«Ты и есть магия, Звёздочка. Ты заставила меня поверить в чудеса, в то, что после смерти я не попаду в пугающее Небытие. И это облегчило мой путь в разы. Поверь. Как я когда-то поверил тебе. Ты самый сильный человек из всех мне знакомых. Если бы я мог вернуться назад и что-то изменить, то не изменил бы ровным счётом ничего. Иначе не смог бы иметь честь быть вместе с тобой, держать твою руку, когда захочется, обнимать, если приспичит, целовать каждую секунду каждого дня. Я много раз говорил, что готов делать это до конца своих дней. И я счастлив, что оказался прав. Ты лучше всех понимаешь, что я не уйду. Буду рядом. Буду приглядывать, всё также любить, поддерживать и помогать, где получится. Мы что, те каникулы в Иерусалиме зря провели? Мы с тобой ещё столько всего сотворим, но в составе разных команд. Эти четыре года были внеземными. Ты внеземная. И продолжай быть такой же. Я никогда не прощу тебя, если ты перестанешь улыбаться. Мир существовать без тебя просто не может. Мой мир так точно. Я люблю тебя бесконечно. А тебе бы закончить. Не забывай о нас, но забудь обо мне. Влюбись заново. Умоляю. Можешь считать это моей последней волей. Не прощаюсь. Мы ведь с тобой ещё увидимся. Смерти нужно постараться, чтобы нас разлучить, так?»
Так. Однажды, войдя в свою комнату увидела его на своей постели, всего такого весёлого. Он радовался, что Инга оказалась права, что он не зря верил ей! Лёша не исчез бесследно, когда в последний раз закрыл глаза, перед самой смертью увидев только её, её, никого больше. Лёша мог быть рядом! Говорить с ней, общаться, как раньше! — Трогать мы друг друга не можем? — усмехнувшись, Бусловская помотала головой и присела рядом. — А чё ты там училась делать? — Можешь воспользоваться моим физическим телом, чтобы говорить моим голосом, касаться чего угодно моими руками, — пояснила. На тот момент эту способность она только развивала, не владела ей в идеале, как сейчас. Сейчас, участвуя во второй Битве Экстрасенсов, с гордостью нося статус одного из сильнейших медиумов страны, с уверенностью могла сказать, что работает в выбранном направлении лучше Шепсов, лучше своей матери. Потому что много тренировалась с ним. Естественно, она не могла так просто отпустить его. Ларина обо всём догадывалась, проводила с дочерью одну беседу за другой, почти умоляла — что никогда не было одной из черт характера хладнокровной Татьяны — попрощаться с Лёшей навсегда, отпустить, проводить туда, где ему точно будет лучше. У Инги не выходило. Дни шли, из раза в раз она «почти» делала то, что должна, но останавливалась в последний момент. Видела, как он радуется её приходу, и просто не могла. Не готова была. Он был с ней всегда и везде, действительно был. И на все встречи по поводу продажи студии, которую содержать без болезненных воспоминаний о лучшем друге никто не собирался, парень являлся. И семейные ужины Лариных исправно посещал. Только на ночь уходил, потому что знал, что, находясь рядом с Ингой, одним своим присутствием не даст ей выспаться. Утром же, как штык, возвращался в комнату. Инга сходила с ума. Жила от одной встречи с Лёшей до другой. Её пытались вразумить все: от матери до Шепса с Керро, которые, несмотря на громкое расставание, работали вместе, потому что оба до безумия любили девушку, переживали за неё. Долгое время их совместные убеждения не работали. Месяцами Инга делала выбор в пользу умершего любимого, отодвинув на второй план жизнь. С ней пытался говорить и сам Алексей, но она не слушала. Считала, что ничего важнее в теории происходить не может: была она, был он — всё. Однако в один из солнечных сентябрьских дней, проходя мимо двери, ведущей в комнату маленького Гриши, услышала детские рыдания. Бегом добралась до младшего брата, уложила его голову себе на колени и принялась успокаивать. — Верни мне сестру! — вопил, по истине вопил, мальчик. Рыдал так, что некогда было дышать, кричал, бился в истерике. — Верни мне Ину! — Гришань, я здесь, — нашёптывала, но тот не слушал. — Ты не моя сестра, — неожиданно остановился и впился в неё взглядом глубоких карих глаз. Они были гораздо темнее её собственных. — Кто угодно, но не моя сестра. Моя сестра не бросила бы меня. — Я не бросала тебя, ты чего? — Ты всех бросила. Всех! Верни мне сестру! Вид безутешного брата, который с самого его рождения был для неё важнейшим человеком в жизни, наконец отрезвил Ингу. Как она могла променять ребёнка, ради которого сделала бы всё, что угодно, на призрак ускользнувших сквозь её пальцы отношений? — Хорошо, — сказала тихо-тихо, но уверенно. — Я верну твою сестру. — Обещаешь? — вытянул дрожащий мизинец. С лёгкой улыбкой протянула навстречу свой и переплела их пальцы. — Обещаю. Сдержала своё слово. Взяла себя в руки, назначила встречу с семьёй Лёши, позволила ему взять контроль над собой и высказать им всё, что хотел. Провела с ними несколько дней и прямиком с их дачи поехала к могиле парня, где и провела нужный для освобождения привязанного к ней духа, ритуал. В идеале провела. Так, как до этого не проводила ни одного. Даже сопровождающий её в тот день Саша, обняв опустошённую девушку, приглаживал её волосы и повторял, что гордится её профессионализмом. Сделала всё так, что было не придраться. Даже любящему до жути придираться к мелочам Шепсу. Тогда Инга улыбнулась ему, без слов благодаря за признание, за то, что он начал видеть в ней настоящего экстрасенса, сильного медиума, который точно сможет составить ему конкуренцию в будущем. И наконец Александр увидел, что в Инге безвозвратно изменилось: улыбка. Она всё ещё оставалась заразительной, такой искренней, какой только могла быть, но всё же…другой. Смерть Лёши не прошла без последствий. Он не просто ушёл, он забрал у неё то, что любил в ней больше всего. Впервые за всё время, что он провёл на Земле, парень с самым большим сердцем, поступил эгоистично. Всем, кто продолжил жить, оставалось лишь смириться.***
Ночная Москва ничего, кроме восторга, в Инге не пробуждала. Она обожала расхаживать по освещённым улочкам, тем, которые не были исхожены толпами туристов, тем, о которых мало кто знал. Которым значения не придавал никто. Десятки, сотни улиц, которые люди проходят за день, не являются для них ничем, кроме промежуточным пунктом перед прибытием в точку назначения. Они должны на этих улицах появиться. Не думают ни о чём, кроме того, чтобы поскорее сквозь них проскользнуть. А Инга рассматривает каждый уголок, сама выясняет, найдёт там надёжно запрятанное красивое граффити или просто-напросто учует стойкий запах мочи. Она не романтизировала все эти прогулки, годами уже романтизировать ничего не умела, но предпочитала дотошно изучать всё, протаптывать, и не считала ни одно из дел чем-то более интересным, чем это. Олег никогда не думал о прогулках по перегруженной Москве в том же ключе, что и его спутница. Скорее был тем подавляющим большинством, которое, казалось, бесконечные муравейники только утомляют. Однако у Бусловской было влияние как на всех окружающих, так и на Шепса, в частности. Потому он согласился взглянуть на всё под другим углом. И не разочаровался. Наоборот, наверное, впервые со времён беготни по дворам с друзьями в детстве почувствовал всю прелесть активности. Стал вопрошать, почему и раньше не уделял прогулкам должного внимания. Слушал рассказ девушки длиной во всю её жизнь, параллельно разглядывал узоры на тротуарной плитке, животных, распластавшихся на подоконниках, горшки с цветами, в честь начала лета вывешенными с наружной части окон. Как будто всё это успокаивало, позволяло держать эмоции в узде, не мешать Инге и не перебивать её. Как будто всё происходящее рядом было частью истории тоже. Неотъемлемой причём. — Саша сказал мне, что лучше проводить его не смог бы никто и никак. Я на высшем уровне это сделала, — усмехнулась. — С того самого дня стала интересоваться, как, будучи вундеркиндом в области экстрасенсорики, я так и не связалась с отцом. — Говоришь так, будто знаешь ответ, — наконец понял, что может сказать что-то кроме вызывающего тошноту «мне жаль». — Есть догадки, — пожала плечами и лёгким движением смахнула слезинку. Олег нахмурился. Как вечер откровений превратился в расследование бесследной пропажи её отца? — Что-то блокирует его связь с миром живых. Что-то, что ранее мне не встречалось. И не встречалось никому, у кого я просила помощи. Кроме Влада. — Череватый говорил с твоим отцом? — кивнула. — Тот сказал, что сможет связаться со мной только с вашей помощью. — Нашей? — Ты и Влад — ключи, которые я два десятка лет пыталась подобрать. Я не буду принуждать тебя ни к чему, не заставлю ввязываться в то, о чём все мы не знаем ничего. И ничего не понимаем. Однако, если ты вдруг захочешь… — Захочу, — перебил, не дав договорить. Нежно взял её ладонь в свою, стал поглаживать мягкую кожу большим пальцем. — Я помогу. Всё, что от меня потребуется, сделаю. — Ты же в курсе, что придётся кучу времени с Череватым проводить? — усмехнувшись, спросила, но только сильнее сжала его руку, свою выдёргивать не стала. — Думаю, ради тебя мы сможем ненадолго о всех разногласиях забыть. — Это хорошо, — переплела их пальцы, развернулась и потянула парня вперёд, к большему количеству неизученных ими мест. — Так что у вас за тёрки-то? — Ой, — засуетился Шепс. — Саня звонит. Надо срочно бежать в Мастерскую, — сорвался с места и побежал. Звонко рассмеявшись, Инга погналась за ним. Немногочисленные люди, по пути им встречавшиеся, смотрели на пару с нескрываемым удивлением, но без толики злости. Наоборот, одного взгляда на них хватало, чтобы настроение приподнялось, беседы стали громче, искреннее. Люди в наушниках, пританцовывать начинали. Ребячеством своим разрядили обстановку, расслабили вечно напряжённых москвичей, разрешили им похвастаться ровными белыми зубками и расхохотаться на всю улицу. Олег и Инга никого равнодушным не оставляли.