Ошейник

      — В последнее время я ем слишком много сладкого, — сокрушенно произносит Хоби, как только последний кусочек весьма вкусного донатса с ягодной начинкой скрывается у него во рту.       Сидящий рядом Майлз скептично смотрит на него, замерев губами в паре миллиметров от такого же пончика.       — Правда? Ты ел сладкое всего раз на моей памяти. И это было только что.       — О, ты говоришь про моменты, когда видел меня, boi, — подмигивая, смеется Хоби. Он двигается к Майлзу поближе, чтобы уложить голову на чужое плечо. Не скрывая довольной улыбки, целует мальчишку куда-то в пересечение шеи и плеча, а после, не дав толком опомниться, в губы.       Эдакий гениальный план урвать лакомый кусочек. Вкуснее сладостей для него только Майлз. Ужасно стыдно такое говорить? Возможно. Майлз знает, что для Хоби подобные действия — проявление любви. Тактильный до безобразия, он порой приводит в состояние крайнего ступора. Сначала дурацким флиртом посреди боя прямо в их первую встречу, мешая нормально сосредоточиться на выпаде кулаком. После Майлз ощущает чужое дыхание где-то в области выбритого затылка. Снисходительная усмешка и злодей обезврежен. Временно, поскольку, сразу придя в себя, Майлз Хоби как следует проучил, заставив упасть прямо на мокрый асфальт с высоты выпущенной паутины. Перерезать чужое средство передвижения когтистой рукой ничего не стоило. Да и наблюдать за чужой растерянностью было наивысшей наградой после нелепой попытки Хоби выпросить контакты парикмахера.       — Бесстыдник, — выдыхает Майлз, стоит Хоби отстраниться, не оставив на губах ни капли сладкой розовой глазури. Он делает пару шагов до стола, вытаскивает влажные салфетки и убирает с рук невыносимую липкость. Затем пачка летит прямо в сторону панка.       — Согласен, таких еще поискать нужно.       Майлз бросает на него краткий взгляд.       — Снова без поводка. Мне кажется, ты совсем забыл, где твое место, Хобс.       — Я тебя внимательно слушаю, хозяин, — с усмешкой выдает Хоби.       Майлз приоткрывает губы, на мгновение зависнув, после произносит:       — Между моих ног.       Хоби подносит большой палец к губам, слизывая слишком поздно замеченную сахарную крошку от донатса, и, небрежно помяв влажную салфетку, вдруг поднимается со своего места. Подходит ближе к Майлзу, и, буквально нависнув над ним, шепчет:       — Очень заманчиво, boi. Но на больших собак нужна крепкая рука. Уверен, что справишься?       Майлз вскидывает подбородок, смотря прямо на Хоби. Глаза змеиные, слегка игривые. В духе панк-рока. Невыносимо влекут и раздражают одновременно. Моралес резко дергает Хоби за ошейник, заставляя наклониться.       — А то что? Залезешь на меня?       — Ты же не подобрал мне благородную сучку, — довольно грубо, Хоби сам на себя не похож с этой улыбкой и прищуром. — Или погоди… я сам ее нашел.       Столь наглая фраза вновь выбивает из колеи. Кажется, Майлз только что начинает открывать в себе новые стороны, в том числе и с потребностью доминировать. Грубым движением он натягивает ошейник сильнее, создавая неприятное трение задней части шеи Хоби, заставляя того поморщиться. Очень долгий зрительный контакт. Они буквально пожирают друг друга взглядами, испытывая противника на прочность. И все же первым сдается Майлз. Он резко дергает на себя шипастый жилет Хоби, затем тянет вниз. Хоби не сопротивляется, даже помогает ненужной сейчас вещи упасть на пол. Майлз касается его горячей кожи под синей футболкой, чуть грубовато выкручивает пробитый пирсой сосок. Затем тянет, украдкой замечая, как хмурится Хоби.       — Ты только что назвал меня сучкой, Хобс?       Хоби, скривив свои собственные губы от боли, горячо дышит в чужие.       — Назвал. Будешь возражать?       Майлз чувствует на своих бедрах широкие ладони. Чувствует, как длинные пальцы сжимают крепко задницу. Несколько звонких шлепков, чтобы сбросить чужие руки. Грубость, оправданная желанием испробовать новое. В спокойном взгляде Майлза видны его настоящие чувства к Хоби. Плещутся где-то там, на дне, смешиваясь с нежностью и лаской. Как две стороны одной монеты, украденной из ближайшего банка с дядей Аароном на прошлой неделе. Об этом, к слову, знать Хоби вовсе не обязательно.       — Я не разрешал тебе себя трогать, — напоминает Майлз, после царапает ногтем на большом пальце длинную и чуть глубокую полосу вниз от соска. Затем произносит прямо в чужие губы, едва не доведя до поцелуя: — Мне повторить, где твое место?       Хоби возносит ладони выше в примирительном жесте, сдавшись.       — Отлично, — он немного напрягается от царапины, но не подает виду. Держится, все так же упрямо смотря на мальчишку, облизывает нижнюю губу краем языка. Он знает, к чему это ведет. Знает и пользуется отсутствием у Майлза паучьего чутья. — Повтори, я не расслышал.       Майлз нехорошо щурится.       — Хочешь касаться? — спрашивает он вдруг, издеваясь.       Прекрасно знает потребности своего парня в тактильности, но желает услышать. Желает, чтобы было озвучено его низким голосом с хрипотцой. Хоби тогда удивительно очарователен, когда, чуть срываясь на рык, говорит «pliz». Майлз смахивает каплю крови, подносит большой палец к губам, слизывая.       — Ниже, Хобс. Твое место ниже. Будь хорошим мальчиком, прекрати меня бесить. Сползай, слышишь?       Хобарт упрямится, это видно по поджатой губе. Играет роль не совсем послушной шавки, с характером. Но, после раздумий, когда терпение сходит на нет, он не просто просит, он выпрашивает, склоняя голову к чужой, отираясь о висок. Издает надломленное мычание, нарушая тишину родным акцентом:       — Pliz. Pliz, я хочу тебя коснуться, — его пальцы чуть подрагивают. Он отрывает взгляд от пола и снова заглядывает Майлзу в глаза. Медленно, сохраняя этот контакт, сползает ниже, опускаясь перед ним на колени. Хоби покорен, когда это нужно, когда это выгодно для него самого в первую очередь. Он на коленях, потому что сам так захотел, а не потому что… нет, потому что Майлз приказал, это видно по все той же поджатой губе с аккуратным колечком пирсинга. Его так и хочется дернуть вверх.       Майлз находится в немом восторге. Видеть Хобса таким наедине для него означает безграничное доверие от партнера. Нечто чистое и искренне, что имеет смысл только когда они наедине. Вставал ли когда-нибудь он еще перед кем-то на колени? Майлз готов был поспорить, что нет, подобное происходит впервые. Они познают друг друга постепенно, экспериментируя над каждой гранью своего характера и рассудка.       Безгранично. Голо. Касаясь друг друга обнаженными телами.       Майлз успевает наградить Хоби за послушание кратким поцелуем в лоб, впрочем, не позволяя дотронуться. Играет на желании, оглаживает ласково и нежно от макушки до подбородка, прежде чем аккуратно забросить правую ногу на чужое плечо. Сверху вид просто замечательный. Настолько, что невольно потряхивает от предвкушения.       — Oh, fuck… Хобс, — произносит Майлз почти неслышно, чувствуя, как возбуждение накрывает с головой. И все же пытается сдержаться. Позволяет себе лишь краткую грязь: поелозить по чужим губам бедром. Выдыхает протяжно, расслабляет хватку в волосах. — Хороший мальчик. Можешь трогать, разрешаю.       Майлз слышит, как грудь Хобби тяжело вздымается от вздохов, которые даются ему сейчас с трудом, сквозь морок накатившего возбуждения. Видит, как он продолжает держаться. Лишь дрогнув ресницами от поцелуя, мажет губами по ноге как бы случайно, но все еще не трогает, замирая. Молчит и ждет. Наблюдает, затаившись, как хищник перед прыжком. Едва заметно улыбается, когда слышит собственное имя, наклоняется, когда получает разрешение. Прижимает губы к колену ощутимее, ползет прямо через одежду выше. Укладывая ладонь на бедро, удерживает, одновременно с тем ласково оглаживая. Кратко мычит, отираясь, краем глаз смотрит на его, Майлза, лицо. Размыкает челюсти. Цепляя ткань, чуть оттягивает с намеком. Майлз знает, в чем дело. Хороший мальчик соскучился по ласке. Хороший мальчик просит разрешения облизать.       — Нельзя, — с толикой нежности, но твердо.       Майлз забирается пальцами правой руки в чужие волосы, тянет назад, заставляя запрокинуть голову. Второй рукой по щеке гладит, наслаждаясь открывшейся картиной. Хоби такой хороший сейчас. Такой хороший, что до ноющего ощущения в яйцах. Майлз вновь ощущает себя в пубертате, будто бы впервые увидевшим собственный член в стоячем состоянии. Стыдоба да и только.       — Ты был плохим мальчиком сегодня. И даже то, что я люблю твою мордашку, тебя не спасет, — склонив голову, шепчет Моралес. — Ну же, сделай мордашку. Улыбнись мне.       Майлз вновь укладывает ладонь ему на щеку, к другой прижимается бедром. Хоби замирает, услышав голос. Подает свой, разочарованно промычав. Вопреки всему запрокидывает голову, смотрит в глаза, размыкая уста. Тянет уголок губ выше по просьбе Моралеса, криво улыбнувшись. Более старательно, потянувшись губами к ладони, мажет поцелуем, выдыхая. Повторяет тихое:       — Pliz.       — Вот так. Хороший мальчик, хороший.       Майлз гладит его, укладывая непослушные прядки, что едва ли имеет смысл, учитывая текстуру чужих волос. Майлзу хочется Хоби поцеловать. Хочется оказаться на одном уровне, но тогда один большой пес едва ли усвоит свое место. Нужно довести урок до конца. Нужно наказать. Возможно, поощрить, если хорошо попросит. А Хоби, черт возьми, просит очень хорошо. Только посмотрите на эту улыбку, на эти ласки. Еще немного и попросту накроет.       — Пожалуйста? Что конкретно, Хобс? — Майлз трогает его губы, особенно нижнюю.       Хоби щурится, подставляясь чужой ладони, самостоятельно трется. Выпрашивает: словами, действиями, желая утолить голод по телу его любимого мальчишки.       — Хочу, чтобы ты разделся. Для меня.       Майлз предполагает чужое желание одновременно с тем, как оно вообще было озвучено. Неудивительно, учитывая, с каким рвением Хоби стремился стянуть зубами его штаны. Кривая ухмылка. Звякает пряжка ремня. Моралес отходит, а возвращается в исходное положение, укладывая правую ногу на плечо Хоби, уже без штанов и белья, с поводком в руках. Дразнит.       — Хотел, чтобы я разделся? Я разделся, но сделал это не потому что ты попросил. Понял? — Майлз цитирует сказанную когда-то самим Хоби Брауном фразу, чем вызывает его скулящее мычание. — Готов поспорить, у тебя яйца свело, а?       — Язык чешется, — отвечает Хоби, надламывая брови. Скребет пальцами пол, тычется в оголенное бедро виском. Снова трется, за неимением ничего другого. Моралес упивается своей жестокостью, иногда даже себе в ущерб. — Хочу коснуться. Языком. Навести грязь, boi. Как настоящий пес.       Хоби делится откровением, пока, не сдержавшись, раскрывает на чужую кожу челюсти, слабо прикусывая внутреннюю сторону бедра. Майлзу становится его немного жаль. В голову закрадываются мысли: не перестарался ли? Мотает головой, убеждая себя в обратном. Нет, Брауну определенно иногда полезно почувствовать себя униженным.       — Я сделал, потому что сам захотел, а не потому что ты попросил, — считает нужным напомнить.       Хобарт ему охотно верит. Охотно хочет. И не собирается этого скрывать. Удержаться от испытываемого удовольствия не представляется возможным. Хобс такой открытый сейчас, такой нежный. Почти побежденный, где именно в «почти» кроется весь сок, самый смак.       — Языком? Хороший мальчик. Понял наконец, что от тебя требуется. Кажется, ты только и думаешь о том, как бы засунуть его в меня.       В голосе звучит нарочито преувеличенное осуждение, пока Майлз с тихим щелчком закрепляет на чужом ошейнике поводок. Звякает железной бляшкой, прежде чем убрать бедро, ласково похлопав им же по чужой щеке. Убрать не совсем, лишь отстранить от укуса.       — Не кусайся, нельзя. Используй язык.       — Тебе это нравится. Не скрывай.       Хобс берет на себя смелость возразить. Бросить вызов, когда с укусом не получается, чтобы потом по собственному желанию проиграть. Наклоняется ближе, горячими губами накрывая доступный участок, не обращая внимания на давление от натянутого поводка. Мажет влажный поцелуй по коже, срываясь на более короткие и не менее звонкие, поднимается выше, подбираясь к чувствительному, заставляя Майлза сладко задрожать от удовольствия.       — Тебе нравится ощущать мой язык в себе. Нравится моя покорность. Свой контроль. Тебя возбуждает это различие статусов, boi. Попробуй удержать равновесие, — шепчет Хоби, когда до цели остается всего пара сантиметров. Широко проводит языком по сжатому кольцу мышц, дразня металлической вставкой, медленно проникает внутрь.       Майлз дергается, стоит только холодному металлу пройтись по влажным стенкам.       — Замолчи, сейчас же… Собаки не разговаривают, — он отвечает с придыханием, реагируя таким образом на попытку Хобса подразнить, вывести на эмоции. Хватает за волосы вновь, только на этот раз грубее, чем обычно. Буквально заставляет вжаться губами в расслабленное кольцо мышц, прежде чем с жалобными нотками зайтись в горячем стоне. Срабатывает эффект неожиданности, при котором сдержать себя становится просто невозможным.       Майлз запрокидывает голову, приоткрывая губы.       — O-oh, fu-uck… — произносит едва слышно сквозь зубы, но здесь и слышать не нужно. Реакция тела все прекрасно выдает.       Крепко удерживая поводок, Майлз хватается за Хобса обеими руками, после — сразу же толкается навстречу, поначалу игнорируя собственный член. И только когда нытье в яйцах становится невыносимым из-за вновь скользнувшего внутрь языка, пережимает у основания, держась лишь одной рукой. Матерится сквозь зубы, постоянно срываясь голосом на высокие ноты.       Он громкий сегодня. Непривычно громкий и непривычно открытый. Обычно Майлз ограничивается простыми «м-м» и «м-мх», иногда срываясь на «а-ах» и «Хобс», но не сегодня.       Им контролируется шея, но не руки, поэтому Хоби своими «паучьими конечностями» свободно передвигает, цепляясь за бедра, заодно действуя Майлзу подстраховкой от своих же действий. Заботливо помогает не потерять окончательно голову. Открыто мычит в кожу от боли из-за натяжения волос, издает нечто, похожее на короткий рык, пуская вибрацию по телу Майлза разрядом вдоль позвоночника. Хоби бессовестно терзает, не останавливаясь. Трет чувствительные стенки языком, то и дело задевая пирсой, заставляя теряться в разнице холода и жара. Майлз этого не знает, но Хоби безумно страдает сейчас. Его собственную уздечку начинает тянуть от стараний. Он не обращает на это никакого внимания, послушно исполняя чужой каприз, продолжает толкать язык на максимум своих возможностей, воссоздавая в помещении влажные звуки, разводит грязь, как хотел того сам.       Впиваясь ногтями под кожу, немо просит Майлза быть более открытым и шумным. Не сдержавшись, отстраняется для короткого:       — Давай, boi, громче, — даже в такой момент умудряясь подначивать.       — F-fuck… м-мнх… Я сказал тебе замолчать.       Майлз злится. Злится, потому что даже имея в руках поводок, все равно на самом деле под ошейником именно он. Ругаясь сквозь зубы в который раз за сегодняшний вечер, он просто старается прижать Хобса снова, только уже не давая возможности отстраниться, лишь работать языком. Как показала практика — гиблое дело. Его язык, его пальцы, его желание опошлить все до безобразия выбивает Майлза из привычного мини-мирка, где в безопасности его мысли, планы на будущее и, что самое главное, целомудрие.       — Ложись на кровать, Хобс. Давай. Или на пол. Просто ложись, слышишь меня? Сейчас же, — голос срывается, хрипит, Майлз понемногу упускает контроль над анархистом, но не оставляет попыток.       Не дает попробовать себя вновь. Успокаивается. Дышит размеренно, стискивая крепче поводок. Толку никакого. Его пес — анархист и панк. Заставить такого замолчать и молча трахать языком сравнимо с невозможным. И все же Майлз пытается. Пытается.       Хобарт пропускает едва заметную усмешку, что видно только по растянувшимся уголкам губ, но и они скрыты от глаз Майлза. Он знает, что благодаря паучьей чуйке Хоби ощущает его раздражение под кожей. Знает, что ему доставляет удовольствие играть в их «грязные игры». И оказывается до безумия удивлен, когда остановить не получается даже этим. Хоби, напротив, решает замолить его прощение.       Хоби оставляет смазанный поцелуй на внутренней части бедра, послушно отстраняясь, насколько это вообще возможно, утирая тыльной стороной ладони влажные губы. Он поднимает взгляд на лицо партнера, решая, наконец, подчиниться приказу. Хватаясь пальцами за поводок у самого ошейника, мягко тянет на себя, отклоняясь назад. Медленно принимает позу «лежа», прямо на полу. Беспрекословно. Удивительно, но замолкает тут же, поглядывая на Майлза снизу-вверх. Нижнюю губу обводит языком, демонстративно.       У Майлза живот от него такого сводит в тягучем удовольствии уже который раз за ночь. Закрыв тыльной стороной ладони лицо, он сдавленно мычит. Перед глазами — влажные губы Хобарта-будь-он-трижды-неладен-Брауна, демонстративное приглашение сесть на лицо. Умопомрачительно.       — Невыносимый. Ненавижу, когда ты так делаешь.       Врет и не краснеет. Выдыхает лишь, ощущая до сих пор это приятное послевкусие от последнего поцелуя. Хобс прекрасен даже в своей анархичной сущности. Прекрасен, потому что его, Майлза. И только его. Все эти долбанные двадцать семь лет своей жизни Хоби Браун принадлежал Майлзу Моралесу. Даже когда они не знали друг друга. Даже когда Хоби был в постели с другими.       — Думаешь, если поцелуешь меня так, то я все тебе прощу? — Майлз спрашивает чуть севшим голосом, в потом поспешно добавляет: — Не отвечай.       Поцелуй в губы. Долгий, ласковый. Почти нежный, но нет, он куда более страстный, чем кажется. Простит. Еще как. Все ему простит, начиная от того самого дурацкого пикапа в день их знакомства, заканчивая этим самым моментом. Чем вообще думала Вселенная, создавая Хоби-мать-его-Брауна именно таким?       Он улыбается глазами. Знает, что Майлз врет. Знает, что выносить его, Хобса, характер может только он. И не говорит об этом вслух.       Не отвечает словами, но отвечает на поцелуй. Чувственно, передавая через него все сожаление за «ошибки». Он готов исправиться, показывает это даже сейчас, послушно размыкая уста. Майлз пробует его на вкус, одновременно с этим засасывая нижнюю губу. Его любимое место. Он дразнит пирсу между делом, а Хоби целует с отдачей, предоставляя лидерство своему мальчишке. Майлз добирается до языка, засасывая и его, хватает губами, оттягивая. Ненадолго, секунд на пять, прежде чем занять удобное положение сидя на чужой груди, вызвав этим рваный вздох партнера. Ловит предвкушение в черных глазах. Хобс позволяет себе шалость поцеловать подушечку чужого пальца, но не более того. Приглашающе вскидывает подбородок. Майлза от такого откровенно потряхивает. Он проводит большим пальцем по чужому лицу, оглаживает кожу. Показывает: любит, даже сейчас даже издеваясь в их маленьком эксперименте. Любит, но без слов.       Майлз удивительно чувственный, когда оказывается сидящим на его лице. Чуть ерзает, удобнее устраиваясь, позволяет обхватить бедра руками, застывая в предвкушении.       — Продолжай, — роняет тихое, ласково почесывая макушку.       Знает, что Хоби так работать становится сложнее. Давление ощущается в два, а то и в три раза сильнее, воздуха меньше, грудь тяжело вздымается. От того кровь вскипает в жилах, подскакивает адреналин. Хоби непроизвольно стонет, пуская новую вибрацию по клеткам, вновь проскальзывает языком в раскрытые стенки. Цепляется пальцами за его, Майлза, бедра, сжимая, но стараясь не расцарапать нежную кожу. Он играет роль послушного мальчика. До одури умилительно. Он сгибает ноги в коленях, сводит их вместе, словно таким образом сможет прикрыть образовавшийся стояк.       «Fuck, люблю тебя!» — хочется выкрикнуть, но вслух Моралес произносит совершенно другое.       — Вот так… Вот так, да. Хороший мальчик. Мой мальчик.       Слова доносятся как сквозь толщу воды, но из них Хоби четко вычленяет похвалу. Видит, что Майлз явно входит во вкус, попадает в зависимость от ощущений. И несмотря на колоссальный труд, Хоби готов повторить этот опыт неоднократно.       Майлза немного уносит. Никогда раньше он не говорил столько в постели, более того, так откровенно и без намека на стыд. Происходящее сближает, невероятно сближает. Быть столь открытым и уязвимым перед кем-то, очевидно, дорого стоит. Для Майлза так точно. Он все же тихонько бормочет о любви к Хобсу, но делает это едва слышно, не готовый поделиться в полный голос. Жмурится крепко, так, что подрагивают ресницы. И немного ерзает, совсем не облегчая задачу.       — F-fuck… Хобс… Хоби… — мычит Майлз, с переходом на высокие стоны, одновременно с его рычанием и вибрацией. Сжимается ощутимо, но моментально старается расслабиться обратно. Сбивчиво хрипит, после, опомнившись, едва приподнимается, давая вздохнуть. А потом устремляет взгляд вниз, а не перед собой.       Хоби может видеть смущенное и распаленное выражение лица, влажные губы после поцелуя и постоянного облизывания, пелену в янтарных глазах. Майлз смотрит. Внимательно. И стоит ему только пересечься со взглядом Хобса исподлобья, как заходится в стонах. Закрывает ладонью рот, пытаясь остановиться, сдержаться. Не помогает. Бесконечные ругательства. Язык внутри ощущается в несколько раз острее и Майлз понимает, что довольно близок к пределу.       Чужие пальцы давят чуть сильнее, ловят его скользящие бедра и удерживают на месте для удобства обоих. Хобс забывается. Движет языком интенсивнее, непроизвольно вбавляя больше слюны, позволяя ей стекать по уголкам рта к подбородку. Их сердца бьются в унисон, колотятся чаще, то ли от перевозбуждения, то ли от нехватки воздуха. Майлз задыхается от ощущений. Шумное дыхание с чужого носа опаляет открытую и влажную кожу. До мурашек.       Скулы почти сводит, когда Майлз отстраняется, вероятно, вспомнив про комфорт партнера. Для последнего это трогательно, горячо, что мальчишка так увлекся. В мыслях Хобс прощает ему это оплошность. Отстраняясь, жадно глотает воздух, даже тогда не отрывает взгляда. Сквозь прищур, томный и немного пьяный от усталости и жара. Ловит слухом очередной стон Майлза, улыбается.       — Иди сюда, — хрипит Браун, притягивая Моралеса широкими ладонями обратно к себе. Снова губами к кольцу, а языком в глубину расслабленных стенок, то и дело задевая одну из них головкой пирсы. Чуть дразняще царапает бока, по изгибу вниз.       Майлз, будучи безумно распаленным и возбужденным, не обращает внимания на то, что Хобс в который раз ослушался приказа не разговаривать. Лишь с охотой садится обратно, чувствуя, как вспотели бедра, как горячо там между ног. Это невозможно. Невозможно так дальше. Майлз мотает головой, не понимая, куда себя деть. Слишком хорошо.       Взмокший и почти обмякший, он снова чувствует приближение оргазма. Это каждый раз удивительно.       — С-салфетка, Хобс, салфетка… — хрипит Майлз, выискивая глазами хоть что-то. Пара секунд и комнату наполняет чрезвычайно громкий стон, состоящий из одного лишь имени.       Хобби.       Майлз, заходясь в крупной дрожи, с трудом удерживает равновесие, дергаясь каждый раз, когда прохладный металл задевает изнутри чувствительную кожу. Его окончание — в собственную футболку, которую едва удается схватить перед оргазмом. Дышать. Майлз пытается дышать. Упирается ладонью над головой Хобса, чтобы немного приподнять бедра, не причинить боль. Получается слабо. Его трясет вновь, срывая на крик. Несколько белесых струй спермы вновь впитываются в темную ткань под негромкое «fu-uck» и последующий за ним протяжный всхлип. Отмахнувшись от последних граммов рассудка, Майлз ерзает на лице своего парня, наконец, с трудом выпрямляясь спустя какое-то время. Приподнимается. Отметает испачканную одежду. Сползает бедрами вниз, устраивая голову на тяжело дышащем Хоби. Наконец, позволяет себе вздохнуть с облегчением и ни о чем не думать.       — Порядок, boi? — он откровенно вытирает влажные губы.       — Да… — на вздохе, протяжно. Трогательно.       Хоби гладит Майлза по волосам, играется с туго сплетенными в косички дреды. Улыбается. Собственный член напоминает о себе тяжестью в яйцах через несколько долгих минут покоя. Хоби бормочет на ухо сбивчивое, наполовину проглоченное торопливостью. Майлз скрыто улыбается, разобрав слова.       Хочу тебя.