***
Когда Рома уходит, Антон чувствует вовсе не одиночество и укол холода. Он чувствует, что с уходом Ромы уходит и его собственная часть. Остаются лишь следы на шее от хватки Пятифана. А вместе с ней передаётся и запах обжигающего табака, оставшегося на пальцах. Синяки исчезают через пару дней, но воспоминания о той боли, с которой Пятифан сжимал его горло, невозможно забыть. В его лёгких каждый раз застревает горечь амбре кофе – того самого запаха от сигарет Ромы. Антон расстёгивает рубашку и смотрит в зеркало в попытках рассмотреть ту “красоту”, что оставил на нём Пятифан, но вид перед глазами обрёл странную туманность, стал нечётким. Глаза Антона уже не могли видеть от слёз. Постель впитывала в себя запах их секса, табака Ромы и слёзы Антона. А перед сном телефон с вибрацией продемонстрирует Антону сообщение от Пятифана. «Спасибо за приятный вечер, Зайчик» «***
Внезапные мысли об Антоне обжигают больнее, чем зажатая между пальцами сигарета. Рома резко возвращается в реальность, будто ему в лицо плеснули ледяной водой, снимая вязкость. Пальцы тут же принялись стряхивать пепел. Проклятье. Он ещё не покончил с этой сигаретой, но такое ощущение, что ему понадобиться ещё одна. Хотелось уже не просто спрятаться за стеной табака, но и создать из неё крепость, скрыться в ней от образа Антона. — Сука.... Рома никогда не говорит о своих чувствах. Никогда не говорит с Антоном во время интима. Его глубокий взгляд в этот момент красноречивее всех тех лицемерных слов, которые он мог бы сказать. Рома смотрит в душу Антону, которую прекрасно знает. Которую Антон сам открыл перед ним.***
Быть с Ромой невыносимо больно и крайне приятно одновременно. Когда он впервые цепко сжал бледную шею Антона, перекрывая ему доступ к кислороду, Петров ощутил страх. Остатки воздуха начали казаться слишком тяжёлыми, а усиление хватки сдавливало его. Пятифан смотрел так, словно впитывал в себя его эмоции, медленно истощал его до появления синевы на шее. И не переставал вдавливать разгорячённое тело в грубые простыни. Ох, что это за миниатюрный бриллиант в плену глаза Антона? Слеза? «Красиво» – промелькнуло в голове у Ромы. Он мог бы восхищаться этим зрелищем. Мог наслаждаться, как этот хрупкий бриллиант сверкает в чистых омутах Антона. Вскоре страх растворился в болезненной истоме. Антона накрывало упоение, поглощало дурманящее чувство контроля Ромы. Контроля дыхания. Заставляющее извиваться и задыхаться не только от недостатка воздуха. Оргазм накрыл его мощной волной.***
«Рома», звучавшее с губ Антона, было сладостью, звучало вместе со сбившимся дыханием так желанно и страстно... И Рома отдал бы всё ради этого шёпота и своего обжигающего имени на его посиневших губах. Пятифан лишь добавлял в пучину их страсти запах своего грубого желания – обладать. Но не любить. Чтобы вновь увидеть в плену глаз Антона этот сияющий бриллиант. Ведь только так и может. А Антон его не винит в этом. Ведь сам не может ничего, кроме как прикрывать глаза, отдаваясь во власть ощущений. Это лишь его чувства и желания. Каждый раз Петров позволяет опрокинуть себя на постель. Позволяет себе и Роме утонуть в приятной для них обоих неге. Чтобы позже, во время оргазма, ощутить, как мир взрывается на тысячу фейерверков перед глазами. Только после этого Рома разжимал пальцы, а Антон шумно вздыхал, обнимая его, дыша им. Утыкаясь носом в его шею, вдыхая запах нежной кожи и прохладный аромат волос, Рома и сам позволял себе принимать всё это за своё дыхание. «Я не сделал тебе больно?» Он прекрасно знает ответ на этот вопрос. Но не перестаёт задавать каждый раз, когда огонь страстных забав потухает, возвращая их из грёз в сучью реальность. Потому что не может по-другому. А Антон не требует ничего иного, ведь именно эта иллюзия заботы заставляет его доверять Роме.***
В какой же момент всё рухнуло, сгорело в пламени из ошибок? В какой момент Рома потерял то, что имел – уверенность и амбиции? Будто где-то возникла воображаемая рука, цепко сжимающая шею. Она медленно, но мучительно уничтожала Пятифана изнутри до желания отчаянно закричать, ведь сейчас тишина убивала. Но он не посмел: его бы не поняли. Впервые сигарета обманула Рому. Она не помогла ему расслабиться, напротив, безжалостно погружала в океан из напряжения. Опасные для организма вещества внутри палочки превратились в более опасные чувства – неуверенность, отчаяние, боль, ненависть. И Пятифан впитывал их в свои лёгкие вместе с дымом. А всё из-за чёртова Антона. Того, кто отобрал у него всё, заменив собой. Он разрушил прежнюю жизнь Ромы, став вместо неё новой. И всё после последней ночи...***
Руки Антона пытались дотянуться и прикоснуться к груди Ромы, на что тот рыкнул, выражая протест, и прижал хрупкие запястья над его головой. На самом деле Пятифан не хотел позволить ему касаться не её, а своего сердца. А есть ли оно у него вообще после всего того, что он сделал? Если всё же нет, то почему Рома чувствует боль? В попытке скрыть отчаяние, он яростно вздыхает. В попытках заглушить собственную боль, крепче сжимает запястья одной рукой, а второй сжимает горло Антона. Кадык Петрова под ладонью Ромы движется вверх-вниз, когда тот пытается сделать вдох. Он выглядел как зверёк, загнанный хищником в угол, пытался контролировать судорожные всхлипы. Но в его взгляде только безграничное доверие. Блять. Ещё и следит за каждым движением. Одержимый, как и сам Рома. Первая ошибка, совершённая им в тот день – Рома не впитал в постель запах табака, не закурил перед Антоном, заставляя его в очередной раз гадать о том, как он поступит с сигаретой и с ним. Но он вычеркнул этот элемент в привычном для них мире, удивив и самого себя и Антона. — Ч-что... Что с тобой? – сипит Антон сквозь сдавленное горло, тут же закашлявшись, пока они продолжают смотреть друг на друга. Петров впервые видит, что Рома сам оказался в заточении, заперт изнутри. Он видит в его бездонных омутах мольбу. Не требование. Мольбу. Словно просит о помощи. И лишь Антон был способен исцелить его душу. От этих мыслей появилась надежда услышать его низкий голос. «Нельзя» – вмешивается разум Ромы, не позволив ему ошибиться второй раз. Только он и убеждает Пятифана, заставляет сдержаться. Подавляя желание, он усиливает хватку. Антон чувствовал, что задыхается вовсе не от этого, а от собственных эмоций, которые обрушились на него камнями. Из-под которых не будет выхода. Бешеный пульс под пальцами Ромы заставлял его наращивать темп, а Антона раскрывать губы и пытаться вдохнуть хоть каплю воздуха. Он, прижатый к смятой от бесчисленных метаний постели, уязвимый в руках Ромы, не боялся своих чувств. Не боялся показать, что ему хорошо. А Рома... Не успел он избежать второй ошибки, как неожиданно из-под земли выросла новая, ставшая очередной подножкой – власть над Антоном совершенно не приносила прежней сладости. И от этой мысли Роме казалось, будто его прошибла молния. Внутри всё переворачивается. Антон... Сука, даже его имя в этой ситуации сродни проклятию. Оно, словно невидимое пламя, обжигает Рому изнутри. Ничего. Он выйдет из этой игры победителем, даже если до финиша уже доползёт на коленях. Он никогда не проигрывал. Особенно, если его игры касались Антона. Раз – Рома освобождает запястья и проводит рукой вниз, отвлекая, принося удовольствие. Два – его движение уверенное и резкое, заставило Антона сжаться и лишь тихо прохрипеть от хватки на шее. Секундная пауза, но даже её хватает, чтобы ещё сильнее разжечь интимность момента. Три – новое, более продолжительное движение напомнило, что между болью и удовольствием особая грань. И если баланс рухнет – рухнет и их связь. Антон всхлипывает и выдыхает почти со стоном, дёрнув бёдрами навстречу. Острая вспышка удовольствия и волна оргазма, от которой Антон хотел рассыпаться на частицы. Изнутри всё распирает от ощущения внутренних движений плоти Пятифана, который изливается следом, заполняя до основания, и убирает руки. «Что с тобой?» – проносится у него в голове голосом Антона. Вожделение уже оставило Рому, но он продолжает смотреть на Антона. В его нежные глаза цвета стали. В которых сегодня не было слёз. Но было желание услышать объяснения. А в глазах Ромы было желание понять хотя бы свои чувства. Позже они приводят себя в порядок и собираются прощаться очередной раз. Рома не дарит Антону очередную ложную надежду на то, что он исправится. И вместе с ней не сможет в последний раз смахнуть с его глаз слезинку. Собственная неуверенность выводит из себя, заставляет молчать. Если он скажет – он проиграет. Поэтому он разворачивается быстрее, чем обычно, и уже хватается за ручку входной двери. — Стой. Рома не мог поверить, что это сказал Антон. Его Антон. Тот Антон, который всегда отпускает его, сжимая в руках острый камень под названием Гордость. Никогда не просивший его остаться. Ещё и голос его звучит непривычно уверенно. Это и заставило его поддаться, обернуться к нему. Нет, это всё ещё тот Антон, с которым он проводит эти вечера. Тот же напуганный зайчик. Накрывшая комнату тишина оказывается в этой ситуации хитрой злодейкой. Холодно улыбаясь, она покрывает сердца парней дискомфортом от своего присутствия. Она злорадствует, когда Антон не может связать слов, а Рома не может уйти. Но когда Антон хватается за остатки своей смелости (или глупости), тишина фыркает и, демонстративно показывая обиду, гордой птицей вылетает из комнаты. — Мне больно.... – шепчет Антон почти неразборчиво и надломлено. – Прошу, объясни, что с тобой происходит? Но Рома молчит, а его собственное сердце обливается кровью от ощущения, что он третий раз поступил и продолжает поступать неверно. А может... он всегда ошибался, когда дело касалось Антона? В глазах замешательство и отчаяние. Вина поселялась под его кожей жучками, которые собирались поедать Пятифана изнутри, отдаваясь мучительной болью. Он резко срывается с места и прижимает его к себе. Сердце Антона хотело пропустить бесчисленное количество ударов, чтобы осознать – Рома здесь. Рома рядом. Кажется, что мир поставили на паузу. Нет, не так. Кажется, что всё происходящее не является реальностью. Но Рома не рассыпался на хрупкие пылинки, когда руки Антона аккуратно ложатся на его сильные плечи. Он любит его плечи. Но Рому любит куда больше. Тот греет его своими касаниями, но вновь впускает коварную тишину. Её азарт хищный и жадный. Единственное, что пытается ей мешать – беспомощное метание сердца Ромы. Оно тоже болит? Давно? Азарт тишины потухает вместе с ней самой, когда Антон поднимает голову и пытается хотя бы в глазах Пятифана найти ответы на свои вопросы: Он запутался сам или меняет свою игру? Или подразнить хочет? — Зачем?.. Зачем ты это делаешь?! Что ты творишь со мной, Рома?! – Антон дрожал от мерзкого ощущения, будто где-то внутри него раскручивался ураган из обиды и унижения. Тело трясло не от холода, а от боли внутри, будто сердце сжала чья-то тяжёлая рука. – Презираешь ведь... Ненавидишь... Глаза Ромы беспомощно заметались в поисках хоть какой-то поддержки. Едва заметное движение и их сердца соприкасаются, руки ещё крепче обвивают пояс Антона, цепляясь, как за единственную соломинку. Его самого трясло где-то изнутри. Попытка выдохнуть и привести мысли в порядок потерпела крах и лишь сильнее раскрыла рану, надавила с новой силой. Руки дрожали, ноги почти обмякли и, возможно, усадили бы на ледяной пол, если бы не ответные объятия со стороны Антона. — Не могу я тебя ненавидеть. Не могу, как бы не старался. — Ты пытался? – брови Антона взметнулись вверх, когда он услышал этот ответ. Они слишком близко. Дыхание спирает от преступности этого момента. В виски Ромы вонзаются раскалённые иглы и впрыскивают внутрь мерзкое ощущение, что он снова поступает неверно. Если он переступит эту черту, то в будущем соврёт Антону. Почему Пятифана вообще волнуют его чувства? Он до боли сжимает его бока, чего Петров не чувствует. А затем перемещает одну руку на его подбородок. Со спины подкралось вожделение, начиная нещадно душить. А изнутри грыз разум, требуя остановится, не заходить дальше. Если Рома будет бездействовать, позволить этим двум соревноваться – каждое возьмёт его за одну руку и будет тянуть с себе. И если от не поддастся хоть кому-то, его просто разорвёт. Давление тяжёлых, нещадных рук коварного искушения оказалось сильнее совести. — Да. И безрезультатно. Поцелуй. Горячая искра коснулась губ Антона, взрывая его сознание. Мир поплыл вокруг него, оставляя лишь Рому и его обжигающие касания. Антон словно лишался воли, отдавая себя в его власть. Опять. Петров поддался рукам Ромы, когда собственные не слушались, без его сознания обвили шею Пятифана. Поддался его настойчивым губам, позволяя этому поцелую сжигать всё изнутри, как неконтролируемое пламя внезапной страсти. И Антон добровольно шёл в него, позволил взять его сердце. Очередной раз. Он просто хотел забыться, сжечь в поцелуе прежнюю тоску и боль. По венам вместо крови словно потёк яд, который отравил Антона. А чувственные объятия быстро превратились в желание никогда не отстраняться. Чтобы Рома не оставлял его. Пятифан вдыхал его запах, упиваясь им. После этого... Как бы он не станет врать себе и Антону, он пропал. Так глупо. Внезапный взрыв из чувств уничтожает мысли о том, что их ситуация неправильна. А Рома и не хотел быть правильным. Он устал. Антон пропускает тот момент, когда его успели прижать к стене, осознавая это лишь тогда, когда спиной он ощутил её колючий холод. А Рома, напротив, согревал. Эти ощущения заставляли чувствовать себя атакованным с двух сторон, захватывая жар в тиски разума. Их языки соприкоснулись, добавляя красок внезапной нежности и жара. Их дыхание. Такое тяжёлое. Их сердца словно объединялись в чувственном ритме. В этот момент в глубине души создалось, что-то светлое, лёгкое, невиданное Антону ещё никогда. Эта неизвестность лишь разжигала азарт и желание узнать об этом больше, но... Оно резко потухло, а на губах появилось ощущение холода. Рома отстранился также резко, как и начал поцелуй. И вновь он смотрит. Любуется или думает о чём-то? Жалеет? В глазах нет привычного блеска победы. Только сожаление. Резко отстраняясь, он не говорит ни слова и хлопает дверью. А Антон остаётся в коридоре со вкусом его поцелуя на губах.***
Антон стал его зависимостью. Рома уже не может бросить его, как и не может бросить сигареты. Это часть его жизни. Больше, чем привычка. Необходимее, чем эти триста пятьдесят градусов. Окурок летит с балкона, а Пятифану кажется, что одной сигареты всё-таки мало. Даже двух будет недостаточно. Руки автоматически тянутся к пачке снова, но тут же останавливаются. Одна сигарета уже обманула его. Это не выход. Вместо пачки он вынимает телефон, печатая Антону сообщение, которое давно выучил наизусть. Но в итоге... Стирает привычное сообщение о благодарности за страстный вечер. «Я приму. Может и не сразу, но я приму всё это. Прошу... Просто дай мне время, Зайчик» На самом деле Рома не знал. Он не мог. Не хотел. Он причинит Антону боль. Зачем... Зачем он открылся ему?! Не игра ведь всё это, а настоящие чувства. Идиот. Самый настоящий идиот. Теперь он словно беспомощное насекомое в липкой паутине. И, сопротивляясь, он лишь запутается сильнее, позабавив хищника. И хищником в этой ситуации является Судьба. Хитрая сучка, толкнувшая его к такому исходу! И теперь... Рома проиграл.... Пал в этой битве. Что бы он не сделает в будущем, он уже переступил этот хрупкий порог. Он шёл по тонкому льду, и, теперь, рано или поздно тот треснет, заставляя упасть в ледяную воду. На унизительное поражение... А страдать от его проигрыша будет Антон. Тот, кто не виноват в том, что лишь хотел любви Ромы.