зубам. Издевка звучала в голосе, плескалась в глазах, но даже так почему-то походила на похвалу. Вспомнив времена, когда они пировали вместе – оба не в восторге от шумной и насквозь фальшивой гулянки, – Се Ван несколько смутился. Где те дорогие одежды, изящные украшения и аккуратно уложенные волосы? Ему даже не пришлось прибегать к маскировке – и без того в обнаженном, изрисованном символами и растрепанном шамане сложно было узнать грозного и коварного Царя Скорпионов. Тем не менее, Е Байи узнал его и будто бы специально появился в привычном обличии, чтобы перекинуться парой фраз. – Полагаю, вы вознеслись, – заметил Се-эр, стараясь держаться непринужденно, как было при его служении Чжао Цзину. Вряд ли теперешний облик сочетался с привычными манерами, но раз уж прошлая жизнь постучалась в двери, приходилось соответствовать: от старых привычек оказалось сложнее избавиться, чем думалось поначалу. Одно дело – несведущие южане, и совсем другое – бессмертный, видевший Царя Скорпионов в деле. – Можно сказать и так, – невозмутимо отозвался Е Байи. Похоже, его ничуть не волновал ни странный вид Сецзелюбо, ни то, как он вообще выжил и оказался здесь. Впрочем, он же уже наблюдал за ним какое-то время и наверняка успел выяснить все, что было необходимо. – Зачем вы здесь? – прямо спросил Се Ван. Он достаточно устал, чтобы поскорее перейти к делу. – Праздный интерес, или вы все же поможете с засухой? Бессмертный издал странный короткий звук, который можно было принять за смешок. Се-эр напрягся, ожидая ответа. Если явление дракона не подействует, он не знал, что еще сумеет сделать и надолго ли его хватит. – Мне было любопытно, чему успела научить тебя жизнь без этого брехливого пса, – Е Байи пожал плечами и шагнул ближе. – И ты, пожалуй, неплохо учишься на ошибках. Что-то в его взгляде встревожило Сецзелюбо: будто он на миг дрогнул, подернулся дымкой воспоминаний. Шаман не сдержал легкой улыбки – величественный и непобедимый, бессмертный показал слабину, хоть это было слишком мимолетно, чтобы делать выводы. – Старший Е тоже совершал ошибки? Е Байи отмахнулся: – Каждый их совершает. Не каждый способен вынести их груз. Се Ван опешил. Бессмертный не был многословен, но сказанное походило на откровение, на нечто, совершенно не предназначенное для чужих ушей, но все же прозвучавшее. Мгновенно закипевший интерес заставил податься вперед, и чем ближе – тем величественнее казался человек, ныне обретший истинную форму дракона. От него веяло холодом, но не жутким, а скорее желанной прохладой, которой так недоставало в последнее время. – И в чем была ваша? – спросил Сецзелюбо почти шепотом, с почтительным трепетом, будто напрочь забыв о своей миссии и о том, что пора бы уже добиться от духа ответа: ниспошлют ли небеса дождь? – Не твое дело, сопляк. Кажется, у тебя были дела поважнее? Взгляд Е Байи снова прошелся по телу Се-эра сверху вниз, намекая, что ситуация не подходит ни для светской, ни для задушевной беседы. Но все же он прокомментировал будто случайно высказанную мысль. – Скажем так: я рад, что ты успел начать новую жизнь до того, как старую принял старик Яньло или кто бы то ни было. То, что бессмертный радовался за него, заставило Сецзелюбо замешкаться. Какого беса Е Байи вообще проявляет к нему интерес? Их лишь раз объединило общее дело, и в результате Се Ван напортачил так, что мог лишь извиняться за то, что едва не погубил тех немногих, к кому бессмертный был привязан. Мог, но не стал – потому что не жалел о том, чего не свершилось. В конце концов, он предпочел не сражаться с Чжоу Цзышу и не добивать раненного Вэнь Кэсина. – Рады? – переспросил он, и собственный голос показался ему до противного жалким. – Я тоже был молод и наломал дров, дуралей. Но уж что-что, а отличить яшму от навоза я умею получше Чжао Цзина. И я рад, что не ошибся. Выходит, все дело было просто в интуиции? Когда они действовали заодно, Е Байи, прекрасно знавший, что представляет из себя глава Ядовитых Скорпионов, сделал ставку на его благоразумие и человечность – и в конце концов оказался прав. – Вы ошибаетесь, – Се Ван покачал головой. – Я взялся за дело, которое, похоже, мне не по плечу. В очередной раз. Е Байи от души рассмеялся. Прежде Се-эр не видел его настольно эмоциональным. Раньше молодое лицо бессмертного казалось непроницаемым, но теперь, после перерождения, мужчина больше походил на смешливого юношу, острого на язык и бойкого нравом. – Так ты действительно хочешь спасти этих людей? Кто они тебе? – Никто, – после небольшой заминки отозвался Сецзелюбо. – И я им никто. Но я нужен им. – На тебя посмотреть, так ты и себе не нужен. Еще пара недель таких издевательств над собой – и вряд ли даже небожители помогут. – Но вы все же пришли? Бессмертный чуть дернулся вперед, словно желая потрепать Се-эра по макушке, но вовремя сдержался. Что-то с ним было не так, но что именно – шаман понять не мог. – Балда! По-твоему, я настолько древний, что могу горы раздвигать и моря переворачивать? Жара жарой, но Се Вана от этих слов будто снова сковало пронизывающим холодом. Он закусил губу, не в силах смириться с очередной утраченной надеждой. Такой, как он, никому не поможет, и никакие высшие силы не подсобят: он снова и снова будет терять их – ифу, Скорпионов, тетушку Ло и сестрицу Лю, стариков-крестьян, ребятишек-пастухов и веселых девушек-сплетниц. Он был рожден и приучен убивать и заметать следы, а не спасать и вон лезть из кожи ради других. Усталость всех бессонных ночей и дней в ритуалах и над книгами накатила очередной лавиной. Ноги заметно подкосились, но Сецзелюбо устоял – и Е Байи подхватил под руку. – Послушай меня, юнец, – бессмертный говорил очень серьезно. – Если ты решился довести дело до конца, не вздумай сдаваться. – Значит, вы когда-то сдались? – От чего же такого отказался старший Е, что его до сих пор терзают эти воспоминания? – Тьфу ты! Не о том думаешь. Се Ван покорно кивнул, готовый слушать дальше. Он бы все отдал, лишь бы в эту же минуту пошел дождь. И если Е Байи знал способ, Сецзелюбо внимал бы ему бесконечно. – Ни мне, ни тебе не хватит энергии и навыков, чтобы приручить стихию, но вместе мы можем кое-что сделать. В конце концов, у этих обалдуев получилось. Он не стал уточнять, что получилось и у каких обалдуев, но Се-эр понял, что речь идет о Вэнь Кэсине и Чжоу Цзышу. Похоже, к тому, что глава Долины Призраков восстановился после сражения, был причастен и бессмертный Е, на первый взгляд, люто его ненавидевший. Ситуация, которую Царь Скорпионов, как думал, уже отпустил, становилась все интереснее и интереснее. – Но что я могу сделать? Я уже испробовал все: даже самые древние ритуалы с танцами, жертвами духам и песнопениями. – А человеческие жертвоприношения и мощные выбросы силы? – Неужели вы одобряете подобное? – Пораскинь мозгами, Се-эр. Не воспринимай все настолько буквально. Сецзелюбо потерял последнюю способность использовать эти самые мозги. Его давно никто не звал Се-эром, и прежнее имя резануло слух и пробудило будоражащие воспоминания. Хотелось услышать это снова. Почувствовать себя в надежных руках и способным целый мир перевернуть ради признания одного-единственного человека, который никогда… – Никогда… – пробормотал Се Ван последнюю промелькнувшую мысль. Е Байи нахмурился и положил руку на плечо Сецзелюбо, ничуть не смущаясь оставшегося на ладони отпечатка от смазавшегося узора. – Это необходимо, знаешь ли. Но что поделать, если нужно добровольное согласие, – он глубоко вздохнул и снова посмотрел лукаво, но как будто настороженно. – Я… Простите, старший Е, я задумался. Так что надо делать? И оба внезапно поперхнулись смешками, догадавшись, что последние пару мгновений каждый говорил о чем-то своем. Се Ван почувствовал, как кровь горячей волной прилила к лицу: почему-то он чувствовал себя так, словно говорит со сверстником, а не с великим драконом, который прожил больше сотни лет. Мужчина, стоявший перед ним, мог быть кем угодно, только не Е Байи. И все же это был он. – Снимать портки и бегать, – проворчал бессмертный, собравшись с мыслями. – Старший!.. Сецзелюбо развел руками, демонстрируя, что оба пункта он успел выполнить задолго до того, как вообще увидел дракона – не то что заговорил с ним! – Справедливо, – отметил Е Байи. – Начало положено. – А что дальше? Вы говорили про жертвоприношение. Вы убьете меня? Прохладная сухая ладонь чуть сильнее сжала плечо. В этом не было угрозы – скорее, легкая досада, – но Се-эр напрягся, словно готовясь к нападению. – А еще я говорил про энергию, – напомнил Е Байи. – Которую можно запросто получить из слияния тел в момент высшего наслаждения. Семя, неразумное ты дитя, – считай что нерожденные люди. И такой жертвы вполне достаточно, чтобы земля вновь стала плодородной. Слышать такие речи от кого-то из прежнего мира, мира воинов и даосов, было дико. От самого бессмертного Е – дико вдвойне. Но Се Ван это услышал – и был уверен, что на этот раз дым от костров совершенно ни при чем. Дракон явился перед ним в человеческом обличье именно ради этого – чтобы помочь, и если другого способа не было… Сецзелюбо помнил отдельные записи: отдать духу в дар молодую шаманку или самую красивую девушку, которая пойдет на это добровольно. Рукой наставника было добавлено, что жертву сжигают или топят, но это не всегда срабатывает – божествам, которых никто в глаза не видел, видно, не приходятся жертвы по душе. Но сейчас ситуация была обратной: дух воды и ветра – тут как тут, а юной девы – не сыскать, покуда видит глаз. – Я стану вашей жертвой, – выпалил Сецзелюбо, и эта мысль показалась ему одновременно пугающей и неправильной, но единственно верной. Дракон выбрал его, явился на зов и всего лишь требовал соответствующей платы. – Я никогда не использовал этот ритуал, но знаю о нем. Думаю, я смогу его исполнить. – Думаешь или сможешь? – уточнил Е Байи, наконец, убирая руку от плеча Се-эра и медленно перемещаясь к центру кольца, образованного семью уже почти тлеющими в ночи кострами. – Смогу, – шаман уверенно кивнул и постарался сосредоточиться на прочитанном, а не на том, как испытующе глядел на него дракон, как горели его глаза в янтарных и багровых отсветах. Сосредоточиться получалось не очень хорошо: не выходило из головы то, что в конце обряда ему предстоит отдаться Е Байи. С настоящим, древним и немыслимым божеством, было бы, возможно, куда проще. И все же… Бессмертный какое-то время наблюдал за ним. Простил ему прошлые прегрешения и явился на помощь. И у Сецзелюбо был шанс отступить, отказаться, ведь против воли совершенный ритуал терял свою силу. Но он хотел остановить эту засуху. Хотел помочь людям. Хотел вызвать дождь. Хотел Е Байи, как бы немыслимо это ни было. Вымотанный, оголодавший и почти беспомощный перед поставленной задачей, он вдруг явственно ощутил, что этот последний шанс, эта безумная на первый взгляд авантюра – то, что нужно и ему самому. Старший Е запомнил его, пришел на зов, предложил то, что, вероятно, противоречило его собственным взглядам. И Се-эр, глубоко вдыхая дым, принял эти правила. Он обошел все семь костров по семь раз, позволяя пламени искажать нанесенные по всему телу знаки. Он сам чувствовал себя почти драконом, гибким и извивающимся, подобно языкам огня. Одновременно Сецзелюбо чувствовал текущий момент, каждый шаг, взмах руками, поклон и резкий горловой выдох, но вместе с тем предвкушал, как плавно перейдет в центр круга, оседлает дракона, чьи руки сомкнутся вокруг его тела, словно чешуйчатые кольца – во сне. Се Вану было плевать, выдержит ли он. Он не для того столько старался, чтобы сдаться, получив реальную возможность что-то исправить. К тому же, вряд ли в его силах было прервать обряд. Се-эр сам не понимал, испытывает ли настоящее физическое влечение, но с каждым кругом пламя все ярче загоралось в нем самом, словно в его тело вселялись тоскующие по близости души, словно он сливался с землей, жаждущей быть наполненной, плодородной, покорно уступающей прорастающим корням. Это было не предвкушение плотского удовольствия – это были высшие силы, способные соединить все сущее в неистовом танце страсти и спасения. Е Байи следил за ним, не отрываясь, но Се Ван не замечал этого взгляда. Он закрыл глаза и двигался по наитию, пока его руки в изящном па не коснулись груди бессмертного. Тот стоял неподвижно и не сопротивлялся тому, как ловкие пальцы справляются с завязками, скидывая белые одежды на пожухшую темную траву. Болезненно хотелось заглянуть ему в лицо, но что-то останавливало, да и привычный образ, увиденный однажды, застыл в памяти с легкой полуулыбкой, скорее, вежливой, чем довольной, и этого было достаточно, чтобы не прерываться и не думать ни о чем лишнем. Вслепую Се-эр обнажил своего духа-спасителя, проходясь пальцами по рельефным мышцам и пытаясь угадать истинные настроения бессмертного. Дыхание вырывалось из-под контроля, руки начинали предательски подрагивать, но волнение было скорее приятным, и голова кружилась куда сильнее, чем от благовоний. Сецзелюбо, одновременно с упавшей вниз нижней рубахой Е Байи опустился на колени и принялся развязывать последние узлы, удерживающие штаны на узких жилистых бедрах. Бессмертный определенно обладал хорошим телом, крепким, сильным, над которым годы не имели власти. Было ли это важно для ритуала? Вовсе нет. Но чувствовать себя желанным рядом с таким мужчиной было приятно. А Се-эр был желанным – теперь сомнений в этом не оставалось. Обряд не был предназначен для ласки, но шаман не сдержался и мазнул кончиком языка по восставшей плоти бессмертного. Внизу живота что-то дернулось, призывая к предельной близости. О да, эта дикая, природная страсть была взаимна и необъятна. Казалось, даже земля стонала в предвкушении, но Сецзелюбо не спешил. Он медленно, семь раз по кругу облизал головку, и язык почти в точности повторял движения тела, совершенные вокруг костров, извиваясь и меняя ритм. На последнем круге, сопровождаемом глубоким вдохом, Се Ван одним махом вобрал в рот все естество Е Байи, обильно смачивая слюной. В другой момент он ужаснулся бы, представив его внутри себя, но теперь был слишком увлечен процессом, покорен магией, которая во сто крат превосходила мощь гудао, и был нацелен лишь на результат. – А язык у тебя не такой уж острый, – выдохнул Е Байи откуда-то сверху: как показалось Сецзелюбо, с самого неба. Но звучало это так, как будто бессмертный и сам сдавался под пыткой, задыхаясь и подрагивая всем телом, и дрожь эта билась под сомкнутыми губами шамана. Се-эр поднял руку, приложив палец ко рту Е Байи, напоминая про таинство и заставляя замолчать. На самом деле, ему хотелось слышать голос старшего Е, его довольные стоны и тихое сладострастное шипение, но это было желание простого мужчины, а не посредника между людьми и всесильными духами. А духи не должны показывать смертным своих слабостей и страстей. Ладони Сецзелюбо быстро скользнули по бедрам бессмертного и замерли с обратной стороны коленей, намекая, что пора принять горизонтальное положение. В трактатах не говорилось ничего о том, кто в решающий момент должен перенять инициативу, но, когда Е Байи легонько толкнул шамана в грудь, повелевая спиной опуститься на землю, тот быстрым и выверенным движением заставил самого дракона лечь на спину и устроился на его бедрах. Рука опустилась, охватывая разом оба соприкоснувшихся члена и несколько раз прошлась вверх-вниз, прежде чем Се-эр приподнялся на коленях и продвинулся вперед, почти насаживаясь на Е Байи, но все еще слишком осторожно и неуверенно, несмотря на всю подготовку и внутреннее желание. Впрочем, подготовка была не ахти какой, и, если бы Се Ван знал, что ему предстоит, в предыдущие недели был бы занят отнюдь не книгами. Не исключено, что он даже послал бы весточку Ду Пуса, чтобы обратиться к ней за советом. Но подстилать солому было поздно. Как поздно было и противиться, когда руки бессмертного легли ему на талию и с силой сжали, опуская вниз. Он тоже не спешил, но Се-эр все же вскрикнул, когда головка толкнулась внутрь, и инстинктивно попытался отстраниться, но вовремя себя одернул, со стоном принимая глубже. Это был его ритуал и черта с два этот каверзный насмешливый дух собьет с него спесь! Сецзелюбо ускорил темп, чтобы задать собственный ритм и впускать чужое тело в себя ровно настолько, чтобы постепенно привыкнуть. Только когда снизу послышался протяжный стон, полный восхищенного вожделения, Се-эр открыл глаза и взглянул в разгоряченное лицо Е Байи. Со встрепанными волосами, разметавшимися по сухой степной земле, с легким румянцем – не то от соития, не то от постепенно затухающих костров, бросающих тени на кожу, – тот был прекрасен. Но что заставляло желать его сильнее, так это напор, с которым его руки оглаживали бедра Се Вана. Бессмертный позволил ему руководить процессом, продолжая танец, но все же не мог удержаться от прикосновений, легких шлепков и впившихся в кожу пальцев. Не хуже пальцев впивались в его колени сухие комья земли, мелкие камни и высохшие травинки. Они словно врастали в шамана, делая его единым с природой, но тело продолжало двигаться – неистово, жадно, – пока Се-эр не осознал, что Е Байи полностью в нем, на всю длину и со всей страстью. Бессмертный тоже это понял и, обхватив Сецзелюбо, на несколько мгновений удержал на себе, словно смакуя и запоминая это ощущение. Затем он резко поднялся, и Се Ван, поменяв положение, обвил его ногами, усевшись на нем и позволяя задавать новый темп. Губы столкнулись и тут же слились, перемежая жадные покусывания с почти невесомыми касаниями. Сердце колотилось бешено, но все же не так быстро, как билось внутри твердое и обжигающе горячее возбуждение. Се-эр уткнулся лицом в плечо Е Байи, с трудом сдерживая крики, полные болезненного наслаждения, и подрагивая от мягких прикосновений прохладных, почти змеиных ладоней к спине, рукам, груди. От этих касаний по коже пробегал не то мороз, не то электрический ток, а старательно нанесенные узоры плавились и стекали в землю, оставляя мокрые дорожки. – Доволен? – спросил вдруг Е Байи и взглядом указал на небо, на которое с востока набегали сизые – а в ночи почти черные – тучи. Все же сработало, как ни тяжело было в это поверить. Се-эр откинулся назад, всматриваясь в мрачные, налитые дождем клубы над головой. Бессмертный Е воспользовался моментом и опрокинул его, нависая сверху и вколачиваясь глубже, яростнее и вместе с тем осторожнее, словно боясь спугнуть удачу. Хлынул дождь. Теплые крупные капли хлестали землю неистово и беспощадно. Если бы не поцелуи Е Байи, скрывавшие лицо Се Вана от взгляда небес, тот захлебнулся бы, обессиленный перед лицом стихии, но еще отвечающий на ласки человека – или все-таки дракона? Он выполнил миссию. Довел дело до конца. И это было куда важнее семени, расплескавшегося по животу и смытого потоками небесной влаги, впитавшегося в землю. Он даже не заметил, как бессмертный вышел из него и, спустив меж дрожащих разведенных бедер, припал губами к его шее. Лишь когда тело выгнулось, реагируя на поцелуи, проходящие по груди вниз к животу, Се-эр осознал, что все закончилось. Е Байи опустился еще ниже, языком смахнув оставшиеся капли семени с его плоти, и Се-эр вскрикнул, опасаясь возбудиться вновь – на этот раз безо всяких ритуалов. – Вы знали, – констатировал он, когда вновь обрел способность дышать и мыслить. – Что знал? – уточнил Е Байи, медленно проводя прохладными пальцами по щеке шамана, не так уж и честно достигшего своей цели. – Что сегодня тучи придут с востока. Бессмертный усмехнулся про себя и снова поцеловал Се Вана – долго и нежно, но все же с некоторым напором. – Я слишком долго откладывал жизнь на потом, чтобы теперь оправдываться. Сецзелюбо неуклюже поднялся и кивнул сначала на одежду Е Байи, превратившуюся в насквозь промокшие тряпки, а затем – куда-то в темноту, где стояла, явно не ожидая гостей, старая хижина старого шамана. – Все же, вы ошиблись, старший Е. – Неужели? – Я так и не стал хорошим человеком. Бессмертный, в одних штанах и наброшенной на плечи мокрой рубахе, лишь рассмеялся. – Ты искренне хотел помочь этим людям. И помог, знаешь ли. – А если я искренне захочу, чтобы засуха пришла снова? – Возможно, твоим наказанием будет настоящий дракон, – Е Байи жестом указал на себя и состроил страшную мину. – Он еще будет приглядывать за тобой. Утром никто из поселенцев не постучал в дверь, но у порога остался деревянный короб. Что ж, теперь лепешки были весьма кстати.