Зной

If you look into the distance, there's a house upon the hill Guiding like a lighthouse It's a place where you'll be safe to feel our grace Липкая жара душит, течет расплавленным металлом вдоль позвоночника, капает со лба соленой водой. Чонгук отжимается от пола: раз, два, три, четыре... двадцать девять... тридцать пять... триста тридцать восемь дней до возвращения. Он опускается на руках, утыкаясь носом в пенный коврик, и дышит. Шумно, глубоко, яростно. От тоски не грустно, от тоски — одиноко. Костлявыми, длинными пальцами она копошится в грудной клетке, пытаясь схватить сердце. Чонгук хмурится и прогоняет ее со злостью. Перекатывается на спину, локтем накрывает глаза. От встроенных в потолок светильников пространство рябит и искажается. Медленных вдох, сиплый выдох... Чонгук встает, закидывает на шею полотенце и идет в душ. Теплая, горячая, ледяная, снова горячая… он крутит ручку крана влево и вправо, пока кожа не покрывается мурашками. Пока дышать не становиться легче. Пока на запотевшей стене душевой кабины не проступает в грезе знакомое далекое лицо. В мутном отражении прямо за плечом, и, если прикрыть глаза, почудится, что губы касаются кожи… Резким движением ладони по стеклу Чонгук стирает видение, но оно следует за ним по пятам из ванной на кухню, маячит все там же, за спиной, скалится в блестящей поверхности холодильника, ведет сухим языком от ключицы до впадины за ухом, надавливая бесплотной рукой на горло. Это не Джин. Не Джин. Нет. Чонгук валится на кровать, раскинув руки в стороны. Злой морок исчезает с неразличимым в пустоте квартиры "пуф". Огни ночного города далеко внизу за окном, не слышно ни гудков автомобилей, ни людей, ни рекламных громкоговорителей. Он закрывает глаза на несколько мгновений, видит крошечную общагу и шестерых парней, веселых, преданных, искренних, которые рядом, всегда рядом. Чонгук поворачивается набок, и из шестерых остается один. Светлая кожа, теплые глаза, губы красивым ярким цветком и пахнущие шоколадом руки. Чонгук тянется к нему и оказывается в надежных объятьях на заднем дворе небольшого таунхауса в Аняне. Прелые листья, горящие в жаровне угли, плюшевый свитшот, бусинка браслета, впивающаяся в висок. Все будет хорошо, Чонгуки, все будет хорошо… Все будет хорошо. На прикроватной тумбочке в электронной рамке фотография горит неярко, но тепло. Чонгук косит на нее взглядом, за спинами замерло море, а красно-белый маяк вдруг становится точкой опоры. Он стягивает одежду, понижает градусы на пульте кондиционера, скидывает тонкое одеяло на пол. Воспоминания мелькают калейдоскопными узорами, зовут, и им он готов поддаться. Так легко представить, как… … Джин целует его с языком, мокро и страстно, зарывается пальцами в волосы, оттягивает их, вылизывает кадык, пока с губ срываются стоны. Как он обнимает Джина в ответ, прижимается, оказывается сверху и отплачивает за подцепленный зубами пирсинг темным пятнышком на ключице. Джин подает бедра вверх, удерживая Чонгука на месте, гладит по рукам, предплечьям и голой груди, играет языком с сосками. Проникает медленно, заполняет собой, а Чонгук распахивает в немом вскрике рот, в реальности быстро водя рукой по стволу и елозя на влажнеющих от пота простынях. По коже бегут мурашки, удовольствие собирается внизу живота, а лопатки зудят там, где хочется ощутить поцелуи Джина. Чонгук крепко жмурит глаза, проваливаясь в фантазии глубже. У Джина идеальная кожа, мягкая, гладкая, к ней так приятно прикасаться, так приятно утыкаться лбом в седьмой позвонок, вдыхать слабый запах лимонно-анисового шампуня. Раскрывать, ласкать, слышать тихое "Ах", когда Джин двигается навстречу. Видеть поверх встрепанной макушки, как он скребет ногтями по изголовью кровати в попытке совладать с эмоциями. Но Чонгук знает, куда бить. И полный удовольствия крик всегда оседает сразу за ребрами, патокой обволакивая нутро и посылая иголочки прямо в виски. Чонгук набирает темп, сжатая в мягкий кулак ладонь скользит по пульсирующему члену, он размазывает по головке сочную белую каплю и выгибается дугой. Скоро. Скоро, но недостаточно. Мысли мечутся, они бессвязные, лишь обрывки, отголоски, осколки. Чонгук смахивает со лба пот свободной рукой. В предоргазменном зареве вновь предстает лицо Джина. Нос аккуратной пуговкой, глаза — бездонные колодцы, фуксией губы. Губы… Яркой вспышкой молнии оргазм проходит сквозь тело. Горячая жидкость течет по руке, Чонгук с распахнутыми глазами хватает ртом воздух. Мягкими уютными волнами его выносит к галечному берегу, и он выбирается в реальность. Вместо Джина Чонгук чувствует спиной твердость матраса и влагу сбитых простыней. Но все будет хорошо, Чонгуки. Обязательно будет.