Звезды решил наебать, Шастун?

— Непосредственно, раздел «отношения и секс» меня напрягает. Ты же понимаешь почему? — Антон отхлебывает первый глоток из пятой кружки кофе и совершенно не чувствует вкуса. От горечи уже язык онемел. — Конечно, Антох, понимаю. Это же передача на чистом приколе. Или ты правда думаешь, что Олеся достанет из своей драгоценной колоды карту, а там капсом — ОН ГЕЙ? И она в камеру повернется такая — мне тут звезды нашептали, что у Антона марс в десятом доме, а это значит, как мы все знаем, что он в жопу ебется. — Иди ты, Дим. — Тох, не переживай. Все будет настолько фигурально, что вместо тебя кого угодно посади, то же самое выйдет. — Угу. Не, Антон дико рад, что Журавль наконец запускает свою собственную передачу. Этот харизматичный милый шкафчик давно заслужил. Только вот его опять и снова заводят первым на неизведанную территорию, чтобы заманить зрителя. Ведь первое правило ютюба гласит — хочешь, чтобы шоу раскочегарилось с первого выпуска, пихай туда Шастуна. А Шастун всего нового боится, как всем известная Тина успешных шоу на своем телеканале. Только вот «нет» на беду свою говорить не умеет. И если бы это было только о ютюбе! Есть куда большая проблема — умопомрачительно-красивая, голубоглазая, томно-под-ним-каждую-ночь-стонущая проблема, которой он тоже в свое время не смог сказать «нет». Да и не пытался никогда. И вот поэтому, обсуждая сейчас с Димой первый выпуск шоу, где его личность собираются препарировать вдоль и поперек на огромную аудиторию, он начинает сильно беспокоиться насчет пункта «Отношения и секс Антона Шастуна». — Главное, чтобы ничего такого не вылезло. — Ничего такого не вылезет, Антон, обещаю. Он вздыхает и грустно опрокидывает в себя бурую безвкусную жидкость. В день съемок он сам не свой. Дима его поддерживает как может, без конца напоминая, что это псевдонаука, и о его голубом альтер эго она ничего никому не поведает. Олеся, что называется, дама с приколом. Со своими этими “личинками”, “шарообразными головами” и “пошепчи в колоду”. Антон расслабляется уже на первых минутах, понимая что серьезностью здесь и не пахнет. Напрягается снова лишь, когда все перетекает в рубрику “любовь и секс”, и он вдруг неожиданно осознает, что Олеся, притворившись дурочкой, и под все эти смехуечки, по сути наговорила про него больше правды, чем любой психолог. — Внешность тебе в женщине не очень важна. Такого нет, что тебе нужна супермодель, первая волчица в стае. — Тебе нужна вторая волчица в стае, — поддакивает Дима. — Это правда, — убедительно соглашается Антон. Черта с два это правда. Попов — не вторая волчица в стае. И не первая. Попов в рамки стаи не вписывается вообще. Арсений — звезда. Не такая как Антон. Не медийная. У Шастуна и подписчиков всегда было больше, и популярней он в разы. Нет, Попов звезда по своей сути. Всегда красив, всегда с иголочки, всегда поразителен и блестящ. Антон перед тем, как серьезно начал страдать конкретно по Попову, долго страдал по своей растерянной ориентации, что все никак не могла определиться, что ее больше привлекает — сиськи или члены. Все стало очевидно в первый же год совместной работы, когда дотоле вальяжно ускользающая гетеросексуальность Шастуна, вдруг дала по съебам. Сидели как-то в кабачке каком-то после съемок. Арсений все никак не мог успокоиться, сильно контрастируя с остальной вымотанной группой. Все пиздел что-то без умолку, дергался, изображал. Антон, утонув в капюшоне, только диву давался. — Чувак под чем-то, отвечаю, — шепнул ему Позов. Антон кивнул. Но взгляд от этой сценической экспрессии, что нисколько не потухала вне камер, оторвать не мог. — Вот увидите, шокеры народу зайдут больше всего, — сыпал он прогнозами. — Людей очень веселит боль других. И хихикнул смехом своим позвякивающим, милым, совершенно не вписывающимся в эту дешевую обстановку. Гетеросексуальность Антона, помявшись у порога, пожала плечами, мол «ну ты сам все видишь — ресницы эти, глаза, фигуру и остальное. Мои полномочия тут, как говорится, все» и громко хлопнула за собой дверью. От хлопка этого он дергается и возвращается в реальность, натыкаясь на проницательный взгляд Олеси. — Как только тебе становится скучно, отношения все. Тебе нужна эта суета, понимаешь? — продолжает вещать, не заметив Антонова забытья. — То есть, мне нужна такая, но такая мне не нравится? А та, которая мне нравится, мне не нужна? — Да. — Что делать? — Антон хлопает в ладоши и наклоняется к столу ближе в ожидании ответа. Ибо вот это действительно важный момент. — Смотри, тебе подойдет женщина с биполяркой. Естественно. Дима стекает под стол, а Антон старается пошутить. Только ни хрена не смешно. — Тебе нужно это состояние — то холодно, то жарко. Ты думаешь, что она тебя любит, а она через день тебя уже не любит. — С ней нескучно, — встревает выползший из-под стола Дима. — Ну да. С ебанцой, короче. Ебанца Попова в свое время знатно расшатала Антону нервишки. Когда они были еще совсем молоденькими, Арс очень любил эту игру в «любит/не любит». Если Антон и был в активной позиции куда чаще чем наоборот, то мозги трахал на постоянной основе только граф. В один день мог заглядывать как щенок лабрадора преданно в глаза и влюбленно хлопать ресницами, а в другой проходить мимо, сверкнув чуть ли ни высокомерным презрением на красивом ебальнике. Антоха места себе не находил. Его порой до тошноты укачивало. — В чем дело, Арс? — поймав его за руку где-нибудь за кулисами после очередного такого перформанса спрашивал Антон. — Что такое? — Что я, блять, не так сделал? — Все так, — и плечиками передернет, скуксит моську свою живописную. Улыбнется. Только Арсений может сказать «все нормально» и улыбнуться так, что захочется прострелить себе колено. Мучился Антон довольно долго, пытаясь разгадать тайну Поповского Треугольника, в котором бесследно пропадали логика и смыслы, и мучился бы еще дольше, если бы не решился на разговор с Кузнецовой. Ира была и остается единственной девушкой, знающей о его не совсем дружеской связи с Поповым, и других вариантов просто не было. Хотя разговаривать с ней хотелось не особо. Расстались они хоть и без скандала, но с незримым чувством осуждения, что повисло в воздухе между Ирой и его словами о том, что он уходит к мужику. С неприятным прищуром она выдала что-то вроде: — Так вот почему у тебя цацок на руках больше, чем у меня за всю жизнь было! Они встретились в баре, и под сменяющие друг друга шоты Антон выложил все свои переживания как на духу. — У меня есть версия, — правдоподобно отыгрывая детектива, заключила Кузнецова после его исповеди. — Попов откопал склад журналов Эль Герл за две тысячи седьмой год. — Че? — В жопе горячо, — серьезно аргументировала Ира. — Это техника “ближе-дальше”. Манипуляция, чтобы удержать человечка рядом с собой подольше. — Но нахуя?! — Боится, что он тебе наскучит, и ты уйдешь, — пожала она плечами. — Но я б на его месте не стала так с тобой морочиться. Бесполезно. Зная тебя, ты в один прекрасный день можешь признаться, что все это время был пансексуалом и уйти к Даше Корейке. Промелькнувшую в тоне обиду, она запила ядреным Б-52, а Антон решил с Иришкой больше никогда не советоваться, несмотря на всю полезность этого разговора. Поняв наконец хотя бы приблизительно, что за хуйня творится в чудесной Поповской голове, Шастун со всей серьезностью вознамерился эту хуйню из нее выбить. Как только Арсений вошел в очередную фазу “дальше”, резко начав делать вид, что они друг другу никто, Антон на это ровным счетом никак не среагировал. Не стал писать, звонить, допытываться. Окей, хочешь играть в дебильные игры, Арсюша, так давай сыграем. Посмотрим, что там у тебя с выдержкой, манипулятор хренов! Наблюдать, как лед непринужденной и немного насмешливой отстраненности медленно, но верно начал покрываться сеткой трещин, из которых пробивалась Арсеньевская неуверенная и уязвимая сущность, было одновременно приятно, больно и по-своему возбуждающе. Хотелось сграбастать его в объятия и успокоить. Сказать “люблю до гроба и никуда и никогда я не уйду”. Но тогда урок был бы не усвоен. Продержавшись две недели, ловя Арсовы скрытные непонимающие взгляды и уже почти готовый сдаться, он услышал стук в дверь своего номера и нехотя отлипнув от телефона, пошел открывать. — Можно зайти? — зачем-то спросил Попов, проскальзывая внутрь, прежде чем Антон рот успел раскрыть. Он прошел в номер и остановился посередине. Два метра неоправданных комплексов между незаправленной кроватью и неразложенным чемоданом, с которыми надо было экстренно что-то делать. В противном случае, отношения бы эти приказали долго жить. И так давления до жопы: гомофобия с одной стороны, бесчисленные фанфики с другой. Узнай о них общественность, началась бы Третья мировая. Фандом вообще в пыль бы сдрочился. — У тебя так футболки мятые будут, — сказал он, задумчиво взглянув на торчащую из чемодана одежду. — Ты не так их складываешь. — Арс, у меня дел полно и… — Антон, что происходит? Лед наконец раскололся полностью, а за ним мнущий пальцы истерзанный своим собственным долбоебизмом Арсений, что оставлял уж слишком мало шансов самому Антону сохранять эту беспристрастность. — Что происходит? — Антон держался молодцом, не выдав себя ни голосом ни взглядом. — Ты меня игнорируешь. Мы еще вместе? — Ты мне скажи. Арсений молчал, как всегда умудряясь умещать в это молчание сотни слов, пропихивая их осторожно по одному, натягивая по максимуму, но не давая лопнуть. И пока молчание это бухло, Антон стойко хранил собственное. Ему было сложнее. Он привык говорить все прямо, не утаивая. И ему казалось нет ничего легче, чем просто быть честным с дорогими тебе людьми. Попов же, видимо, находил это опрометчивым. — Просто хочу быть уверен, что у нас все серьезно, — наконец произнес он, и это было хоть и хуйней собачьей, но в его случае настоящим прорывом. — Поэтому проверяешь меня на прочность своими стремными играми? Арс, давай без этого дерьма, а? Ты прекрасно знаешь, что для меня это все очень серьезно. А вот к тебе как раз куча вопросов. — Для меня тоже очень серьезно, Антон, — было слышно, что не врет по тому, как голос вдруг осип. — Ну, а что тогда ты мне мозг ебешь? — Боюсь. Ни хуя, конечно, Кузнецова психолог дельный! Могла бы тогда первая догадаться, что я не по бабам. — Чего? — Что бросишь. В следующий раз скажу ей, чтобы открывала частную практику. Деньги будет зашибать бешеные! — Как же я тебя брошу? Ты же неиссякаемый ресурс всратых каламбуров. Ты мне нужен для поддержания самооценки. Чтобы я всегда помнил, что есть комики хуже меня. Хотя бы один. — Козел. — Иди сюда, придурок. Куда он его бросит?! Арсений даже в его объятия ложится как по меркам подогнанный. И роста именно такого, чтобы можно было комфортно положить подбородок на плечо, при этом не сгибаясь в три погибели. Вселенная их друг для друга по одним лекалам кроила. Сатурны в овнах, раки в Венерах, вся хуйня. Кстати, об этом... Он снова выныривает из воспоминаний как раз, когда Олеся переходит от страшных пророчеств про открытое только к шестидесяти годам окно возможностей к вещам более реальным. — Мне не нравится, как стоит твой Марс. В раке в двенадцатом доме. — Звучит хуево, согласен, — не понимая ровным счетом ничего, пытается изображать участливость в кадре Антон. — В целом, ты человек не особо решительный. У тебя стиль подкатов такой — неуклюжий мишка. — Абсолютно верно. Даже я бы слово “мишка” убрал, — соглашается он, вызывая новый приступ смеха у Димы. — А ты пьешь? — Олеся в лучших традициях Дудя с его “ты дрочишь?”, достает из первой попавшейся шляпы, непонятно к чему привязанный вопрос. Получив утвердительный ответ, она удовлетворенно кивает. — Когда ты выпьешь, твоя бессознательная луна встает в близнецы, и вот тут-то ты хорош. Марс разжимается, и все идет как по маслу. Шастуновский марс разжимался неприлично долго. Подкатить наконец яйца к Попову он собирался два года. И дело было даже не в том, что он неуклюж в подкатах или что до этого с мужиками у него ничего не было. И не в том, что оставшись с Арсением наедине и без одежды, он боялся понять в самый ответственный момент, что нет, все-таки натурал. Дело было в самом Арсении. Это же совсем другой уровень. На хромой кобыле не подъедешь. Но все случилось само собой в каких-то злачных Томских подворотнях на первых гастролях. После концерта вся команда основательно наебенилась, но только они с Поповым гуляли до четырех, наплевав на ранний отъезд. В какой-то момент Арсений приземлился на грязную мостовую тем самым местом, на которое Антон весь вечер клал свой стеснительный взгляд. — Бля, ну, Арс! Ну как так? — Антон подошел, помог ему подняться на ноги и естественно вновь не удержался, взглянув на аппетитную арсеньевскую пятую точку. — Э-э-м, у тебя там грязно. — Где? — Попов смешно крутанулся на нетвердых ногах, задирая подол куртки. — Здесь? — пошлепал себя по ягодице, успешно миновав пыльный участок. — Не, чуть пониже. Пока Арс будто нарочно огибал пятно, все яростнее натирая задницу, Антон размышлял об одинокой кроссовке, что лежал покинутый чуть поодаль. «Новый вроде. И как так получилось? И где тогда второй?». Периодически ему все же приходилось коситься на Арса, чтобы сообщить ему об очередном неуспехе. — Теперь повыше. Да-да-да, почти. — Бля, Шаст, — выдохнул вымотанный Попов и обреченно свесил руки вдоль тела. — Отряхни, пожалуйста. — Не буду я. Давай сам, — он боялся этого с самого начала, понимая что будет очень подозрительно отказывать в такой невинной просьбе. — Ну, блять, сложно что ли? Я никуда не пойду с грязной задницей. Ни в коем случае! Граф, в какой бы степени набуханности он не находился, не сдвинется с места, пока не будет уверен в своей идеальности. Антон, моля организм не реагировать так, словно он ещё не преодолел пубертат, шлепнул пару раз по правильному месту, выбивая наконец из него пыль. — Все? — Все. Арсений, успокоившись, опустил подол куртки и тут же схватил Антона за руку. — О, боже! — Что? — он замер, пугаясь неподдельного ужаса в голубых осоловелых глазах. — Ты же теперь гей. — Арс, я тебе щас ещё и ебальник протру, хочешь? — Не-не, я серьезно. Ты дотронулся до мужской жопы. Теперь ты гейский гей. Процесс необратим. Антон закатил глаза и направился в сторону отеля через пустынный парк, то и дело, впрочем, поглядывая через плечо на Арса. Выпили они примерно поровну, но Попов в принципе бухал куда реже, соответственно и дало ему чуть сильнее. Потеряется еще. Или того хуже — упадет в лужу, и тогда истерика неминуема. Когда он в очередной раз обернулся, то увидел, что Арс, прислонившись спиной к дереву, достал сигарету и пытался прикурить, не справляясь с заевшей зажигалкой. Его желание покурить было тоже вызвано сугубо алкоголем. — Давай помогу, — он подошел, взял зажигалку, в один щелчок прикурил, а когда опустил руки и поднял глаза, вдруг понял, что все. Он стоял с этой сигаретой, немного растрепанный, прожигал синевой своей холодной из узкого разреза под полуприкрытыми томно веками. Приподнятым с одного края уголком губы намекал, что все уже давно понимает. Руку одну засунул в карман, подбородок задрал, другой отвел сигарету ото рта, чтобы выдохнуть дым. Был бы у Антона мольберт, краски и умение рисовать, он бы уже картину с него малевал. Но у него были только подкрадывающееся к вискам похмелье и клубок спутанных чувств. — Признаться в чем-то хочешь? — с ухмылкой спросил Арс, вроде помогая этот клубок размотать, но не совсем еще понятно было, тянет ли он за нужную нитку и не делает ли хуже. — Хочу. — Так, признавайся. — Ты мне нравишься. — Как друг? — Нет. — Как коллега? — Нет, Арс, как ну... мужчина. В ответ он протянул руку, собрал в кулак ткань на куртке и потянул на себя так сильно, что Антону, чтобы в него не впечататься, пришлось экстренно упереться рукой о колкую кору дерева над головой Попова. Ночь, улица, фонарь бледный, тухнущий над их головами, язык Арсения в его рту — поэзия шастуновской ебанутой жизни. — Ты мне тоже нравишься, Шастун, — сказал, оторвавшись от него, Арс. — Как ну мужчина, — дразнился гадина. — Зайдешь ко мне в номер? Зачем конкретно он идет за Поповым в его номер, Антон понимал не до конца и как только переступил порог, решил дать заднюю: — Арс, я к себе пойду, наверное. Попробую уснуть. Хотя, сомневаюсь, что теперь получится. — То есть, мы оба так долго ждали, а теперь, когда наконец все точки над "и" расставили, просто пососались и по койкам баиньки? — разочарование в Поповском тоне пырнуло заточкой под ребра. — Ну, не знаю... дрочка? — осторожно предположил Шастун. Арсений вздохнул, да так глубоко, что прополировал стенку, проехавшись по ней плечом. — Эх, я-то думал, — томно. И губы поджал, и глазки вниз, а затем вверх на Антона. — Что ты думал? Антон искал спасение в кофте, края которой зажал в пальцах. От Арсения этот нервный жест не ускользнул. — Я снизу буду, не дрейфь. Сейчас в душе подготовлюсь только. Ситуация патовая. Вот перед ним стоит мужик — полноценный такой, крышесносный мужик, на которого он два года слюни пускал и говорит — я сейчас в ванну сгоняю, кишку прополощу и можешь мне засадить. И у Антона на все это один вопрос бежал от виска к виску неоновыми исчезающими буквами - "Что сука делать?!" И ответ был вроде очевиден, но разные части его тела отвечали на него по-разному. Член зачастил — ебемся, ебемся, ура, ебемся! Слабость в ногах шептала — так это… ты ж в этом плане девственен, Шастун, может повременим и погуглим немножко для начала. Мозг перебирал картотеку мемов, выхватывая то “ламиа-а-ат”, то “на что я жмал?”. — Ну, давай. Арсений скрылся в ванне в стиле Гудини. Раз, и нету его. Антон присел на краешек кровати, думая, что ему тоже не помешал бы душ. А еще лучше, справочник по анальному сексу. Он даже развеселился, представляя как читает инструкцию по нахождению простаты, параллельно растягивая Попову очко. — Че, смешное что-то вспомнил? — он вздрогнул, заметив что Арсений вернулся. Вернулся голым. Прям, совсем. — Ты раздеваться-то будешь? Трахаются без одежды. Надеюсь, ты в курсе. Антон встал, начав дрожащими руками стягивать с себя шмотки, пока Арс деловито прошелся к чемодану, вытащил оттуда смазку и презервативы и прошагал мимо него к кровати, плюхнувшись на нее спиной. — У тебя всегда с собой смазка? — раздевшись, Антон склонился над ним, проведя по каштановым локонам рукой. Сердце отзывалось нестройным своим битом по всему телу. — Ну да. Мало ли что. — У тебя с мужиком это не первый раз? — он был согласен, что вопрос тупой, но он задался сам собой. — Не, Антон, ты у меня не первый и даже… — он задумался, уводя глаза вбок. — не пятый. — Ни хуя себе! А так натурала убедительно изображаешь, — поразился Шастун, сглатывая при осознании, что ему сейчас нужно будет переплюнуть как минимум пятерых. — Ты убедительнее. Они начали целоваться, и руки Арсения зажили своей собственной совершенно удивительной жизнью. Сам он старался руки сильно не распускать и сконцентрировался на том, чтобы удержать рассудок. Потому что быстро понял — весь контроль только на нем. Арс пропал в своем возбуждении безвозвратно. Он цеплялся за все Антоновы части тела, лизался и бултыхался влажным студнем туда сюда, обкатывая свой член об его, будто, как скалкой, блинов налепить задумал. Горяченький, податливый, глазки поплывшие. В какой-то момент его рука со смазкой протиснулась между их телами. — Давай, мажь на пальцы и туда суй. Палец проскользнул внутрь, преодолев такое сопротивление, что Антон испугался, что ему член сфинктером, как гильотиной перерубит. Арсений же никаких недовольств не высказывал, вскоре попросив о втором, потом о третьем, а как Антон надавил на нужное место, дернул вверх бедрами, чуть не скинув с себя обалдевшего Шастуна, и начал вымаливать член. — Давай-давай-давай, Антош, можно уже, — и зараза такая, ни на секунду не переставал двигаться. То сосок оближет, то к члену Шастуновскому потянется, то выгибаться начинает. — Арс, ты можешь… — он заткнулся на полуслове, думая что звучит грубовато. Начал перебирать в уме прозвища, которыми не зашкварно назвать тридцатилетнего мужика, но не успел ничего хорошо обдумать потому, что Арс опять промычал что-то невразумительное, побуждая его наконец к активным действиям. — Зай, замри на секундочку. Блядская поволока с глаз Попова ушла в одно мгновение, и он уставился на него ясным удивленным взглядом. — Как сказал? — Никак. Можешь перестань мотыляться. Я не могу тебе вставить. — Не, не так, — нахмурился Попов почти грозно. — Повтори, что до этого сказал. — Не надо мне условия ставить, — психанул Шастун. — Ты ебаться хотел. — А ты значит не хочешь? Ну, окей, — Арсений попытался из-под него вылезти, но Антон протащил его по покрывалу обратно. — Не-не, постой. Ладно, — он вдохнул, пытаясь вобрать в легкие мужества, но получилось лишь терпкий запах пота и химозный аромат смазки. — Я сказал, зай… зай, пожалуйста, остановись на секунду. — Что такого сложного? Думаешь, мужики так друг друга в постели не называют? — Я не знаю, как называют друг друга в постели мужики. Я первый раз в такой ситуации. Прости, Арс. Дай мне скидку на этот раз. Взгляд Попова смягчился, и он успокаивающе погладил его по щеке. — Давай, Шастун, пристраивайся, — раздвинул ноги шире. — Только не торопись. В принципе на этом завораживающем виде потрясающей Арсовой растяжки и этих словах, можно было и кончить. Антон сдержался только потому, что вовремя представил дохлого голубя. И дохлые голуби, и крысы, и даже тиктокерские липсинки, мелькавшие в отчаявшемся сознании, перестали помогать, когда член жарко и сладко стянуло в узком проходе, а Арс, надрачивая и захлебываясь его именем, схватился за его бедро, насаживаясь глубже. Задача была не спустить первым. Если уж взялся, то надо было дотрахать как полагается. Чтобы Арс кончил на его члене. Но кончать тот никак не собирался. Ездил по матрасу верх-вниз под Антоном, глаза закатывал, останавливал его, чтобы самому бедрами поелозить в каких-то завораживающих лентах мебиуса. Антон, обливаясь потом, менял углы, и как только услышал особо яркий стон, начал остервнело долбить в это место. — Потише, Тох, я сейчас кончу! Шастун чуть ли не взвыл от счастья, даже не думая останавливаться, и как только почувствовал пульсацию вокруг своего члена и увидел стреляющую из Арсового болта жидкость, с облегчением себя отпустил. — Пиздец, Арс! — упал он загнанной тушкой на спину. — С тобой чтоб трахаться, надо заниматься дополнительно кардио. Я чуть коньки не отбросил. — Поменяемся в следующий раз, — буднично ответил Попов. — Полежишь подо мной бревнышком. Антон сглотнул, подумав о своем бедном девственном очке. Что же его ждет? — Можно интимный вопрос? — Шастун на секунду пугается, что Олеся каким-то образом залезла в его голову. — Можно, — говорит неуверенно. — Могу ли я утверждать, что ты любишь в сексе комфорт? — прежде чем Антон успевает ответить, она продолжает. — Просто есть люди с Марсом в близнецах, и для них норм и в подворотнях, и в машине, и в самолете. А Марс в раке, он такой — не, не, не, я домой. — Короче, любишь ли ты экспериментальные места в сексе? — включается Журавлев. — Ну, если вопрос — много ли их было, то нет. — В общем, бдсм-отели каждую субботу это не твое? — Нет, точно нет. Бдсм-отели не нужны. Бдсм-отель у него всегда под боком. Арс, конечно, точно ни в какие подворотни трахаться не полезет. Он тоже за комфорт и чистоту. Но дома выдумщик тот еще. Антоха в свои славные гетеросексуальные времена столько поз и игрушек не пробовал. Этот же вечно еще на приколе. Олеся все продолжает выпытывать информацию о личной жизни Антона у недоумевающего космоса, а сам он проваливается в еще одно пикантное воспоминание с неприличным хлюпающим звуком. Сидел он как-то перед теликом в своей московской съемной квартире, играл в фифу на плойке, наслаждаясь редким выходным. Где-то на периферии слышал, как Арс шароебится по углам — то на полках его что-то переставит, то посудой погремит на кухне. И тут вдруг подкрался сзади и давай шептать в ухо: — Антон, смотрел “Темного Рыцаря” с Хитом Леджером? — Да, конечно. — Помнишь, как он заставил карандаш исчезнуть? — что-то в этом вопросе Шастуна напрягло, и он покрепче схватился за приставку. — Ну да. В ту же секунду перед его лицом появился огромный резиновый елдак, а шепот в ухе стал еще горячее. — Хочешь, я такой же фокус с этим проверну? Антон нервно хохотнул и пропустил гол в свои ворота. — Арсюх, не влезет. — Смотри. Жар чужого тела за спиной пропал, и Антон покосился на то, как Арсений медленно спиной начал отходить в сторону кровати. Шастун развернулся к нему лицом на диване и сжал через штаны проснувшийся член. — Там у тебя уже 3-0, Антон, вряд ли выиграешь, — кивнул Попов на экран с забытым матчем и наклонился, спуская штаны. — Зато здесь сейчас будет 1-0, и не в твою пользу, — ухмыльнулся он, радуясь неплохой шутке. Но Арсений совершенно серьезно мотнул в ответ головой. — Я хочу 2-0. Не меньше, — пока Антон думал что бы это могло значить, Арсений, размазывая смазку между булок, грациозно выгнувшись на четвереньках, натягивал себя на дилдак. Фокус определенно получался. — Опять скорострельнуть собираешься, Шастун? — Сейчас я подойду и заткну твой дерзкий рот. — А я думаешь, чего жду? “Ах, вот, что за 2-0!” — мысленно отругал себя за непонятливость Антон. Арсений заглатывал умело. Так, что стоящему у кровати Антону приходилось изо всех сил напрягать ноги, чтобы ослабевшие коленки не подогнулись. Еще и этот вид, пропадающей в Арсе и снова появляющейся влажной игрушки, заставлял дыхание теряться в груди. Он надавил Попову на макушку, жадно толкнувшись в глотку. — Давайте, Арсень Сергеевич, я знаю, вы можете глубже. Арсений Сергеевич может глубже. Он может еще похабнее, еще быстрее, еще… — С кем будешь проверять свою совместимость? — Что? — Антон промаргивается, пытаясь сбросить с сетчатки яркую картинку и понимает, что пробултыхался буквально всю передачу в своих романтически-влажных грезах. — Совместимость, — повторяет Олеся. — Кому будем звонить? Мне нужны точные место и время рождения. Антон смотрит на Диму. Тот опускает глаза на поверхность стола, явно понимая, кто первый пришел Шасту на ум. — Давай с Позом. Конечно, хотелось бы проверить их совместимость с Арсом, отбросив весь скепсис и предубеждения. Он не верил и до сих пор не верит во всю эту зодиакальную муть. Во всех этих соулмейтов, в предначертанных судьбой людей, в то, что определить подходят ли они друг другу можно по процентному соотношению, выведенному спидометром гармонии с сайта “Лунник РФ”. Нет. Но какая-то сентиментальная часть его натуры мечтает, чтобы можно было открыто заявить о них всему миру и без всяких жертв взять да и проверить на передаче с миллионной аудиторией их с Арсом совместимость, и чтобы Олеся пораженно перевернула свой планшет, а там сто процентов. А Антон бы хмыкнул беззаботно и сказал бы: да я так и знал. Им хорошо вместе — это неоспоримо. Они друг друга любят. Заботятся, поддерживают и пытаются понимать. Но столько там подводных камней. Арсений же уравнение со всеми неизвестными. Порой неясно с какой стороны его решать. А Антон сумма простых чисел, но в своей простоте куда упрямее и требовательнее более мягкого Попова. Иногда ему кажется, что звезды сошлись косо, и судьба свела их по ошибке. После съемок они курят с Журавлем в переулке за студией. — Видишь, ничего страшного, — говорит он. — Тебе вроде даже понравилось. — Было прикольно. — Че, в Арса много попало? — подмигивая, пихает он его локтем. — Говори потише, пожалуйста. Антону бы очень хотелось, чтобы про Арса можно было говорить громко. Готовый выпуск они смотрят вместе. Антон почему-то волнуется, наблюдая со спины за реакцией Арсения. Еще на начале, когда Олеся рассказывает про его импульсивность и мужественность и посыпает его всевозможными комплиментами, он ждет смеха и подъебок. Но получает совершенно другое. Арс вдруг останавливает плеер и поворачивается к нему с совершенно серьезным лицом. — Я бы не смог это выразить лучше. — Что? — Настоящий мужчина с замашками мальчишки и добрым сердцем, — Арсений будто смакует эти слова, проверяя на вкус их точность. — Это ты, Антон. Ни добавить, ни убавить. Дух захватывает от того, как он смотрит на него. Никто никогда так не смотрел. Антон тянет его к себе, глубоко целуя и понимая, что выпуск они скорее всего досмотрят не скоро. Но неважно. Попов, когда на него софит направлен, мгновенно маску надевает. Весь пронизан этой театральщиной. Из одного образа выскакивает быстрее чем из брюк, когда они с Антоном наедине остаются, и сразу новый натягивает. И все-то ему в пору, все будто под него и сшито — старик ли древний, мужлан по-русски скрепный, фифа высокомерная. Искренности там не нащупать. Ни грамма не оставляет. Можно сутками с ним контент просматривать: импровизации, интервью, инста-сторис, вопросы громкие, тихие, игры, неигры, тейбл-таймы. Сотни Арсениев Поповых и ни одного настоящего. Только Антону позволили. И то не сразу. Планеты ли тому виной или это простая случайность. Но это определенно самое ценное в его жизни. Возможность видеть, ощущать, быть в нем, на нем, под ним и просто рядом. Со стопроцентным неразбавленным Арсением Поповым.