Highway To Hell

По золоту пшеничного океана пробегали алые волны. Спелые колосья терлись друг о друга с шепчущим шелестом. Кайл брел, утопая в этом море по пояс, и не слышал ни звука. Кажется, в ушах его все ещё отдавался звон от невообразимого грохота или взрыва - он все никак не мог вспомнить, что именно это был за звук. Солнце слепило глаза, Кайл шел к этому утопающему в дыму диску и пытался понять, что за обрывки мыслей мелькают в его голове: "...успел, успел, успел...", "...он же остался жив, правда?", "...с Кенни все хорошо...", "...я же успел? Успел?", "...с ним все хорошо, все хорошо". Горячий, свинцово-душный воздух натягивался перед ним, как пленка. Тело его путалось уже не только в стеблях сорняков, но и в порывах легкого ветра, волновавших сияющие пшеничные воды. Кайлу казалось, что ещё через шаг он просто рухнет лицом вниз и не сможет пошевелиться. Что-то отчаянно болело сзади. Как будто в спину его здорово ударили, но с каждым шагом боль утихала. Кайл прислушивался к своим ощущениям, и крови, кажется, не было, по ногам ничего не текло – значит, он не пострадал. Пострадал от чего? Наверное, что-то взорвалось… Интересно, что именно? И почему? Где он вообще? Сквозь плотную пелену тишины начали пробиваться какие-то звуки. Как будто позади кто-то баловался с петардами. Вдалеке шумело что-то похожее на большую уборочную машину. Пшеница закончилась, выпустила его неохотно, оставив брызги зерен между шнурками. Кайл прошел мимо мужчины, лежавшего на боку. Тот не шевелился и прижимал руки к животу, как будто хотел спрятать что-то маленькое. "Зачем он так лежит?" - со слабым недоумением подумал Кайл, утирая пот со лба. Дальше горела трава. Дым поднимался к закатному небу, искажая зубчатый край леса, видневшийся впереди. Или просто у Кайла все плыло перед глазами. "Да где же я?" - спросил он себя, стоя у чернеющей пепельной границы. Сзади на него налетела женщина, едва не свалив с ног. Она вцепилась в него, болезненно впившись пальцами в руку, и при этом смотрела куда-то назад. Она что-то бормотала, и по отдельным словам Кайл понял, что это молитва. Накрыв её пальцы своей ладонью, чтобы хоть немного успокоить, он обернулся и застыл. На какой-то миг ему показалось, будто все, что он видит, нарисованное. Ненастоящее. Неужели он убегал от всего этого? Спина опять вспыхнула мучительной болью. Позади горело селение - полыхало, как факел. От этого чудовищного кострища воздух вскипал вокруг, дым клубился в пронизанном солнцем небе, от жара воздух с трудом проталкивался в горло. "Куда же я тогда успел? Кто в безопасности?" - отрешенно думал Кайл, обнимая женщину, которая уже рыдала на его плече. К ним приближалась высокая фигура с автоматом в руках. За ним волочилось несколько испуганных темноглазых людей. Человек с оружием ткнул дулом в сторону, где стояли Кайл и женщина - оба поспешно приподняли руки. По сторонам уже возникали другие вооруженные тени в серой форме, ведущие с собой испуганных погорельцев. По дороге, вытекающей из пылающего селения, медленно двигалось несколько военных машин. Солдат ещё раз ткнул автоматом в Кайла, кивнул на колонну позади себя и сказал что-то по-немецки. Женщина тут же бросилась к своим. Кайл, помедлив, двинулся к ним тоже. В его голову запоздало пришло осознание того, что он понял все, сказанное немцем. Со стороны деревни раздался ещё один взрыв... *** Кайл сел на кровати, не понимая, что вырвало его из сна. Трель будильника негромко, но отрезвляюще звенела со стороны тумбочки. Выключив его, он лег обратно, подумав о том, что довольно глупо ставить будильник в августе, на каникулах, даже если мотивировать это подготовкой организма к скорому началу школьных будней. Приснившийся сон немного его встревожил. Вообще вся эта тематика с холокостом, столь излюбленная Картманом, всегда вызывала в нем смутное и тайное облегчение от того, что все это случилось давным-давно и вряд ли когда-либо его коснется. И все же, он этого боялся. Даже во сне ему совсем не хотелось с этим сталкиваться, поэтому какое-то время он лежал и лениво думал, от каких таких недавних впечатлений ему могло присниться подобное. В голову ничего не приходило, зато сон уходил, безжалостно и безвозвратно - а ведь дней, когда можно поваляться в кровати подольше, оставалось все меньше и меньше. Кайл встал с постели, не видя смысла дальше в ней отлеживаться, и отправился в ванную. - Ну что, еврей, готов к шикарному зрелищу, где я и мой спиннинг будем едины с лоном природы в лучах солнца и сиянии денежной суммы, потраченной на этот самый спиннинг? - Только поем сначала, - привычно не обратил внимания на хвастовство Кайл и намазал себе ещё один тост джемом. - Стэн уже там? - Ты же знаешь этого хиппи, его сейчас не отодрать от Старкова пруда. Может, он надеется намыть там серебра втихаря, пока мы спим в такую рань... Так когда тебя ждать? - Говорю же, скоро приду, - Кайл с опаской посмотрел на мать, которая с все большим неодобрением наблюдала за его разговором по телефону - она считала, что таким вещам за общим столом не место. - Ладно, увидимся, дай поесть. Вернув телефон в карман, он послал матери улыбку раскаяния, которая если и не оправдала нарушение столового этикета, то, по крайней мере, смягчила сердце непримиримой в таких мелочах Шейлы. - Ты возьмешь Айка с собой? - спросила она, наслушавшись про их планы порыбачить. Кайл кисло взглянул на младшего брата, против которого, в общем-то, ничего не имел, но пацаны бы такой перспективе точно не обрадовались. - Мне к сентябрю нужно доделать проект, поэтому я останусь дома, - спас ситуацию понятливый Айк. - А что ты делаешь сейчас? - полюбопытствовал Кайл. - Новый язык программирования, - скромно отозвался мальчик. Кайл на его фоне иногда ощущал себя неполноценным, но он умел замещать это чувство искренней гордостью за брата, поэтому особо не страдал. - Я ушел, - Кайл поднялся из-за стола, подхватив свою тарелку и чашку, но замер, когда пол под его ногами задрожал. Оконные стекла мелко задребезжали, зазвенели подрагивающие стаканы и тарелки. Айк меланхолично взглянул на качнувшуюся люстру, мать сурово поджала губы, отец в кои-то веки оторвался от газеты и потянулся за тостом. За окном мелькнула мощная громадина грузовика. - Нет, ну подумать только, они возвели эту несчастную дорогу посреди жилого района, я не понимаю!.. - начала уже надоевшую всем песню Шейла. Кайл торопливо скрылся на кухне, чтобы не слушать. Не было ничего более ужасного, чем начинать день с очередной обличительной речи матери по поводу чего бы то ни было. Впрочем, Кайл это шоссе тоже не любил. Трассу проложили через город полгода назад. Сразу же, как только в горах к востоку от пруда обнаружили нефть. Пришлось снести несколько домов, одно общественное здание и даже часть кладбища, чтобы сделать поставку нефти в Колорадо Спрингз более удобной. Городок наводнили рабочие, преимущественно мексиканцы, и жизнь здесь забурлила в совершенно ином ключе. Многие радовались тому, что в застоявшейся атмосфере города что-то изменилось, они поверили в перемены к лучшему и норовили выжать из сложившегося положения вещей как можно больше. Семейство Твиков обновило кофейню, в которой теперь каждое утро попивали дешевое пойло экономившие на всем мексиканцы. Такеры вовремя перекупили заправку, и Крейг теперь на зависть одноклассникам козырял собственной машиной. А были, разумеется, и те, кого эти перемены не устраивали. Те, кто видел в появлении широкой трассы, перечеркнувшей город, нечто зловещее, едва ли не сатанинское. Среди противников дороги особенно упорствовали прихожане церкви и Шейла, как всегда собиравшая своими пылкими речами кучу народа в свою поддержку. Стараниями последней дорога ощетинилась частоколом светофоров и пешеходных переходов, предназначенных обеспечить безопасность детей. Кайлу эта дорога тоже не нравилась. Без каких-либо объективных причин. Едва увидев прекрасным апрельским утром зеркально укатанный асфальт за своим урезанным газоном, он подумал, что ничего хорошего появление этой дороги не сулит. Каждый раз, стоя на её краю и поджидая школьный автобус, он смотрел в её глубокую бездонную черноту, и чувство тревоги не отпускало его. Асфальт как будто лип к подошвам, норовя затащить в свое невидимое течение и унести куда-нибудь к горам со скоростью проносящихся мимо тягачей и фур. Картману же дорога нравилась. Скорее всего, оттого, что не нравилась она Кайлу и его матери. Он жил в отдалении от трассы, ночами его не будили грохот колес и прицепов или заливающий комнату бесконечный движущийся свет фар. Но Кайл понимал, что этому есть ещё одна причина, совершенно инфантильная и иррациональная. Картман любил все, что отравляло ему жизнь. - Что, жид, хочешь подержать мой спиннинг? Кайл поудобнее устроился в развилке нависшего над водой дерева и отыскал нужную страницу книги. И почему это он решил, что ему удастся почитать здесь? Если бы на берегу был только Стэн, то чтение действительно скрасило ему этот день. Стэн становился все более молчаливым с каждым днем. Дорога его тоже поменяла. Когда он смотрел на проносящиеся вдаль машины, ему становилось ясно, что после школы он будет водить такую же до тех пор, пока в горах не кончится нефть. Или пока он не свалится пьяным в прорубь в этот самый пруд. Отсутствие амбиций не позволяло ему увидеть себя где-нибудь ещё в этой большой стране или хотя бы в какой-нибудь другой роли. К тому же, его упаднический настрой всегда умело поддерживал Картман, который с возрастом стал находить приятным наблюдать столь невидимые на поверхности, но все же явные надломы души. Кенни сидел на берегу в закатанных до колен мокрых штанах. Он выковыривал из тощей ступни осколки стекла – результат неосторожного купания в пруду. Тут уже давно никто не рисковал купаться. Кроме Кенни – тот вообще ничего не боялся и будто специально на все напарывался. Но Старков пруд ещё несколько лет назад прослыл опасным местом – ещё с тех пор, как сюда повадились тайком сгружать мусор фермеры. Да и рыба тут, скорее всего, уже почти не водилась. Рыбалка была для них скорее делом привычки, чем продуктивным времяпровождением. Для Стэна, который этим занимался регулярно, подобное сидение давно превратилось в саморазрушительный дзен. Остальные тусовались вокруг него из неискоренимой привычки быть вместе. У каждого уже давно были свои интересы. Кайл точно знал, что этот год будет решающим для его будущего в колледже, поэтому большую часть свободного времени добровольно отдавал учебе. К тому же, чем дальше, тем больше он находил, что с книгами ему интереснее, чем с сосущими пиво одноклассниками. Мысль о том, что он будет одним из немногих, кто вырвется отсюда, грела его неимоверно. Кенни превращался в опасного типа с грязным криминальным шлейфом. Он ни о чем никогда не рассказывал, а на все вопросы о его непонятных делишках всегда только улыбался и отшучивался. По его лицу часто было видно, что он считает своих друзей детства наивными дурачками. Кайл на подобное даже не обижался, хотя и видел это довольно четко. Он предпочитал оставаться таким дурачком, чем лезть в то, в чем ворочался сейчас его явно обреченный друг. Но, пожалуй, страшнее всего было с Картманом. Он, как и прежде, был гадким чванливым куском дерьма, не упускавшим ни единой возможности отпустить о ком-нибудь мерзкий комментарий. Но с возрастом он стал более гибким, прозорливым и изощренным. Он умудрялся быть организатором и подстрекателем всех расправ и грязных школьных делишек, всех актов неповиновения, всех подстав и разладов среди сверстников, оставаясь при этом в тени и иногда артистично изображая вместе со всеми пострадавшего. Для многих он был просто неприятным типом, с которым не стоило связываться. Для Кайла он представлял собой нечто больше. От него не ускользала ни одна мелочь, ни один едва уловимый мотив или крошечный акт внушения. Кайл давно заметил у себя способность видеть в людях гораздо больше, чем другие. В случае с Картманом он предпочел бы пребывать в неведении. У жирного c каждым годом все больше что-то сдвигалось в психике. И, поразительно, при этом он все лучше скрывал то, что бурлило внутри него. Иногда Кайл смотрел все эти передачи про маньяков и серийных убийц, которые шли поздно ночью, и там, глядя на этих монстров в человеческом обличии, узнавал в них черты Картмана. Никто не знал, чем будет заниматься жирный после окончания школы, но Кайлу казалось, что тот непременно кого-нибудь убьет. «Я не дам тебе сделать что-либо подобное, - думал Кайл, глядя, как Эрик больше пафосно, чем умело, забрасывает удочку. - Если я заподозрю, что ты собираешься сделать что-либо такое, то я найду способ запрятать тебя в психушку прежде, чем ты опомнишься». Эта мысль была вполне серьёзной. Кайл и сам не знал почему, но так получалось, что из всех своих друзей он чувствовал ответственность именно за Картмана. Может, просто так с детства повелось, что только Кайл мог его тормозить. - Кенни, сбрось этого еврея в воду, а то он откалывается от коллектива. Кайл оторвался от книги, в которой не прочитал ни строчки, с тех пор как открыл её. - А что, ему рыбу на член свой ловить? - огрызнулся за него Кенни, растягиваясь на буром песке. - Ох, я бы на это посмотрел, - преувеличенно восторженно похихикал Эрик. - Да ты бы на чей угодно член посмотрел, - заметил Кенни все тем же небрежным тоном. Кайл подумал, что если бы Картман и вздумал кого убивать, то первой жертвой вполне мог бы стать МакКормик. Кенни не стеснялся говорить правду, какой бы неудобной она ни была, и возрастающая дистанция между ними всеми делала его опасным. Тот давно говорил такие вещи про Картмана. Об этом все предпочитали молчать, чтобы лишний раз не касаться грязного. Но не Кенни. Тот получал удовольствие, перебирая, озвучивая и смакуя все эти вещи. И Кайл мог поклясться, что Картман не пропустил мимо ушей ни одной такой реплики. В то утро они ничего не поймали. *** Небо было белое-белое, как снег. А земля черная, выгоревшая, сухая и сыпкая, как дно ада. Кайл держал в руках лопату и старался не смотреть. Взгляд его был устремлен в нужную сторону, но расфокусирован так, что происходящее почти не воспринималось. Тем более что он по привычке блуждал мыслями где-то далеко. Черенок лопаты казался гладким, теплым. От него жарко горели натруженные ладони. Руки выглядели ужасно - грязные, под ногтями земля. Ветер задувал под куртку, и к ботинку прибился желтый скрюченный лист. Веки тяжелели, болели плечи и спина. Кайл сегодня проснулся вместе со всеми от грохота ружейных прикладов по металлическим стенам вагонов. Они просыпались так уже неделю. Голодные, грязные, напуганные и усталые, они вываливались из вагона, брали лопаты, кирки, тачки, доставленные из ближайших деревень, и под надзором немцев ремонтировали разобранную партизанами железную дорогу. Шестеро, на которых смотрели все собравшиеся, сегодня плохо работали. Им дали отдельное задание – копать траншею немного в стороне – и они уже заканчивали. Остальным приказали наблюдать. Было ясно, к чему все идет. Кайл смотрел вперед, ничего не видя, и старался думать о том, что ему снилось. Сон был таким умиротворяющим. Как будто у него все хорошо. Он лежит на дереве и читает книгу. Ему так спокойно, под ним плещется вода, а рядом сидят его друзья. Кто-то ловит рыбу, а кто-то просто лежит. В этом сне он волен делать все, что ему вздумается. И там все выглядело таким реальным, что происходящее здесь казалось дурным наваждением. Копающих евреев остановили. Поставили на колени у края ямы. Кайл зажмурился и впился пальцами в черенок. Прозвучало шесть коротких выстрелов, и ему показалось, что он не сможет выдохнуть больше никогда. Офицер спрятал пистолет в кобуру и носком сапога сбросил в яму безвольную кисть неудачно упавшего мертвеца. Ветер перегонял клубок тишины из угла в угол на их площадке, хлопали полы плащей, эхо выстрелов дрожало в груди у большей части присутствующих. Нескольких пленных вытолкали вперед, и те принялись поспешно засыпать землей своих погибших товарищей. «Кто же такой этот Кенни?» - вдруг подумал Кайл совсем не месту. «О ком я так беспокоился, когда шел сюда?» Опомнился он только когда сзади его толкнули со словами «Переводи, жид!» Кайл оглянулся и увидел молодого толстого солдата, ткнувшего его прикладом. Сконцентрировавшись на происходящем, он обратил внимание на офицера, расхаживающего перед толпой евреев и вещающего что-то в отрывистой каркающей манере. Когда тот замолчал, Кайл по-прежнему не мог сообразить, что должен переводить сказанное. - Оглох что ли, мразь?! - все тот же солдат ещё раз пихнул его, на этот раз рукой. - Л-любой уклоняющийся от р-работы… - проблеял Кайл. - Громче, - прошипело у него почти над ухом. - …уклоняющиеся от работы будут наказаны подобным образом! - Кайл сам не понял, отчего его голос зазвенел так громко – скорее всего, в нем все ещё вскипала злость. - Железная дорога должна быть построена вовремя, и все, хорошо служащие Великому Германскому Рейху, будут награждены и переведены для проживания в гетто. Остальные же останутся здесь!.. Отговорив за офицером все, что требовалось, Кайл вернулся в ряд своих. Поскольку рельсы закончились, а привезти следующую партию должны были не раньше завтрашнего, пленных отправили рыть окопы. Которые вовсе никому не были нужны, потому как нередко их приходилось сразу же закапывать по приказу охранников. Бессмысленная работа тоже была частью, несомненно, существующего плана по их уничтожению. - Эй, жид, откуда ты знаешь немецкий? - тот солдат, что толкал его, неожиданно оказался рядом. - Моя бабушка жила в Австрии, - коротко отозвался Кайл, оглядывая солдата с подозрением и не решаясь оторваться от работы. Он не был точно уверен, но ему показалось, что тот его ровесник. Правда, он был выше почти на голову и толще в два раза, но для армии все равно выглядел слишком юным. Такой внезапный интерес показался Кайлу дурным знаком. - Так ты не чистокровный еврей? - почему-то оживился тот. - Не разговаривай со мной, - огрызнулся Кайл с некоторой мстительностью. - Иудаизм передается контактным путем, - ведомый непонятным порывом злорадства, он дернулся в сторону немца, отчего тот действительно отпрянул и испуганно оглянулся. Покосившись на Кайла недобрым взглядом, он все-таки отошел. Солдатам действительно нельзя было разговаривать с евреями. Им можно было только приказывать и стрелять. «Жаль, что вас не стреляют за разговоры с нами. Так бы я с тобой пообщался…» - подумал он, вонзая лопату в землю. Его здорово потянуло в сон. *** - О, я вижу, кто-то тоже бухал, прощаясь с летом, - рассмеялся Картман, хлопая Кайла по плечу – тот в этот момент душераздирающе зевал. - Отвали, - вяло махнул кулаком в его сторону Кайл и захлопнул свой шкафчик. - Я плохо сплю. - Ты волнуешь мое воображение такими фразами. Где бомж? Где твой хиппи? Они спали ещё хуже? Смотри, если узнаю, что вы втроем все-таки пили и меня не позвали, я вам этого так не оставлю… - Да не пили мы. По крайней мере, я ни с кем не пил. Представь, ночью мне уже несколько раз подряд снилось, будто я во второй мировой войне. А ты фашист. - Ого, круто. Эсэсовец? - Нихрена – так, какой-то задротный солдат… - В твоих снах нет ни капли правдоподобия. А впрочем… Я тебя бью? - Вот ещё. - Допрашиваю? - Бред. - Трахаю? - Ты придурок? - Херовый у тебя какой-то сон, жид. Хотя, с другой стороны: господи, Кайл, да я тебе в таком антураже снюсь… Бойся своих подсознательных желаний. - Пошел ты! А, Стэн, здорово!.. Перед первым уроком они поболтались по коридору втроем, Кенни к ним так и не присоединился – он проторчал это время перед школой в похмельной компании отморозков, приторговывавшей наркотой в туалетах. Они подносили ко ртам бумажный пакет, в результате чего Кенни распространял винные пары на весь класс. Домой они тоже ушли втроем. Кайл и Стэн отнеслись к этому достаточно равнодушно, но Картману все это не давало покоя. Он брюзжал и брюзжал по этому поводу, как будто Кенни страшно предал их всех или кинул на деньги. Стэн и Кайл ушли играть вместе в Икс-бокс, оставив жирного предаваться словесным расправам над Кенни в компании дивана, телевизора и еды. Они не позвали его с собой, и хоть Кайл чувствовал большое облегчение от того, что они от него избавились – все-таки какой-то осадок неправильности в связи с этой ситуацией у него остался. *** С этим солдатом явно что-то было не так. Или с Кайлом постепенно становилось не все в порядке. Определенно, этот солдат снился ему по ночам. Снился в этом теплом приветливом мире, где пули и взрывы были так далеко. Где он учился в школе и дурачился с друзьями. Там, в тех снах, этот солдат был глубоко одиноким. И очень страшным. Под маской подростка скрывалось то, что делало его естественным элементом на этой войне. Тут, среди этой крови и грязи, ему было самое место, там же он томился, будто не находил себе места и призвания. Солдата звали Эрик Картман, и носил он звание штурмманна, потому как отслужил полгода в войсках фюрера и успел при этом отличиться рвением и преданностью идеалам Третьего Рейха. Среди пленных его выделяли в ряду хладнокровных и невозмутимых охранников за то, что он унижал и издевался с удовольствием и откровенным образом наслаждался своей работой. Так что ненавидели его едва ли не больше офицеров, которые снисходили до евреев только в ситуациях, требовавших особого внимания. Немного освоившись, если это слово вообще могло быть применимо к тем условиям, в которых они оказались, Кайл понял, что весьма погорячился, огрызнувшись тогда на неведомого пихавшего его солдата. Несмотря на то, что он был единственным в их группе, кто знал язык захватчиков, это абсолютно не делало его хоть сколько-нибудь ценным в глазах немцев. И убить его могли, точно так же, как и остальных, за малейшую провинность – даже из прихоти. Это вполне могло случиться сразу же после той краткой беседы с герром Картманом, но не случилось. Можно было надеяться, что штурмманн забыл об этом небольшом инциденте. Но Кайл не тешил себя надеждой, будто у него есть хоть какой-то шанс не остаться в памяти немца – крайне сложно забыть, что огрызался тебе единственный еврей, который говорит на твоем языке, и при таком раскладе затеряться среди остальных изможденных товарищей не было ни малейшей возможности. И каждый день Кайл с нарастающей паникой и страхом понимал, что тот действительно не забыл. Потому что наблюдал. Однажды он подошел к работающим евреям, отобрал нескольких и велел идти с ним. Чтобы облегчить взаимопонимание с ними, он позвал с собой и Кайла. К большим военным палаткам, в которых разместились немцы, подвезли грузовики с провиантом – в основном с картошкой и свеклой, очистки которых шли на паек евреям. Штурмманн приказал им разгружать машины, а сам набил трубку дефицитным табаком и уселся на штабель накрытых брезентом рельс. Сначала Кайл даже обрадовался тому, что в кои-то веки руки его не заняты осточертевшей лопатой. Но потом устыдился и разозлился на эту свою дурацкую вспышку. Это насколько надо сдаться и пасть духом, чтобы радоваться смене работы на этих фашистских сволочей! К тому же, с этой убийственной кормежкой Кайл ощущал, что совсем скоро руки его настолько ослабнут, что не смогут сдвинуть ни мешка, ни лопаты. От картошки и свеклы поднимался густой гнилостный дух подвалов и земли. Жуткое дело, но даже эта вонь пробуждала мысли о еде. Кайл вообще в последнее время, когда не думал о своих снах, то бредил тем, как снова сможет поесть. Кусок мяса, ароматный суп, мягкий хлеб, хрустящее яблоко. Наверняка эта картошка, будучи сырой, хрустит, как яблоко… Кайл решил, что свихнулся бы, если бы провел на этом грузовике ещё полчаса. Но небеса сжалились над ним, и герр Картман позвал его к себе. - Так ты, говоришь, из Австрии? - спросил он, выпуская клубы дыма напополам с паром в осенний воздух. - Моя родня из Австрии, - поправил Кайл, потирая шею, взмокшую и ноющую от работы. - А ты здесь живешь? Кайл пожал плечами, оглядываясь на остальных. Этот бессодержательный треп его нервировал, потому что любой проходящий мимо немец мог истолковать это как отлынивание, не особо разбираясь, подзывал его кто-то или нет. -Мы с тобой могли где-нибудь встречаться? - поинтересовался Картман, и Кайл удивленно на него воззрился, рассматривая его лицо пристальнее. - Нет, не думаю, - ответил он. - У тебя достаточно приметная внешность. Видимо он намекал на волосы, некогда яркие, почти красные – сейчас посеревшие от пыли и грязи. Подумав об этом, Кайл решил, что не отказался бы от дождя - хотя бы такой возможности помыться. Но, представив, как продрогнет при этом, передумал. Он тут же с неприязнью воззрился на умытое лицо Картмана, на его подстриженные ногти и вычищенные сапоги. Солдаты нагревали воду для умывания над кострами каждое утро. «Чтоб вас самих в этих котелках нагревали…» - с притупленной злобой подумал Кайл и вслух поинтересовался: - Ещё вопросы будут? - Как тебя зовут? - живо отозвался немец, удивительно не реагируя на тон. Кайл назвался. В этот момент к ним приблизился офицер, при виде которого Картман вскочил и вытянулся по струнке, выбросив трубку в траву. При этом он успел стрельнуть Кайлу глазами в сторону машин, на что тот отреагировал немедля, ретировавшись прежде, чем офицер поравнялся с ними. Принявшись за работу, Кайл с некоторым удовлетворением слушал, как старший ругает этого жирдяя за разговорчики с пленными. При этом он не преминул упомянуть, что пристрелил бы Кайла издалека, не будь тот переводчиком. И в следующий раз, несмотря на это, он так и поступит. После его ухода какое-то время Картман стоял поодаль, нехорошо щурясь вслед офицеру, затем он все-таки подошел, подоспев как раз к финалу разгрузки. - Несите последний мешок втроем, - приказал он, как-то неприятно улыбаясь. Все вместе они зашли под сень кухонной палатки, в которой сейчас никого не было. Убедившись в том, что они одни, Картман подошел к мешкам, распустил завязки одного и пригласил: - Можете взять столько, сколько сможете спрятать на себе. Евреи вытаращились на него, не шелохнувшись. - Это приказ. Оглохли, что ли? Кайл перевел им сказанное, неуверенно глядя на немца, тот поторопил их. - Это что, в отместку офицеру? - поинтересовался Кайл. - Ты, я смотрю, очень смелый. И очень болтливый. Нехорошие качества для еврея, проживешь недолго. Вот, бери пример с товарищей, - те запихивали холодные картофелины себе в рукава. - Ты предлагаешь есть это сырым? - с презрением скривился Кайл, от дикости ситуации бессознательно перейдя на ты. - По крайней мере, пока я не предлагаю тебе подыхать на своем «горячем» пайке, - отозвался Картман. Товарищи по несчастью поторопили Кайла, чтобы тот тоже что-нибудь взял. Не себе – так другим. Тот вспомнил изможденных девушек и женщин из вагона и со вздохом последовал их примеру. Странный штурман Эрик Картман завязал мешок и лично провел их к вагонам, обезопасив тем самым их груз и их жизни. Тот самый штурман Картман, который издевался над пленными, оскорблял их, унижал, плевался в них и лично пристреливший двоих. Вечером, когда под шепот краденая картошка передавалась из рук в руки, никто не мог поверить, что помог им именно этот ужасный толстяк. Кайл не смог пересилить себя и взять в рот что-то помимо доставшегося пайка. Кайл не хотел лично пользоваться этой помощью, несмотря на то что Картман наверняка был бы уверен в обратном. У этого немца явно что-то было на уме. И этот странный жест доброй воли тоже значил гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. И смыслом его была отнюдь не внезапно открывшаяся внутренняя доброта фашиста, нет – Кайл точно знал, что это какой-то расчет. Засыпал он на ледяном полу, к спине его прижимался мальчик года на два младше. Кайл отдал бы все на свете, чтобы больше здесь не просыпаться. К сожалению, здесь и сейчас ему и отдать-то было нечего. *** Ветер набросал осеннего мусора на крышу школы. Ночью прошли дожди, но к полудню бетон успел обсохнуть. В этом году реформы принудили столовую снабжать учащихся здоровой полноценной пищей, состоящей преимущественно из овощей и каш, отчего школа живо перешла на обеды, принесенные с собой. То, что раньше считалось признаком отсутствия денег и нищебродством, внезапно стало ужасно модным. Девочки расстилали на траве школьной площадки специально принесенные пледы и трескали бутерброды из стильных корзинок, парни наворачивали газировку с чипсами в курилке, тут и там можно было натолкнуться на кого-то жующего. Кайл и Стэн обедали на крыше, в редких лучах ныряющего за тучи солнца. В воздухе носились паутина и сладковатый запах листьев. Картман долго не шел. Раньше него у парапета появилась компания Крейга, бесконечно ржущая и дымящая сигаретами. Лисий оскал Кенни тоже мелькал в той стороне. К тому времени, как поднялся Картман, компании, видимо, наскучил пустой треп. Кто-то окликнул жиртреста, тот что-то ответил. Судя по паузам и недоброй интонации хохота, развлечься им вздумалось за счет Эрика, и, разумеется, тот в долгу не остался. Кайл прислушивался к их гомону, вытирая пальцы салфеткой. Не то чтобы он так уж беспокоился за жиртреста, но все-таки любое нападение стаи на одного всегда казалось ему омерзительным. И рядом с собой он такое терпеть не мог. Кажется, Картмана обозвали педиком. Если бы это было рядовое оскорбление, не имеющее под собой никакой реальной основы – то ничего страшного произойти бы не могло. Но, к сожалению, в этой ситуации все знали, что касаются чего-то, заходящего за определенную черту. За той чертой их поджидало нечто, выходящее за рамки нормальности, что-то, сулящее далекую от повседневности грязь. Кайл поднялся, даже не смотря, следует за ним Стэн или нет. - У вас какие-то проблемы? - поинтересовался он, приближаясь к компании Крейга. Скорее всего, Клайд или Токен ответили бы ему утвердительно и развили разговор в насильственном ключе. Но вперед высунулся Кенни, ловко приобнявший хмурящегося Кайла за плечи. Он рассмеялся, разряжая обстановку, и заверил, что все в порядке. - Мы же просто поддразниваем, ничего серьёзного… - он увел Кайла с собой в угол, где тот недавно обедал. За ним потащились Картман и Стэн. Банда Крейга лениво сомкнула ряды и скучающе принялась обсуждать что-то ещё. - Нахера ты с ними тусуешься? - все ещё раздраженно спросил Кайл. - Вы же меня не любите, - надул губы Кенни и бросил быстрый взгляд на Картмана. - Я вас прямо боюсь иногда. - Правильно делаешь, бомж, - прошипел Картман, очевидно, не сумевший так быстро затолкать поглубже впечатление от несостоявшейся потасовки. - Что за чушь, - пробормотал Кайл. - Можно подумать, мы хоть раз были не рады твоей компании. - Вы иногда такие правильные, что с вами помрешь от тоски, - пооткровенничал Кенни, роясь в карманах, вероятно, ища очередную сигарету. - Ну да, помереть в притоне гораздо веселее, - заметил Кайл, и Картман как-то недобро ему поддакнул. - А вы, кстати, идете на танцульки в амбаре? - Кенни щелкнул зажигалкой. - В субботу. - Может быть, - Кайл пожал плечами. - Стэн, ты пойдешь? - А? - отозвался тот, отрываясь от созерцания облетающих деревьев. Кайлу показалось, что глаза у него не синие, как раньше, а цвета асфальта. Воздух перед лицом колыхнулся, как от проезжающей мимо фуры. - Он сдохнет до субботы, разве по нему не видно? - ухмыльнулся Картман, оглядываясь на уходящую компанию. - Пошли вдвоем, - предложил Кенни, улыбаясь, Кайлу. - Ну, не знаю… - У тебя, кстати, пожрать не осталось? А то от сигарет уже желудок сводит. - У меня осталось, - внезапно предложил Картман, вынимая из рюкзака свой объемный ленч и впихивая его в руки опешившего Кенни. - Жри. Я все равно не буду. - Там что, мышьяк? - похихикал МакКормик, без стеснения открывая крышку контейнера. - Мне некогда, - неопределенно махнул рукой жиртрест. - Встретимся на уроке, а то у меня дел невпроворот, - он помахал им и достаточно поспешно скрылся на лестнице. Хотя Кайл мог поклясться, что он не спешил никуда, когда поднимался. - Мм, ничего не меняется, - с набитым ртом заметил Кенни. - Мамка жирного по-прежнему готовит потрясно. Хочешь попробовать? - А мне кажется, что все меняется, - ответил Кайл, отрицательно мотая головой. - Ты бы поосторожней с ним. -Ты тоже, - ехидно усмехнулся Кенни. - Причем тебе стоит его бояться гораздо больше, чем мне. - Серьёзно? - Меня он с удовольствием увидел бы мертвым. Но тебя – только живым. А это гораздо хуже. Кайл посмотрел на Кенни, с умиротворением и легким головокружением чувствуя, что тот все всегда понимает. И видит гораздо больше, чем кто-либо. - Знаешь, чел, мне все время снятся странные сны, - проговорил он с облегчением, как будто наконец нашел того, кто все ему объяснит. - Мне снится, что я просыпаюсь во второй мировой войне. И я много работаю, и моя жизнь постоянно висит на волоске… - И там есть Картман? - совершенно спокойно покивал головой Кенни. - Да, - Кайл едва скользнул глазами по апатичному Стэну. - Он, разумеется, фашист. Ты же не думаешь, что это какие-то нереализованные фантазии?.. - на всякий случай уточнил он. Кенни живо помотал головой: - Ты для этого слишком адекватный. - Он следит за мной. Я не знаю, чего он хочет. Но что-то должно произойти. И произойдет, потому что, когда я лягу спать – снова проснусь там. - Ну, разумеется, он хочет тебя себе. Как обычно. У вас это кармическое. Даже если вы пойдете в разные стороны, вам не удастся разойтись. - Что мне сделать, чтобы все это перестало мне сниться? - А кто тебе сказал, что ты спишь? Ты никогда не спишь, Кайл, - Кенни засунул в рот очередной кусок оладьи с сиропом. - Там все такое же настоящее, как и здесь. Представь, что ты с Картманом связан в узел. Вот и подумай, как вам навсегда развязаться. - Но почему я? - Если кто и сможет его спасти, то только ты. На уроке они узнали, что Крейга увезли в больницу. Кажется, он как-то умудрился сломать себе руку. *** Дождь все-таки полил над их участком железной дороги. Кайл ему вовсе не обрадовался – к тому времени трава по утрам уже покрывалась инеем, а ветер выдувал из-под одежды последнее тепло. Сапоги вязли в жидкой грязи, лопата с чавканьем входила в землю, вода заливала глаза, а от холода немели пальцы. Кто-то упал в грязь. Поднялся. Ещё раз упал. Его начали поднимать, но выстрел все прекратил. Тело безымянного мальчика спихнули в траншею и закопали, даже не сбившись с ритма. Кайл остановился, надорвал зубами рукав и продолжил. Кто-нибудь из них обязательно делал это при каждой новой смерти – подолы одежды и рукава многих висели бахромой и клочьями. Кайл не заглядывал в мрачное будущее – ему не хотелось, потому что он знал, что встретится там только с жуткой пустотой. Зато он изо всех сил верил, что, когда бы ни подступила эта пустота, никто не вынудит его сделать что-либо, отчего он не сможет сносить самого себя. Он собирался быть верным себе во что бы то ни стало, но постоянно боялся того, что его поставят перед выбором, которого он не сможет сделать. Вроде: либо ты убиваешь своего, либо из-за тебя убьют нескольких. Такие вещи практиковались тут постоянно. Кайл думал, что самым лучшим выходом в таком случае будет пуля, пытки или иная страшная смерть для себя, чтобы избежать этой жуткой ответственности за других. Ему казалось, что жирный штурмман все это в нем чувствует. Тот мог быть даже не слишком умным и образованным, но на такие вещи у герра Картмана точно был нюх. Кайл до сих пор чувствовал себя униженным из-за той непрошенной помощи с картошкой. У этого Картмана был какой-то план. Против кого и зачем, было не ясно. Но он определенно во что-то играл со своими товарищами и пленными, и Кайл чувствовал себя ещё более беспомощным, чем другие, так как осознавал это и не мог понять сути происходящего. Под тяжелыми тучами промчалось несколько самолетов. В сыром воздухе их рокот отозвался болью в голове, туманной от недосыпания и голода. Рядом торопливо начал мочиться пожилой мужчина. Кайл отвел глаза, в очередной раз надеясь, что когда ему нужно это делать, другие тоже не смотрят. Хотя какое это уже имело значение… Впрочем, Кайл чувствовал, что текущее положение вещей начинает шататься. Что грядет буря, и все переменится. Уже сейчас все начинало меняться. И он сам не знал, чего хочет – лечь и заснуть, или бороться и драться. Ведь если он не спит, то все происходящее – правда. У пожилого мужчины, работающего рядом, был спрятан пистолет. Он шепотом говорил вчера, что получил оружие от герра Картмана, у которого есть какой-то план. Это казалось до ужаса неправдоподобным, но пистолет был настоящим. И Кайл знал, где тот лежит. Среди немцев ходили разговоры, будто линия фронта приближается, и скоро всем здесь придется спешно сниматься с места. Кайл не удивился, если бы, улепетывая, немцы положили их всех на рельсы и проехались по ним своим распроклятым составом. Мысли его позднее фактически подтвердил назойливый штурмман. Сейчас, в спешке, они работали допоздна, понукаемые немцами, которые торопились доделать железную дорогу. Работа подходила к своему завершению. И рядом с показавшимся вдали развороченным концом путей замаячила пустота. Кайл уже не был удивлен, когда Картман поздно вечером провел его в свою палатку. В ней никого не было, только свернутые спальные мешки на кучах елового лапника, стол с грубыми табуретами и дымящая походная печь. Кайл тут же заворожено приблизился к огню, согревая руки, уже забывшие, что значит тепло. - Все уехали на фронт, - пояснил Картман, обводя рукою пространство. - А вот мы побежим от него, согласно планам начальства. - Тебе здесь не с кем поговорить? Или я воплощаю собой какое-то чувство вины? - поинтересовался Кайл, уставший гадать, почему тот оказывает ему столько внимания. - Слышишь, жид, я что, разрешал тебе подходить к печке? – поинтересовался Картман, усевшийся возле стола. Кайл отдернул руки, отступая на шаг назад, буравя его злобным взглядом. Картман рассмеялся неприятным смехом: - Ладно, - махнул рукой он, - можешь греться. Хочешь есть? «Это какая-то ловушка», - недоуменно и раздраженно подумал Кайл, но вслух ничего не сказал и даже не пошевелился, глядя на немца. Тот доставал хлеб, сыр и флягу с чем-то горячительным из ящика под столом. Кайл хотел есть до безумия, но к столу не сделал ни шага, хоть желудок и свело болью от одного только вида нормальной еды. - Я серьёзно, - заверил его Картман, художественно разложив все на столе и с интересом глядя на пленника. Кайл отвернулся к печи, чтобы не смотреть. - Я слышал какие-то слухи про пистолет. Что происходит? - поинтересовался он. - Аа, ты слышал. Очень хорошо. Происходит небольшой спектакль, поставленный для герра Рюге, который имеет честь возглавлять все происходящее в этом лагере. Кайл подумал, что Картман очень злопамятный, если дело было только в нескольких выговорах, что тот получал от офицера Рюге. - Я очень хочу вступить в СС, - доверительно сообщил штурмман, принимаясь отщипывать кусочки хлеба и отправлять их в рот. - Это моя заветная мечта уже долгое время. Однако ей не суждено сбыться, представляешь. Потому что эта сраная сволочь Рюге накопал что-то в моей биографии и с удовольствием это сообщил в нужные органы. Кайл подумал, что будет выглядеть, как сумасшедший, если рассмеется сейчас. Эта нацистская скотина говорит ему о крушении своей дурацкой и мерзкой мечты, ему, который скоро сгниет на этой поганой работе, у которого уже руки кровят от занозистых шпал и неподъемных рельсов. Он думал, сказать или нет о том, что ему плевать. - И вот, я думаю, настала пора немного испортить жизнь герру Рюге за все его маленькие грешки в прошлом. Ты же жить хочешь, а, еврей? Кайл оглянулся на него с неуверенной заинтересованностью. - Конечно, хочешь, все хотят, - удовлетворенно кивнул Картман. - Если вы здесь останетесь, то по окончании работ всех вас отвезут в Аушвиц. - А что в Аушвице? Гетто? Картман хохотнул: - Царствие небесное там, жид. В которое вы все вознесетесь прямиком из печки или газовой камеры. Глаза Кайла округлились от ужаса. - По мне так, туда вам и дорога, - откровенно признался немец. - Только вот ты…- он запнулся. - Черт побери, я не знаю, что не так с тобой, как будто ты какое-то гребаное волшебство – я ничего не понимаю. Мы точно с тобой не встречались? Мне кажется, будто я помню тебя. - Может быть, я тебе снился, - равнодушно предположил Кайл. - Такое случается. - Такое случается, - повторил Картман, продолжая рассматривать его. – Подойди сюда, живо, - он указал на табурет. - Садись. Кайл подошел и сел. Картман достал пистолет, навел его на собеседника и сказал: - А теперь жри, а то я тебя пристрелю. - А ты не боишься, что тебя свои же вздернут за такое? - спросил Кайл, не шевелясь. - По сравнению с тобой мне вообще нечего бояться. Да бери ты этот долбаный хлеб! Да, вот так… И слушай меня. Вы должны быть готовы сегодня ночью. Будет побег. К северу отсюда засели ваши сраные партизаны, а немного восточнее расположен фронт. Будете идти строго на север – по лесу и кустам… Что ты на меня так смотришь? - Ты что, серьёзно? - Я тебя, жида, кормлю в своей палатке. Что может быть серьёзнее? Ты думаешь, я не рискую?.. - Но зачем? Ты же фашист до мозга костей - и спасешь нас? - Не твоего ума дело вообще, - отрезал Картман. – Это блестящий план по крушению жизни моего начальства, так что заткнись и содействуй. Не хочешь, позову другого еврея. - Я действительно не знаю, что у тебя на уме, но если все, что ты говоришь, правда, и это на самом деле случится, то тебе не нужно в СС. Ты будешь героем. Как Шиндлер. - Кто? - Шиндлер. - Кто это, мать его, такой? Кайл и сам и не знал толком. Ему показалось, что он знает это из тех снов. В тех снах все говорило о том, что война давно закончилась. Что о ней снимают фильмы. Фильмы о героях, вроде Оскара Шиндлера. - Он тоже спас евреев, и он был немцем. - Окей, я обязательно донесу, как только вернусь в Германию, - отмахнулся Картман. Кайл ничего не сказал, разомлев от еды и тепла. - Значит, ты понял. Сегодня ночью. Если понял, то пора тебе выметаться, - он поднялся на ноги и жестом указал идти за ним. Кайл с сожалением положил недоеденное на стол и двинулся к выходу. В глубине души его несмело поднималось что-то светлое. Что бы ни говорил этот немец, но, если он и правда собирается им посодействовать, то он как минимум достоин уважения. Хотя воспоминания о том, как он убил двоих пленных, несколько омрачили эти мысли, и Кайл заставил себя притормозить с зарождением надежды и радости. Сначала следует дождаться ночи и посмотреть, что будет. У выхода из палатки Картман резко остановился, и Кайл на страшное мгновение подумал, что сюда кто-то идет, а при обнаружении их здесь – оба будут мертвы. Но в следующий миг немец развернулся и ткнулся губами в его лицо. Кайл настолько опешил, что не сразу сообразил, что происходит. И опомнился только, когда чужой язык залез ему в рот, а рука сжала его пониже спины. Он попытался оттолкнуть Картмана, но за все это время он успел ослабнуть настолько, что не мог даже высвободить зажатую между ними руку. Когда же ему удалось отвернуться, он зашипел: - Что ты делаешь? Если я начну орать, нас обоих закопают живьем! Хватка мгновенно ослабла, немец отстранился, продолжая тем не менее буравить его голодным взглядом. По крайней мере, это многое объясняло – повышенное внимание так точно. Кайл закрыл глаза и сжал пальцами переносицу – сам не помнил, откуда подцепил этот жест. - Отведи меня к вагону, пожалуйста. Или пристрели, если все сказанное до этого было… прелюдией. Картман тяжело вздохнул, побряцал какими-то железками в кармане и зачем-то сказал: - Вообще-то, я мог бы угрожать тебе пистолетом… Кайл ничего не сказал в ответ на подобную глупость. Наконец, они вышли в сумерки. Перед входом в вагон Картман его грубо пихнул. Забираясь внутрь, Кайл уже не понимал совершенно ничего. *** - Стэн, ты что, принимаешь это? - Кайл вертел в руках пластмассовую коробочку с таблетками. - Солон? Это антидепрессант, что ли? - Нет, это депрессант, - невесело улыбнулся Стэн, отбирая таблетки и закидывая обратно в рюкзак. - Это тебе Кенни дал? - Кенни бы забрал. - Заканчивай так разговаривать! - Отстань. Это мы с Картманом покупали. - Да ты чокнутый! Жиртрест тебе плохого не посоветует, да… - саркастически заметил Кайл. - Он что, тоже на них? - Не знаю. Он покупал что-то… Что-то вроде «не принимать с алкоголем – смертельный эффект». - Господи, - Кайл потер лицо ладонью, - да вы тут все психи. Что я вообще делаю в этом месте?.. - Вот именно, - раздраженно отозвался Стэн, закидывая сумку за плечо. - Тут у нас только неудачники, ты же совсем из другого круга. - Стэн, я ведь беспокоюсь о тебе. - А о ком ты вообще не беспокоишься, всемирная мамаша? Можно подумать, тебя кто-то просит. Глядя в спину уходящего друга, Кайл понял, что совместный поход в «Уоллмарт» отменен. Как он ни старался заверить себя, что так неправильно, обида все равно просочилась внутрь. Как же сложно ему было жить в мире, где все вокруг думали только о жалости к себе, а ему приходилось делать что-то за них. Да, его никто не просил. Он, в общем-то, никого и не спрашивал. Пересилив обиду, он решил, что в ближайшее время займется Стэном всерьёз. И для начала неплохо бы разобраться с Картманом. Жирный был совсем плох. В последнее время обострилась травля геев в школе, и ему не единожды приходилось с нею сталкиваться. Какого невозмутимого хрена он бы из себя ни строил, с каким бы апломбом он ни отбрехивался, отрицая все и вся и обвиняя опять же всех вокруг, Кайл знал, что, он воспринимает все крайне обостренно. И переживает все с силой, помноженной на невероятное самолюбие. Кайл даже представлял себе, как тот рыдает где-нибудь в туалете, этот здоровенный хряк – сидит и сморкается в сотую салфетку, забросав ими все вокруг. Ужасная картина, и, тем не менее, Кайл чувствовал к нему что-то вроде жалости. А уж про Кенни, постоянно подливавшего масла в огонь, и говорить было нечего… Иногда ему хотелось, чтобы ему просто было насрать на все – как большинству. Но ничего поделать с собой он не мог. Пока он не уехал в колледж, ему придется сделать что-то с этой троицей, хочет он того или нет. *** Кайлу казалось, что он и не спал. Однако движение в вагоне разбудило его – к тому же, кто-то потряс его за плечо. В полупустом вагоне гулял сквозняк – люди поспешно выпрыгивали наружу и скрывались в темноте. За плечо его тряс Картман. - Ты что, сдурел совсем спать? Я тебе что сказал? Быть готовым! Вот же тупой жид! - ругаясь и цыкая языком, Картман поволок его к выходу. На ходу Кайл окончательно пришел в себя и понял, что все, сказанное штурмманом накануне, действительно происходит. Это было похоже на чудо. Пленные бежали что есть сил, неорганизованно, даже в разные стороны. На земле валялось несколько мертвых немцев. - Быстрее, пока сюда остальные не подошли, - выдохнул на бегу Картман и потащил его в сторону, противоположную той, куда бежали все. Кайл недоуменно начал тормозить. - Это повышает твои шансы сбежать, идиот! Не упирайся! - дернул его сильнее немец, и Кайл, перестав соображать в этой кромешной тьме, где они и куда идут, действительно перестал сопротивляться. Хотя после инцидента в палатке доверия к немцу у него не было ни на грамм. Они бежали довольно долго, спотыкаясь, едва ли не падая в овраги, натыкаясь на кусты и деревья, ломясь через подлесок. Остановились они только у какой-то поляны, Картман тяжело дышал, сжимая до боли его руку. Кайл оглядывался, слыша шум выстрелов далеко позади. - Итак, - вполголоса начал Картман, передвинув спутника так, чтобы видеть его лицо. - Я не знаю, как остальные, но ты, жидовская скотина, должен выжить. Вот, держи, - он отвязал от себя пояс, к которому цеплялись нож, фляга и пистолет. - Жратву уж сам как-нибудь раздобудь. Застегивая пояс, Кайл увидел, что на Картмане остался ещё один – тот, что входил в его униформу, и подивился такой практичности. Впрочем, в данной ситуации это было самым меньшим из того, чему стоило удивляться. - Будешь идти ночью, так быстро, как только сможешь. Ориентируйся по Малой Медведице и звезде этой, сам знаешь. Днем отлеживайся в каком-нибудь овраге и не попадайся никому на глаза. Сдери эту чертову звезду и положи в карман, - он сам начал отрывать от одежды Кайла грубо пришитую желтую звезду Давида. - Потом покажешь партизанам. Или детишкам в старости, - он усмехнулся. - Когда дойдешь до села, возьми правее – там будет лагерь партизан. На дорогу не выходи ни в коем случае и держись подальше от фронта. И не тормози, ради бога, иначе все зря… - Спасибо тебе, Эрик Картман, у меня просто нет слов… - начал было Кайл, но тот оборвал его. - Да заткнись ты вообще… Знаешь, беги из Европы, если сможешь. Беги на другой континент. Лучше в Америку, потому что там мы будем нескоро. И очень хорошо спрячься. И знаешь что? - он схватил Кайла за руку. - Напиши мне когда-нибудь. В мирное время или в отпусках я буду в Мюнхене. Моя мать живет на Дорт-штрассе, дом 15. Ты запомнил? Кайл кивнул. - Напиши мне, - повторил Картман, крепко сжимая его руку в пальцах. - Но только так, чтобы одному мне было ясно, от кого письмо. Ничего касательно происходящего не пиши – всю почту вскрывают и читают. Так, чтобы понял только я. Ладно? - Ладно. Картман подался вперед, но Кайл шарахнулся от него, как ужаленный. Благодарность благодарностью, но повторения вчерашнего он не хотел. Немец вздохнул ещё раз и отпустил его руку. - Адрес запомнил? - Да. Прощай. - Все, вали быстрее. Кайл бросился в темноту. Он бежал так, будто не работал до упаду все это время, будто и не уставал никогда. Он бежал, потому что знал, что только так будет жить. Остановился он, только когда услышал одиночный выстрел. Он обернулся, фактически ничего не видя в лесной темени. Но какое-то чувство безошибочно подсказывало ему, что писать кому-то и помнить адрес у него больше нет необходимости. Больше некому читать это несостоявшееся письмо. Он продолжил свой путь, уверенный, что у него вся жизнь впереди. И что, как бы она ни сложилась, в ней всегда будет место для памяти об этом человеке. *** Кайл не собирался идти ни на какие танцульки в амбаре, но что-то вытянуло его в предвечернее золото осени. Закат, алый и оранжевый, над снежными макушками гор, заливал всё карминно-красным. Трасса шумела, мигала светофорами, возбужденная и будто чего-то ждущая. Кайл думал о сегодняшнем сне с умиротворением. Откуда-то он знал, что больше ему ничего такого сниться не будет. Что он сможет спокойно проваливаться в сон, не имея ни малейшего понятия, как там сложилась его жизнь после всего пройденного. Он тащился вдоль дороги по направлению к амбару, зная, что совсем не собирается туда идти – просто пройдет до загородного перекрестка, того, где шоссе рассекает поле, с одной стороны травянистое, с другой пшеничное, а после пойдет домой. И, возможно, ляжет спать – впервые без страха перед тем, что может увидеть во сне. Уже издалека он заметил, что к перекрестку со стороны своего дома приближается Картман. В какой-то миг Кайлу захотелось развернуться, чтобы не сталкиваться с жиртрестом, но он так и не сделал этого. Картман дошел до перекрестка раньше и даже подождал, пока Кайл с ним поравняется. - А я думал, что ты отказался идти туда с Кенни, - недружелюбно начал жиртрест, и добавил ещё более злобно, - крыса еврейская. - И тебе привет, жирный, - отозвался Кайл. - Ты вроде как тоже отказался. - Да нет, решил пожрать с Кенни колес или ещё чего, а то в моей жизни так мало впечатлений… - Серьёзно? А я думал, что ты с Кенни больше не общаешься. - Чушь, кто тебе такое сказал? - Картман двинулся вперед, повинуясь зажегшемуся зеленому свету и, вероятно, полагая, что Кайл последует за ним. - Я не иду туда. Я просто прогуливаюсь. Картман остановился и вернулся назад. - Да? - уже ровнее переспросил он. - Размышляешь о великом еврейском? - Типа того. Ты не мог бы прекратить добивать Стэна? - Что? - Я знаю, что в глубине души ты не такой плохой, - глядя жирному в лицо, сейчас Кайл сам в свои слова не верил, однако вспоминал ушедший сон, где тот спас его. - И что при желании ты можешь вести себя по-человечески. - Что? Кайл, у тебя сейчас проповедческое настроение, что ли? - Или, если ты не хочешь говорить по-хорошему, то я просто вправлю тебе мозги кулаком, если ещё раз узнаю, что ты ему какие-то таблетки подсовываешь. Я ясно говорю? - Да пошел ты, сдался мне твой сраный Стэн! - Пока мне не хотелось бы прибегать к таким мерам, поэтому я и пытаюсь с тобой договориться… - Ты тут пугать меня вздумал, жид? Я ещё понимаю, если бы кто-то действительно с кулаками, но ты… - Картман бравировал, потому что, несмотря на свои рост и массу, в драке он по-прежнему был полным нулем. - Да я даже с радостью засыплю твоего хиппи таблетками по самые гланды, просто чтобы посмотреть на это! На то, как ты мне попытаешься всыпать… Да-да, Кайл, - он потряс вынутым из кармана пузырьком с таблетками, - мы со Стэном сегодня же распробуем и эту хрень, сразу же после танцулек, так что я буду с нетерпением ждать, когда же ты хоть что-нибудь мне сделаешь… Он закончил свою тираду, глядя на молчащего Кайла с болезненным и загнанным вызовом. В этом взгляде можно было увидеть ещё и то, как он борется собой, как речь его возбуждает его же самого, потому что здесь, как и там, в тех снах о войне, ему тоже хотелось коснуться Кайла. И тот это видел невооруженным взглядом. Все эти попытки задеть, побыть рядом, просто поговорить о чем угодно. Ничего из этого не было случайным. Кайл видел это так же четко, как и глаза Картмана напротив. Вероятно, отголоски этого понимания как-то отразились на лице Кайла, потому что Картман вдруг скривился в странной гримасе. Какая-то досада пополам со страхом и затравленностью. Он резко развернулся, сжимая в кулаке злосчастный пузырек, и зашагал, куда собирался. Как в замедленном действии, до Кайла вдруг дошло, что это тот самый пузырек, который «нельзя смешивать с алкоголем». Что эти таблетки предназначены для Кенни, в котором для Картмана воплотились все ужасы травли, переживаемые в школе. Что жиртрест не побрезгует, не побоится и даст ему эти таблетки, даст Кенни, залитому алкоголем до неприличия… Мелькнула до боли странная мысль, что это все это происходит не в первый раз. При этом внутри Картмана, несомненно, было что-то, что делало Кайла дорогим для него, хоть и были все эти слова и жесты. Что позволило ему спасти его там, во сне, несмотря ни на что… Кайл дернул головой в сторону и бросился вперед, изо всех сил спихивая Картмана с дороги. Потому что тот в состоянии аффекта пошел на красный свет. По этой трассе, гладкой, как каток, по трассе, полной несущихся во весь опор машин. Кайл почувствовал удар скрежечуще тормозящей громадины. Удар пришелся куда-то в спину. Дальше были какие-то вспышки, звуки… Пришла удовлетворенная мысль, что Картман ничего такого не сделает больше. Что Кенни спасен. И Картман тоже спасен – так, как надо. Что тот больше никогда в жизни не исполнит то, что собирался. Что случившееся правильно… Спустя какое-то время, растянувшееся в шкале неизвестности, Кайл с трудом поднялся и пошел вперед. Пересек этот злосчастный перекресток, оставив позади дома, машину, Картмана с огромными глазами. Он вошел в поле пшеницы, спелой, тяжело клонившейся к земле. По золотому океану пробегали алые волны. Кайл брел в этом море шепчущего шелеста, и в ушах его все ещё отдавался звон, как будто от взрыва. Солнце слепило глаза, а спина отчаянно болела, но с каждым шагом боль утихала…