***
— Вот чёрт. Медленно, чертовски медленно, вышел Кицураги из своего пустого транса, резким движением руки зачёсывая сбившиеся волосы назад, упорно потягиваясь и бодрясь, шумно вдыхая через стиснутые зубы, впервые чувствуя под собой мягкую расправленную кровать, в которую с таким удовольствием зарывался после безумных дней с детективом Дюбуа. Дюбуа!.. Кицураги подорвался было вскочить с кровати, но безумно острая боль ударила прямо по глазам, зубам, носу, черепу, засвистела с невероятной скоростью по всему телу, заставляя ногтями вцепиться в поверхность прикроватной тумбочки, лишь бы не упасть снова в эту потерянную и тёплую негу пустых бессчётных мыслей. У него нет времени вновь выпадать из реальности! Гарри спас его, откуда время на боль, рассуждения, эмоции? Глену он помочь не может, только надеяться, что не зря пуля выбрала своей мишенью именно его, даря жизнь лейтенанту. Но в случае с детективом вся ответственность исключительно на нём. Из глотки вырвалось что-то среднее между вскриком от пробуждения средь кошмара и болезненного стона после неаккуратного движения врача. Уши заложило, а перед глазами запрыгали еле считываемые огоньки комнаты. Так, цепляясь руками то за стену, то за мебель, через недовольный гул усталости в голове, лейтенант медленно выпрямился, быстро и шумно дыша, превозмогая боль и неистово щурясь, ожидая, пока калейдоскоп картинок сложиться в привычную ему картину. — Соберись, — сквозь скрежет зубов вырвалась мысль, вылетая из рта под заварушку в главном мозговом центре, где всë так и мигало красным, жужжало и скрипело, помогая, наконец, собрать цветные кучки воедино, в номер. Вот там стоит стул и стол, на нём лежит папка с делом, которое потихоньку заполнялась важными, а иногда и сумбурными событиями и уточнениями. Ким повернул голову. Маленькое окошко и зелëное растение, свисающие чуть ли не с потолка, а там нараспашку открытая дверь в другую реальность. Ещё более шаткую, нестабильную, но упорно дышащую под действием обезбаливающих. «Ему хуже, чем тебе, соберись, » — с этими мыслями Ким вновь натужно выдохнул, выпрямляясь и поправляя очки. Да, вот так, ровно, потихоньку. Осторожными шагами, цепляясь за дверной косяк, Кицураги прошëл в совместную ванну и огляделся. Как же ему хочется в душ. Унимая дрожь в коленях, Ким ввалился в чужую комнату. И вправду чище, Гарт постарался на славу: выбитая дверь больше не валялась под ногами, ковры, о которые он запинался, в попытках дотащиться ближе к разваленному лесбищу, были положены на своë законное место, диван был приведён в более-менее презентабельный вид. Всë сломанное в порывах буйного вечера было вынесено. Почти также безжизненно, как и у самого Кицураги, похвально. Влажная уборка, очевидно, была перенесена на завтра, вместе с починкой двери и окна, слава богу. По правую руку упорно теплится одна жизнь. Без какого-либо стеснения, Ким готов признать, что безумно этому рад. Беспокойство, что так и копошилось в черепной коробке, резко утихло, на губах даже улеглась спокойная улыбка. Эта жизнь пока ещё лежит на спине, как еë оставил врач при осмотре. Пока боль ещё не догнала, только приятно обволакивающая тьма, которая, словно кокон, должна была дать время на спокойное восстановление. А потом он снова окажется рядом, узнает, что среди парней Харди он самый настоящий герой, поднявший статус РГМ, а ведь это они даже не закончили дело, оказавшись в полнейшем тупике. Осознание это разрывало ушные перепонки, троило изображение в толстых линзах очков, заставляя с неразборчивый мычанием опереться на дверной косяк, прижимаясь к нему щекой, сбивая дужку очков на бок, но находя недостающую опору в ватных ногах. Врач был настроен крайне скептически, нетрудно догадаться, что номер принадлежал тому ещё тусовщику, потому и не давал никаких точных прогнозов, но одно было важно — он стабилен. Гарри пойдëт на поправку, Ким это знал, Ким это чувствовал, но не давал пока своим мыслям складываться в слова, поддерживая в голове резко установившуюся тишину, а на губах лëгкую улыбку из груды сложных эмоций, которые сейчас для него были слишком неразборчивы. И хорошо, так спокойнее. Шумные вдохи и выдохи превратились в обычный размеренный дыхательный процесс, на стуле, подготовленным специально для врача, валялись пачки Дурамина и возвышался стакан с водой, тут же покоились бинты для перевязки. Суровый набор настоящего копа, на которого всем наплевать, к которому даже не придут его сослуживцы, Ким это предчувствовал также ясно, как и ощущал беспокойство о том, что будет дальше с лейтенантом–дважды ефрейтором Дюбуа. Что будет, когда тот встанет, раскроет это чëртово дело, завяжет пояс потуже и вновь станет верной ищейкой РГМ? Сколько он протянет перед ещё одним небытиëм? Пока он хорошо справляется. Справлялся. Твëрдо стоял на ногах, допрашивал с пристрастием и наилучшей отдачей, втëрся в доверие ко всем и… Сыграл в «Сюзеренитет», при чём довольно достойно, почти выиграл. Нельзя потерять такого человека. Излишние переживания отдаются в голове мощным гулом, который чуть не выбивает землю из-под ног. Дышать ровно, размеренно… Душ. С неловким кряхтением стягивая с себя бомбер, Ким недовольно поджал губы, переступая порог ванной комнаты. На спине виднелось пятно уже подсохшей крови. Крови Гарри. Нет, так не пойдëт. Старательно игнорируя зеркало, прекрасно ощущая весь свой спектр фиолетового и красного на лице и без него, лейтенант, осторожно садясь на корточки, опустошил карманы своей куртки, без разбора складывая вещи на пол. Не до этого сейчас. Бомбер оказался погружëн в холодную воду, а с жилистого тела полетели вон штаны, футболка, нижнее бельё, очки были аккуратно уложены на край раковины. Вот, наконец, тëплые струи почти что с материнской лаской ударили в грудь Кицураги, от чего тот не смог сдержать удовлетворительный стон. Увеличенный в момент напор вырвал удовлетворённых вздох. Кицураги подставил под воду напряжённые плечи, спину, ясно чувствуя, как мышцы перекатываются внутри при каждом движении; как раздвигаются рёбра, чтобы сделать следующий вдох ещё глубже предыдущего. Он растирал по коже небольшой огрызок мыла, то и дело проходясь по распаренной коже ногтями, стараясь выцарапать из себя странное чувство, осевшее на самом кончике носа в виде слабых пощипываний, дёргающее лёгкие, заставляя сбиться с прежнего чёткого такта дыхания и жмурить глаза сильнее, чем требовалось. По всему телу странным образом проходили разряды беспокойства, неудовлетворённости, даже злости. Снова кто-то страдает заместо него, мучается сильнее, чем он, находясь только на первый взгляд сладком небытие. Когда действие Дурамина закончится, когда они пройдут первые километры в поисках убийцы, пульсирующая боль будет преследовать повсюду, при каждом шаге, вновь и вновь напоминая о пуле. В первые мгновения после выстрела ноги просто подкашиваются, тогда ещё есть возможность выбраться из этой неги, затопленной темнотой, есть шанс сказать что-то напоследок. Ощущение, будто камень перекосил твоё движение. Тело реагирует куда охотнее, оно дрожит, теряет равновесие, паникует, пока сознание отворачивается в сторону сладкого неведения, видя на панели только красную лампочку. Неизвестно, сколько осколков нужно достать из раны, непонятно, как она будет заживать, волнует только в миг затухшая боль. Оно и к лучшему. Но когда ты просыпаешься после забвения приходится слушать, что произошло, болезненно скрипеть, словно плохо смазанная мотокарета, а единственное твоё утешение — через час или два будет ещё хуже, а сейчас ещё цветочки, радуйся этому и надейся, что ягодки не окажутся уж чересчур ядовитыми. Далековато им до бессмертного Дика Малена. Ким скрипуче рассмеялся от этой мысли, стараясь игнорировать другие, намыливая волосы шампунем, слегка сбавив температуру душа. Конечно, голова и так раскалывается на части, если ещё и будет слишком душно, то он не сможет встать, чтобы оказать должный уход Гарри, которого тот, несомненно, заслуживает, какое бы у него не было прошлое. Ради таких действительно хочется бросаться под пули, быть рядом. Кицураги осознавал точно, что даже когда это дело закончится, он не сможет оставить Дюбуа за спиной, как обычный фрагмент своей не особенно радужной биографии. Эта странная болезненная привязанность так мягко связывала его по ногам и рукам мимолётными улыбками, шутками, безумными пробежками, несомненной и безоговорочной дедукцией, ранними подъёмами. Неужто после порыва Гарри понюхать Кима могли остаться хоть какие-то вопросы? Уже тогда, когда пушистые бакенбарды щекотали шею, а руки в перчатках с трудом не сомкнулись под действием порыва на чужой спине. Уже тогда, когда со слов сорвался неоднозначный комплимент, из-за которого до сих пор хочется хвататься за голову. Мне нравится зелёный цвет. Сочетается с оранжевым. Тонко, чётко, аккуратно, но как тут не признаться себе, что всё было обречено на одно единственное направление? Нет, Ким не сможет его оставить. И понимал это с самой первой ночи наедине с собой. Настоящий коп-открывашка в мгновение расположил Кицураги к себе без особого труда, будучи просто собой, помятым, грязным, но вытягивающим слова и улыбки лишь своим присутствием. И совсем не по причине того, что он жалок или смешон, лишь открытый взгляд даже сквозь гримасу, направленный прямо в душу, но не ощущаемый чем-то враждебным. Как только ему это удаётся? Невероятное мастерство, прекрасный детектив, светлый, несмотря на литры алкоголя, человек. Конечно сначала расследование, но… надо будет как-то связаться, если Дюбуа этого захочет. Увидеться после дела им точно предстоит хотя бы раз. Резкий поток холодной воды опалил неожиданно, будь Ким в полном здравии, то, скорее всего, отпрыгнул бы, но сейчас лишь шумно выдохнул, выключая душ и вылезая. Нужно сесть за отчёт, пока ещё Гарри не требуется уход. Поспать в ближайшее время точно не получится, может, спуститься за кофе?..***
ТЫ — «Не хочешь заняться всем этим в 41-м участке?» КИМ КИЦУРАГИ — «Побеседовать с капитаном Прайсом? Мне бы не хотелось раздражать *двух* капитанов своими дурными предчувствиями». ТЫ— «Нет, я я имею в виду заняться *расследованиями*. Переводись в 41-й участок». КИМ КИЦУРАГИ— «Работать *с* Прайсом? — он криво улыбается, — Я польщён, но не уверен, что я…» РИТОРИКА[Средне: Успех] — Это стало для него настоящей неожиданностью. Приятной. Но всё же он растерялся.