Тайная вечеря

- Кто же ты? Сатана? - Зови меня папой. ________ - Кевин, ты – мой самый удачный инвестиционный проект, мой фаворит в индексной корзине. Ты понимаешь это? Ты высоколиквиден и сверхдоходен. Полностью соответствуешь конъюнктуре рынка. И ты достоин высшей котировки, мой мальчик. Он чувствует чужое дыхание у самого уха: губы Милтона сухие, потрескавшиеся, пахнущие серой. Он весь пропитался серой, его отец. - Кевин, - шепчет Милтон и сжимает руку на его плече, - ты еще сам не догадываешься о собственном потенциале. Самый эффективный менеджер Небесной канцелярии и в подметки тебе не годится. В скором времени ты докажешь это. - Я не слушаю, не слушаю, - шепчет Ломакс. Он хочет закрыть уши руками, хочет сбросить отцовскую ладонь с собственного плеча. Но – не может. Словно сотня тысяч атмосфер придавливают его руки к полированной поверхности стола. И нет сил встать с длинной деревянной лавки, нет сил действовать. - Ненавижу, - шепчет Кевин, скашивая взгляд на стоящего за спиной отца. – Ненавижу! Сатана смеется. Ему действительно весело: - Ненависть, мой мальчик? Пусть будет ненависть. Я говорил тебе тогда, говорю и сейчас: бери от жизни все. Семь смертных грехов – лишь капля в море, по сравнению с тем, что еще таится в тебе, Кевин. Приступим же к ужину. Ломакс скалится, в ярости сжимая зубы. Бессильный пошевелить даже пальцем. Он сидит за этим длинным отцовским столом совсем не в одиночестве: двенадцать человек делят его трапезу. Двенадцать лиц, на которые он не может смотреть без содрогания. Его «подопечные» и его «коллеги» одаривают Кевина понимающе-снисходительными улыбками, сочувственными взглядами, ободряющими кивками. Все, от Гетиса до Каллена, от Эдди Барзуна до его единокровной сестры, Кристабеллы. Крис сидит ближе всего, по левую руку, и это её пальцы невесомо касаются распластанных на столе ладоней Ломакса. Он – между двух тисков: слева прижимается сестра, справа – все ближе наклоняется к нему сам Сатана. «Пошевелить хотя бы пальцем…» - Расслабься, братик, - шепчет она, когда Кевин вздрагивает: отцовский язык, гибкий и раздвоенный, влажно обводит ушную раковину и скользит по щеке к судорожно сжавшимся губам. - Не будь таким ханжой, - улыбается Крис. Язык – липкий и скользкий; он оставляет на коже след, схожий со слизью громадной улитки-ахатины (вот только Кевин совсем не уверен в его лечебных свойствах). Дьявольский язык беспощадно сминает губы, раздвигает их подвижными и гибкими кончиками, скользит по преграде из стиснутых зубов. «Сера», - думает Ломакс, ощущая невыносимое жжение на деснах. Беспомощность и одиночество. - Ты плоть от моей плоти, Кевин. Но, все же, обряд будет неполным без этого… Сатана ухмыляется, втягивая жуткий язык обратно, а затем Ломакса захлестывает волна боли – острые зубы сжимаются на его шее, легко прокусывая кожу – и Кевин заходится беззвучным криком. Отец пьет его жадно, медленными и глубокими глотками. Кристабелла успокаивающе касается щеки Кевина: - Тише, братик, тише… Ломакс чувствует, как хлещет кровь из раны на шее, как она заливает воротник рубашки; видит, как сидящие за столом чудовища жадно раздувают ноздри. «Неужели так выглядит Ад?» - с отчаянием думает он. Спину опаляет волна жара. Кевин грешит на камин, но это вполне может быть прижавшийся к спине Дьявол. - Мальчик мой, ты чертовски вкусный, - краем глаза Ломакс замечает, как огромный язык по-кошачьи слизывает выступающую кровь. Ему кажется, что подвижные кончики пробрались в рану и сейчас раздвигают её края, чтобы красный поток хлынул с новой, удвоенной силой. - А теперь, Кевин, твоя очередь, - произносит Милтон. Ломакс не понимает, о чем говорит отец. Но потом Сатана придвигается к нему еще ближе – и перед глазами появляется рука со вскрытой веной… «Господи милостивый! НЕТ!» - Кевин в ужасе мотает головой и мычит, до боли стискивая зубы. - Да, мой мальчик, да, - свободной рукой Дьявол поглаживает его по вспотевшим волосам, а затем обхватывает шею цепкими пальцами. – Давай же! Ну! От запаха крови – своей и отцовской – у Кевина кружится голова. Милтон дышит ему в затылок и сжимает горло все сильнее. Там, где другой человек уже забился бы в предсмертных судорогах, Кевин лишь начинает задыхаться. «Воздуха…» - но рука на шее держит крепко. Мутнеющим взглядом Ломакс наблюдает отблески огня на темной, почти черной отцовской крови. Она густая и вязкая, словно мед, и, подобно меду, течет вниз медленно и неторопливо. - Пей! Кевин почти теряет сознание. - Пей же! Воздуха нет и на глоток. - Пей, - шепчет Кристабелла. И Кевин уступает, едва заметно размыкая губы. Адская кровь змеей засасывается внутрь – как живое существо, как ужасный червь-паразит. Глаза закатываются, и он больше не видит ничего: ни улыбки Кристабеллы, ни жуткого оскала отца, ни сидящих с ним за столом чудовищ. Он ощущает жар, сильный, раздирающий органы изнутри – это дьявольская кровь разливается по венам неудержимым потоком. Ему хочется закричать, оттолкнуть Милтона, но он только захлебывается темной вязкой жидкостью и делает глоток за глотком. - Вот так, мой мальчик, вот так, - шепчет Сатана и целует его в затылок. И прижимается все сильнее – Ломакс чувствует вставший член, упирающийся в спину раскаленной кочергой. - Пожалуйста, нет, - бормочет он, когда сестра стягивает с него залитый кровью пиджак и ослабляет галстук. - Не надо, - повторяет он, с возрастающим ужасом ощущая, как две пары рук поднимают его, словно пушинку, со скамьи. Ставят на ноги. А затем Кристабелла толкает его животом на стол. - Нет… - шепчет Кевин, когда сестра быстро справляется с пряжкой ремня, спуская брюки до колен. - Нет, - он чувствует, как размазанная по столу отцовская кровь просачивается сквозь рубашку, впитывается в поры. - Нет, - повторяет с исступлением. Но Дьяволу все равно. У Дьявола своя концертная программа на сегодняшний вечер. Он приспускает с Кевина пропитанное потом нижнее белье и проталкивает колено между его разъезжающихся ног. Ведет смоченными в собственной крови пальцами между ягодиц. - Сынок, - говорит он с пошлым причмокиванием и толкает сразу два в сжавшийся анус. – Сынок, - добавляет с усмешкой, чувствуя, как мышцы сфинктера сдавливают пальцы. Кевин не может обернуться, не может оттолкнуть Дьявола от себя. Не может вырваться из тисков, прижимающих его к столу. Он только мучительно выгибается, когда отец толкается в него резко, без предупреждения. Анус горит огнем, словно внутрь вливают расплавленный свинец. Крик, не сдерживаемый и жалкий, рвется наружу, эхом разносится по комнате. «За что?!» Ломакс плотно сжимает веки, надеясь перестать замечать похотливые улыбки чудовищ за столом, их гнусное, пропитанное серой, дыхание. Он вздрагивает под резкими и глубокими толчками, елозит животом по столу, весь перемазанный в крови – так на разделочной доске чувствует себя выпотрошенная рыба. И как рыба – он бьется в бесполезных попытках выбраться. Но Дьявол держит крепко: сжимает пальцы на бедрах, натягивая Кевина на собственный член, как на кол. Весь их секс мало чем отличается от средневековой пытки. Кевин уже не сопротивляется, смиряясь с неизбежным. Позволяет Сатане отпускать шуточки: что-то о крепких семейных узах и доверии. Позволяет сестре перебирать пальцами его взмокшие волосы и шептать на ухо: «Хороший мальчик, хороший». Внутри него поршнем двигается отцовский член и раскаленной лавой пульсирует отцовская кровь. Он весь пропитался Дьяволом. - Сынок, - хрипит сзади Милтон, вбиваясь в него до пошлых шлепков кожи о кожу. – Я сейчас… Он кончает с тяжелым рыком, и снова Кевин дергается – когда внутрь кипящей серой изливается отцовское семя. Ломакс обмякает, только когда Сатана выходит из него, оставляя в покое кровоточащую задницу. Он слышит, как звенит пряжка, когда отец застегивает брюки. Слышит смех Крис, когда Дьявол произносит: - Тайную вечерю можно считать оконченной. А потом он снова склоняется к распластанному на столе Кевину: - Я же говорил, мой мальчик, в тебе скрыт огромный потенциал, - он целует его в шею, слизывая языком пот… - Ты еще покажешь себя в деле, я уверен, - с ухмылкой добавляет он. Кевин слышит, как их «гости» встают из-за стола, слышит, как цокают каблуки удаляющейся Кристабеллы. Он чувствует себя оскверненным, сломленным и падшим. - Ну, как тебе тренинг по корпоративной этике, мой мальчик? – ухмыляется Сатана где-то в его голове. _________ А затем он просыпается. В Нью-Йорке. В своей спальне с видом на парк. Мэри Энн сонно улыбается ему и, приподнимаясь на локтях, целует в щеку: - Как тебе спалось, милый? Ты выглядишь уставшим. Кевин смотрит на умиротворенное лицо жены и произносит: - Мне приснилась такая ерунда… Что-то об эффективном менеджменте. «Странная штука это подсознание: такое учудить! - думает Ломакс, десять минут спустя стоя в ванной под холодным душем. – Наверное, кошмары мучают из-за дела Моэса: все эти ритуалы и кровь… чушь собачья». В конце концов, это нормально, что ему снится новое окружение. Перемена места, все дела. Вот только почему в такой ипостаси? «Никакой работы на ночь глядя, - зарекается Ломакс. – Козлы, вуду и дьявол. Кто бы мог подумать?» Банальное перенапряжение. Он успокаивается и решает, что обратится к психиатру. Потом, когда будет время.