Любовь умеет избавлять от грусти и ненависти. Любовь может приходить к тебе каждый день. Любовь не умирает, даже когда встречает меня. из книги «Меня зовут Смерть» Э. Х. Ларсен
Они знали, что эта госпитализация будет хоть и очередной, но последней. Обито умер через две недели. Рин всегда округляла. Теперь эта привычка вредила подсчету их семейного бюджета, но тогда, на похоронах, она решила, что никому не важны такие детали. Но только вот не через две недели, а на шестнадцатый день утром. Ещё Рин выбрала именно это фото. Похожее на какой-то документ, может даже на социальную карту. Наверное, Рин спрашивала тогда Какаши, какое будет лучше, но он был занят другими организационными вопросами. Увеличенное, в цветах, на нём совершенно не похожий на себя Обито улыбался уголками губ и смотрел в камеру напряженно, сосредоточенно. Наверное, заставили трижды перефотографироваться. Похож на безумного бульдога. Смешно. И Какаши улыбнулся фотографии в ответ. В крематории было светло, даже ярко. Народу оказалось на удивление много, что в церкви, что в зале перед последним прощанием. Даже ребята из тупой онлайн игры, где надо было захватывать иллюзорный мир, – в чём Обито, даже с командой единомышленников, особо не преуспевал – и те пришли. И Какаши соврал, если бы сказал, что после того дня мог спокойно находиться в подобных облицованных мрамором и кафелем помещениях. Поездки в метро больше не будут прежними. Рин позвала подойти ближе, проститься перед тем, как Обито уплывёт в гробу куда-то вниз. Держалась она стоически, конечно, правда крепко взявши Какаши за руку или под руку. Как только он оказался около гроба, то сосредоточенно осмотрелся. Костюм сидел на Обито хорошо. Здесь Рин не прогадала. Какаши аккуратно расправил складку у пиджака, потрогал толстые гладкие бортики, на всякий случай ещё раз дотронулся до узла на галстуке, почему-то тот ему не давал покоя. А потом Какаши не очень понял, что делать, и сделал шаг назад, кивнув работнику крематория. Рин было тяжело собирать вещи. Даже при том, что Гай и Асума после работы зашли помочь. Рин всё равно плакала, не хотела расставаться даже с Обитовскими носками, но отдать их Какаши на доносить отказалась наотрез. Пока они собирали жизнь Обито в коробки, казалось, что этот барахольщик накопил просто уйму какого-то хлама. Но как только всё было упаковано, Какаши не мог понять, как оно всё поместилось в один небольшой пикап. Казалось, Обито в гробу и то больше места занимал. Как только машина с вещами тронулась, он крикнул с просьбой остановиться и подбежал к окну. Водитель со вздохом уточнил, есть ли в коробках хрупкое, когда его попросили ехать поаккуратнее. Какаши неопределенно мотнул головой и хлопнул по крыше пикапа ладонью, обозначая, что можно ехать. В открытое окно первого этажа их дома на улицу выбилась тюль. Какаши поблагодарил ребят и предложил сходить в бар. Когда на шестьдесят седьмой день ближе к полуночи она появилась в дверях его комнаты, тонкая и нерешительная, одетая явно не для полуночных разговоров о жизни и потерях, с которыми приходится сталкиваться в ней, в застывших секундах, пока Рин принимала решение «назад или вперёд», Какаши думал, что не сможет дать ей ничего, кроме утешительных объятий. Но почему-то смог. На шестьдесят восьмой день утром он вышел во двор дома, позвонил по рабочим вопросам Цунаде и отказался от релокации в другой город. Когда разговор закончился, Какаши повернулся и увидел в окне гостинной, как Рин наливает им кофе. В фиолетовую чашку для себя, в белую для него. Какаши вернулся в дом и обновил заварку в заварочном чайнике. Какаши думал, что придётся съехать, но в итоге договорился, чтобы дальние родственники, которые получили права наследования, сдали ему этот дом в аренду. Спустя несколько лет он его выкупил. На их свадьбу с Рин Какаши презентовал ей ключи. День был солнечным, испепеляюще жарким, а вечером все гости и молодожены собрались в гостинной. Друзья с работы восхищались судьбе, познакомившей этих двоих ещё в ранние школьные годы, и любви, которая спустя столько лет наконец-то обвенчала счастливых. Ребята хлопали Какаши по плечу, и после каждого поздравления он делал глоток шампанского. Рин закружили и уволокли на кухню подруги, а ему после выпитого хотелось вдохнуть свежего воздуха. Какаши сидел за столиком во дворе, скинув с себя пиджак, когда к нему подсел Гай. – О! Вот ты где, Какаши! – Майто пришёл со своим бокалом и радужной улыбкой. – Дом купил, женился, осталось сына родить. Вот это успех! Мне до тебя далеко, но ты не переживай, я тебя догоню! Детей в один класс водить будем. Ты рад? – Угу, – Какаши откинулся на спинку стула и заулыбался. Но детей они пока не заводили. Как-то было не до того. Какаши много работал, ещё раз получил повышение, от которого сначала думал отказаться, но потом пожав плечами согласился. Как бы поздно он ни появлялся дома его всегда ждал свежий ужин, но чаще сама Рин дожидалась его, чтобы положить еду и пойти спать. Они сохранили традицию смотреть кино вечером в пятницу и приглашать друзей раз в несколько недель по субботам, чтобы поиграть в настолки. В доме всегда было уютно, а любые невзгоды и неудачи на работе оставались за дверью. Какаши дарил Рин цветы, возил в путешествия и продолжал целовать каждый вечер перед сном. Даже если она спала, даже если они были в ссоре. Чаще всего на этом ссора и заканчивалась. Сегодня после работы Какаши завалился на диван в гостинной и задремал, положив поверх лица книгу, которую принялся было сначала читать. Триста шестьдесят третий день седьмого года клонился к закату. – Милый, Какаши, – Рин легонько дотронулась до согнутой в локте руки, державшей книгу. – Уснул? Какаши спустил книгу с лица до переносицы и потянул Рин на себя. – Нет. Я выжидал в засаде, – мягко пропел Какиши и завалил жену на себя. Рин рассмеялась, а книга свалилась на пол. – Я думала, что так опоссумы от хищников спасаются. Какаши, – Рин чмокнула его в нос, – я сейчас съезжу в магазин, а ты пока не мог бы выбрать фильм? Какаши разочарованно кивнул и неохотно выпустил жену из рук. – Давай я? – Да не нужно, отдыхай. Там по мелочи. Только фильм придумай. Попкорн брать? – Солёный. Рин накинула кардиган, проверила ключи в кармане и вдруг, словно опомнившись снова заговорила: – Ты договорился с Цунаде, чтобы в понедельник тебя отпустили с работы? – А это уже в понедельник? – Да, милый, через два дня. Я даже волнуюсь. – Гай реально решил жениться в понедельник? Рин удивленно посмотрела на мужа. – Мы приглашение получили два месяца назад. Ты не обратил внимания на день? – Он же говорил, что они перенесли дату из-за марафона. – Вот именно. На понедельник. Какаши обескураженно плюхнулся обратно на диван и закрыл лицо руками. – Какаши? – Боже. Мы же с ним ровесники, нам уже за тридцать. Ну кто переносит свадьбы на понедельник из-за того, что бежит в выходные марафон? – Да ты чего, милый? Какаши опустил руки и пристально посмотрел в ответ. Рин улыбнулась. Он смотрел на её непонимание, а потом молча ушёл в кухню, налил себе чай и вернулся обратно, уселся на диван, поднял книгу. – Ну так… Ты отпросишься? – Рин стояла у входной двери. – Уже, – кивнул Какаши. Из открытой двери в дом ворвалась ярко-оранжевая полоска света и запах осенних листьев. По дому разошлись сквозняки, и дверь громко хлопнула, закрываясь, когда Рин случайно не удержала её. Какаши мотнул головой на звук и несколько секунд смотрел на закрытую дверь.***
Сначала Какаши сразу после занятий приходил со всем кагалом ребят из класса в дом к Обито. Тот воспринимал это как должное, иногда даже потихоньку выяснял, какого хрена к нему в гости припер Майто. Постепенно желающих провести время с бывшим одноклассником становилось всё меньше. Новых ребят в классе, а значит и историй, которые случались в школе, Обито не знал, а рассказывать всё от начала и до конца, когда тебе надо делать уроки, а дома ждут родители, уже не вписывалось в жизненный план бывших одноклассников. Они передавали через Какаши приветы и бежали играть в футбол или волейбол. Какаши притаскивал свои учебники в дом Учих и занимался вместе с Обито и Рин. Каждый раз в перерыве Обито бегал вокруг дома, падал, поднимался, приседал и отжимался. Он утверждал, что никакая болезнь не сможет его победить. И действительно, болезнь овладевала им куда медленнее, чем пророчили врачи. Болезнь была терпелива, но даже проигрывая Обито некоторые битвы, она неумолимо шла к победе. На днях Рин поделилась сомнениями, что Обито уже не может подняться по ступеням без помощи, ссылаясь на то, что она и так еле удержала его во время прошлого подъёма. На самом деле что бы она ни говорила, суть сводилась к тому, что Обито нужно кресло-каталка. Рин говорила об этом тихо, словно передавая другому чудовищную тайну. «Он же разбил себе недавно лицо об угол кухонного гарнитура. Какаши, он на костылях уже не удерживается» – взмолилась та. «Не переживай. Всё хорошо» – Какаши отмахнулся от разговора. «Это Обито. Он постоянно обо что-то бьётся. По дурости». А к гадалке не ходи, если сам Обито необходимость не осознал, то начни Какаши разговор, точно будет скандал. «Сдам сессию, тогда решим, как поступить». Вообще они редко ссорились, чтобы обоюдно громко, а если громко, то всегда из-за какой-то глупости. После недолгой перепалки Какаши обычно уходил из дома, а Обито подлетал на костылях, – с такой скоростью некоторые и ногами не перебирают, – и со всей дури захлопывал за ним дверь. Не то чтобы Какаши уходил надолго, просто наматывал круги вдоль и поперек, звонил кому-нибудь, иногда зависал в баре, иногда с кем-то знакомился, а потом возвращался, когда Обито уже уляжется у себя на втором этаже. В тот раз Учиха восседал на диване и смотрел телевизор, потирал рукой кожаную поверхность дивана, крутил пульт, упорно, но всё равно невнимательно смотрел в экран. Из телика неслись звуки взрывов и грохот военной или какой там техники. Обито был погружен в гневливое говёное настроение и ни с того ни с сего заявил, что этот мир прогнил. Что господь, которого и так не существует, создал его неправильно. Что на самом деле нет никакой надежды, а реальность всегда безжалостна и не избирательна в своем движении вперёд. Так что и сегодня Какаши ритуала по десантированию из дверей не отменил. Когда он встал и кинул на оборзевшего в край недовольный взгляд, Обито так и остался сидеть на диване. Какаши хотел ещё что-то сказать, но Обито вдруг молча ему улыбнулся. Какаши захлопнул за собой дверь и понял чему, только прошагав полтора квартала. Обито лежал на кровати и дышал. Тяжело и глубоко. Какаши только что общался с госпиталем, и ему сказали, что завтра Обито могут туда принять. Лежащий в постели в своей комнате на первом этаже принял известие молча. Какаши опустился в кресло на колесиках у компьютерного стола. На улице сгущались сумерки, но он не стал включать свет. Комната медленно погружалась в темноту. Обито продолжал дышать, а Какаши слушать. Когда-то, десять лет назад, оказавшись на домашнем обучении, когда его дед ещё был жив, Обито дышал так же после регулярных тренировок в перерывах между выполнением домашних заданий. Какаши смотрел на тёмный профиль, вздымающуюся грудь под тонким одеялом, а потом лёг на кровать рядом. Лежал на боку и не слышал собственного дыхания. Обито тяжело и медленно повел плечами, но в итоге не смог повернуться и лечь на бок. Он повернул голову, и вблизи и сумраке Какаши спросил то, что никак не решался, то, что они никогда не обсуждали. И Обито ответил, что нисколько не боится смерти и даже рад, что скоро Какаши и Рин смогут жить нормальной жизнью, своей собственной, а не жизнью самого Обито. Попросил Какаши приглядывать за Рин и сделал паузу, чтобы услышать ответ. Он улыбался, и, кажется, даже дышать ему было легче. Обито благодарил и надеялся, что без него всем станет лучше, может не сразу, но точно станет легче. Вдруг вспоминал о незначительных делах, которые придётся отложить, потом о детстве, о глупостях или важном, что не успел кому-то сказать или, наоборот, сказал. В окно дуло и сквозняк перебирал пряди его волос, разносил терпкие ноты его кожи, кажется, прямо в лёгкие Какаши. Обито плакал, а потом шутил глупо и привычно, как и бесчисленное количество раз до сегодняшнего вечера, а потом снова плакал. И Какаши плакал вместе с ним. Какаши открывал одну дверку кухонного шкафчика за другой. Брал в руки пакеты с крупами, цокал, ставил обратно. На столе стоял стакан молока, но кто бы мог подумать, что для завтрака в доме ничего больше не найдется. И Рин была очевидно занята, раз даже яйца закончились, и их не докупили. – Ты что ищешь? – На кухню вышла уже собранная Рин. – Завтрак. Но что-то безуспешно. – Свари кашу. – Некогда. – Ох. Да. Я тоже уже опаздываю. У Рин зазвонил телефон, и она стремительно вышла из кухни. Какаши вздохнул и продолжил поиски в нижних шкафах, в которые обычно сваливали всякую белиберду. Сам Какаши в эту помойку даже не заглядывал, не говоря уж о том, чтобы что-то класть туда. На самом видном месте, практически свалившись с края полки, себя обнаружил стакан со сладким попкорном. Какаши поднялся с корточек и потряс в стакане содержимое. Видимо это была Обитовская заначка для киновечеров. Какаши откупорил крышку и запихнул себе в рот несколько воздушных зёрен. Попкорн был приторно сладким. – Какаши, – Рин опять появилась в кухне. Голос её прозвучал тихо, видимо из-за сладости заложило уши. – Да. – Это из больницы. – Да, знаю, я довезу им документы, совсем времени не было. Всё равно поеду туда сегодня, – Какаши продолжал закидывать в себя попкорн и кривиться. – Какаши… – Как Обито вообще может есть эту дрянь? Господи, ещё и спрятал, как будто это кому-то понадобиться может, – Какаши закинул ещё одну попкорнину себе в рот и закрыл стакан. – Весь день теперь этот вкус во рту будет. Ладно, мне пора. – Какаши, Обито… Он поднял на Рин глаза и рассредоточенно на неё посмотрел, увлеченный выковыриванием языком шелушки из зубов. – Ну чего там? Я очень спешу, ещё этой дряни наелся. Передай им, пожалуйста, что я сегодня всё довезу. – Он умер, Какаши. Воцарилась тишина. Во рту было невыносимо сладко. Стакан с попкорном стоял на столешнице, а глаза Рин покраснели. Какаши убрал попкорн на место.***
Понедельник настал молниеносно. Рин суетилась по всему дому в сборах. Какаши же собрался быстро. Единственное, Рин мягко потребовала, чтобы он надел запонки. Их поиск и стал основным занятием для Какаши до выхода из дома. Развлечение так себе, пожаловался тот своей жене, но Рин в этот момент красила глаза и подводила тенями веки, так что ему на это монотонно подсказали ещё раз проверить в гардеробной. Какаши в гардеробную не пошёл. Он спустился на первый этаж и зашёл в комнату, в которую не заходил уже давно. Он вообще редко там бывал, после того как Рин впервые назвала её гостевой. Комнату Обито в этом помещении узнать было практически невозможно, кроме как по мебели, которую тоже частично поменяли и переставили. Никаких тебе плакатов по стенам, наваленных у кровати носков, банок от чипсов, не говоря уже о горе чашек и другой посуды, которую сам Обито звал компьютерным столом. Компьютера здесь тоже уже давно не было. Какаши открыл дверь секретера. Запонки нашлись сразу. Они лежали в коробочке на подушке из фантиков от конфет. К костюму аксессуар подходил с большой натяжкой из-за красно-бело-синей гаммы рисунка. Какаши аккуратно разжал замки, а потом снова их закрыл на манжетах пиджака. Перед выходом из дома Рин осмотрела Какаши с ног до головы, своими тонкими миниатюрными пальцами скользнула по галстуку и взяла Какаши за руку. Сам же Какаши второй рукой активно проверял наличие ключей от машины в кармане брюк, когда заметил на себе долгий, ласковый взгляд жены. Рин привстала на цыпочки, потянула на себя и поцеловала мужа в щёку. Если смотреть ретроспективно, по-медицински сухо, то, у погнавшегося за Какаши Обито уже были симптомы. Он споткнулся и за тормозной путь ссаднил себе всю кожу на коленях и локтях. Какаши подошёл и со всей надменностью победителя положил себе в рот конфету, которая и была причиной погони. Обито утверждал, что это его конфета, которая выпала из кармана. Какаши найденным на столе в парке делиться отказался. Какаши бесило, что Рин бы Обито конфету отдал не сказав и слова. Хоть это и правда была конфета Обито, она действительно выпала из наружного кармана джинсовки. Через неделю Обито поставили диагноз. Болезнь была неизлечима, развивалась, по оценкам врачей, стремительно: скоро Обито перестанет спотыкаться, потому что перестанет ходить, а потом пользоваться руками и лёгкими. У Обито оставалось лет пять, по мнению врачей, чтобы наесться конфетами. У Какаши будет целая жизнь, чтобы чувствовать приторно-сладкий вкус, колкий фантик, скинутый на траву Обито под нос, и вину. Гай был счастлив и сиял. Какаши стоял на своем положенном месте шафера, смотрел тому в чёрный затылок и беспрестанно улыбался. После клятв и обмена кольцами Гай поцеловал жену, и толпа гостей возликовала. Какаши обнял новоиспеченного мужа и хлопнул его по плечу. – Поздравляю, Гай! Гости окружили молодоженов и в гаме поздравлений Какаши не сразу разобрал, что ему сказали на ухо. Гай аккуратно наклонился и повторил: – Сейчас будет банкет. – Да я знаю, – Какаши посмотрел на Майто с весёлым недоумением. – Просто, – Гай посмотрел через плечо на Рин, которая оживленно разговаривала с невестой, – я жду от тебя тост, шафер! Пусть он будет первым. – Хорошо, я подготовился. Не каждый день мой лучший друг женится,– Какаши ещё раз хлопнул Гая по плечу и уже направился к Рин, как его вдруг схватили за плечо. – Да. И на правах лучшего друга, после ты можешь уйти. Как раз ещё не поздно будет. Какаши не успел ответить, толпа Гаевских учеников окружила его и потащила по проходу к Анко, которая уже стояла в дверях в своем свадебном платье, больше похожем на модифицированный спортивный наряд с яркими зелеными розами вкруг талии. Он вычищал опавшие листья. Вычищать было особо нечего, а цветов он не приносил давно. Конфет не осталось, как и фантиков от них, наверное, забрали в тот же день охранники. Могильная плита с именем и датами. Семь лет. Тот промежуток времени, который можно назвать «прошли года». Скоро, не успеешь моргнуть, как этих лет станет так много, что сначала они перекроют уровень с отметкой «он болел столько же лет», потом «я знал его столько же», а потом, – и Какаши потёр глаза пальцами, жмурясь, – «когда-то давным-давно». Целая жизнь превратится в отрезок, стремительно уменьшающийся на прямой времени, а потом превратится в точку. Превратится в одно единое короткое воспоминание с именем. На второй и третий день, да и неделю спустя, после смерти Обито, казалось, что никуда он не мог деться. Его стремления, желания, как и коробка под кроватью, присутствовали на положенных местах. Словно реальность не заметила исчезновения. Но теперь Обито опаздывал. Как когда-то в школе он перестал приходить, переведенный на домашнее обучение, и сначала казалось – он сейчас влетит, разгоряченный и раскрасневшийся, взлохмаченный и с глупым извинением наготове, а потом, – и совсем не в тот момент, когда на самом деле – вдруг стало естественным его отсутствие в классе. Тогда он перестал быть частью общей истории. Но Какаши не изменял привычкам. Он много читал, постоянно учился чему-то новому, всегда приходил и рассказывал, как там у всех дела. – Привет. Слушай, Гай женился. Представь себе, именно сегодня. Я не принес тебе кусок свадебного торта. Просто не дождался, если честно, у кладбища же расписание. Решил, что лучше успеть, – Какаши вздохнул и носком ботинка скинул с маленькой каменной площадки упавший только что с дерева лист. – Да. Глупо вышло, и не говори. Рин не пришла, но ты понимаешь, подруга замуж выходит. Дело важное. Я даже не стал говорить, куда пошёл. Слушай, Обито… По деревьем пробежал ветер, и Какаши посмотрел на беспокойные кроны. – Ты хотел сказать, что никогда его не забудешь в отличие от меня? – Йо! Рин, – Какаши смущённо заулыбался, когда она взяла его за руку. Рин заулыбалась в ответ и прильнула, когда Какаши взял её в кольцо рук. – Нет, конечно, я не то хотел сказать. Рин задумчиво и ласково посмотрела на мужа тем взглядом, который Какаши поймал сегодня перед выходом из дома. – Знаешь, Обито, – Рин перевела взгляд к могиле, – ты всегда был прав, когда звал его Дуракакаши. Он правда такой. – Это чего это? – Думаю, что Гай сам не вспомнил бы на своей свадьбе, что тебе надо идти «по делам». Ветер стих, и они стояли в тишине пару минут. – Почему ты не пошла с ним на свидание? – Хм. А почему он не позвал? – Разве не звал? Он же любил тебя. Рин почему-то тихо рассмеялась. – Какаши, я никогда не могла понять, как ты, такой собранный и умный, такой какой есть, так упорно можешь не замечать очевидного. Какаши нахмурился. – Знаешь, чего я не знаю? Как вы с ним познакомились? Не вот это вот «одноклассник», а по-настоящему. Какаши задумался и повел плечами: – Он привел меня на праздник дня всех святых. Какаши переехал недавно. Он бы не переезжал из своего заснеженного большую часть года города, если бы опекун не решил, что снег приводит к депрессии. Может, он был прав, и примером тому служил отец. Может, новый родитель хотел подарить радостные солнечные дни ему хотя бы после смерти, потому похоронили отца в этом знойном городе. Но Какаши не любил жаркое солнце, он любил то, которое отражается от снега, по которому они катались с отцом на лыжах. Какаши прятался в спасительной тени деревьев, когда с громким воплем из-за одного из них выскочил мальчишка, зацепил носком угол могильного камня и рухнул к ногам Какаши. – Йо! Привет! – молниеносно вскочив, поздоровался тот. Какаши кивнул. - Хэллоуин, – мальчик активно потер глаза кулаками – за кладбищем, а не на нём. Ты же Какаши? Меня Обито зовут. Обито Учиха. Моя подруга Рин боялась идти через кладбище, но я нокаутировал всех призраков, – Обито замахал руками изображая пассы драки, сопроводив для реалистичности свои движения звуками а-ля Джеки Чан. У мальчишки были длинные чёрные ресницы и почти чёрные глаза под ними, нелепая синяя футболка с оранжевым воротом и растёртые кулаками подтёки искусственной крови под нижними веками. Какаши ничего не ответил, отвернулся и снова посмотрел на могильную плиту. – Ты тоже заблудился? Куда смотришь? Ой. Это что? Твой дедушка? – Папа. Обито замолчал. – Извини. Какаши кивнул. – Так ты просто… Пойдём к нам? – Не хочу. – Да пойдём! Не надо быть одному! Там все хорошие ребята, и мы купили тыкву. А ещё газировку, а ещё Асума хотел страшилки рассказывать. Какаши снова посмотрел на своего нового одноклассника. Обито смотрел в ответ вопросительно. А потом сделал шаг назад и неловко почесал затылок, взъерошив и так стоящие дыбом тёмные волосы. Он широко заулыбался и кажется даже порозовел. – У тебя что? Родинка на лице? – Ну да, – Какаши дотронулся до нижней губы. – Я не хочу, спасибо. Пойду домой. Уроков много. И Какаши снова обратился взором к выгравированному имени. – Ты же живёшь в бывшем доме Сенджу? – Да. Обито больше вопросов задавать не стал, вздохнул и стремительно исчез. Какаши постоял ещё немного. Он собирался уходить, как вдруг из-за деревьев снова появился Обито. – Вот, – констатировал тот, активно шурша обёрткой. Какаши протянул руку в ответ на протянутое ему ярко-голубого цвета мороженое. Схватился за палочку и потянул на себя. Мороженое треснуло и одна его часть отошла от той, что осталась в чужой руке. – Это... У нас много мороженого. – Ясно. Спасибо. Но мы на кладбище вообще-то. Какаши посмотрел на половину мороженого. – Классное, да? Двойное. Кажется, что одно, а на самом деле два. Обито сново замялся и неловко пояснил: – Бывает, что думаешь, что что-то одно или только для одного, а на самом деле это можно разделить. Что-то даже сделано специально для этого. Солнечный луч падал и делил лицо Обито на две почти равные части, а потом деревья задвигали ветками, и луч рассыпался в солнечное конфетти. Какаши ловил взглядом солнечных зайчиков в чужих волосах, на шее и нижней, с полосой синего от мороженного, губе. – Я не знаю страшилок. Далеко идти? Обито заулыбался во все зубы и мотнул головой, обозначая, что путь короток, но он готов его разделить.