Стокгольм — столица Швеции или модель отношений Мирлинки.

      Что же, дорогие читатели, вы готовы к этому разговору. Прежде чем начать статью, хочу с уверенностью заявить, что я смогла искоренить данную проблему в своих работах и, думаю, такое больше не повторится. Однако эта проблема существовала и обсудить её с вами, как с читателями, мы должны. Человек должен говорить о трудностях, а не избегать их.       К огромному сожалению, отношения Мирчи и Илинки не были настолько радужными, какими они представлены в нынешних фанфиках. Конечно, в сегодняшних работах у голубков тоже имеются конфликты, но это не переплюнет то, что было в предыдущих версиях «Обещания», а именно — Стокгольмский синдром.       Но давайте по порядку. 1. Что это и с чем его едят? Стокго́льмский синдро́м (англ. Stockholm Syndrome) — термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия.       В голове у читателя возникает резонный вопрос: «Как это связанно с Мирчей и Илинкой?». Этот вопрос довольно очевиден, ведь Илинка не кажется человеком, который будет оправдывать подобное отношение к себе и другим людям, да и Мирча не производит впечатление того, кто будет уничтожать личность человека с каждым днём. Всё верно, ибо дело не столько в персонажах, сколько в том, в какие реалии я их поместила.       Те, кто читал самые первые версии «Обещания», помнят их историю знакомства: восседавшему на троне четырнадцатилетнему княжичу под ноги кидают очередную пойманную ведьму, а она с гордо поднятой головой смотрит на него глазами, полными ненависти.       Чувствуете, чем запахло? Нет, не гарью, друзья. Запахло клише, используемом в большинстве фэнтези. Отрывок из первой главы той, старой версии «Обещания»: Кареглазая девица упала на колени перед юношей, гордо восседавшим на троне, показывая своё превосходство над ней. Он мёртвой хваткой держался за рукоять, словно боялся, что если разожмёт пальцы, то потеряет отцовский трон. — Намучились мы из-за тебя, ведьма, — усмехнулся юноша, глядя в карие очи. Колдунья была младше, а посему государь смотрел на неё, как на маленькую девочку, которую можно было задеть колкими словами, однако тот не учёл, что младше она его всего на год. скривила губы в усмешке, а затем спокойно ответила: — Поймать юную ведьму каждый может государь, однако Вы не сможете настигнуть хранительниц, что гораздо старше Вас. А всё потому, что у Вас молоко матери с губ не обсохло.       В общем, вы поняли, что здесь пафос на пафосе. Впрочем, самое главное здесь то, что в данной сцене сразу же ясны их роли. Мирча — палач, Илинка — жертва. На первый взгляд может показаться, что это обычное знакомство и оно ни на что не повлияет, что в корне неверно. Именно знакомство, именно обозначение роли имеет ключевое значение, отражающее дальнейшие взаимоотношения между персонажами. Несмотря на то, что ведьма отбивается от господаря своими колкими речами вовсе не значит, что персонажи беседуют на равных. Нужно понимать, что Илинка здесь далеко не гостья, а пленница. Его пленница. Этот факт в мгновение ока рушит красивый фасад «искры» между героями. Стокгольмский синдром применяется не только к насильникам, которые оказывают физическое или эмоциональное насилие, но и к похитителям, к тем, кто ограничивают вашу свободу любым способом. В пример могу принести знаменитый сериал «Бумажный дом», в котором воры держат в заложниках тысячу людей, используя их как защиту. В конце концов, жертвы волей неволей становятся пособниками банды, влюбляются в них.       В нашем случае Мирча, выступая в роли палача, внезапно сохраняет девушке жизнь, сменив приговор на бессрочное заточение. Проще говоря — отправляет в темницу, пока остальных ведьм безжалостно сжигают на костре. Но не подумайте, что малолетний князь пошёл на сей шаг по доброте душевной. Сначала, он желал её поджарить (в прямом смысле, а не в том, который сейчас используют недопикаперы). Выгода? Месть? Отчаяние? Страх? — что из этого заставило её пойти на этот унизительный шаг. Государь поджал уста, следом поправляя кудри. Это явная уловка для того, чтобы спасти свою собственную шкуру, единственный шанс на спасение. Нет, так не пойдёт! Но глаза… её тёмные очи жалостливо смотрели на него, вынуждая поверить в невинность души, в чистоту намерений. Тот немного помолчав, глядя ей прямо в глаза, спокойно произнёс⁚ — Сжечь, — юношеский голос сейчас казался до жути пугающим.       Как мы видим, прогнозы не совсем хорошие (прим. ред. — я бы сказала, что прогнозы очень нехорошие) и даже желание Илинки служить ему не убеждают его оставить её в живых и теперь ведьме приходится прибергнуть к крайним мерам, а именно — к манипуляции. — Что на это скажет Ваша сестра, государь, — снова попала в цель, в самую больную рану на душе. — Ведь она не знает, что собственный брат безжалостно уничтожает её сородичей, так почему же Вы её не сжигаете? Услышав это, Мирча задумывается над словами пленницы. Здесь и раскрывается главная мотивация героя, толчок к дальнейшему ужасу, которому он подверг здешних ведьм, собственноручно подписав указ об инквизиции, дав зародиться геноциду. Илинка замечает, как резко меняется его выражение лица, отчётливо замечает возникшее напряжение и решает добить Мирчу ещё одной, более действенной манипуляцией. — Насколько же глупы смертные, княже. Допустим, вы всё же получите не только мою, но и смерть остальных «ведьм» Холодного леса, а какой в этом толк? Она останется такой, будет умирать прямо на Ваших глазах, но помочь будет уже некому.       Сработало. Мирча проигрывает, ведь прислушивается к словам девушки. Он рефлексирует на этот счёт, а когда узнаёт, что внутри сестры таится вовсе не магия, а самое настоящее наследственное проклятие, то и вовсе ломает свои принципы к чертям, позволяя пленнице играть на чувствах, проще говоря поддаётся и сохраняет той жизнь.       На этом заканчивается первая глава, в которой уже заранее определены роли героев: абьюзивный князь и ведьма-манипуляторша, не брезгующая самыми грязными методами. Как вы уже могли заметить, зачатки Стокгольмского синдрома появились уже в самой первой главе, но два года назад я считала это романтичным и даже не подозревала в какую яму я погружаю не только саму себя, но и героев. По сути, Илинка сама не подозревала, во что ввязывалась. Ей, как и всем, было горько, страшно. Ею руководила месть, жажда справедливости или даже убийство того, кто обрёк её сородичей в страшные муки. Она думала, что жертва здесь Мирча, даже не подозревая, что жертвой является сама. Этому свидетельствует момент уже из второй главы, где уже сидя в темнице, ведьма занимает выжидающую позицию. — Я буду ждать тебя, глупый князь, — шепнула она в темноту. — Глупый, глупый князь…       Илинка более чем уверена в том, что слова возымеют эффект, хоть Мирча не помиловал её, а просто отложил её казнь с целью обдумать всё. Она воображает себя хищницей, заманивающей добычу в капкан, чтобы убить. И когда князь всё-таки приходит, она ещё больше убеждается в этом, смеётся, насмехается над ним с нескрываемым удовольствием. Даже прозвище «глупый князь» звучит обидно, оскорбительно. Пленница делает всё возможное, чтобы подорвать уверенность князя и у неё это более чем получается. А когда Мирча оскорбляет её в ответ, называя грязной ведьмой, готовой на всё, чтобы сохранить свою жалкую жизнь, она выдаёт: — Разве Вы не поступаете точно также, государь? Разве не для выгоды вы сюда пришли? Каждый ведь чего-то хочет, не важно, месть ли это или простое желание помочь…       Снова подрывает уверенность, добавляя в слова упрёк, давя на чувство вины. Мол, юноша поступает совершенно неправильно, отказываясь от её помощи. А чтобы и вовсе рассеять сомнения говорит подобную фразу: — Считаете, что я не смогу найти собственную бабку, княже? — гордо заявила пленница, сверкнув чёрными как ночь глазами.       И тут случается настоящий бум (прим. ред. — настоящий БАБАХ). Теперь уж точно Мирча выпустит ведьму на свободу. В конце концов именно это и случается. Князь даёт ей «свободу» взамен на помощь, а Илинка искренне радуется победе. Однако, совсем недолго, ведь он ставит подле неё смотрителя, который должен глядеть за ней в оба, даже если она спит абсолютно голой.       Тотальный контроль — один из признаков нездоровых отношений. Конечно, можно сказать, что он поступает так из-за вполне объяснимого недоверия, однако со временем это разрастается в куда больший объём. Её телохранитель буквально нарушает её личные границы, когда сидит у неё в покоях, наблюдая за сном. И всё делается с лёгкого приказа Мирчи.       2. Что будет дальше?       По моей идее, эти двое должны были сближаться по мере того, как ведьма, всё ещё живя в замке на правах пленницы, искала способ лечения для Александры, которая становится ближе к смерти день ото дня, даже не приходя в сознание. Илинка каждый день должна была отчитываться о результатах, а если их не было, то Мирча лишний раз напоминал бы ей о том, что именно из-за её бездействия сейчас умирают тысячи ведьм холодного леса и что именно от неё зависит их жизнь. — Жаль, — с притворной грустью сообщает князь. — А ведь ты обрекаешь своих сородичей на верную смерть, ведьма. Я бы не желал больше слышать проклятья в свою сторону от сгорающих в огне девушек. Что ж, придётся потерпеть.       Таким образом, юноша делает её виновной во всём, перекладывает ответственность на плечи девушки, которая априори не виновата в его действиях. Он заставляет её чувствовать вину, отвращение к самой себе. И именно из-за этих слов, каждый раз, когда у неё снова не получается, она вспоминает его слова, рыдая в подушку, но при встрече с ним старается держаться. — Вы — чудовище! — кричала девушка, обливаясь горькими слезами, на что юноша пожал плечами. — Не больше твоего. И не смей плакать, как маленькая девчонка, тебе слёзы не идут, теряешь своё очарование, — смахивает с щёк слёзы, а после удерживает за подбородок, сжимая его до боли. — Не смей, называть меня чудовищем, грязная ведьма. Если ты слезами хочешь вывести меня на совесть то знай, что у меня её нет.       Тут сразу комбо: запрет на эмоции, оскорбление и игра на чувствах. Мирча буквально приказывает ей замолчать, говорит, что её слёзы никому не нужны, что она сама никому не нужна.       Проходит ещё время, за которое весь этот круговорот повторяется каждый день. Доходит до того, что Илинка буквально начинает прятаться от князя, сближаясь при этом со своим телохранителем, знающим Мирчу буквально с самого детства. О, да, вы понимаете к чему я веду…       3. Трудное, блять, детство.       Как же без этого, господа. По идее, опять-таки Мирча становится таким (токсичным мудаком — прим. ред.) потому что ведьмы прокляли его семью, мать умерла и так далее. Но самое главное потрясение в том, что его возлюбленную убили ведьмы, после чего он чуть не утопился к чёртовой матери, но его спас тот самый телохранитель. По классике жанра друг князя заводит разговор о том, что до этих событий он был совсем не таким. После того, как Мирча лишился братьев, он и вовсе чуть не сошёл с ума. Пожары не любил, но при этом веселился и в кайф жил. Ну а потом стал заядлым любителям полусладкого (и тут не про кровь речь идёт). Он хоть и настоящий Дракул, но не настолько.       Кстати, про алкоголь: была идея, где отец (то бишь Влад) тренировал своего наследника искусству ложного, скажем так, опьянения, спаивая его с двенадцати лет, чтобы не пьянеть при пирах (а то мало ли что). Однако позже я отменила это, поскольку это просто невозможно. Не повторяйте это дома, пожалуйста.       Вообще, телохранитель Илинки был введён в сюжет для того, чтобы стать для ведьмы проводником в душу жестокого княжича, но моя идея изначально провальная. Дело в том, что персонажи должны узнавать друг друга самостоятельно, а не через посредника. Конечно, я не говорю, что подобные ходы — плохо, нет. Тут скорее имеется ввиду внутренний мир. Да, один персонаж может рассказать о характере, прошлом другого персонажа, но никак не о внутреннем мире. Этим должны заниматься сами персонажи, разговаривать друг с другом. Так или иначе, услышав сей рассказ, ведьма ловит себя на мысли, что ей жалко его, но упорно не хочет признаваться в этом, отрезвляя себя мыслью, что он предельно кровожаден по своей натуре. И вот здесь синдром начинает набирать обороты. Жалость, в некотором роде даже понимание начинает съедать Илинку изнутри. Она всё больше начинает находить сходства с ним, поскольку сама тоже была отделена от семьи, её ведь тоже забрали и обрекли на страдания. — Мы с вами похожи, — заявила ведьма, глядя в его ледяные глаза. — Нас с вами тоже испытывала судьба, ломала. — Не смей сравнивать нас, паршивая, — рявкнул князь, оскалившись. — Вы не зверь, не чудовище. Вы — испуганный, раненный оленёнок, сбившейся с пути. — Хватит! Пересекая расстояние, юноша с силой сжал горло девушки, заставляя её захрипеть от боли. Теперь она сама была похожа на испуганного зверька, ищущего малейший шанс на спасение, а он — хищник, что не ведает жалости. — Если думаешь, что тебе хватит одной сказочки для того, чтобы понять кто я, то знай, что сказки часто лгут, ведьма. — Вам нужна моя защита, — усмехнулась та в ответ. — Нет, не нужна! Ни твоя, ни чья- то другая. — Ложь, — сладко тянет она. Теперь пленница не чувствует удушья, напротив, казалось, что получает удовольствия от процесса. То, с какой силой, с какой ненавистью князь смотрит на неё — сводит её с ума. — Я нужна вам так же, как и вы мне. Как воздух. Вам нужно, чтобы я защищала не только Александру, но и вас. От чувств, которых вы желаете избавиться, глупый князь.       Здесь уже идёт всепрощение со стороны Илинки и отрицание со стороны Мирчи, более того, здесь первый инцидент насилия — удушение. Ведьма больше не сравнивает его с дьяволом, злом во плоти, как она это делала раньше. Теперь пленница видит в нём беззащитного человека, которого должна защищать от других, поскольку не могла защитить сама себя. Она полностью уверена в том, что князь нуждается в ней, хоть это далеко не так и ведьма просто верит в свою ложь, параллельно оправдывая его. Ведьма начинает понимать, что испытывает чувства, которые не должна чувствовать.       4. Горячо — холодно.       О, наши любимые Американские горки. Мирча относится к ней, как к очередной пленнице, от которой может отказаться в любой момент. Он игнорирует её, а потом осыпает комплиментами, начинает проявлять заботу в виде цветов или конной прогулки. Даже после случившегося поцелуя князь будет утверждать, что это была одноразовая акция, хотя спустя время целует её снова, уже в постели (да, вы всё правильно поняли). Однако потом он просто уходит, а на следующий день избегает её к чёртовой матери (прим. ред. — автор повторяется в выражениях про мать, но я это оставлю, хи-хи). Всё настолько плохо, что они даже перестают разговаривать и налаживают отношения лишь тогда, когда Александра уже приходит в себя, а это, между прочим, происходит через месяц. Как они переговаривали важные моменты? Всё просто: между ними был телохранитель, у которого, видимо, не было никаких дел кроме того, чтобы исполнять роль почтальона Печкина (прим. ред. — бедный телохранитель).       Прости дружище, тогда я не понимала свою тупость.       Но даже после возобновления отношений, которых в идеале не должно было быть вообще, они всё ещё не переставали кидаться оскорблениями и манипулировать друг другом. — Вы хотите, чтобы я ушла? — тонкая рука прошлась по широкой груди, а губы подарили привычную насмешливую улыбку. — Хотите, чтобы я исчезла из вашей жизни? — Ни за что. — Тогда скажите, что любите меня. Князь захлопал глазами, душу обуяла ярость. Ярость от того, что он не мог сказать подобные слова ни ей, ни сам cебе, но и прогнать он её не мог. Ведьма стала для него новым смыслом жизни, тем, за кого он был готов идти по головам, но также Мирча знал, что такие люди, как Илинка не могли любить по-настоящему. — Можешь уйти хоть прямо сейчас, голубка. Ты ведь выполнила всё, что я хотел, теперь ты мне не нужна. Можешь возвращаться к своим сородичам, порочная.       Да, Мирча невольно превратился в своего брата, прогнав свою любимую, так и не признавшись. Илинка отступила, хоть и рыдала позже. Она подчинилась, потому что считала князя своим господином. Она ушла, не попрощавшись даже с Александрой, с которой у неё были хорошие отношения, вернувшись к Холодному лесу и к своим ведьмам. К тем, кто остался жив, естественно. Но когда ведьмы узнали, что она имела связь с тем, кто устроил им фаер-шоу, они решили всё-таки изгнать неугодную вместе с её наставницей, которую удивительным образом звали Василисой (вот это совпадение, правда?).       Тем временем в замке Мирча снова ушёл в себя, начал пить и горевать, пока Александра не попросила вернуть ведьму обратно, поскольку снова заболела. Князь, обрадовавшийся (нет, не болезни сестры) появившемуся поводу приказывает телохранителю срочно найти Илинку. Спустя время ведьма всё же находится и возвращается в замок, несмотря на уговоры наставницы не идти обратно. Теперь уж юноше хватает ума признаться девушке в любви, не добавляя в признание никаких оскорблений.       Александра выздоровела, пара воссоединилась, мать оказалась жива. Все счастливы, не так ли? Но есть одно маленькое «но».       СТОКГОЛЕМСКИЙ, МАТЬ ВАШУ, СИНДРОМ.       5. Повторенье — мать (м)ученья.       Я часто говорю, что переписывала фанфик «Обещанные» целых пять раз, но никогда не говорю причину этого. Что ж, исправляюсь. На самом деле главная причина написания данной статьи заключалась не только в том, чтобы объясниться, но и в том, что увидеть свои неосознанные ошибки, взглянуть на них спустя время и призвать авторов, которые не хотят превращать своё творение в солянку из насилия, газлайтинга и неуважения, повнимательнее следить за развитием героев и сюжета.       К счастью, до конца моя первая попытка не дошла, поскольку я уже в восьмой главе начала замечать неладное и сразу же обратилась к бете, в разговоре с которой мы выяснили, что наш рассказ катится совершенно не в ту степь (прим. ред. — да-да, это я! Обращайтесь!). И я благодарю её за то, что образумила меня в то время, иначе бы всё сейчас было бы по — другому.       Почему я удаляла все последующие версии? Было два варианта: либо мне не нравился сюжет, либо всё снова заходило не в то русло. Именно благодаря упорству, желанию закончить эту историю, которая прорабатывалась два года и безмерной любви к данной паре я смогла достичь нынешней версии «Обещания», очистить её от всего того, чего я не желала видеть ни в работе, ни в этой паре. Таково тёмное прошлое Мирлинки и Стокгольмского синдрома. Но помните…       Стокгольм сам по себе безобиден, ведь он — столица Швеции!