Пригородная электричка шумела и раскачивалась. Грохот неприятно отдавал в виски. Уставшая голова гудела, а сознание постепенно производило попытки наконец отключиться к чертям. Но нет ничего более муторного, чем засыпать сидя на жёстком сиденье, хоть и обтянутом бордовым потрескавшимся от времени кожезаменителем.
Из щели в дребезжащем старом окне просачивался холодный ночной воздух и холодил остывшую кожу, заставляя поёжиться и снова вынырнуть из накатывающей дрёмы. Зимой к этому участку пути топили нещадно, летом же ночами могло быть так холодно, что приходилось кутаться в плащи.
Пётр, пожалев, что снял источник тепла ещё на вокзале, спешно достал из рюкзака аккуратно сложенное серое пальто и хотел быстро в него закутаться, но не слушающееся тело запуталось в рукавах. Пришлось повозиться. Наконец справившись, мужчина запахнул его и снова опустился на место, прислонившись щекой к холодному стеклу. Так было лучше и неприятная пульсация начинала утихать.
Вот бы уже скорее добраться до дома…
Яркий свет экрана мобильника ударил в глаза. Часы показывали двадцать восемь минут первого. Пётр не смог сдержать разочарованный вздох. Ему предстояло трястись здесь ещё добрых полтора часа. Слава богам, если они есть, что шумная компания, которая ранее сидела через пару рядов, вышла на предыдущей остановке.
Елфимов прикрыл глаза и попытался расслабиться. Наушники нещадно разрядились, от чего он не мог занять себя даже музыкой, которая обычно помогала скоротать время в долгих поездках, когда ему требовалось ехать в столицу из области. Вот повезло же ему опоздать на последний скоростной поезд, от чего пришлось шататься по вокзалу до победного ещё часа два.
Стыки вагонов скрипели, а сам поезд подпрыгнул, от чего голову мотнуло и впечатало обратно в стекло. Не больно, но неприятно. В окне стало совсем темно и шумно — мимо проносился очередной бесконечный грузовой состав.
Мысль — «Сколько это ещё будет продолжаться?» — Пётр додумать не успел. Двери в тамбур хлопнули как-то особенно сильно, после чего вдруг последовал перебор струн и в уши ударила громкая долбящая по барабанным перепонкам музыка.
Смутно знакомый проигрыш показался вечностью, после чего к звону гитарных струн прибавился звонкий и назло громкий голос. При любых других обстоятельствах Елфимов с радостью послушал это, а может и сделал пару комплиментов за старания, но не в первом часу ночи в электричке, когда тебе хочется элементарной тишины и домой в кроватку.
Затёкшая от долгого сидения, наклонённая вбок шея неприятно ныла, от чего повернуть её было той ещё задачкой. Но мужчина пересилил себя и всё-таки удостоил дурацкого музыканта взглядом.
На другом конце вагона, обняв гитару из светлого дерева, придурок, лет двадцати, счастливо пританцовывал, напевая что-то из хитов восьмидесятых, что Елфимов предпочёл не вспоминать и не запоминать. На лице музыканта светилась улыбка, а над головой парило пушистое облако мелких кудрей, предположительно перетянутых на затылке резинкой.
Петру очень хотелось зажать себе уши и провалиться в хоть какое-то подобие тишины, но вместо этого он встал и уверенными шагами направился в сторону музыканта. То, что идут по его душу, пушистое чудо поняло только тогда, когда его резким движением толкнули в сторону двери. Неправильно взятый аккорд неприятно сфальшивил, сам же паренёк взвизгнул от неожиданности, чуть не потеряв равновесие, и испуганно попятился во тьму тамбура.
Спиной Пётр чувствовал, как несколько вымотанных пар глаз благодарно смотрели ему вслед. Никто не собирался бороться за судьбу несчастного музыканта, все хотели отдохнуть от трудного рабочего дня.
Полутьма, которую не спешил рушить слабый свет вагона, была бальзамом для уставших воспалённых глаз. Хоть чему-то в этой адской поездке можно было порадоваться.
Елфимов выхватил из рук парня гитару и на ощупь прислонил её к дверям, надеясь, что электричка не остановится именно сейчас. Самого же парня он грубо припечатал к стене, стиснув в ладонях слишком тонкие для парня плечи. Да и вообще весь музыкант оказался каким-то миниатюрным. К тому же сейчас до смерти перепуганным. Не совсем соображая, что делает, Пётр решил напугать его ещё больше.
—Вот для чего ты всё это делаешь? — Елфимов встряхнул несчастного за плечи. Тот в свою очередь сильнее зажмурился и сжался, как-то сдавленно пискнув.
—Тебе ночью дома не спится, ты шатаешься по электричкам с гитарой и раздражаешь до чёртиков уставших людей? Так побойся их, а то можешь однажды получить чем-нибудь по своей лохматой башке.
Башка у этого существа была воистину очень кучерявая. Раньше вблизи не доводилось видеть такое чудо и Петру жутко захотелось потрогать волосы своей невольной жертвы. И он даже потянулся, только электричка как-то особенно ощутимо вздрогнула и остановилась. Голос в динамиках работал через раз, поэтому не объявил о скорой остановке.
Зажатый между стеной и Петром музыкант вдруг слишком неожиданно и сильно, для хрупкого с виду паренька, рванулся из хватки, схватил свою драгоценную гитару и чуть не слетел на платформу. Следуя непонятному порыву, Елфимов вылетел из электрички следом. Тело попало в плен ночной прохлады. На мгновение температура в электричке показалась сказкой.
Холод резко отрезвил заплывший порывом гнева мозг и Пётр вдруг понял, насколько дебильным было его необдуманное действие. Но понял слишком поздно — электричка за спиной качнулась и поехала. Вещи остались в вагоне, а он остался в ночном полумраке на платформе. Вот тебе и доехал скорее до дома.
Елфимов глубоко вздохнул, успокаивая колотившееся в груди сердце. С чего ему ударило в голову пойти докапываться до этого гитариста? Доиграл бы он быстренько свой хит восьмидесятых и свалил в другой вагон, больше не попался на глаза. Сейчас же, подняв взгляд, мужчина быстро выцепил съёжившуюся на ближайшей скамейке чёрную кучку. Больше никого на слабо освещённой платформе не было.
Терять всё равно было уже нечего — всё было потеряно в только что уехавшей электричке. Слава всё тем же богам, не последней. Поэтому он медленно побрёл в сторону паренька. Лишь бы он только не подумал, что его преследует маньяк.
Музыкант, забравшись на скамью с ногами, сидел, обхватив подтянутые к груди колени руками и уткнувшись туда носом. Гитара была небрежно прислонена к скамье рядом. Приближения Елфимова он не заметил, от чего Пётр смог бегло изучить свою недавнюю жертву. Парня била мелкая дрожь. Во вставках и зактёпках тонкой кожанки мерцал свет одинокого фонаря.
Следуя очередному неясному порыву, Елфимов снял пальто и накинул на тонкие плечи кудрявого чуда. Чудо вздрогнуло и подняло на незнакомца большие испуганные светлые глаза, полные слёз. Пётр мысленно чертыхнулся, понимая, что именно он довёл человека до такого состояния.
—Вы… — вымолвил звонкий голос музыканта, собравшегося то-ли давать дёру, то-ли ещё больше разрыдаться.
—Горе ты моё, успокойся, — только и смог тихо выдохнуть Пётр, сам испуганный собственной выходкой.
Два растерянных взгляда встретились. У Елфимого что-то кольнуло в груди от светлых глаз и сведённых домиком бровей, что придавало лицу ещё более несчастный вид. Мужчина протянул руку и положил на чужую макушку. Музыкант дёрнулся и ощутимо втянул голову в плечи. Тёмные кудри и вправду оказались очень мягкие, а голова приятно тёплой. Пётр продолжал держать руку, не давая уйти от прикосновения.
—Прости, что напугал, — всё-таки удалось вымолвить Петру.
Смотревшие на него большие глаза удивлённо моргнули. По лицу музыканта было легко понять, что он совершенно не ожидал любезностей от человека, только что прижавшего его к стене в электричке. Но, похоже, бежать уже никуда не собирался. И дрожать перестал.
Словно следуя за его мыслями, музыкант вдруг опомнился и положил руки себе на плечи, обнаруживая там тяжесть чужого пальто. Конечно этот порыв не укрылся от Петра. Так же, как и метнувшийся от одежды взгляд на незнакомца.
—Оставь, — выдохнул Елфимов, убрав руку с чужой головы, нехотя прощаясь с ощущениями,
—Как извинение за мою глупость.
—А вы… — парнишка стиснул серую ткань, всё-таки сильнее натягивая на плечи.
—А мне не холодно.
Конечно он соврал, но это было в разы лучше, чем смотреть, как это кудрявое полуночное несчастье дрожит как осиновый лист. Немного помявшись, Пётр опустился на скамейку рядом.
***
Ночной воздух холодил разгорячённую кожу и норовил пробраться под одежду. Зная себя, Женя бы точно простыл здесь и на месяц забыл бы о любых концертах. Даже если и проводил их, шатаясь по электричкам. Поэтому, отчасти, был благодарен незнакомцу, который дал ему своё пальто. С другой стороны, именно по вине этого незнакомца он был сейчас на улице.
Воцарившееся на платформе молчание надо было чем-то срочно разбавить. Потому что неправильным всё это было. Но, скосив глаза в сторону мужчины, Женя тут же снова отвернулся. Потому что нельзя человеку быть таким невозможно красивым.
Тут тишину вдруг разрезал невероятно чистый голос, отличающийся от того хрипловатого, с которым к нему обращался мужчина пару минут назад. Он пел. Очень красиво, будто профессионально.
—
Опять от меня сбежала
Последняя электричка,
И я по шпалам, опять по шпалам иду
Домой по привычке.
Видно Женя замер, уставившись на незнакомца с открытым ртом, раз тот, почувствовав на себе чужой взгляд, посмотрел на него и усмехнулся.
—Где вы так научились? — практически шёпотом спросил Женя, глядя в красивые светлые глаза напротив.
—В консерватории, — просто сказал мужчина,
—И можно на «ты». Я Петя.
Мужчина протянул Жене ладонь. Не сразу сообразив, Егоров отцепился наконец от чужого пальто на своих плечах.
—Женя.
Чужая рука оказалась шершавой и большой, по сравнению с Жениной, но такой же холодной.
—А вы сказали, что не холодно, — зачем-то ляпнул Егоров.
Взгляд невольно скользил по светлым длинным волосам Пети. В сочетании с ними глаза выглядели ещё невероятнее.
—«Ты», — поправил Елфимов,
—Не я же взмок в электричке, скача там с гитарой, а потом убежал на улицу. Если ты заболеешь по моей вине, я себе не прощу подобного.
***
От напоминания о случившемся Женя вздрогнул и как-то разом подобрался весь. Пётр разве что удержался, чтобы не закатить глаза.
—Горе, послушай, — начал он, опережая вопрос в больших голубых глазах,
—Ты молодой красивый гитарист. В такое время на пригородных электричках может ехать чёрт знает кто. На моём месте мог оказаться кто угодно. Бутылкой по голове и поминай, как звали.
Женя побледнел ещё сильнее, чем прежде. Пётр вздохнул и протянул руку, снова кладя её на чужую кудрявую макушку.
—Просто будь осторожным в следующий раз и лучше не выступай в поздних электричках. Люди уставшие едут, сонные. Могут творить глупости. Что, собственно, ты и видел сегодня.
На находившуюся на чужой голове руку вдруг опустилась холодная ладонь и обхватила её длинными пальцами.
—Спасибо.
Теперь пришла очередь Пети удивлённо моргать, глядя на слегка улыбающегося музыканта.
***
Размеренный стук колёс ласкал слух и медленно убаюкивал, но Пётр никак не мог поддаться этому искушению. Всё таки хорошо, что он сел в начале не на последнюю электричку. Последняя электричка была сейчас.
Напротив, закутавшись в чужое пальто, дремал Женя в обнимку со своей гитарой, которую чуть не оставил на платформе. Может быть даже хорошо, что все вещи Пети уехали без него — ничего нельзя было забыть. Разве только голову потерять, глядя на это кудрявое чудо.
Мальчишка всю жизнь мечтал петь на сцене, а сцена оказалась от него слишком далеко. Вот он и пошёл в уличные музыканты. Самоучка, но как же красиво поёт…
Теперь у Петра появился новый ученик по вокалу. А может быть не только ученик, это уже как жизнь покажет. Уж очень Женя светился, заворожённо разглядывая чужое лицо. Этот взгляд так явно ощущался всё время, пока они сидели на скамейке.
