Город крыс

Флейтист выглядел совсем юным, едва ли не школяром. Он теребил рукава своего обношенного пёстрого, как у персонажа «Зверской комедии», костюма, сшитого из обрезков ткани разных цветов. Заострённые черты осунувшегося лица подсказывали Казу, что его гость, должно быть, не ел уже несколько дней. Говорил он медленно и спокойно, но голос то и дело предательски дрожал, а глаза блестели, как нередко бывает у человека, глубоко и безвинно обиженного. Каз Бреккер по роду деятельности часто встречал обиженных людей. — …И тогда они сказали, что по условиям договора ничего мне не должны. Что так написано в договоре, который мы подписали. — Они так сказали? — Каз поднял бровь. — Ты не проверил текст договора? Флейтист вспыхнул под его взглядом, румянец разлился от выступающих скул до самых ушей. Моргнув своими длинными ресницами, он тихо признался: — Я… я не умею читать. Любопытно было бы взглянуть на текст договора, мирно лежащий где-то в архиве Торгового Совета: какую уловку оставили в нём почтенные купцы и прожжённые пройдохи? Любопытно, но совершенно не обязательно: Каз Бреккер не собирался добиваться его исполнения в суде. — Значит, Торговый Совет обещал тебе четыреста тысяч крюге за избавление Кеттердама от крыс. А когда ты выполнил свою часть сделки, просто отказался платить. Флейтист вновь влажно блеснул глазами. — Да. — Я заставлю их заплатить. Если ты будешь делать то, что я тебе скажу. И я заберу половину оговоренной суммы. Согласен? Блеск в глазах флейтиста неуловимо изменился, когда он ответил неожиданно твёрдым голосом: — Я согласен. И Казу показалось, что он мог бы попросить за свои услуги и всю сумму, и этот тощий бродячий заклинатель всё равно согласился бы. Крысы всегда наносили урон торговле: сновали в трюмах кораблей, шныряли по складам, портили тюки, ящики и коробки, подтачивали запасы пшеницы, юрды, сахарного тростника — любых товаров, до которых добирались серые усатые морды. Но в этот год крысы расплодились сверх всякой меры: полчища этих тварей наводнили город, вышли далеко за пределы складских кварталов, средь бела дня бегали по улицам под ногами прохожих. Стали распространяться слухи, что в Бочке крысы ночами объедали пальцы на ногах у бездомных, ночующих под мостами, а однажды даже уволокли младенца из люльки прямо под носом у нерадивой няньки. На сделку с забредшим в город заклинателем в потрёпанном пёстром костюме и сулийской шакальей маске Торговый Совет пошёл скорее от отчаяния, чем из уверенности в его успехе, пообещав на словах громадную сумму, но не забыв внести в письменный договор ряд коварных оговорок. Первой и самой коварной было условие вывести из города всё поголовье крыс до одной. На следующий день глава Торгового Совета благодарил Гезена за то, что эта оговорка была не последней. Они стояли на рассвете в самом начале спящего ещё Бунгелозенштратта, две фигуры: тонкий флейтист в пёстром костюме, натянувший снова сулийскую маску, вертел в пальцах простую деревянную флейту, Каз Бреккер, весь в чёрном, стоял, тяжело опираясь на трость с навершием в виде головы ворона. — Начинай, — кивнул он музыканту, тот поднёс к губам свой инструмент и легонько дунул. Флейта не издала ни звука. Они продолжили стоять в рассветной тишине, которая с каждой минутой словно становилась гуще. Лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь клубы кеттердамского смога, подсвечивали их недвижные фигуры. Утренний бриз трепал полы пальто Каза, развевал волосы флейтиста, который старательно выводил свою беззвучную мелодию. Не было слышно ни щебетания просыпающихся птиц, ни суеты пробуждающихся горожан: только ветер шевелил кроны редких деревьев, поскрипывал ставнями выходящих на улицу окон. Издали доносился шум набегавших на причалы в гавани волн. Сначала Каз их услышал. Гул сотен шагов по мощёной мостовой. Ещё недолгое время спустя показались первые из них. Он опустил руку на плечо флейтисту и сказал: — Идём. Они развернулись и зашагали по направлению к гавани: флейтист — высоко поднимая свои тонкие ноги, Каз — хромая и стуча тростью о булыжник мостовой. А за ними, медленно заполняя всю улицу, шли кеттердамские дети. В первых рядах шли подростки: жилистые и чумазые подмастерья из кожевенных мастерских, звероватые шестёрки из уличных банд, округлые купеческие мальчики и девочки в чистых и целых платьях. За ними шли дети помладше, кто-то в ночной сорочке, ступая босыми ногами по каменной мостовой, сжимал в руках плюшевого медвежонка. Они шли заворожённые, с пустыми глазами, с бессмысленно раскрытыми ртами, без испуга, любопытства или радости — просто ступали за ними, медленно перебирая ногами, от мала до велика, все дети Кеттердама, выучившиеся ходить. Они вышли к пристани и остановились на причале, у которого пришвартовалась заранее нанятая лодка с верным человеком на вёслах. Заклинатель, развернувшись к толпе, продолжал наигрывать на флейте свой колдовской мотив. Лицо его по-прежнему скрывала маска, Каз не мог прочесть его выражения, но изо всех сил надеялся, что тот не перестанет играть сейчас, в самый решительный момент. Передние ряды замерли в паре шагов от них, в то время как сзади всё прибывали и прибывали новые дети, заполняя площадь перед пристанью. Каз терпеливо ждал — и дождался. Позади детей появились взрослые: молчаливые, с искажёнными лицами, с широко распахнутыми от ужаса глазами. Они шли на расстоянии, словно отгороженные от своих детей невидимой стеной. Впереди почти в полном составе шли члены Торгового Совета. Каз положил руку на плечо продолжавшего играть музыканта и в тишине, нарушаемой лишь скрипом деревянного настила пристани и шумом набегавших волн, обратился к Совету с заготовленной речью. — Господа, — сказал он. — Все мы собрались здесь в этот ранний час, чтобы совершить одну сделку. Условия сделки крайне просты: Торговый Совет передаст этому славному юноше сумму, которая была ему обещана за избавление города от крыс. Половину этой суммы получу я за услуги посредника. И все мы разойдёмся, довольные друг другом. В противном случае… Вы помните, что случилось, когда этот юноша в прошлый раз отплыл от этого причала? Глава Торгового Совета, смертельно бледный, с трясущимися губами, выступил вперёд, протянув руки к юному колдуну с флейтой. — Пожалуйста, — произнёс он. — Пожалуйста. Здесь мой сын, ему всего пять лет. Пощади его, он всего лишь невинное дитя… Пёстрый флейтист резко оборвал свою беззвучную мелодию, отняв флейту от губ. Глаза его горели в прорезях маски. — Ян Ван Эк, — прокричал он звенящим голосом. — Пять лет назад ты сам утопил своего старшего сына в этих самых водах. Почему ты думаешь, что я пощажу твоего младшего? Лицо Яна Ван Эка посерело, губы его шевелились как будто сами по себе. — Не может быть… — бормотал он. — Не может этого быть… Музыкант стянул сулийскую маску и открыто взглянул в лицо главе Торгового Совета со стальным блеском во взгляде. — Вы заплатите то, что мне обещали, — сказал он спокойно. Глядя в его лицо, неуловимо схожее чертами с лицом Яна Ван Эка, Каз думал о том, что надо было просить за посредничество всю сумму сделки. Каз Бреккер возвращался в Клёпку по улицам оживавшей после пережитого ужаса Бочки. Карман приятно согревала расписка Торгового Совета на двести тысяч крюге. Загадочный пёстрый флейтист, получив свою долю, отплыл от пристани, спрятав на груди свою волшебную флейту, в неизвестном направлении. Перепуганные кеттердамские дети воссоединились со своими не менее перепуганными родителями. Этот день определённо войдёт в летописи Кеттердама. Научит ли он кеттердамских купцов смирять свою жадность и не пытаться непременно уклониться от выполнения условий сделки, если это возможно? Каз очень в этом сомневался. Научит ли этот день кеттердамских родителей бережнее относиться к своим детям? Возможно. На что Каз действительно надеялся, так это на то, что Торговый Совет запомнит, что в самой крайней и затруднительной ситуации может рассчитывать на посредничество канальной крысы из Бочки. И это уже немало.