***
Он упал в мягкое кресло, обитое бархатной, невероятно успокаивающей тканью цвета эспрессо. Свернувшись в некий полукомок, юноша глядел удивительно сияющими глазами в камин, что освещал его острые, но подростковые черты лица, отчерчивая линии ярко выраженных скул — мальчик был похож на мумию, недавние годы тотального истощения вырисовывали тени на его лице, но он выглядит по-настоящему умиротворенным, счастливым даже (видимо, только недавно его забрали из жестокой атмосферы). Юноша не сидел на месте: ерзал, вечно меняя свое положение, его руки легонько теребили ткань домашних штанов с каким-то смешным ляпистым принтом, но его глаза стойко глядели на камин, будто бы пытаясь воспламенить пламя и, если бы это было возможно, он действительно бы зажёг своим пронзительным взглядом не только огонь, но и всю комнату в целом, сгорев заживо в пепле собственной настойчивости. Неожиданно, сверху на мальчика упал мягкий, тёплый плед, а рядом послышался стук керамической кружки, наверное, кто-то поставил её на низкий кофейный столик, забитый разными неинтересными бумагами с одной стороны — парень задумался, специально ли освобождена половина стола? Не для кружек ли? Юноша быстро выбрался из плена усыпляющего блаженства, одновременно с этим выкидывая странные мысли из головы, высунув голову в карикатурно задыхающемся актерстве. — Я принёс нам какао. — послышался низкий тихий голос рядом. Мальчик увидел, как высокая фигура садится в кресло, находившееся совсем близко к его собственному. — Надеюсь, там есть виски? — воскликнул парень, наконец, удобно устроившись в сиденье. С появлением другого человека мальчик, словно щенок, возбужденно подпрыгивал на месте, оторвав взгляд от притягательного пламени. — Нет. — взрослый взялся за одну из кружек. — Дазай, ты приготовил открытки? — Не волнуйся! — ехидно сщурив глаза, Дазай громко усмехнулся. — Для Анго и Мори-сана я уже отправил подарки. — он злобно сверкнул очами. — Конечно, без адреса, хех. — уже тише добавил он. — Что насчёт тебя, Одасаку? — Сакуноске безразлично смотрел на сладкий напиток — слишком притарный для него, но жаловаться он вообще не привык делать. — Дети прислали мне подарки, я послал в ответ. — Осаму схватился за кружку горячего напитка, отпив большой глоток, шумно сглотнув. Многим показалось бы, что Ода отвечает слишком сухо. Безразлично. Но Дазай может заметить тёплое выражение его лица, то как незаметно — для большинства других — поддергиваются уголки губ старшего. — Неплохо, но жаль, что неалкогольно. — Дазай медленно опустился обратно в кресло, одной рукой смастерив «гнездо» для своего удобства, другой придерживая кружку от падения на дубовые доски пола. Впервые за свою жизнь, Осаму чувствовал, что у него появилось некое место, которое он — к своему же удивлению — может назвать пристанищем, домом. Уже как полгода он оставил убийства и грабежи, насилие и шантаж, которые мафия представляла его садистской натуре на блюде. Уже как полгода Дазай Осаму не просто «самый молодой исполнитель Портовой мафии» или «Демонический вундеркинд» — он просто подросток. Просто Осаму Дазай, блистающий тем же сногсшибательным, пугающим интеллектом, со всей своей жестокостью и безразличием, но персона, которую он сам готов назвать чем-то похожим на человека. Может, он всего лишь мираж, тень настоящих живых эмоций. Дазай все ещё не видит в жизни ничего стоящего, но, кажется, впервые за столь долгие для него годы существования он не против жить дальше. В первый раз ему не хочется умирать. Дом Одасаку — их дом -, стоящий на опушке леса, рядом с небольшим озером стал для него местом, где не хочется умирать, где он может думать над реальным существованием смысла жизни. Сакуноске пишет свои, по-мнению Дазая, невероятно скучные и через чур романтичные книги, которые помогают им заработать гроши, по меркам мафии, для выживания. Тем не менее, в деньгах они не особо нуждаются — быть бывшим исполнителем в мафии имеет преимущество в лице немаленьких «кровавых» купюр в кармане. Ода, конечно, не рад использовать эти деньги, но пока они не нуждаются в большем он помалкивает. В доме, далеко от грязных сделок мафиозных «преступников», Дазай начал чувствовать себя… на своём месте. А грудь предательски сильно тянуло тягучим, но таким странным, неопознанным чувством, что как будто никогда не признанные, неизвестные чувства проникли, оккупировали его грудину, не оставив и шанса на спасение из этого плена. Слишком хорошо. И сейчас, поставив уже пустую кружку на столик обратно, Осаму накинул пушистый плед до подбородка, удобно усевшись в кресле. Он взглянул на Оду, который, глядя в камин, уже как будто спал в кресле, — хотя внимательные глаза Дазая видят, что Сакуноске полностью в сознании, наверное, отдыхает. Притарный вкус на губах и тёплое место у камина в их собственном доме — разве не мечта? Это всегда было желанием Одасаку, но сам Дазай никогда не думал, что захочет остаться в подобном. В полудреме, Осаму чувствует тепло — комфорт захлестнул его с головой, полностью убив сопротивление. — С новым годом, Осаму. — послышался тихий, шепчущий голос, который не был услышан. Дазай уже спал тихим и по-настоящему умиротворенным сном. На заднем фоне слышался взрыв фейерверков…***
Мерзкий звук взрывов под окном разбудил его от сладкой дремы. Это все был… сон..? Хах, как же наивно он чувствовал себя в данный момент, как будто ему снова 16 (17? 18? Он не знал, как будто время летит так быстро. Сколько ему вообще сейчас лет?). Ощущая холод, добирающийся до костей, с головной болью после долгой пьянки, Дазай Осаму больше всего хотел бы умереть во сне, где жить хотелось так сильно, что аж больно. Он так ненавидит эту боль, но жаждет тайно только её. Как же он ненавидит Новый Год.