My true love, my tender love

Пять лет назад на перроне одной небольшой станции я прощался с любимой девушкой. Мне было тогда около восемнадцати лет, и я ехал учиться в город. Единственный пассажирский поезд останавливался здесь глубокой ночью. И это было, честно говоря, очень кстати. Мы сидели на моем громоздком чемодане и говорили о будущем. О том, что мы будем любить друг друга всю жизнь, что я буду приезжать, что в разлуке будем писать письма, а через пять лет, окончив институт, я вернусь в наше село, и мы будем вместе. Повторюсь, мне было всего восемнадцать лет, и всё то, что мы пообещали друг другу, казалось мне нашим будущим. Начиная со школьного возраста, я постоянно был в кого-нибудь влюблён. Когда из седьмого класса уехала моя соседка по парте, я впал в задумчивость. И остался в седьмом классе на второй год. Потом я последовательно был влюблён в преподавательницу литературы и в трёх своих одноклассниц. По-настоящему же я влюбился только тогда, когда пришло время. Это была Лана, та самая девушка, которая ночью ушла на станцию провожать меня. Она собиралась стать учительницей и хотела через несколько лет непременно работать в школе. О том, что мы любим друг друга, мы говорили тогда в первый раз и говорили, потому что расставались. Пришёл поезд. Мы поцеловались, Лана чмокнула меня в растрёпанную пепельную макушку, а потом заплакала, уткнувшись головой в моё плечо, чувствуя, как мои светлые волосы щекотят ей щеки, и всхлипывая совсем как моя шестилетняя сестрёнка. Я взял её за плечи, поднял голову и долго смотрел ей в лицо. Прямые розовые локоны, маленький миленький нос, карие мокрые глаза, из которых так и намеривалась вылиться смола вместе со слезами, жалкая улыбка… Я не осознавал тогда, красивая ли она. Поезд тронулся, я поцеловал Лану ещё раз, насладился её печальными, но живыми глазами и вошёл в вагон. Найдя своё место у окна, я просидел так всю ночь. «Ты не забудешь меня!», — вспоминались мне её слова и лицо. Она повторила это несколько раз, и трудно было понять, кого она убеждала в том, что я ее не забуду – себя или меня. «Разве можно забыть!», — думал я в отчаянии… И забыл. Забыл легко и быстро. Я почти сразу попал в весёлую и безалаберную компанию. Институт мне показался скоплением бойких молодых людей и легкомысленных девушек, у меня тотчас закружилась голова, и уже через две недели у меня было назначено свидание с девушкой по имени Ева. Она в самом деле оказалась такой легкомысленной, что в неё трудно было как следует влюбиться. Однако через месяц мы разошлись в разные стороны. Потом была Настя, потом её подруга Луиза. Я изменился. У меня ещё длиннее отросли волосы, я выучился танцевать и, выбиваясь из своих студенческих возможностей, я волочился за модой. И всё это тогда так забавляло и нравилось девушкам, которым хотел нравиться я. Хохоча и посмеиваясь, я знакомился и забывал свои новые знакомства целых четыре года. Бывало, сижу где-нибудь в саду, жду девушку и скучаю. И мне нравилось, что я скучаю, что я могу встать и уйти, не дождавшись этой непунктуальной особы, и завтра назначить здесь же свидание кому-нибудь другому. Мне нравилось интриговать, водить за нос, пускаться в рискованные приключения и выходить из воды сухим и со свободным сердцем. Закончилась моя учеба. Товарищи мои все переженились и стали уже мне те товарищами. Я по-прежнему балансировал между флиртом и краткосрочными романами и был доволен собой. Однако в один момент мне стало как-то грустно и беспокойно. Я сделался задумчив, всё чаще уклонялся от выпивок и стал уединяться. Как-то я вспомнил Лану, но вспомнил с грустной усмешкой, как что-то трогательное, смешное и безвозвратное. Скука взялась за меня окончательно, и я серьезно решил жениться. Я бросил свои ловеласовские повадки и стал ухаживать за Ульяной, весёлой, умной и милой девушкой, с которой я познакомился в кино. Уля была красива, я привык к ней, и иногда мне казалось, что я люблю ее, но я чувствовал, что в то же самое время я готов к чему-нибудь новому. Через полгода у нас было всё решено: я окончу институт и мы поженимся. Ульяна оканчивала музыкальное училище, но со мной была готова ехать куда угодно. И вот мне было велено поехать обратно в село. Именно в то село, откуда я уехал пять лет назад. Уля ещё сдавала экзамены, и я поехал один; Ночью в вагоне мне не спалось. За окном набегали и исчезали огни станций, мелькали встречные поезда. Я сел у окна и так раздумался. На вокзале меня провожала Ульяна, но мне не было грустно от того, что мы расстаёмся. «Я не люблю её», — подумал я тогда. Потом я вспоминал своих прежних знакомых, и, странное дело, ни одну из них я не мог вспомнить как следует, я не мог ясно представить ни одного лица, ни одного значительного словца, ни одного запоминающегося пустяка. И я понял, что молодость моя проходит мимо счастья – мимо тех радостей и печалей, которые даёт человеку одна любовь. И вдруг я ясно вспомнил свой отъезд в город, небольшую станцию, Лану и ее милое, заплаканное лицо с горящими и полными надежды глазами. «Как было хорошо, и как всё это теперь далеко от меня… Где сейчас Лана? Если бы люди выполняли все свои обещания и клятвы, то она должна сейчас ждать меня в том селе, по идее», – я усмехнулся и, опустив голову на руки, стал засыпать. Был звонкий майский полдень. Я спустился с железнодорожной насыпи и пошёл к тому самому селу маленькой чёрной тропой. Всё было так зелено и радостно, что хотелось утонуть в этом всём навечно, ничего не вспоминая и ни о чем не думая. Я подошёл к новому двухэтажному зданию, и вдруг двери распахнулись, оттуда вывалилось много ребятишек. Я наблюдал за ними, они бежали около школы и радостно, по-детски галдели. Потом из этой школы вышла девушка, легко сбежала по ступенькам и быстро пошла в мою сторону. Неожиданность, растерянность, радость – всё то, что я испытал в эту минуту, что можно только испытать и совсем невозможно представить. Это была Лана. Розоволосая девушка остановилась передо мной, долго смотрела на меня, разглядывая. После её лицо изменилось, да и вся она стала светлее и веселее. — Ты не забыл меня за эти долгие пять лет? — чуть дрожа и не веря своему счастью, спросила Лана, и её глаза вновь заискрились тем же живым блеском. Я слегка смутился, лишь растерянно улыбнулся и, ничего не ответив, обнял её так крепко, как уже давно никого не обнимал, как желала моя душа. Милая, нежная Лана, встретившая меня с тем же трепетом и любовью, с которыми провожала в ту глубокую ночь. Теперь я её никогда не забуду… Вот и всё. Потом мы гуляли по сельскому лугу, кормили уток на пруду, пили вино в её квартире, и я с нетерпением ждал её в шумной учительской, пока Лана была на уроках. Я смотрел на неё, слушал её голос, и мне показалось нелепым и диким то, что я мог её забыть. Я понял, что я не смог полюбить ни Ульяну, ни всех остальных, что будто причудились мне в дурном сне, только потому, что все они не были похожи на Лану, и потому, что я всегда любил только её одну. Я был твёрдо убеждён, что моей единственной любви хватит на всю мою жизнь. Мне было стыдно. Я был так виноват перед Ланой, перед своей любовью. Но ей я ничего не рассказывал. Я боялся оскорбить нашу любовь и весь этот сладостный трепет, что возникал у меня в груди, и я прощал себе эту трусость. Это всё искупает мою вину. Я едва смог отправиться обратно в город, чтобы объясниться с Ульяной, которая уже намеривалась ко мне приехать. Входя в её дом, я услышал пианино. Уля играла Чайковского. Я вошёл в её комнату. Она сидела ко мне спиной и не заметила, что я здесь. Я тихо уселся у двери и стал слушать. Раньше я не любил Чайковского, но теперь я был заворожён… И тут, слушая Ульяну, я думал о Лане и о своей любви. И мне казалось, что это тонкое и глубокое чувство, которым жила и входила в душу музыка, — моё чувство, и мне захотелось вдруг видеть Лану и говорить ей что-нибудь красивое и нежное… Ульяна закончила играть, мы поздоровались, и я вкратце объяснился. В тот же день я и уехал. Ульяна любила меня, и я оставил её в таком ужасном состоянии. Я не знал, прав ли я. Знал только, что я был счастлив.