«Еще увидимся»

Усталость сбивала с ног. Полудохлый КПК пищал, предупреждая о грядущем выбросе, и только этот противный звук, бьющий по вискам и напоминающий о неминуемой опасности, заставлял тратить последние силы на попытку выломать дверь гребаного подвала. Ближе никакого укрытия не было. Бессонная ночь, жестокая стычка с монолитом, где меня подстрелили, стая собак, от которых пришлось убегать, ни одного патрона в магазине и как вишенка на торте — выброс. Я ненавидел ёбаную Припять всем сердцем, проклинал ее, себя, весь свет, а сразу потом — ослабевшие, дрожащие руки, безрезультатно дергающие ручку хлипкой деревянной двери. От бессилия бы наворачивались слезы, если бы вся вода из организма давно не ушла вместе с потом и кровью. Тупая бесполезная злоба билась на подкорке; небо начинало желтеть и греметь, будто смеясь надо мной. Чей-то свист прямо за спиной ножом проехался по барабанным перепонкам. Я обернулся: ко мне быстрым шагом приближался наемник. Один, наперевес со штурмовой винтовкой… От мысли, что смерть решила прийти по мою душу в образе наемной крысы, зубы злобно скрипнули. Сталкер стремительно приближался — руки, перепачканные потом и моей же кровью, изнеможённые, соскользнули с железной ручки. Я едва держался, чтобы не свалиться с ног, отчаяние иглами впивалось в глотку, но страха за жизнь я не чувствовал. Разве что, обида скреблась под ребрами, ведь все пройденные испытания, выходит, были напрасны… Подошедший наемник, однако, сдвинул меня в сторону и даже придержал за воротник крепкой рукой, когда понял, что я начал заваливаться в сторону. — Стой, дебил, внутрь не потащу, — заявил он спокойно; замахнулся прикладом, треснул в дверь… Удар был хороший. Доски с грохотом провалились внутрь, и наемник доломал преграду в считанные минуты. Землю начинало потряхивать, а моя смерть вальяжно вошла в подвал, на ходу включая фонарь. Я не сдвинулся с места — хотел, отчаянно хотел пойти за ней, но не мог. Казалось, шагну — распластаюсь на пороге лицом вниз. — Ты тупой или контуженный? — поинтересовался наемник, обернувшись. Вопреки своим словам, он втащил меня в убежище, подальше от входа, брезгливо вытер руки от крови о синий костюм… Я кое-как сел на пол у стены, стащив шлем и вытирая замыленное лицо рукавом. Наемник придирчиво осмотрел меня. И, кажется, он ожидал справедливой благодарности. — Спасибо, — вздохнул я, опустив глаза на свои грязные ладони. Моя смерть оказалась моим же спасением… Бывает ведь. Медленно редел и прерывался поток мыслей. Даже выброс не помешал бы мне провалиться в долгожданный сон, похожий больше на отключку… — Из тебя кровища хлещет, а ты спать собрался? — фыркнул наемник откуда-то сбоку. Я с неохотой разлепил веки: он уже сидел без шлема, уставившись на меня темными глазами. По щеке вниз тянулся жутковатый шрам. Эта была вторая деталь в его внешности, сразу бросившаяся в глаза: ничем особенным русоволосый сталкер с острыми чертами лица больше не выделялся. — Сил нет. Не сдохну… А тебя не Шрамом зовут, случаем? — Какая-то ерунда сорвалась с языка, я даже подумать не успел. — Какой остроумный, — процедил наемник. Думаю, он вмазал бы мне, если бы я, побитый, подстреленный, слабый, не был настолько жалок сейчас. Справедливо бы сделал, кстати. Слишком уж мой тон походил, пусть и не специально, на издевку. — Я Вестник. — Рост. Рад знакомству… Наемник снова пронзительно уставился на меня, а потом заржал. Так все реагировали: не вышел я ростом для того, чтобы зваться этим словом. Но я считал так: сто семьдесят два — не сто пятьдесят, на этом спасибо. Наверное, именно этот забавный факт расположил Вестника ко мне снова. Или ему просто хотелось помочь — во всяком случае, он узнал, есть ли у меня аптечка, а после короткого «нет» достал одну из своих. Добавил, правда, что забрал ее у дохлого монолитовца, поэтому-то и не жалко, но мне было все равно. Я был покорен щедростью, расслаблен безопасностью… Веки снова слиплись, но Вестник все равно как-то умудрился разболтать дремлющего меня. Не помню, о чем шла речь, поэтому оставалось надеяться, что я не сказал лишнего. Когда я очнулся, был уже один, перевязанный, подлатанный и отдохнувший. Вестник даже оставил мне немного патронов, видимо, не желая, чтобы его усилия пропали даром из-за какой-нибудь сволочи, которую я не смогу застрелить. На КПК болталось сообщение от него с загадочным «еще увидимся». Отдохнув, я подобрел. Припять все также вызывала прилив ненависти, но теперь ненависти глухой, глубокой, скребущей под самыми ребрами. Однако стремление покинуть мертвый город я решительно отложил. К собственному стыду, потому что сейчас была лучшая возможность вернуться на Янов, а оттуда, может, и вовсе дернуть к Свалке… Я же решил остаться, несмотря на то что список опасностей пополнили и наемники. Не один ведь Вестник здесь был, да и остальные наверняка не столь дружелюбны. Но я все-таки не зря проделал тяжелый путь и пришел в Припять: позарез нужно было отыскать сраную лабораторию. Я искал ее потому, что это был отличный шанс устроиться в Зоне получше и найти место «потеплее». Хотя теперь, после сегодняшних трудностей, я уже начинал сомневаться, что справлюсь с этим. Рыже-красное солнце медленно закатывалось за многоэтажки, когда я покинул подвал. Поднялся по каменным ступеням, оглянулся: не бродил ли где поблизости мой новый и единственный во всем городе знакомый? Но вокруг было пусто. Странное сообщение на моем КПК снова пришло на ум, но через пару часов оно стерлось из памяти как нечто неважное. Существовали более животрепещущие вопросы: где ночевать, чтобы меня точно не нашли? Где пополнить запасы оружия, провизии и медикаментов, не покидая Припяти, и так, чтобы не получить еще ранений? Вопрос о ночлеге решился быстро. В моем случае не стоило привлекать внимание мутантов, поэтому я нырнул в первую же распахнутую дверь общежития и забрался подальше. Забился чуть ли не в самый угол, пожевал хлеба и лег спать, прижав рюкзак к себе… Не спалось: в подвале продрых достаточно. Я вертелся, крутился, размышлял о будущем, даже мечтал о лучшей жизни, скрипя зубами от боли в ноющих ранах. В конце концов, сон меня настиг. Из сладкой утренней полудремы выдернула стрельба под окнами. Я сел, сжал в окрепшей руке пистолет, подошел к окну: с третьего этажа был бы хороший обзор, если бы прямо под моим окном не тянулся козырек, загораживающий стоящих под ним. Чуть поодаль, во дворе, лаяли и скакали слепые собаки; раздавалась ругань… Ругались грязно — значит, не Монолит. Кроме них здесь я встречал только наемников. Я сделал резкий шаг назад, боясь, что меня увидят; прислушался, пытаясь срочно сообразить, что мне делать. Надежда на то, что наемники просто проходили мимо, разбилась в тот же миг, как я услышал чей-то грубый голос: «Маячок показывает, что он где-то здесь. Наверняка уже услышал стрельбу, нельзя дать ему уйти!» Свинцом ударил в ноги страх, но мешкать было нельзя. Теперь-то на ум снова пришло оставленное Вестником сообщение. Я уже тогда зачем-то ему понадобился! А еще он трогал мой КПК и, наверное, с помощью него и следил за моими перемещениями. Я возненавидел мир снова: накатила страшная обида из-за того, что я второй раз ошибся в мнении о Вестнике. Первый — когда решил, что он моя смерть. Второй — что спаситель… Я не был уверен, что маячок на КПК, так что пришлось быстро рассовать по карманам патроны, фонарь и последнюю банку тушенки, а рюкзак с остальным барахлом просто бросить. Высунулся из комнаты: в здании висела тишина. Наемники ведь не были дураками, чтобы продолжать шуметь. Я тоже старался не шуметь. Выбранная мною комната была предпоследней в коридоре, до пожарной лестницы рукой подать… Вот только дверь наверняка была заперта. Я угадал: она негромко скрипнула, но не открылась. Едким сарказмом раздалась в голове мысль о том, как при закрытых дверях должна была происходить пожарная эвакуация… Днем я был уставшим и морально истощенным, поэтому реагировал на грядущую смерть (от выброса ли, наемника — не важно) достаточно равнодушно. Теперь было совсем не так: приходилось подавлять глухое злобное рычание, и пальцы сжимались на рукоятке пистолета так, что могли бы отпечататься на стали, будь она чуть мягче. Я ринулся в другую сторону, к двери на балкон, уже представляя, как полезу вниз со стволом в зубах. Отстреливаться-то все равно не смог бы. Провернуть план мне не удалось. Выскочил я «удачно»: прямо на наемника, патрулирующего балкон. Как знали, что я сюда приду, собаки! Я отреагировал быстрее, чем он, но навел много шума… Наемники сбежались разом. Нужен был им я однозначно живой, поэтому, несмотря на дрожь в конечностях и челюстях, я хотел попробовать договориться… Кто-то таким же хорошим ударом приклада, как у Вестника, проехался мне по затылку. Потемнело в глазах мгновенно, но вязкая боль сопровождала все то время, пока я был без сознания. Сквозь веки пробивался яркий свет. Я открыл глаза, сразу зажмурился, фырча: кто-то слепил меня мощным фонарем. Прожектор, правда, тут же убрали, но перед глазами еще долго плавали разноцветные пятна. — О, очнулся, — я узнал спокойный тон Вестника. — Долго ты с ним возился, — еще кто-то подал голос, я еще не видел, кто именно, — надо было… — Завались, — все также спокойно прервал Вестник. — Рост? Пришел в себя? Я то просто жмурился, то моргал, то вращал глазами, пытаясь вернуть зрение в норму, и в тот момент опустил голову вниз. Вестник сухой ладонью поднял ее вверх, несильно потянув за челку у корней, наверняка внимательно рассмотрел меня. — Да, кх… — Стоило подать голос — Вестник отпустил волосы. Я окончательно пришел в себя после потери сознания, подергал руками и ногами, обнаружив плотно примотанные к стулу веревки. — Отлично… Зрение понемногу возвращалось, поэтому я увидел, как Вестник пинком поставил напротив меня еще стул и сел. Мы находились в крохотном помещении с единственным небрежно заколоченным окном. На улице, должно быть, было пасмурно, потому что сквозь щели почти не пробивалось света. За спиной Вестника сидел еще один наемник. Он был мрачен и, в отличие от моего спокойного знакомого, чем-то очень раздражен. Сталкер озлобленно смотрел на меня, напоминая оскаленную слепую собаку, слишком трусливую, чтобы напасть в одиночку. Но наемник вряд ли был слишком трусливым: просто главным, видимо, был Вестник. Я отвел глаза. — Вопросы тут я задаю, ага? — Начал Вестник. Пришлось неохотно поднять глаза ему в лицо, пускай я бы предпочел не смотреть на него больше никогда. Обида все скреблась внутри, хотя, на самом деле, мы ведь никогда не были друзьями, так что и предателем считать Вестника было нельзя. — Ага. Давай. — Ты мямлил что-то про поиск лаборатории, пока я бинтовал тебя, — видимо, сидящий позади наемник не знал о таких подробностях, потому что его лицо вытянулось в неприятном изумлении. — Что за лаборатория? Я прокололся. Очень сильно прокололся, раз рассказал про лабораторию. И теперь вовсе не надо было удивляться из-за того, что меня выловили. Не только я хотел разжиться… Комом в горле встало сожаление. Какими только ругательствами я не покрывал себя, пытаясь состроить непонимающее лицо! Наемники не отстанут, пока не вытащат всю информацию, это было ясно. А еще было ясно то, что если я навру с три короба, меня без раздумий убьют. Я смотрел в темно-серые глаза своего то ли спасителя, то ли все-таки губителя и чувствовал, как сильно хочу жить… Но вместе с тем блядское ослиное упрямство тоже не оставляло меня: я не хотел ничего говорить. Отрекался от единственной возможности выйти сухим из воды и не мог наступить себе на глотку, чтобы перестать хвататься за еще даже не найденный хабар. За одну возможность получить его… Тогда я яснее всего чувствовал, что жадность сведет меня в могилу, однако противостоять сам себе не мог. — Я не помню даже того, что мы о чем-то говорили, — здесь я еще не врал. — Может быть. Тебе слишком сильно треснули или ты действительно тупой, раз даже суть вопроса тебе не ясна? Я не спрашиваю, что ты помнишь. Что за лаборатория, о которой ты щебетал? — Я ничего не знаю ни о каких лабораториях, — стоял на своем. Мерещилось, что Вестник закипает, но, когда он продолжал говорить, лишь тень раздражения удавалось уловить, не больше. — Если ты не заметил, обращу твое внимание: пока я разговариваю с тобой по-человечески. Мне ничего не стоит прострелить тебе колено, сломать пару пальцев или срезать кусок кожи… А еще сзади сидит Бес, и у него давно чешутся кулаки. Не тупи, Рост. Мне казалось, зачатки мозга у тебя есть. — Я просто ничего не знаю ни о каких лабораториях! Мало ли, что я плел в бреду? Я был на грани сна и обморока, ты же сам видел… — Вот именно. Для такого состояния ты болтал слишком последовательно и логично, чтобы это было бредом сознания. Ладно, хорошо, давай спрошу по-другому, раз бодаешься. Зачем ты пришел в Припять? С твоим-то вооружением это гибельное дело, но ты не похож на психа, который ищет смерти. Ребята рассказали, как ты пытался свалить и даже кое-кого грохнул. — У меня те же цели, что и у вас, — я снова перестал врать, но нахмурился и ощерился. Радовало только то, что наемники действительно не применяли ко мне насилия, но это ведь только пока. Рано или поздно у Вестника бы закончилось терпение… или еще раньше — у Беса, пилящего меня глазами. Я подумал, что его, наверное, так сильно злило совершенное мной убийство кого-то из их группы. — Я хочу получше устроиться. Накопить больше денег, нормально вооружиться, чувствовать себя более защищенным, в конце концов. — Наемники не нуждаются ни в чем, кроме бабла, так что с общими целями ты угадал лишь отчасти, — скучающе заметил Вестник, вальяжно раскинувшись на стуле. — Ну, где же твое остроумие, которым ты блистал в подвале? Неужели мне придется каждый вопрос объяснять и рассасывать? Я теряю терпение, придурок. Можешь ломаться столько, сколько влезет, у нас полно методов, чтобы заставить тебя говорить… Рано или поздно раскалываются все. Нагнать жути, рассказывая про пытки, которым мы можем тебя подвергнуть? Или станешь, наконец, послушным мальчиком, здраво оценивающим ситуацию, и расскажешь, что такого ценного в той лаборатории, раз оно помогло бы тебе загрести бабла? — Вестник нахмурился и оперся локтями на колени. Он смотрел снизу вверх, но это не мешало ему смотреть властно. Не в силах оторваться от свинцово-серых радужек, я почему-то представил, как нож медленно входит тонким лезвием между надколенной чашечкой и большой берцовой костью… И все это под тем же неизменно тяжелым, острым взглядом, который я был не в состоянии прочитать: слишком много там таилось. От подобных ассоциаций становилось только страшнее, ведь я знал, что наемникам действительно ничего не стоит претворить нечто подобное в жизнь и Вестник не роняет слов на ветер, упоминая пытки. Однако перестать врать не получалось. — Я не знаю ничего о лаборатории… будто на ней Припять кончается! — Я бездумно оскалился, за что получил по лицу. Пощечина обожгла, но Вестник явно все еще не хотел делать мне очень больно. — Я надеялся найти что-то ценное в городе… вот и все… — Смотри, ты его слегка треснул, а он уже шелковый! Так и надо работать, Вестник, я ж говорю, ты долго возишься! Оставь его мне, я быстро выбью всю дурь и инфу тоже… — Нет, — Вестник вдруг поднялся, отворачиваясь от меня и уходя к двери. — Оставим его. Пусть подумает. Я хочу верить в то, что он просто еще не пришел в себя после удара по голове, — думаю, это была манипуляция с его стороны. Однако Вестник действительно ушел, уведя Беса с собой. Остался только включенный фонарь, освещающий помещение, но и тот скоро начал отвратительно моргать. Яркие вспышки пробивались сквозь веки, а закрыть глаза ладонью я не мог. Конечности затекали и болели; вокруг стояла поразительная тишина, давящая на уши… Я думал о том, что делать дальше, иногда срывался на самобичевание, но из-за физического дискомфорта скоро даже думать внятно не выходило. Стены крохотной комнатки с омерзительным фонарем и глухой тишиной вокруг — все сжималось как будто прямо вокруг черепа, втискивалось в больной затылок… А я ведь еще и был ранен до этого! Старые раны тоже ныли и зудили. Веревки скоро натерли запястья: я напрасно пытался освободиться. Еще позже конечности просто онемели. Внутри бился тонкой жилкой какой-то животный ужас… Наполняло еще большее отчаяние, чем тогда, когда у меня не было сил для того, чтобы держаться за ручку подвальной двери. Наверное, было бы лучше, если бы я умер от выброса прямо там. Тогда мои страдания закончил Вестник… И теперь я почти молился, чтобы он появился снова. Я был готов рассказать кое-что (или все?) про лабораторию, лишь бы они убрали фонарь и отвязали руки. Я чувствовал себя слабым. Наемникам даже не пришлось пачкать руки кровью, как я думал сначала… Психологических пыток хватало. Стоило вспомнить, как Вестник торопился вытереть руки от крови в подвале, и его методы становились понятны. Вот только противостоять им было нельзя. Я сухо всхлипнул, без слез. Хоть какой-то звук разбавил давящую тишину… Почему-то до этого мне не приходило в голову поговорить вслух, а сейчас состояние не позволяло связно мыслить. Тихий шорох чужих шагов заставил меня крупно вздрогнуть и напрячь слух; уже через мгновение Вестник шагнул в комнату, прикрыв дверь. Где-то в глубине души я обрадовался: он ведь действительно мог прекратить это. Стоило бы презирать себя за это. — Фонарь дохнет, бля… Такая светомузыка в мои планы не входила, — он подошел ко мне, поднял фонарик, тряхнул — свет перестал мигать. Наконец-то!.. — Но, смотрю, тебе на пользу пошло. Неужели поговорить захотел, а? Я кивнул: во рту было чересчур сухо, язык будто присох. — Вот и молодец. Знаешь, сколько тебе понадобилось, чтобы образумиться? Сорок минут, Рост. Всего сорок, — хмыкнул наемник, сев на стул. Сорок?! Мне показалось, я провел в этой комнате вечность… Щеки залила болезненная краснота. Я слишком слабый. Слишком глупый. Слишком жадный… Если бы не желание подсобрать редкого хабара в этой ебаной Припяти!.. Только вина-то все равно моя, а не города. — Воды?.. Пожалуйста, — просипел я с усилием. Вестник молча кивнул, достав из внутреннего кармана флягу с водой. Напоил меня, подставив ее ко рту… — И… развяжешь? Я все равно не смогу ничего тебе сделать… — Собственный голос был жалок. Я весь был жалок. Опять. — Надо было изначально тебя одного тут оставить, — ликующе заявил Вестник, садясь на место. — Вот и давай договоримся: ты рассказываешь все, что знаешь, а я после развязываю тебя. По рукам? — едко хмыкнув, наемник сощурился. Я мог только согласиться. Много я и сам не знал, иначе не бегал бы от Монолита и псов по городу, рыща в поисках этой клятой лаборатории… У меня были только примерная область и понимание того, что я могу выудить несколько секретных документов и пару-тройку, очевидно, дорогих артефактов. Но рассказал я только про район. Вестник, конечно, снова пытался выяснить, что именно я хотел найти, но потом махнул рукой, наверняка подумав о том, что про Припять ходит очень много слухов, поэтому даже расскажи я, что искал, это могло не иметь никакой практической пользы. Легче было посмотреть самим. Меня действительно отвязали, как мы и договорились, но я не сразу смог встать. Минут через пять, осмотревшись, увидел койку. Правда, понадеялся наивно, что она мне не понадобится и меня отпустят прямо сейчас… — В общем, смотри, расклад такой, — Вестник стоял рядом, глядя насмешливо. Он точно до сих пор был доволен тем, как быстро я сдался. Скотина. — Мы проверяем те данные, которыми ты так любезно поделился, и если они правдивы, мы, может, даже отпустим тебя. А пока поторчишь здесь… Зато на кровати и без дебильного мерцающего фонарика. Возражения, ха? Хотелось Вестника послать: я оклемался и был в состоянии злиться. Однако это «если» очень нехорошо осело внутри… Я ведь не мог отвечать за достоверность того, что пересказал, потому что сам не проверял, только слышал. А от этого теперь зависела сохранность моей шкуры. На подкашивающихся ногах я сел на нары. — А если не правдивы?.. Вестник только жутко сверкнул глазами и, к моей тревоге, молча вышел с веревкой, раньше связывающей меня, в руках. Он пришел ко мне снова уже утром, когда в комнату через щели в досках на окне стало украдкой пробираться ласковое солнце. Я уже не спал (вообще той ночью спалось плохо), но бездумно валялся на нарах, рассматривая рисунок на отклеивающихся обоях. — Доброе утро, — фыркнул Вестник, когда заметил, что я проигнорировал его появление. Я лениво сел, кивнув в знак приветствия, окинул наемника взглядом: в его руках была аптечка. Удивление прошибло насквозь. Почему ему было не плевать, в каком состоянии мои раны? — Я сам, — буркнул я, слегка нахмурившись. — Еще бы, — хмыкнул Вестник, подав мне аптечку и после сев на стул. — Думал, опять я бинтовать тебя буду, пф? Стало неловко, но я достойно сохранял хмурое выражение лица, пока расстегивал куртку (бронежилет с меня содрали еще до того, как связали). Откинув ее на пустой стул, стянул майку, вдруг наткнувшись на изучающий взгляд Вестника. Он не просто наблюдал, нет. Эта сука изучала и оценивала всего меня взглядом — все шрамы, раны, весь я выше пояса был у него как на ладони. И он пользовался. Я опешил. Не ждал такого. Думал, он лишь проконтролирует, чтобы я не задушился бинтами к чертовой матери или не выпил от досады йода. — Ты… ты хули пялишься? Вестник поднял глаза мне в лицо, хмыкнул. — Да не ссы, я не пидор. Ля, как засмущался сразу, — смех разнесся по комнате. Может, и не пидор. Но точно сукин сын! — Я раны разглядываю, успокойся, обалдуй. Гноиться начинает кое-где. Я не знал, что сказать. Да и надо ли было? Непонимание, зачем Вестник возится со мной, щебенкой набило нутро… Я был слишком растерян, чтобы спрашивать об этом. Да и ведь не было хуже от того, что мне позволяют лечиться. Разве что — до чертиков неуютно, но оставалось лишь терпеть. Или бодаться — себе во вред. Перед тем, как продолжить перевязку, я еще раз искоса глянул на Вестника. Он рассматривал меня уже не так пристально. Наемник был прав: бинты менял я не вовремя, нужно было раньше, поэтому в раны попала грязь; кое-где и впрямь виднелся гной. Главное, чтобы я не подцепил заражение. Остальное было вполне поправимо и не очень беспокоило меня. Когда я взялся за рану на правом плече, оставленную пулей монолитовца, Вестник вдруг поднялся и подошел ко мне. Я резко отодвинулся подальше: размышления об отвратительном взгляде все не оставляли. — Я сам справлюсь. — Левой рукой, ага, — Вестник выдохнул, едва удержавшись, чтобы не закатить глаза. Какой заботливый, козлина! Он поймал мой локоть, не дав отодвинуться еще дальше. Я дернул рукой — держал он, как обычно, крепко. — Не трогай! — Я несдержанно рыкнул, потянув еще. Пальцы левой руки наемника вплелись в челку, не больно сжав. — Завали ебало и не рыпайся. Боишься, что лапать начну, идиот? Нихрена я тебе не сделаю, я же сказал, что не пидор, — Вестник тоже почти рычал. Я отвернулся от него, сцепив зубы. Почти повторилась сцена в подвале. Убедившись, что я не дергаюсь, наемник отпустил меня и взялся за промывание раны, плотно наложил бинт… Только расслабиться в этот раз у меня не получилось. Царапины и ссадины на ногах я тоже обработал сам: Вестник опять сел на стул, закинув ногу на ногу, спокойно смотрел то ли на меня, то ли сквозь… Я старался не обращать внимания. Перед тем, как он ушел, я снова поблагодарил его. Буркнул «спасибо» в спину. Вестник, судя по звуку, хмыкнул, а потом исчез. Чуть позже еще один наемник, совсем зеленый мальчишка (он был младше меня лет на пять, то есть, лет двадцать ему было) принес мне флягу с водой и хлеба. Морить голодом тоже не собирались, надо же… Перед выходом мальчишка сказал, что группа бойцов отправилась проверять данные насчет лаборатории. Показалось, что моя жизнь висит на волоске — внутри все похолодело. Потом я вспомнил, что примерная область расположения объекта была немаленькой, и даже наемникам точно понадобится больше суток на тщательную проверку всех зданий. Успокоился. Тогда я подумал, что меня оставят в одиночестве до тех пор, пока будут вестись поиски. Ошибся: скоро ко мне пришел, пошатываясь, пьяный Бес. Его появление уже не сулило ничего хорошего, а уж выражение лица… Тупая, в плане черт, озлобленная рожа… — В чем дело? — Осторожно спросил я, когда он начал приближаться. — В чем, бля? В тебе, говнюк… Бесишь! Надо было сразу тебя отхреначить, Вестник не дал, скотина… Бес неминуемо шагал на меня. Я сдвинулся в самый угол кровати. Сердце отбивало чечетку — я не думал, что ко мне вообще применят физическое насилие… Был уверен, что главным был Вестник и его методов хватило. Как же ошибался! Я же был пленником — игрушкой в их руках. Деваться было некуда: Бес был громилой больше меня раза в полтора, но и сдаваться я не хотел. Решение разговорить пьяного пришло на ум спонтанно. — А где Вестник?.. — Вестник? Пошел лабораторию искать, бляха-муха… Че, опять за ним спрятаться решил? Думал, раз он с тобой носится, как с дитем, мы все будем тоже и всё тебе простим? — Остервенев от вопроса лишь больше, Бес занес кулак. Я закрыл голову руками, зажмурился, но удара не случилось. Даже через десять секунд — я считал. Убрав руки, глянул на Беса: его кулак так и висел в воздухе, но наемник о чем-то задумался. — Фак, если Вестник синяки увидит… Вот падла! — Он схватил меня за волосы, дернув вверх. Я выдохнул сквозь сжатые зубы. Что ж всем этим уродам так нравилась моя прическа?! Значит, Вестник все-таки был главным и действительно «защищал» меня… Однако теперь его здесь все равно не было! Что бы им ни двигало, он не мог помочь прямо сейчас. Бес плюнул мне в лицо. Я выругался, пнув его в живот. Вытерся рукавом: от отвращения выворачивало. Бес, разозленный больше прежнего, вытащил нож, и я оказался беспомощен окончательно. Да, он был пьян, но и одно неосторожное движение могло лишить меня глаза, например… А Вестник… Что ж, наверное, взбешенный наемник вспомнил бы о нем только после того, как заметно навредил мне. Проверять не хотелось. — Что тебе надо? — Я вжался в стену, зверем смотря на него. — Поворачивайся, — вдруг прохрипел Бес, направив на меня лезвие. Внутри все застыло, натянувшись струной. Я не двинулся. Бес поставил колено на кровать, едва ли не навалился на меня. Перегар ударил в нос — стало нечем дышать. Я попытался перехватить его руку с ножом — лезвие полоснуло ладонь. — Угомонись, мразь! Не надо! — Я решаю, что надо, подонок, — он снова вцепился в мои волосы, повернул голову в сторону и плашмя приложил холодное лезвие к артерии. Я почувствовал частые толчки крови, сквозь кожу отдававшиеся в сталь. Пытаться освободиться было слишком опасно. Я молча сдался, чувствуя, как внутри тянет от напряжения, как тошнота подкатывает к горлу. — Пожалуйста… — Заткнись, ублюдок, — Бес немного отодвинул нож, я вздохнул свободнее, ртом, а следом мне прилетела пощечина. Нож блестел и метался у лица, но почти сразу наемник снова подставил его к шее. — Поворачивайся и снимай штаны. Давай, быстрее, ты же видел, что нож острый? — Вестник будет з… — Нож чуть повернулся, едва не встав на лезвие прямо на коже. Даже сглотнуть было страшно, вырвалось только что-то вроде скулежа… — Заткнись! Живо делай, что говорю! Я потянулся к штанам. Бес отодвинул руку, чтобы я мог повернуться… Я ждал, что сейчас, как в кино, ворвется Вестник и прекратит это. Надеялся и молился — больше не было ни единого шанса на спасение… Я нарочито медлил, но никто, конечно, не появился. — Может, сходишь за вазелином? — одними губами прошептал я, упершись лбом в стену. Брюки я все-таки не тронул. Не хватало решимости. — Обойдешься, — не знаю, как пыхтящий Бес услышал меня, но лучше бы не слышал: от ответа мне стало в разы хуже. Я закрыл глаза, стараясь отвлечься… В конце концов, я много всего пережил, много с чем справился, и здесь должен был… Я всхлипнул еще до того, как Бес коснулся ремня моих штанов, нетерпеливо дергая его. Я хотел молчать, держась от лишних эмоций, но горячие слезы унижения, еще не боли, покатились по щекам, а судорожные рыдания проехались по горлу, удерживаемые из последних сил. Холод комнаты коснулся ягодиц. Бес протянул мне два пальца, шепнув похотливо «соси». Я мог только поддаться. Иначе самому было бы лишь хуже. Конечно, он не церемонился с подготовкой: ему-то было все равно. Я срывающимся голосом предложил сделать все самостоятельно, ведь тогда, наверное, были шансы понизить дискомфорт… Но ему нравилось меня мучить. Только ради этого он начал все это. Боль не оставляла вне зависимости от того, были ли его пальцы во мне или нет. Я старался расслабиться, но организм, конечно, сопротивлялся приносящим боль действиям. Покрывало в моих ладонях промокло от пота и капающих на него слез… Один раз лезвие сорвалось, царапнув шею. Я выругался, а Бес, кажется, даже пробубнил извинение, но нож не убрал, лишь отодвинул чуть дальше, положив руку на мое плечо. Я с тягостным напряжением ждал, когда он начнет. Быстрее начнет — быстрее закончит, но одни эти неприятные «прелюдии» тянулись целую вечность… Он вошел без предупреждения, рвано качнув бедрами, так глубоко, как только смог. Я выгнулся, кусая губы и мыча. Боль электрическим разрядом пробежалась по позвоночнику. Чувствовалось каждое движение этой мрази во мне. Постепенно наступало смирение с болью. Слезы заканчивались, дорожки от них сохли на щеках, противно стягивая кожу. Я был опустошен. Настолько, что не чувствовал ни злости, ни обиды, ни отчаяния… Было плевать. Хотелось, чтобы Бес ушел, и тогда бы последнее ощущение — боль — покинуло меня. Глаза закрылись. Пустота в голове редкими вспышками окрашивалась в красный; Бес чаще и чаще дышал мне на ухо, иногда скотски постанывая… Я знал, что этот ублюдок скоро кончит. Было все равно, начнется ли после этого все по второму кругу. Открылась дверь. Я не повернулся, сосредоточившись на дыхании: заметил, что если дышать медленно и глубоко, становится не так больно. — Веселитесь? И без меня? — Спросил Вестник, но я не услышал в его голосе и тени веселья, конечно. Зато почувствовал, как в испуге замер Бес и как быстро его отдернули от меня. Наверное, за воротник, как и меня у подвала. Я опустился на кровать на бедро, натянул искомканное покрывало, чтобы прикрыться. Отголоски стыда и неловкости начали пробиваться откуда-то из недр души… Будто это была моя вина, что Бес — тупое животное. Вестник выставил моего насильника за дверь, пообещав в нескольких грозных фразах «поговорить» с ним позже. Я не сомневался, что поговорит и разговор будет тяжелым. Может, даже прикладом по хребту, но это на грани мечтаний. Я уперся затылком в бетон, с отстраненным удивлением отметив, что после вчерашнего похищения он почти не болит. Отвращение, казалось бы, забытое, исчерпанное, снова наполнило меня, слезами брызнув наружу... Я хотел бы, чтобы и Вестник ушел, — рыдать при нем было бы просто позорно, но удержаться не удалось. Зато теперь я рыдал молча… Вестник присел на край — я слабо дернулся от него. В голове всплыл взгляд, которым он одарил меня утром, и мне снова стало не по себе. Может, они тут все ебаные насильники? — Тихо, — шепнул Вестник, повернувшись грудью ко мне. Я мельком посмотрел ему в лицо; смотрел он, к радости, не так… Чувств его распознать не удалось, хотя печать злобы точно была ясна. — Я просил их не трогать тебя… — Вздохнул наемник, откинув руку в предложении обнять меня. Я не двинулся, и тогда он просто быстрым движением вытер одну из стекающих соленых капель. Затем опустил глаза на покрывало, внимательно его осматривая… Наверное, искал кровь. Не нашел. — Принести тебе воды? Помоешься? —…Да, — я отвернулся к окну, а через мгновение и вовсе ненадолго стался один. Наконец-то. Даже как будто стало не так душно… Я сперва вытянулся на кровати, а потом поджал ноги и закрыл глаза. Вестник вернулся с ведром подогретой воды и медным тазом, поставил все возле кровати. — Только не говори, что опять будешь смотреть, — я устало кольнул его взглядом. — Не буду, — спокойно ответил наемник, уходя к двери. — Крикни, когда закончишь. Я позвал, когда натянул штаны и развалился на боку на кровати, содрав перед этим с нее влажное покрывало и отпихнув его куда подальше. Вестник зашел, держа какую-то мазь в руках. — Надо было сразу тебе отдать… — Он кинул ее мне, а я, к собственному удивлению, поймал немощной рукой. Какая-то язвительная мысль метнулась в моей голове, но вслух не прозвучала. Главное, чтобы Вестник и тут не полез мне помогать. —…Мы нашли лабораторию, — неожиданно начал он о другом, глядя на меня более снисходительно. Наверное, и сам не очень-то верил в успех этой задачи. Морозец пробежал у меня по коже. Я снова на мгновение подумал о том, каких богатств, вероятно, лишился… И сколько проблем нажил, стремясь в одиночку получить их все. — Что там? — Не знаю. Поставили около патруль, а чуть позже пойдем изучать. — Я ведь вам больше не нужен? — Нет. Но, может, останешься ненадолго, чтобы подлатать раны? Тебя точно никто больше не обидит, — Вестник взглянул на меня с, как мне показалось, толикой искренней надежды. — Издеваешься? — Поинтересовался я вяло, поднимаясь на еще слабые ноги. — Я ухожу. Верните вещи. Наемники вернули мне все, даже рюкзак, который я бросил в общежитии. На моих глазах Вестник отключил сигнал КПК, с помощью которого они отследили меня… А потом, узнав, что я решил уходить и из Припяти, он вызвался сопроводить меня до самой окраины. Хотелось отказаться, но я не стал. На самом деле, Вестник сделал мне куда меньше плохого, чем кто угодно еще. Чем даже я сам… Да и наемник под боком явно уменьшал количество неприятностей, которые пришлось бы вывозить в одиночку. Пока мы шли между темных пустых зданий, Вестник часто поглядывал на меня. В мои глаза: я постоянно сталкивался ими с его темными радужками, все также нечитаемыми. — Могу спросить? — Да, Рост. Что? — Зачем ты помог мне? Впервые, перед выбросом. Наемники, которых я встречал раньше, мочили всех без разбирательств. Вестник громко фыркнул. Его голос вдруг стал прежним, и только тогда я ощутил, что раньше в нем была капля сожаления. Надо же. — Ну, прикинь, я не лишен эмпатии? И ты не представлял совершенно никакой опасности не то, что всей нашей группе, даже одному мне. — Не лишен, да-да… Неужели раскаиваешься, когда приходится пытать кого-то или убивать? — Это работа, Рост. Да и, как ты заметил, физическое насилие я не люблю. Я промолчал. Остался еще один вопрос, на который мне хотелось знать ответ, но я осмелился задать его лишь перед самым расставанием, стоя на условной границе мертвого города, в который был намерен никогда больше не возвращаться. — А пялился на меня нахрена? Вестник подавил смех, в котором так и читалось «это очевидно». — А я-то думаю, что ж ты выглядишь так, будто еще что-то спросить язык чешется… Ты красивый, Рост. Привлекательный. Вот и все. Я звучно угукнул и развернулся. Щеки неприятно обожгло: комплименты мне приходилось слышать не часто, еще и от мужчин. Скажи это кто-то другой, правда, было бы куда приятнее. Вестник остался стоять на месте, глядя мне в спину. А говорил, что не пидор. Да уж… Гребаная Припять... Все-то в ней не по-человечески.