Green peace, grey anxiety

Школа. Это слово, только при его произношении, сразу отдает каким-то запашком пригоревших котлет из мимо пробегавшей бедной кошки или собаки, неразгоняемого курева семиклашек, доносящегося из всех кабинок туалетов, и невероятного страха, который по поверьям и байкам чуют учителя, вызывающие к доске больно пахнущих этим самым страхом. Однако стоит уточнить, что школы бывают немного разными. Каким-то выделяют бюджета чуть больше, какие-то яро пытаются догнать других сборами на все что угодно с бедных родителей. А какие-то — средняя школа номер один. «Хороший номер, мотивирующий, так сказать», подумает обычный мимо проходящий. И, к его сожалению, окажется не прав. Учебное заведение номер один, как и любое другое, создавалась с благим намерением выучить детей базовым наукам, в чем-то помочь, что-то объяснить, а после толкнуть в бесконечно огромный и бесконечно неприятный «взрослый мир» мордой вперед. Возможно задом вперед, разница несущественна. И эта школа действительно толкала. С самого порога. Прямо на плитку, разбивая рожу в красивый алый блин. Все пошло не так, начиная с выбора места размещения, построения конструкции здания и заканчивая составом учителей, которых можно было счесть за кого угодно, но только не за тех, кто еще ближайший десяток лет будет преподавать ребятам разных сортов и возрастов математику, например. Как и подобает странной школе, в ней собрались ну очень странные ученики. По отдельности каждый из школьников был вполне вменяемым и даже обучаемым, но, создавая общий коллектив из разношерстных личностей от детей из самых низов общества, до племянников детектора учебного заведения, все они превращались в нечто, что пугало даже бывалых лихачей, не делающих домашку и пьющих вредную газировку вместо полезного сока. А еще их было очень немного. Непростительно мало. Конечно, расположение учебного заведения оставляло желать лучшего, как, собственно, и все остальные аспекты. Роль сыграло не только это. Как и положено «хорошей» школе, она обзавелась такими же «хорошими» байками, переходящими из уст в уста в народе. И чем больше обеспокоенные мамочки болтали об этом, тем меньше они хотели отдавать своих деток в это ужасное заведение смертников, откуда выходят одни убийцы и наркоманы. Оставались либо те, чьим мамочкам было плевать, либо те, у кого нет мамочки. Артур Грей скорее относился к первой группе детей, чьи мамы ровнехонько с рождением своего чада становились пофигистками настолько, что иногда забывали о существовании этих самых чад. И не потому что их не любят, а потому что судьба жестокая. Что до отца мальчика? Да тут много и не скажешь. Он, будучи человеком вольным, свободным и легко поддающимся соблазнам, свалил при первой же возможности, оставив Артура с вопросами о местонахождении бара в котором вот уже как пятнадцать лет зажигает его папаша. Все детство мальчика прошло в подобающих его фамилии серых тонах. Люси (так звали маму Артура) предпочитала поход по магазинам с подружками или же протирание штанов перед телевизором. Зарабатывала она скромно в интернете и попутно искала кавалера. Какие занятия с ребенком? Поэтому Артуру пришлось взять все свои силы в маленький трех-четырех летний кулачок и учиться всему самостоятельно. Читать, считать, говорить, а после, как стал чуть старше, убирать, стирать, готовить, ходить в магазин. Когда Грей стал совсем взрослым и самостоятельным в свои восемь, его все же записали в школу, пропуская садик. Правда, опоздали на год. Люси явно отвлеклась на очень интересную передачу в ящике во время выбора школы для своего сына. Или просто предпочла тыкнуть в любую школу города на карте с закрытыми глазами. Артур не знал. Да и не узнает, наверное. Именно так маленький, но очень умелый мальчик открыл для себя учебное заведение номер один, которое было его вторым домом вот уже как почти девять лет. Из-за своей врожденной скромности, парень совершенно не говорил ни с кем. Не потому что был «слишком крут для разговора с этими плебеями». Он и сам был этим плебеем, но, как ни парадоксально, боялся таких же. Обет молчания, который решил дать Грей, не понравился ни одному из малолетних засранцев, поэтому единогласно было принято решение выпытывать слова из парня. В тот день домой Артур пришел с фингалищем и кучей ссадин на всем теле — стало быть, школьники его не щадили. Пластыри и мазь искал опять сам, да и к тому же Люси скорее всего не знала, где все это лежит. Казалось, что лекарства от всей этой серой, местами сгущающейся пустоты не существует и не могло существовать. Но не для находчивого Грея, который, еще будучи совсем малым, понял: если ты не можешь разогнать серость, то стоит попробовать изменить ее, раскрасив яркими цветами. И, к общему изумлению, это действительно сработало. Неважно чем, на чем, сколько бы часов он не тратил, когда Артур садился рисовать, вся серость бытия становилась сначала бледно желтой, постепенно перетекала в оранжево-красный, которая начинала поблескивать своими яркими отливами. И с каждым новым мазком и движением руки мальчика, добавляющей новые оттенки зеленого, синего и розового, на месте серого глубокого тумана образовывалось светящееся цветами пятно. Мутная пустота настигала лишь в школе, когда одноклассники в попытках хоть как-нибудь разговорить Грея старались задеть его всеми возможными способами, которые они знали. Сначала буквально пол школы подтрунивало над пареньком, шутя и шепчась за спиной, а смельчаки прямо в лицо говорили мерзопакостные вещи, толкали и уходили с довольно-ехидным видом. А одной из самых излюбленных вещей было называть Артура «дырявым носком». Никто, правда, понятия не имел, откуда вообще возникла эта кличка или оскорбление. А Артур, как назло, делал вид, что ему было плевать, хотя на деле Грей настолько трясся и боялся сказать своим «коллегам по цеху» что-нибудь, что продолжал молчать хлеще рыб. И постепенно замечающие это дети стали отставать от паренька. Шутников и шептунов поубавилось, у школьников появлялись более новые и горячие темы для обсуждения, и оставались лишь самые отпетые весельчаки, которые в дальнейшем все равно подключились к остальным. А после даже Билли (а это, простите, хулиган всея школы, с которого тряслись все, включая учителей) почти потерял интерес к «серому носку». Артура перестали замечать. Вообще. Ни один из школьников, не то что шутников или хулиганов, словно не видел его, как будто все резко решили устроить парню бойкот и поиграть в молчанку. Для кого-то это стало бы последним кругом ада, когда даже учителя будто почти перестали спрашивать тебя к доске. Но не для Артура. Для него это стало благословлением всевышнего. Хотя может не его, Грей понятия не имел, есть ли Бог или нет. Люси всегда молилась перед сном и перед едой. Артур считал это очень неловким, поэтому просто молчал. Преимуществ было масса, ведь теперь «носок» мог спокойно не приходить на некоторые уроки, поскольку никто не отмечал его наличие на предметах. Даже излюбленный учитель математики, про которого ходило больше всего слухов, перестал замечать его отсутствие. Серая пустота внутри Артура наконец сыграла ему на руку и смешала его с серой массой учеников. ***  У «мальчика-носка» появилось время, чтобы обследовать школу, ведь во время уроков почти никто не ходил. Кроме дотошного директора, мотавшегося по коридорам от балды. Однако у Артура было все схвачено — изучить маршрут непутевого заправляющего не составило большого труда. Он всегда вальяжно прогуливался около столовой, насвистывая незамысловатую песенку собственного сочинения, а после доходил до автомата с престранной брендированной газировкой, которая по вердикту всех учеников была чрезмерно сладкой. Поэтому ее никто и не пил. Включая директора. Покупая эту потрясающую блевотню в баночке, он никогда ее не открывал: клал к себе в портфель или просто держал ее в руке, уже быстрым шагом направлялся к себе в кабинет и громким хлопком закрывал дверь. Может, он тихо выпивал ее в полном одиночестве, чтобы лишние любопытные глаза ничего не видели. Может, отдавал ее кому-то. Может, он коллекционировал банки с просроченной газировкой. А может, вообще придавался плотским утехам с бедной банкой «сладенькой» содовой. Теорий было куча, одна абсурднее другой, но выбрать что-то одно было бы слишком скучно. Да и Грею это было не очень интересно. Артур исследовал и обошел большую часть кабинетов (возможно, кроме директорского), коридоров и закоулков, и все-таки нашел то единственное место, на которое никто не обращал никакого внимания: таинственная маленькая дверка, за которой, по слухам местных сплетников, была такая же маленькая кладовая. Она никем не использовалась, была заперта и, вероятно, предназначалась для хранения средств уборщиков. Хотя, какие уборщики в этой школе? Тут найти бы повариху, которая частенько сбегала с работы пораньше. Настолько по раньше, что блюд всем ученикам еле-еле хватало, и за порции буквально дрались. Недолго думая Грей решил наведаться в эту загадочную комнатушку. Пусть паренек боялся, что за несколько лет в ней могли завестись пауки-тарантулы, плотоядные тараканы или крысы весом с тонну, любопытство пересилило, и дверь была благополучно вскрыта (при помощи лайфхака, о котором любознательный мальчик узнал в интернете). «Кто теперь скажет, что советы из интернета бесполезны?», подумал про себя юноша, оглядываясь по сторонам, проверяя наличие кого-либо в коридорах. Никого по близости не оказалось. Даже шагов не было слышно, не то что заунывных насвистываний. Артур нервничал и заметно трясся, как обычно перед любым решением, но нашел в себе силы и резко рванул на себя ручку. Дверь с протяжным скрипом поддалась и открыла Грею абсолютно пустое помещение небольших размеров. В нем было совершенно темно, хотя свет из коридора немного подсветил коморку, и Артур заметил свисающую с потолка аккуратненькую лампочку. — Значит, здесь должен быть свет... — тихо пробубнил парень под нос, пытаясь найти выключатель. На удивление Грея, нажавшего на включатель, лампочка тяжело потрещала, замерцала и загорелась, тускло озарив всю комнатушку. Артур ожидал совершенно обратного. По его мнению, светильник должен был взорваться, как только он нажмет на кнопку, поэтому школьник был наготове, приложив свои ладони к лицу и сжавшись до размера маленькой пылинки в углу. Но лампочка даже и не собиралась брызгать стеклом пареньку в лицо. Артур, облегчённо выдохнув, убрал руки и прикрыл за собой дверь, дабы никто не увидел акт его вопиющего вандализма. В комнате было мертвенно тихо, словно она блокировала все звуки, исходящие от школьных коридоров. Возможно, на такую звуконепроницаемость повлияло и время. Время урока, а не перемены, на которой ученики какофонией отвратных звуков уничтожали барабанные перепонки в пух и прах. По углам лежал небольшой слой пыли, а прямо под лампочкой на тонюсенькой паутинке свисал крохотный паучок. Таких малюток Грей не боялся, поэтому не стал верещать во все горло или же убивать малыша, лишь тихо поприветствовал своего соседа на ближайшее время. Помявшись с ноги на ногу и слегка сдув пыль с небольшой части пола, паренек присел, прижавшись спиной к стенке. А после раскрыл свой рюкзак, который все это время был за его спиной. На пол осторожно приземлились листы акварельной бумаги, взятые из кабинета искусств, пара карандашей разной мягкости и ластик. Наконец Артуром было найдено то самое место для комфортного рисования. В этой тусклой коморке, где его окружали лишь беленые стены, слой пыли и парочка пауков, рисовалось очень даже продуктивно. Наверное, было к лучшему, что комната настолько пуста. Лишние объекты и их цвета не отвлекали Артура от яркого мира, в который он погружался, когда карандаш, словно птица над водой, скользил по листу. Существование Грея вновь наполнялось красками. Причудливые образы сами возникали в голосе и на бумаге, а серость приобретала приятный цветной оттенок, который, надо сказать, очень шел ей. Так, за любимейшим делом, паренек мог просидеть, пока не закончится бумага, или не сломается карандаш, или вообще не сотрется резинка. А после потягивался и немного нервно собирал беспорядок, который развел. Листы, уже наполненные разнообразными изображениями отправлялись обратно в рюкзак, как и канцелярия. О секретной комнате Артура не знал никто, совершенно. Учителя то ли не замечали, то ли специально упускали из виду, что дверь одной из неиспользуемых комнат иногда немного поскрипывала. А с одноклассниками у него все еще были «недомолвки», поэтому друзьями или хотя бы знакомыми парень не обзавелся. Да и не очень-то и желал Грей других людей, ему и так было хорошо. Единственный около друг — его прабабка, милейшая женщина, которая действительно любила паренька. Да и она откинулась, когда Артуру было не больше двенадцати, оставив мальчика в полном одиночестве. Он привык наполнять пустоту вокруг себя яркими цветами карандашей и акварельных красок. И это помогало. Временно. *** «Не стоило ловить вдохновение на улице прямо под дождем...», думал про себя парень вот уже какой день, отлеживаясь в постели и пропуская учебу. Температура почти не спадала, в носу все также свербело, а таблетки помогали слабо, ведь Артур совершенно не знал и не понимал, чем заболел, и поэтому притащил почти все, что было в скудной аптечке матери и пробовал всего по чуть-чуть. Каждая из последующих пилюль была отвратнее предыдущей в несколько раз. Гуглить что-либо по поводу болячек, лекарств и прочих неприятностей паренек не решился: начитавшись баек про диагнозы в интернете, он взаправду перепугался, что мог заболеть раком или еще чем по хлеще. Болеть, а особенно в одиночестве, горько, скучно и, наверное, даже вредно. В тот весьма прохладный день октября Грей решил пройтись после школы немного другим путем, который он присмотрел еще давно, прогуливаясь ранним летом. До дома так было чуть ближе, да и людей там почти не было. Плюсов определенно больше, чем отсутствующих минусов, поэтому паренек свернул налево. И, буквально пройдя пару шагов и посмотрев вперед, обомлел. Вся улица была выстелена ковром золотых, ярко-оранжевых и огненно-красных листьев клёна, которые отливали медным блеском и заполняли абсолютно все пространство под аллеей деревьев. Да и на самих ветках можно было увидеть несколько листочков, не успевших оторваться от вершинок. Ветер лишь слабо перегонял упавшие листы с места на место, не унося их далеко. Артур остолбенел от настолько прекрасного пейзажа, в конце-то октября, а как оттаял, машинально полез за бумагой и карандашами, чтобы запечатлеть это осеннее великолепие. Он плюхнулся на тротуар, но как только понял, что кому-то может помешать, отполз ближе к травянистой местности и принялся делать наброски. Трава была немного мокрой, а земля успела промерзнуть, но Грей совершенно не замечал этих «незначительных факторов». Как назло, у парня не было сегодня оранжевого карандаша, поэтому он старательно и очень аккуратно выводил линии красным и желтым, смешивая их и получая нечто похожее на реальную картину. Холодный ветер завывал и бил Артуру в спину, а кучевые облака сгущались в одну большую темную массу, закрывая солнце. Паренек начал порядком замерзать, его пальцы стали ледяными, и линии перестали быть настолько вычурно плавными, но он, словно завороженный, продолжал давить на карандаш, не обращая внимания на холод, и вглядывался в потемневшие от отсутствия солнца желто-бордовые листья. Люди, которых и так было очень мало, исчезли в один миг, улица опустела окончательно. Все говорило о том, что если сейчас будет не гроза, то, как минимум, пойдет дождь. Так, собственно, и случилось. С неба сначала падали едва заметные холодные капли, которых с каждой минутой становилось все больше и больше. И вот уже целый ансамбль из капель создавал сплошной водяной поток. Только к этому моменту Грей опомнился и увидел, как его творение заливает вода с неба и растворяет желтые и красные оттенки. (Но, как потом заметил Артур, дождь очень кстати смешал и размазал цвета, и получилось даже лучше, чем было изначально). Несмотря на то, что его дом был не очень-то и далеко, бежать под ливнем было настоящей пыткой, особенно когда весь промок до нитки, а зубы стучат от леденящего ветра. Пусть на парне и был его любимый свитер, который Артур надевал и в жару, и в холод, сейчас он совершенно не спасал ни от воды, ни от ветрищи. Грей непростительно долго возился с дверным замком. Как назло, сначала ключи не хотели выпутываться из наушников, потом эти же ключи не хотели проворачиваться в замке, а скрипучая дверь совершенно не хотела открываться. Парень ввалился в дом на трясущихся ногах и попытался как можно скорее добраться до своей комнаты. Люси не было дома, и Артуру даже не хотелось предполагать, где в такую погоду развлекается его мама. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Кроме как завернуться в плед и не вылезать из него до тех пор, пока не потребуют. А никто и не требовал. Перебирая продрогшими конечностями, попутно снимая мокрую одежду, Грей судорожно искал хоть что-нибудь, напоминающее плед, или одеяло, или простыню, или полотенце. Обитая в вечном творческом беспорядке, это было проблематично. Отбросив свитер куда-то в сторону, Артур решил сконцентрировать все внимание на поиске злополучного куска полотнища и провозился с этим добрых 10-15 минут, рыская по шкафам и комодам. Оказалось, плед был под кроватью. *** Спустя долгий промежуток времени (а именно две недели) Артур наконец-то пошел на поправку, а после вышел в школу. Люси, кажется, так и не поняла, что ее сын болел, потому что требовала уборки и готовки в доме так же, как и в обычные дни. Вероятно, поэтому процесс выздоровления от обычно простуды немного затянулся. Хотя, может Грей и знала о плохом самочувствие Артура, но просто не хотела подавать виду, ведь привыкла к такому отношению к своему сыну. А может она искренне любила его в глубине души, но все эти годы просто стеснялась и даже боялась побыть настоящей ответственной, доброй и любящей мамой. Кажется, Грей слишком замечтался. За все это время парень почти не рисовал, поэтому совсем зачах и поник. Весь его и так сероватый и тусклый мирок отсырел без красок и мягких акварельных карандашей, покрылся липкой и противной плесенью, которая прогрессировала. Несмотря на то, что физически Грей был здоровее быка, ну или хотя бы небольшого теленка, внутри чувствовал, что загибается хлеще, чем во время температуры, стремящейся к 39°. Бежал Артур в школу со всех ног. Дождаться начала урока, по-тихому свинтить, добраться до своей излюбленной кладовой и рисовать бесконечно долго, растягивая каждый миг плавного движения кисти или карандаша по шероховатой бумаге. Но с первой же секунды прихода Грей почувствовал что-то странное, напоминающее ощущение, когда ты упустил нечто невероятное, при этом важное, что в дальнейшем может перевернуть жизнь с ног на голову. И как назло, совершенно не понимаешь, что именно изменилось. Вроде такая же обшарпанная школа, со своими невзрачными стенами, убитым полом и с запыленными окн- Нет. Подождите. Определенно что-то с этими окнами не так. Точнее, не с окнами, а с грязью на них. Ее... нет? Совершенно так. Ни единой соринки. Да и само здание стало... Чище? Артур с непониманием оглядывался и всматривался в каждый угол школы. Она стала чище, намного чище. Пыль, годами лежавшая по углам, вымелась вместе с липкой паутиной на потолке. Школа настолько отдавала чистотой, что Грей резонно задался вопросом, не блестит ли она со стороны на солнце. От шока Артур даже не заметил, как очутился в кабинете математики, а от урока уже прошло добрых пятнадцать минут. Самый «излюбленный» у школьников учитель царицы наук втирал что-то и раздраженно поглядывал на часы, всем видом показывая, что устал от невероятной прогрессирующей тупости и хотел по быстрее закончить долгий и нудный урок. Вместо указки он продолжал вертеть линейку, нещадно избивая ей доску, дабы ученики более тщательно вникали в материал объясняемый педагогом. Помогало это мало. А если точнее, то никак. Кто-то спал, кто-то чиркал ручкой на полях загогулины, создавая витиеватые узоры, кто-то находился в трансе, как, собственно, и Артур, а кто-то даже с громким хрустом и причмокиванием умудрялся что-то пожевывать на предпоследних партах. Очнувшись окончательно, Грей уже вышел из кабинета на перемену вместе с другими учениками. Он все еще не понимал, откуда у них в школе появились уборщики, как долго они уже здесь и почему он заболел именно в этот момент, когда эти вопросы можно было разъяснить быстро и без лишних раздумий. Непонятного было слишком много, волнения и страха неизвестного еще больше. Но все это в миг рассеялось, когда откуда-то из конца коридора донеслось резкое: — Наступило время уборки! Толпа разбежалась по углам, но Грей продолжал стоять на месте прям посередине коридора, как завороженный, не понимая, кто так смело решил покричать. Ведь в коридорах кричать запрещено. Послышались звуки проливающийся воды, и приближающийся скрип кед, а после, такой же громкий, как и крик секунду назад, звук удара. Артур отлетел на пару метров и приземлился подле шкафчиков, где толпились малолетние зеваки. Некоторые из этих самых зевак вскрикнули, некоторые заржали, реакция, к слову, у всех была отменная. Впервые за несколько месяцев Грей собрал вокруг себя людей. Не совсем тем способом, который бы понравился любому человеку, включая «мальчика-носка», но все же. — Вот черт! — шумно и звучно прокатилось по всему коридору. Обладатель этого мощного голоса поспешил к упавшему пареньку. Послышались шаги совсем рядом, но Артур слабо это почувствовал. Голова шла кругом, а еще он не мог встать из-за ни в какую не уходящей ряби в глазах. — Парень, ты жив?! Блин, вроде громко крикнул, ты че не ушел то? — смазано слышалось где-то вдалеке. Артур попытался немного пошевелиться, и подсев чуть повыше приоткрыл слезящиеся зенки. Кто-то очень близко сидел перед ним, что-то тараторил, и кажется, шевелил за плечо. Силуэт явно мужской, да и голос тоже. Пусть и громкий, но приятный, словно журчание быстрой речки, или жужжание пушистого шмеля, или шустрый ветер в поле. Рябь постепенно начала проходить, и Грей теперь мог отчетливо различить некоторые черты звонкого голоса. Время, наверное, совсем застыло. Молодой парень, немногим старше самого Артура, был прямо напротив и обеспокоенно смотрел большими глазами ярко-зеленого цвета, будто огромная крона молодого, но мощного дерева. Они так манили к себе, привлекали, пленяли, заставляли бесконечно долго смотреть в их глубину. Артур впервые почувствовал что-то незнакомое, но при этом теплое (обычно незнакомое было холодным и пугающим), серость вокруг него расступилась при одном только взгляде в эти изумрудные очи. Словно вся пустота начала заполняется чем-то. Чем-то очень приятным. Грей начал приходить в себя только тогда, когда его с силой дернули вперед, и он, дабы не упасть второй раз, попытался вернуть контроль над телом, замахал руками, чтобы устоять на месте. Но ему помогли удержаться "на плаву". Тот самый громкоголосый все еще продолжал держать Артура за плечо. — Ну, слава всевышнему, ты хотя бы можешь стоять! Черт, парень, еще раз так напугаешь, не знаю, че будет, с тобой в обморок грохнусь! — на выдохе сказал молодой человек, немного потрясывая и одновременно похлопывая паренька по плечу. Кажется на заднем фоне Грей слышал детский, противный смех, и даже хотел было что сказать, но язык будто онемел, и он просто тупо пялился куда-то в сторону, не находя себе места и сил тоже. — А ну, шманайте отсюда, а то замету! — прикрикнул на все еще хохочущих детей парень в костюме уборщика и грозно вознес метлу, которая все это время лежала неподалеку, наверх. Учеников и след простыл. Артур вновь взглянул на лицо зеленоглазого парня, и теперь на его губах была заметна улыбка, легкая и мягкая, она излучала невидимый свет, и от этого становилось еще теплее. — С-спасибо... — еле вымолвил из себя Грей, стыдливо переведя взгляд в пол. — За что? За то, что я тебя чуть не пришиб?— уборщик виновато улыбался, стараясь сгладить ситуацию глупенькой иронией. Ответной реакции от «пришибленного» паренька не последовало, поэтому лицо громкоголосого вновь приняло чуть более встревоженный вид. — Голова болит? Артур лишь пожал плечами. — Не, так дела не делаются. — Подумав немного, ответил молодой человек, почесывая затылок. — Надо бы лед притащить, да посидеть чутка. Идти можешь? Артур опять пожал плечами, но решил попытать удачу и шагнул вперед. Он почти не упал. Голова перестала кружиться настолько сильно, как это было буквально минуту назад. Собеседник Грея хихикнул и заключил: — Ну, сойдет для первого раза. А после подхватил паренька под руку. — Надеюсь, не будешь против, что я тут тебя с урока выдерну, а то, боюсь, ты до кабинета не дойдешь, рухнешь где-нибудь, на меня же потом вина — хохотнув, сказал парень в форме уборщика, добродушно обращаясь к Грею. Почему-то Артур застеснялся при взгляде этих зеленых омутов прямо на него. Они прожигали дырку в области груди и увлекали куда-то за собой далеко-далеко. Артуру казалось, что его лицо то ли побелело, то ли покраснело. А может все вместе. Что было ближе к правде паренек так и не решил. Он опять уставился в пол. Но кивнул. Очень и очень смущенно. *** Артур прекрасно знал, куда ведет его этот шустрый молодой человек. Ну, по крайней мере, догадывался. За время всего небольшого пути, громогласный пытался то ли разговорить паренька, плетущегося сзади, то ли просто не любил неловких молчаний, поэтому старался изо всех сил что-нибудь сказать, а может просто любил болтать без умолку. Артур вновь не знал, на каком из мнений остановиться. — Чел, я тебя что-то не видел вообще. Я тут недавно в вашей школе, но вроде некоторых уже запомнил. Вот хотя бы та девчушка с кудряхами. Такая шустрая! Ну, со скакалкой которая, и прыгает везде. Ты же ее знаешь? Так вот... — молодой человек все не замолкал и продолжал своеобразный диалог одного человека. Хотя урок уже начался, а его голос был не очень-то тихим, Артур вообще не хотел его прерывать. Вслушиваясь в эмоциональное повествование, он совершенно не придавал значения сказанным словам, но зато отдавался полностью звучанию его голоса. Абсолютно ни на что не похожий, журчащий, поблескивающий в лучах голос. Он идеально подходил этому высокому парню в костюме уборщика. Такой же необычный, как и он сам. Скажите на милость, где еще можно встретить работника школы с полностью выбеленными волосами, лишь только пару прядей которых были выкрашены, и не абы в какой, а в зеленый. Это было табу для любого, кто заходил в эту школу, не только для школьников. Ах и удачливый сукин сын этот громогласный. Наконец, проделав нелегкий путь в виде нескольких коридоров, парни доковыляли до небольшой двери, за которой, как уже знал Грей, скрывалась коморка. Уборщик отпустил паренька и потянулся открывать дверь. На этот раз та поддалась вообще без скрипа. В какой раз за день Артур ошеломлялся, он не знал, но, кажется, судьба решила, что ему определенно не хватало, а поэтому подкидывала все новые и новые повороты. Его любимая, совершенно глухая и с этим великолепнейшая для посиделок, коморка претерпела кардинальные изменения. Стены были перекрашены в больничный светло-зеленый, в углу стоял небольшой шкаф, настолько белого цвета, что казалось, будто бы он сейчас выжжет глаза, с уборочными средствами внутри. Рядом удобно примостилась тумба, а на ней, Грей не поверил глазам, небольшой холодильник, еще и рабочий. Но дальше еще круче. На соседней стороне, как ни в чем не бывало, расположился диван, на вид очень мягкий и такой же белый. Близь к стене, прямиком около дивана, стоял столик, на котором аккуратной стопкой лежали документы, и только пара листов смято и отложено на противоположный конец стола, а дополняли всю эту композицию привинченные полки. На них чисто ради антуража располагались парочка книг, названия которых Артур, увы и ах, прочитать не смог. А последним элементом, подчеркивающим все безумие происходящего, стал плакат, ровнехонько прикрепленный прямо над диваном. И не абы какой, а с пришельцами, которые видимо что-то очень весело раскурили. Чертовы. Инопланетяне. С травкой. Что уж говорить о пыли — она будто и не лежала здесь никогда, а пауки боялись соваться в настолько отполированное место. Оставшаяся головная боль от столкновения сразу же прошла, и ее заменила смесь печали, злости и чего-то еще. Зависти, кажется. Почему, как только он нашел единственное место для своего душевного успокоения, свой священный Грааль, его сразу же нужно забирать и отдавать кому-то?   Возмутительно! Да как они посмели?! Что он им такого сделал? Все эти вопросы попеременно вспыхивали в голове, заставляя паренька буквально разрываться на части внутри. Но снаружи он, еле держась на ногах, стоял в пороге и смотрел в одну точку. Из всего того гневного монолога, что он хотел выпалить, он не сказал ни единого слова. Конечно, злость сильная эмоция, но страх бил все рекорды и уничтожал другие, распуская свои корни в сознании Грея. Артур лишь только тяжело вздохнул, и отвернул голову. — Так, давай-ка проходи, не стесняйся, твой дом, мой дом, ну или как там говорится! — воодушевленно произнес парень в форме уборщика, и слегка подтолкнул Грея вперед в комнату. «Да неужели, твой дом? Эта комнатка была моей, а ты мог бы хранить свои вещички в другом месте!», крутилось в голове рассерженного паренька, но он тут же отсекся, ведь, подумав немного, пришел к выводу, что в этой школе просто нет других кладовых, ну или как минимум незанятых мест. Даже немного стало стыдно за мысли. Артур все же прошел в комнатку и присел на краешек дивана, немного пожав ноги. — Ты уж извини, у меня слегка так не прибрано, — потирая шею произнес молодой человек, а после двинулся ближе к холодильнику. «Да уж, увидев мой беспорядок, ты бы наверное пришел в культурный шок», — подумал Грей, совсем не заметив, как краешки его губ легко поползли вверх. В это время громогласный парень достал из холодильника яркую жестяную банку с каким-то напитком и присел рядом с "потерпевшим". Он, недолго думая, поднес банку к затылку Артура. Паренек покрылся табуном мурашек от приятной прохлады на пострадавшем месте и стыдной ситуации, которая, как ему казалось, была вопиюще неправильной. — Я и сам м-могу, —  скомкано промямлил Грей и осторожно потянул руку, чтобы перехватить банку. — Да не парься, мне не тяжело. Тебе потом еще силы до класса ковылять нужны будут, — усмехнулся в ответ уборщик и добавил — Ты даже потом эту содовую выпить можешь, мне не жалко! Вот теперь точно Артур был уверен, что не только очень неловко потел, но еще и краснел, что смущало в несколько раз больше. Хотя казалось, куда уж больше. Грей убрал руку назад и собрался с силами посмотреть на лицо парня в костюме уборщика. Его глаза, такие зеленые и глубокие смотрели в ответ на парнишку, и он улыбался, все также легко и приятно. Вдруг в голове парня напротив что-то щелкнуло, лицо его немного вытянулось, и он чуть не стукнул себя по лбу. — Ек макарек, совсем забыл. Тебя хоть как зовут, а то я тебя все эй, да эй? Неприлично как-то, что ли, — проговорил молодой человек, вкладывая в каждое слово невероятное количество любопытства и энтузиазма. Грей подумал, что такой добродушный парень в любом случае мало что может сделать с ним и его именем, да и к тому же все в школе наверное знают его. Ну, хотя бы администрация. Если тоже не перестала замечать, как все остальные. — А-Артур. Артур Грей. — Красивое имя, благородное такое, британское что ли. А я Стив, но для друзей я просто Свип. — молодой человек вальяжно облокотился на диван, но продолжал бережно держать банку на макушке паренька. — Это прозвище? Или ф-фамилия? — А, да не, кликуха. Но почти как второе имя. Слушай, а хорошая идея поменять фамилию на Свип, будут два моих имени в одном! А ты круто соображаешь Артур! — воодушевлено и радостно (кажется, он по-другому не умел общаться) ответил Свип. Вдруг интонация уборщика резко изменилась. — Не, как-то слишком пафосно, — в момент Стив посерьезнел и стал не похож сам на себя. — Надо как-то более мягонько, — впервые этот громкий парень заговорил себе под нос. — О, не против «Арти»? Артур молчал неприлично долго по меркам молчания Грея в неловких ситуациях. — Н-нет, не против. *** На часах было ровно 3 ночи, а Артур все никак не мог улечься. Точнее, он лежал, комфортно устроившись под одеялом, уже несколько часов, мучительно и неподвижно, изредка поглядывая по сторонам, но сна не было ни в одном глазу. Поток мыслей бешено скакал куда-то, словно опаздывал на работу или бежал в марафоне, стремясь обогнать и обыграть остальных. Глаза давно привыкли к тьме, которая окружала парня.  Вот незадача. В какую же ловушку судьбы угодил Артур, познакомившись с этим уборщиком. Он и сам проклинал себя за неуклюжесть в тот день. Но проблема была далеко не в самом знакомстве, а то с кем произошло это самое знакомство. Этот сумасбродный Шумный Невероятно странный молодой человек. Такой зеленый, словно яркий луч светофора в туманную пору, который разгонял мрак и темень и давал команду вперед. К свободе. Он пытался считать овец, слонов, псов, даже лягушек, прыгающих через кувшинки прямо в болото, а после пытался не считать вообще и подумать о чем-то приятном, расслабиться. Но как назло в умиротворенные размышления без спросу врывался мысленный вихрь, захватывающий и разрушающий последние крупицы спокойствия. Но почему-то Артур не шел вперед. Он продолжал завороженно смотреть на этот огненный луч. Не такой жгучий, как красный. И не такой солнечный, как желтый. Идеальная смесь спокойствия, живости и свежести.   Грей раздраженно выпрямился из своей крепости из одеяла и скинул его куда-то на пол. Наверняка оно снова улетело под кровать. После паренек плюхнулся лицом в подушку и плотно сожмурил глаза, до того, что стало немного неприятно. Кажется, серость, пожирающая день ото дня Грея обрела зеленоватый оттенок. Грей искренне надеялся, что ему мерещится. Промучившись еще минут 20 то ли от большой усталости и бессилия, то ли от прохлады, поступившей к телу Грей начал засыпать. *** Придя в школу, Артур твердо решил, что найдет для себя другое место для полного удовлетворения своей рисовательной потребности. Он настолько не хотел прощаться с этим чувством, близким к эйфории, что впервые его позиция была тверже гранитной плитки. Обычно она была сродни пластилину. Но паренек сразу же понял, что это будет намного более затруднительно, ведь сейчас к бродящему по коридору директору-свистуну подключился уборщик-крикун. Который еще и зашибить может. Несколько дней подряд, случайно замечая (Артур совершенно не наблюдал за Стивом, у него и в мыслях такого не было) Свипа, Грей подметил его невероятнейший способ уборки полов. Молодой человек выливал на пол приличное количество воды из ведерка, в котором, вероятно, было растворено немного мыла. После он брал в руки швабру и, предварительно на эту самую швабру оперевшись, отталкивался кедами от пола что было мочи. Это было похоже на то, как фигуристы изысканно и точно выписывают различные пируэты на коньках. Только здесь все фигуры были со шваброй и не по льду. Этот способ уборки был чертовски глупым, травмоопасным (в чем Артур убедился сам), но как назло эффективным. Эффективным настолько, что, кажется, управляющие не обращали никакого внимания. Главное, что школа была вылизана от пола до потолка. Грей вновь думал о том, что Стив просто невероятно удачливый сукин сын. Будучи парнем совершенно не рисковым, Грей решил не изменять себе и отсидеться пару первых уроков, дабы отметиться и изучить тактику ходьбы (а если точнее, проезда) неугомонного уборщика в зеленом. А «отсидеться» было действительно тяжело в этот раз. В голове пулями летали идеи о том, какие места еще остались в школе, для того, чтобы спрятаться от вечно давящего своим молчанием и безразличием социума, а после благополучно заняться любимейшим делом. Да еще и этот парень-уборщик, который наверняка если увидит его спокойно идущим по школе в поисках того, чего не знаю сам, отведет куда нужно. И мрачно-гнетущая пустота точно съест бедного «мальчика-носка». Хотя, думая о Свипе, Артуру становилось невероятно легко внутри, непроизвольно вспоминалось ощущение свободы. Словно уборщик «зеленый луч света, рассекающий серую липкую массу вокруг», а поэтому он никак не мог оказаться «злодеем воплоти» и отправить за решетку директорской. Насколько глупо чувствовал себя парень от этих мыслей, заполоняющих собой кучу пространства в голове и вытесняя крупицы разума. Артур замотал головой и, кажется, покраснел. Но никто этого не заметил. Как обычно. И хорошо. *** Боже, такого страха Грей не испытывал еще никогда. Конечно, что-то похожее в его жизни определенно было, но сейчас ему казалось, что он ни при каких условиях не сможет перебороть себя и выйти за пределы безопасной столовой. Да и то, она была безопасной на определенное время, ведь паренек совершенно не знал, когда нагрянет кто-нибудь пусть и не с проверкой, но обнаружить прогульщика для них станет очень хорошим уловом. Сбежав с потрясающей математики и от такого же потрясающего учителя, Артур не придумал ничего лучше, чем просто посидеть в столовой и подумать, что ему делать дальше. На перемене парень впервые ощущал себя почти спокойно, как будто так и должно быть. Он даже придумал, какое место можно проверить. Но как только послышалась противная трель звонка, Грей как вкопанный засел на стуле и не отклеивался от него уже чуть больше десяти минут. И если директора Артур почти не боялся, то вот увидеть Стива для него почему-то было сродни встрече апокалипсиса в одних трусах. Что, наверное, слегка странно и неловко. Из «испуганного транса» паренька вывел скрип двери, резкий такой, будто кто-то специально хотел обратить на себя внимание. Артур настолько побелел, что слился с цветом стены. Ему определенно шла эта маскировка, но дабы перестраховаться он решил спрятаться под стол. Из-за ножек стола было сложнее наблюдать за тем, кто появился на пороге дверей. Но даже с мешающими деревянными ногами столика Грей узнал бы этот зеленый комбинезон из тысячи. В руках у уборщика были швабра и ведро с водой, а на плечо накинута пока еще сухая тряпка, явно не для того, чтобы покрасоваться, какое крутое оборудование для чистки у него есть. Вот тут «отсидеться» явно бы не получилось, ведь этот молодой человек моет все очень тщательно, а такую большую пылинку, как Артур, заметно и без внимательного поиска грязи под столом. Грей это прекрасно понимал, поэтому судорожно пытался сообразить, как вообще можно выкрутится из такой ситуации. Столик, под которым спрятался паренек, был поставлен достаточно близко к входу, поэтому можно было просто тихо проползти внизу и, считай, выход в кармане. Но у Грея не может быть все настолько просто. Несколько минут он ждал, когда Свип уйдёт вглубь зала и начнет что-то проговаривать себе под нос, и только тогда начал понемногу двигаться к двери.    Подметание пола своей одеждой длилось вечно, пока наконец не закончились столы, и Артуру не потребовалось встать и досеменить до двери. Это длилось еще дольше. И вот она — заветная дверь на выход. Осталось лишь толкнуть ее, и свобода будет поймана за хвост. Внезапно где-то вдалеке зала послышались шаги. Также внезапно простыл след Артура. *** «Не бегать по коридорам». Именно так гласило одно из главнейших правил для учеников в школе, настолько приевшееся каждому маленькому засранцу, что его уже почти никто не соблюдал. Поэтому с недавних пор директор лично отлавливал некоторых шибко резвых бегунов и читал им длиннющие лекции о том, сколько травм дети могут получить, шевеля ногами чуть быстрее, чем при ходьбе на переменах. Кто-то, пока слушал эти невероятно интересные речи директора, насчитал 51 травму, которые он упомянул. Естественно, Артур знал это правило, и естественно он его соблюдал. Ну, разве что в экстренных случаях он мог слегка пренебречь им, если бежать было просто необходимо. Как раз сейчас был он самый. Парень летел со всех ног, сам уже не разбирая, в какие стороны сворачивает, и в какие закоулки школы приведет его хаотичная дорога. Он настолько испугался идеи быть пойманным Стивом, что идея быть пойманным директором уже не волновала, а поэтому Артур продолжал задыхаться. И вот, наконец, спасительная вывеска WC и захлопывающаяся дверца. Вбежав во внутрь, Грея первые несколько секунд совершенно не заботился о том, находится ли кто-то внутри заветной комнаты. Он позволил себе с шумом выдохнуть и даже осесть на кафельный, почти не замызганный пол. Но затем опомнился, затих и прислушался. Ни-ко-го. Прерывистое дыхание Грея гулким эхом разносилось по помещению. Впервые за все время посещения совершенно пустая уборная. Даже любителей раскурить чего-нибудь веселого или не очень нет.   Артур привстал, попутно пытаясь перевести дыхание, громко шмыгая носом, а после подошел к раковине, чтобы умыться и привести себя в порядок. Его лицо горело ясным пламенем после такой физкультминутки, прохладная вода была очень кстати. Не успел «мальчик-носок» вытереть лицо приятными от холодной жидкости ладонями и растворится в блаженстве, послышались грузные шаги по коридору. Этот шагавший был явно не в духе, шаг несмотря на свою тяжесть был неровным, торопящимся, словно вот этот кто-то сейчас дойдет и с ноги кому-нибудь в хребет вдарит. Грей с минуту не шевелился, вслушиваясь в звуки от таинственного незнакомца, а вода в кране мелкими струйками продолжала течь в руки паренька. И каким бы пессимистичным и разочаровавшимся в своей удачливости Артур не был, он решил понадеяться на судьбу и искренне поверить, что «ну вот не пойдет этот топающий в уборную, ну зачем это им, точно же мимо пройдет, правда, ну пожалуйста». Но, как говорится, на судьбу надейся, а сам не плошай. Дверь, жалобно скрипнув, отлетела к стене и смачно впечаталась в нее, заставив посыпаться не только краску на стене, но и Грея. «Топотун» буквально ввалился в уборную. Настолько ввалился, что аж запнулся о порог, после чего с его стороны полился поток безвкусной и сухой брани, которую незнакомец обильно извергал, прямо как вулкан лаву. Ну как незнакомец. По хрипловатому баритону и матерщине стало очевидно, что этот агрессивный сгусток энергии ни кто иной, как Билли, Билл или просто «задира». Артур ничего не успел ни сделать, ни сказать, он даже не успевал дышать, а тут такое. Для него столкнутся с Билом не просто страшнее, чем столкнутся с директором или с уборщиком. Билли боялись все, даже учителя. Без шуток и иронии, усмирить этого огромного и невероятно злого парня всего лишь пятнадцати с хвостом лет не мог почти никто (кроме полиции, конечно, и, по слухам, его любимой тети). На то, как вел себя этот пацан были определенные причины, но это, естественно, не оправдывало его. Наоборот подтверждало тот факт, что внутри Билл был всего лишь слабым и сломленным подростком с огромной мрачной тучей проблем, который только и мог, что выплескивать ураган эмоций на окружение, громко плюясь желчью и оставляя ссадины и синяки на собеседниках после себя. Билли, продолжая матюкаться, выудил из кармана немного мятую пачку дешевых сигарет, с какой-то неистовой силой выдернул последнюю несчастную папироску и подкинул ее наверх. По всем канонам крутых фильмов Билл должен был поймать сигарету зубами, а после зажечь ее и хорошо так затянутся. Но фильм, в котором почему-то снимался парень сейчас, был скорее не боевиком с крутыми парнями, крутыми сижками и возможно крутыми тачками, а горе-комедией, снятой студентом на последние гроши, у которого вместо камеры был, разве что, изжеванный тапок. Сигарета плавно выскользнула из рук парня и стремительно направилась на пол, легонько меняя траекторию в полете и летя чуть правее, чем нужно. Злополучная сижка приземлилась близ места, где истекая вот уже девятым потоком пота, весь бледный и вот-вот готовый грохнутся в любой момент стоял (вернее пытался хоть как-то пошевелится, чтобы убежать настолько далеко, насколько позволят ноги или легкие, но почему-то вросший в землю) Артур. Да, этот фильм какая-то уж совсем ужасная комедия. — Ты! Пидорас серый! — Грей мог поклясться, что ощущал на себе брызги слюней, летящих от его собеседника. Артур буквально был в ужасе от неминуемого мордобоя, но, несмотря на это, несколько опешил от того, как хулиган взъелся на него. Ведь парня он в последнее время не замечал также, как и другие ученики этого заведения. — Хули вылупился, я тебе говорю! Че ты тут забыл? Вали давай к ебене матери, пока я тебе харю не раскрасил! — теперь брызги от слюней стали более чем реальностью, ведь сейчас Билли стоял прямо напротив, чуть ли не наваливаясь всем телом на бедного перепуганного до смерти паренька. Но Грей продолжал стоять на месте, как вкопанный. Его ноги упорно отказывались двигаться, даже несмотря на то, что голова бесновала и орала о том, что нужно в срочном порядке рвать когти. Ноги вообще были теми еще предателями. — Еблище тупорылое, я к тебе обращаюсь! — массивная рука задиры резко обхватила шею Грея и, вжимаясь со всей силы в кожу оставляя заметные следы от ногтей, почти подняла всего парня наверх. — Больно смелый штоль стал, смелый-борзый такой, а? — мало того, что Артур не мог двинутся, так теперь он ничего не мог сказать, как минимум потому, что его горло сжали и пытались оторвать голову от тела. Поэтому на громкие восклицания о смелости Грея этот самый Грей никак не мог ответить и просто остался болтаться в руках, как тряпичная кукла. — Ну я щас те устрою, петушара. Послышался глухой удар, а затем еще один. И еще один. И еще. Где-то они были чуть звонче. Но все одинаково больные и сильные. После звук громкого и смачного харчка, открывающейся двери, удаляющихся шагов, которые заметно потеряли ту грузность, что была ранее.   И тихие всхлипывания. Помятая сигарета так и осталась лежать на том же месте. *** Стив очнулся только после часа полного обхода школы и очистки каждого угла до блеска. Его новое средство, купленное в его любимейшем магазине хозтоваров, да и к тому же по скидке, для более эффективной и безопасной уборки полов! Осталось совсем одно в четырех голых стенах подсобки! Возмутительно! Непростительно! Конечно, возникающей иронии на частенько совершенно здравые мысли в голове было хоть отбавляй, но забыл-то средство Свип совсем не иронично. «Как настолько безалаберно можно подходить к делу, на которое ты жизнь «просираешь»?» Назойливо и до неприличия громко крутилось в голове уборщика. Свип всегда корил себя за оплошности так, что любой бы с самой низкой самооценкой и наивысочайшим уровнем критики к себе отбросил копыта от зависти (ну, или наоборот порадовался, что он не настолько уж и не в порядке). Поэтому шутки и прибаутки были единственным спасением и хоть как-то сглаживали углы критичного сознания, не дававшее права спокойно ошибаться. Возможно, поэтому Стив любил доводить все до идеала. И ненавидел какие-то совсем незначительные детальки, которые могли помешать общей картине. Хотя от этой ненависти уборщик тщательно пытался избавиться. Но сейчас не об этом. Сейчас он брел в кладовку, перебирая ногами в такт какой-то забавной мелодии, сочиненной в голове, и очень даже ловко пританцовывая, за средством, чтобы вытереть с пола несколько несчастных капель краски. Кладовая уже была буквально за углом, и своей белоснежной дверью с зеленоватой ручкой (кстати, покрашенной самим Свипом!) так и манила к себе. А моющее средство манило еще сильнее, заставляя уборщика чуть ли не смеяться не в голове, а вслух, от своей остроумности и танцевать к подсобке немного быстрее. Смех и веселая мелодия продолжающая идти в такт с шагами вмиг разбились, когда Стив услышал едва различимые всхлипывания и шмыганья. Путем нехитрых вычислений и недолгого прислушивания, Свип решительно направился к туалетным комнатам. В этот раз дверь почти неслышно приоткрылась и, словно стараясь никого не напугать, издала лишь тихий скрип. Свет от коридора пролился на нервно подергивающееся небольшое тело, задыхавшееся в собственных слезах и попытках не разрыдаться во все горло. Поодаль от него небольшой лужицей разлилась алая кровь, следы которой также виднелись и на стенке. Наверное, они были и еще где-то, вот только Стив не мог увидеть четко. Бедняга лежал спиной к нему, поэтому абсолютно весь шарм подобной картины разглядеть не удавалось.   Удивление, смешанное с долей ужаса, разлилось где-то под кожей. Уборщик непроизвольно шагнул чуть назад. Он почему-то очень часто слышал про непомерную жестокость детей и подростков и когда сам учился, и когда покинул школьную скамью, и естественно опасался всего такого. Но чтобы настолько близко, прямо перед носом увидеть и почувствовать. Никогда.   Это еще раз подтверждало, что Свипу нескончаемо везло по жизни. Стив не стоял и почти не думал ни с минуту, ни с две, «че же делать при такой-то фигне». Стив не был бы Стивом, если бы не «рубанул с легкой руки или ноги», как это обычно любил делать, и пулей побежал к телу. — Пацан, ты там живой!? — уборщик присел на колени и ловко положил на себя пострадавшего, наплевав на кристальную белизну своих брюк. Сначала он не мог сообразить, кто лежал перед ним, но осознание пришло очень быстро, как только Свип повернул лицо паренька. — Арти!? Почему-то и без того обеспокоенному уборщику стало еще больнее и неприятнее где-то внутри груди. — Господи... Это тебя кто так!? За что!? — Стив нервно тряс парня за плечи и пытался немного привести его в чувства. Грей выглядел плохо. Нет, правда, Билли не щадил ни сил, ни времени, чтобы настолько красиво расписать парня в яркие, в основном красные и фиолетовые оттенки. Глаз заплыл, совсем свежий синеватый фингал лез наружу, из носа пенистой струйкой вместе с кусками стенок кожи обильно бежала кровь. На щеке то ли ссадина, то ли назревающий синяк, то ли все вместе. А уж о синяках на теле и говорить не стоило: они, словно пятна далматинца, окрасили участки кожи парня в лилово-бирюзовый, хоть большую часть из них не было видно. Дополняли всю эту картину слезы, размером с градины, которые смешалась на лице парня с кровью, размазались, и сейчас его физиономия напоминала место преступления. Артур не смотрел на Стива — было больно, стыдно и неловко. Ему не хотелось сталкиваться с этими зелеными живительными омутами, смотрящими с такой заботой и беспокойством, каких Грей никогда не заслуживал. Он ведет себя, словно тряпка, а Стив слишком хорош для такого нюни и тормоза с серым миром, как Артур. Так и хотелось убежать, спрятаться, чтобы никто не видел. А особенно такие люди, как Свип. Ну, точнее, только один Свип. Больше подобных ему людей он не знал. Уборщик продолжал судорожно потрясывать паренька, чтобы Артур хотя бы открыл глаза, обеспокоенно тараторя и попутно рыская в кармане в поисках чего-то. А Артур продолжал этот бессмысленный круговорот самобичевания, повторяя в голове, что он отвратительный слабак, и даже такое простое задание, как не смотреть в эти невероятные глаза, стало неприподъемной ношей для парня. И он сдался. Да, этот парень стал слабостью Артура. Сколь бы странно и неправильно это ни звучало. Грей немного приоткрыл глаза, а если быть точнее, то один глаз, ведь второй уже так мощно заплыл и наотрез отказывался появляться. Через щелки прорезались окутанные слезной дымкой серые очи, взгляд которых был направлен ближе к потолку. — Арти, живой! Никогда меня так не пугай, а то я ведь и откинуться могу! — Свип словно ожил, хотя был и так самым живым в этой комнате. Он крепко стиснул в объятьях немного обмякшее тело Артура, но тут же послышалось сдавленное шипение, а дыхание паренька заметно участилось. — Ой, блин, извини, не серчай. Я тут просто думал, что ты уж все, помирать собрался, но нет, живее всех живых. Не представляешь, как я счастлив, парень! Свип отпустил Грея из крепких объятий и постарался усадить в более-менее ровное положение. Стив не переставал задавать разные вопросы, попутно осторожно, еле прикасаясь, вытирая платком пятна грязи, слез и крови. — Так кто ж такой блин урод покоцал тебя так? Кому ты дорогу перешел? Но Грей упорно молчал, и лишь жмурился от прикасаний к ссадинам на скуле. В какой-то момент своих бесконечных расспросов Свип потупил взгляд и замолчал, усиленно пялясь на щеку Артура, словно попал в прострацию, а щека, кажется, стала порталом в параллельный мир. В голове Грей уже подумывал устроить панику по поводу того, что такого уборщик разглядел на его лице, но тут же резко, как громыхание после молнии, послышалось прямо над ухом: — Елки, в школе же нет медсестры! Артур опешил и, то ли от громкого голоса Стива, то ли от привычки всего шугаться и соглашаться со всем, лишь бы не трогали, немного кивнул. Это, кстати, впервые было почти уместно. — Я ж об этом еще давненько узнал, как только устроился, а че только щас вспомнил... —уже чуть тише, бубня себе под нос (но при этом достаточно громко, чтобы разобрать каждое слово), размышлял уборщик. А после решительно, с энтузиазмом и прежней громогласностью, повернул голову и, как будто дойдя в голове до какой-то блестящей идеи, заявил: — Так, пока ты не лишился вообще всей кровищи, надо тебя подлатать. С этими словами Свип привстал и легонько потянул на себя все это время лежащего на коленях своего «спасителя» Артура, а после сразу же перехватил его под руку, дабы не дать пареньку упасть. Вся операция по подъему прошла «без сучка без задоринки», и вот почти живой Грей почти сам стоит на ногах и почти хорошо соображает. — А у меня как раз бинты завалялись с пластырями. Прикольные, кстати, они с цветочками и звездочками и зверушками всякими, по скидке были, ну, тут грех не взять. Ну, пластыри, не бинты. — Добавил к своему умозаключению Стив и хихикнул, а после посмотрел на Артура невероятно счастливым лицом, будто увидел не маленького побитого мальчика, а что-то невообразимо фееричное по его меркам самых прекрасных штук на планете. Хотя, лицо уборщика чаще всего было таким. Как показалось Грею, его глаза и без того зеленые-зеленые стали еще ярче и зеленее, а Артуру, безвольно весившему на плече Свипа стало еще более неловко.  — Ладненько, прокатимся с ветерком Арти! Стив чуть крепче ухватился за хлипкие ручонки Грея и, вопреки своим словам, начал очень осторожный шаг совершенно без ветра, чтобы паренек успевал шевелить своими ногами за уборщиком. — Что ж тебе так везет у меня болячки лечить? — иронично заметил Стив, все с той же улыбкой смотря на Артура и мягко посмеиваясь. Артур смог покраснеть и побелеть одновременно, не зная от чего больше: от того, что он такой раззява-неудачник, у которого прям медом намазано бывать во всякого рода стычках с неприятными последствиями, или от того, что уборщик помнил о его предыдущем присутствии в подсобке. Наверное и от того, и того понемногу Но, стоит признать, шутку Грей заценил. *** Слабая рука совсем уж неловко скользнула чуть ниже плеча, останавливаясь около острых лопаток, и попыталась ухватиться за хоть что-то. Дрожь пробирала буквально до костей, поэтому в достаточно крупной тряске большой удачей было удержать верхние конечности в каком-никаком стабильном положении. Хотелось, почему-то, искренне улыбнуться и при этом же громко, прямо как маленький ребенок, заплакать навзрыд, выплескивая и выворачивая накопившееся наизнанку. А еще хотелось прижаться ближе, ближе к теплу, ближе к свету, ближе к тому, что по настоящему наполняет жизнь яркими красками, схватиться и никогда не отпускать эту маленькую возможность наконец почувствовать счастье. И в этом не было почти ничего неправильного, смущающего и пристыжающего, не хотелось ни краснеть, ни белеть, ни зеленеть и уж тем более синеть. Впервые Артур чувствовал себя дома. — Молодой человек, что вы здесь делаете? Далеко, совсем глубоко и смутно. Почти неслышно. Будто вода в ушах. — Разве у вас сейчас не должен быть урок? «Кто-то говорит», Артур отчетливо это понимал. Но почему-то так хотелось, чтобы этот кто-то замолчал. Сделал по тише. Выключил звук. Заткнулся, в конце-то концов. — Вы меня слышите!? Выныривать, особенно резко, не всегда приятно, но нужно, чтобы не задохнуться от перетекающей из легкого в легкое жидкости, вязкой, заставляющей судорожно откашливаться и выплевывать ее мокрыми гнойными сгустками. А барабанные перепонки разрываются от колющей и стучащей боли. Перепады давления это не шутка. Кажется, что эта скопившаяся противная жижа из легких теперь везде и выходит даже через уши, без которой можно услышать каждый приятный и не очень звук поверхности. Коридор. Абсолютно точно это был коридор, Артур бы узнал это место из тысячи, даже если бы потерял память. Ну, или часть своей памяти. Настолько въелись в его подкорку (с недавнего времени чистые) стены и полы этого злосчастного прохода. Свет больно резанул по глазам и оставил «шрам» в виде маленьких темных мушек в очах, которые все никак не хотели улетучиваться. Грей медленно потянул ладони к лицу и так же медленно потер веки. Вокруг достаточно тихо (что было вполне логичным, шумная перемена прошла, и вновь воцарилось лишь изредка прерываемое молчание пустых школьных проходов), не учитывая разве что голос, требовательный и строгий, доносящийся около левой части тела, но в ушах стоит такой звон, какого не бывает, когда прижимаешься вплотную к звенящему колоколу. Да даже если бы тебе эти колокола в уши засунули, было бы не настолько мучительно громко. — Молодой человек, я с вами вообще-то беседу веду. Давайте-давайте, просыпаемся, дома будем отсыпаться. Речь становилась четче, и, как только голова смогла разобрать, чье же все-таки стрекотание зудит в ухо, в момент прошли все эффекты «заплывшего и потопленного сознания», а глаза Артура стали квадратными, если не треугольными. — Д-добрый  день мистер Престон, — глухой и тихий тенор, будто у курильщика или очень простуженного человека. Будь Грей в обычной ситуации — не поверил бы, что это его собственный голос и засмущался. А сейчас смущаться было вот вообще неуместно. — Добрый, добрый. Почему это мы не на уроке? Небось, математику прогуливаем? — бездонные, практически черные глаза директора смотрели чуть выше грудной клетки его оппонента, выжигая там дырку. — Н-нет, нет, что в-вы. Я просто ходил в уборную и все… — нервно-нервно затараторил Грей, почти белея от страха. Это был вообще первый раз, когда директор вот так просто заметил Артура и поймал его за руку. Так, секундочку. А как вообще Артур оказался посреди коридора так неосторожно. И где он был до этого? Почему все так размыто? Словно в сладкой и липкой поволоке, обвившей мозги и заблокировавшей доступ к памяти к чертям. Он же четко помнил, как бежал от чего то куда-то и не нашел места для пряток лучше, чем туалет. Потом эхо пустой комнаты, холод воды, а после Удары. Очень и очень неприятные… А что же потом? «Хей, я надеюсь, ты не против спрайта без сахара?». Что-то холодное коснулось брови и осторожно приятной волной прохлады прокатилось около глаза, лишь изредка щипая и покалывая. Но несмотря на это было так... нежно? Словно тот, кто водил банкой около глаза, был ювелиром и боялся сломать драгоценный камень, с такой точностью и выветренностью касался ушиба. На удивление становилось легче. Вроде бы лицу прохладно, а в душе так тепло.» — Так почему же вы в коридоре очутились, да еще и чуть не в обморок падая? Дома можете падать сколь угодно, а в школе, будьте добры, на уроках знания получать. Давайте я вас провожу в кабинет и отслежу, чтобы никаких больше побегов. Это первый и последний раз, — учтивый, строгий голос заставил Артура буквально сжаться до размеров пылинки. Никаких криков, гнева или чего похуже. Только очень взрослая строгая — строгость. Грей давно не ощущал чувства, когда тебя отчитывают. В основном то, что он ощущал, напоминало безразличие и пустоту, и лишь с недавних пор они начали разбавляться чем-то странно приятным, тянущим и сладким, наверное. Говоря о сладости. Почему во рту было одновременно так солено и сладко? Напоминала эта смесь вкус лимона вместе с просоленной металлической ручкой от двери. Вот черт. А что же...? Грей, как оказалось, шел вперед прямиком за директором, поспешно перебирая ногами, дабы успеть за направляющим. Да, мысли и правда уносили паренька высоко-высоко. Между тем Артур медленно поднял руку к своему лицу и решил пощупать, на месте ли все составляющие его миловидной мордашки. Определенно лицо сейчас было не в лучшей форме, ведь помимо носа, рта и щек он также нащупал несколько крупных ссадин, пару припухлостей около губы и глаза, и феерией всего этого веселья стал пластырь на носу. Башка начала медленно, но верно крутить шестеренки, и сладкая, очень липкая дымка сходить с коры головного мозга. «Так, тебе какой? С божьей коровкой или пальмами? О, а еще есть со львами и эм... Наверное, это носорог...Или бегемот...? Ну, короче, в любом случае классный! Еще, конечно, есть с тираннозавром. Блин, вообще я его для себя припрятал. Но если понравится, можешь забрать, мне не так уж-то и жалко! Хотя, для тебя мне ничего не жалко...» Это прозвучало неприлично тихо для такого громкого голоса, но все еще очень четко различимо и естественно сопровождалось приятным смешком. Впервые этот голос выдал что-то похожее на... смущение? Кабинет математики расположился прям перед лицом Грея, когда он вновь очутился в реальности. — Впредь я буду следить за вами, молодой человек. Не вздумайте вытворить еще глупостей, а иначе очень быстро попадете в мой кабинет. — С этими словами директор почему-то нервно выдохнул и резко пару раз ударил в дверь.   Мистер Балдимор был очень раздражен столь варварскому покушению на его кабинет во время урока, но виноватая улыбка мистера Престона заставила его закатить глаза, нервно постучать пальцем по столу и наконец впустить «опоздавшего» в кабинет. Вещи Артура, наверное, остались в другом классе. Да в прочем это уже и неважно. Как только Грей усадил свою тушку за отдаленную пустующую парту около окна он осознал: «Насколько все болит!» Буквально, от кончика носа до левой пятки. Но определенно не так сильно, как болело все до заботливых и на удивление мягких рук, бережно стирающих кровь с лица… — Сейчас мы тебя усадим, все обработаем как следует, и будешь как новенький. Даю слово! — С этими словами Стив приложил правую руку к груди, улыбнулся, а после засеменил к шкафчику в поисках медикаментов. Артур в полулежащем и, наверное, полукоматозном состоянии покоился на диванчике и смотрел куда-то в потолок, стараясь абстрагироваться от боли и стыда (как никак он заставляет Свипа беспокойно рыскать в шкафчике ради него, да даже просто делать что-то ради него — это уже было непростительно). Почему Грей вдруг стал таким «популярным»? Почему сразу два человека обратили внимание на его неприметное существование? И если тому, что Стив его заметил он был (бесконечно) рад, то вот Билли... скажем прямо, не очень.     — Чутка пощипет, не парься — несильная боль в области щеки от спирта сменилась на легкое приятное дуновение прохладного воздуха в эту область. Артур резко открыл удивленные глаза. Стив мягко посмеялся. — Мама всегда так делала, когда мазала зеленкой, становилось заметно легче, — добродушная улыбка не сходила с его лица. Во время всего «сеанса у врача» Свип о чем-то очень активно говорил, жестикулируя и обильно хохоча. Грей даже что-то тихо отвечал, во только что, уже никто не вспомнит. — Арти, слушай, присядь-ка, а то я не смогу пластырь ровно наклеить, — их односторонняя беседа прервалась, и Артур, послушно прикладывая все силы, которые у него только остались, присел аккурат на край дивана. Теплые, удивительно ласковые пальцы осторожно пригладили пластырь на носу. — Ну, вот и готов наш орел! Как новенький, я ж обещал! — Стив вновь приложил руку к груди. Уборщик уже хотел было встать с дивана. Однако очень тихий, глухой голос Грея прорезался сквозь непреодолимую тяжесть. — Мистер-р Свип. — Арти, я… — ответ Стива не успел начаться, как тут же завершился, когда тот почувствовал на своей спине холодные ладони, старательно пытающиеся удержатся на месте. Это наверное какой-то абсурд, глупость, шутка на крайняк. Но нет. Артур действительно пытался изобразить что-то на подобии объятий. Паренек очень неловко прижался щекой в плечо, отвернув голову почти совсем вниз. Все его тело напряглось и мелко подрагивало, а руки никак не хотели слушаться, так и норовя оторваться. Как оказалось, Грей совсем не умел выражать чувства благодарности людям, которые ему нравятся. Ну, или хотя бы просто людям. Потому что раньше никогда подобного не испытывал. Объятья стали единственным правильным решением в его голове. Ведь обнимашки любят все, так...? И Стив был совсем не против, потому что крепко стиснул в ответ «разваливающееся» тело, обвив своими руками и прижимая к себе. Как же Грею повезло, что Стив любил обнимашки. Артур, помимо неловкости, буквально ощущал, как внутренняя пустота наполняется светом и теплом, как страх постепенно уходит, давая дорогу совершенно новому чувству. Счастью. Где-то около уха прозвучало: «И зови меня Свип, я ж не старпер какой-нибудь!» У Грея покраснели уши. Не потому, что Стив, а потому что ужасно стыдно и неловко. Но черт, так хорошо на душе.