Писатель

Массивные напольные часы медленно пробили двенадцать раз. Воск свечей – точнее, того, что от них осталось – медленно стекал на подсвечник, плавясь. Огонек тускло освещал стол и бледную руку, старательно выводящую что-то на листе бумаги с помощью перьевой ручки. От ручки оставались кляксы, чернила кончались и приходилось менять, либо брать более простую, но тоже перьевую ручку, только ту, что обычно макают в чернильницу как перо. Рука была бледная и какая-то желтая из-за падающего на длинные, худые пальцы света от свечи. Не того желтого, как желтая роза, а такого, как янтарь. Он любил свечи. Любил наблюдать, как огонек трепещет, даря свет и некое тепло. Любил подносить к нему бледные руки, только так, чтобы не обжечься, и прикрывать глаза, заменяя этим отдых в перерыве между написанием новых глав. Только когда от больших свечей оставалось немного воска с догорающим фитильком, он понимал, что потерял счет времени. Часы пробили один раз – один час. Один час ночи или утра – этого он уже не знал. Вечно зашторенные окна не пропускали свет даже когда он был. А тем более, если день был пасмурным. Перьевая ручка царапнула бумагу. Пришлось быстро макать ее в чернила пока мысль не пропала. Сейчас он все запишет, а потом, после долгожданного крепкого сна, перечитает и внесет правки. А пока разве что енот напоминал о еде, царапая штанину писателя, показывая, что голоден. Так было много лет, так сейчас, так, верно, будет и дальше? Пока в один прекрасный день, который один от другого, казалось, разделяла ужасная временная пропасть, тот, для кого он писал не открывает дверь и ехидно щурит зеленые глаза, сразу нацепляя очки и звонким голосом зовя писателя —Какую загадку ты приготовил сегодня, По-кун?