***
8 июля 2023 г. в 22:56
Живоглоту повезло. В буквальном смысле слова. Он ел что хотел, гулял, где хотел, спал, сколько хотел. Мог дурачиться и играть, сшибая с подоконников цветы и мелкие предметы, хотя, как солидный низл-полукровка, делал это всё реже и реже. Обожал охоту на пятки. Но хозяйка тоже была не лыком шита и трансфигурировала свои домашние туфли в тяжеленые деревянные башмаки, на манер голландских, они никак не хотели прокусываться, и это было бесчестно.
Самой большой удачей в жизни Живоглота была Хозяйка. Он помнил её смешной, с мосластыми коленками, живой и любопытной, как новорожденный низлёныш. Когда она вошла в «Волшебный зверинец», ему показалось, что взошло солнце – настолько чистой и яркой была её аура. Она подняла на него свои прекрасные карие глаза, через которые смотрела её душа, и Живоглот понял, что будет распоследним дураком, если упустит это двуногое безшерстное сокровище, поэтому с громким мявом спикировал ей прямо на лохматую голову. Добрая продавщица рассказала слезливую историю про бедного котика, которого никто не хотел покупать из-за того, что он уже слишком взрослый и его привычки невозможно изменить, и «сокровище» не подвело – она забрала его с собой!
С тех пор Живоглот был счастлив. Его счастье основывалось на вкусной еде, которой всегда было вдоволь, на внимании, которым она его оделяла, на понимании его потребностей и интересов, на радости и тепле, которые возможны только между близкими.
Самым страшным испытанием его полукровной жизни был год без неё. Да, его также кормили, чесали в восемь, а иногда, и в десять рук, но он не мог перестать тосковать по её нежности, её свету, ненавязчивой заботе, так не похожей на заботу рыжего семейства, в котором он оказался, по её пленительному запаху книжной пыли и корицы, по звонкому голосу. В тот год он научился посылать ей отголоски своих мыслей о том, что ждёт, скучает, что уверен в том, что она обязательно вернётся.
Он оказался прав – Хозяйка вернулась за ним, и пусть от её рук пахло кровью и дымом, в тот год многие вокруг него так пахли, за резкостью этого запаха она всё равно оставалась собой, аура её стала еще более плотной и сияющей, и времени с ним она проводила всё больше.
Какое-то время они продолжали жить на территории прайда рыжих двулапых, но ничто не длится вечно и, вот они переехали в небольшую квартирку на одной из улиц волшебного Лондона. Живоглот страдал, причем страдал искренне, выражая страдания громогласным рёвом с руладами модуляций – ему не хватало собственной территории, ведь в городе охотничьи угодья были уже давно поделены между другими котами и низлами. Потому каждый вечер он выходил из дома как в последний бой и частенько возвращался покусанный, исцарапанный, но несломленный и не теряющий надежду. Через полгода он уже охранял собственную территорию и теперь был вполне доволен, заново отстроив лестницу кошачьей иерархии.
Его эгоистичной кошачьей натуре нравилось, что они живут вдвоём без шумных компаний, человеческих самцов и невыносимых детей. Нравилось засыпать на её коленях или приходить в постель и греть её маленькие ступни, ведь в Лондоне так часто идут дожди, а отопление ужасно дорого… А утром так приятно было игриво запустить коготок в розовую мягкую пятку, чтобы разбудить и напомнить о «бедном, голодном котике».
Но гости к ней всё-таки приходили: молоденький шустрый самец по имени Гарри, от которого всегда пахло кровью, гарью и иногда несло чем-то таким, что сам низл не смог бы описать, но от чего его спина непроизвольно изгибалась дугой и ему хотелось басовито вопить от страха. Пара нелепых и милых двуногих – Луна и Рольф, разделяющих один на двоих запах – экзотических фруктов и чёрного перца, шумных, обожающих возиться с ним на потёртом ковре. Крупный Невилл, пахнущий теплой землей и немножко драконьим навозом, он знал какие-то волшебные точки на теле низла и умел так почесать под подбородком, что это было сродни экстазу.
Постепенно, гости стали появляться всё реже, а Хозяйка всё чаще впадала в чёрную меланхолию, подолгу лежала на кровати, механически гладила шрам на руке и ... плакала... плакала... плакала. Чтобы побороть упадническое настроение, особенно в выходные, с остервенением начищала квартиру, так, что в ней почти невозможно было находиться, настолько она была пропитана запахом едких чистящих зелий, и, мучаясь от этого противного запаха, он устраивался на подоконнике, поближе к свежему воздуху.
Осень он не любил. Холодно, дождливо, ни птиц, ни мышей. Хозяйка всё чаше пропадала на работе, выматывая себя до такой степени, что едва не падала от усталости, переступив порог. Но изматывающая работа не спасала её от кошмаров. Она часто просыпалась среди ночи и шла на кухню, шлепая босыми ногами, заваривала себе ромашковый чай и долго тянула его из фарфоровой кружки, бессмысленно глядя в окно. Верной мохнатой тенью он следовал за ней, хрустел противным кошачьим кормом, который она насыпала на ночь, а он в отместку прятал в диванных подушках. Вместе они смотрели в окно до тех пор, пока не выходило солнце, потом возвращались в кровать и просыпались вдвоём уже от звука магического будильника.
Их размеренная, устоявшаяся жизнь переменилась после визита двух бесшёрстных самцов. Один из них ‒ Гарри, был ему знаком, а второй пришел к ним впервые, хотя он и помнил его по волшебной школе. Второй кожаный был беленьким, пах выжженным полем, холодным ветром и чуть-чуть плесенью – он был слабым, но изображал из себя сильного. Полунизл млел под чуткими пальцами беленького, нежно массировавшими его лобастую голову, когда никто их не видел.
Его «сокровище» готовилось к встрече так, будто собиралось принимать венценосных особ. Она обкормила его свежей говяжьей печёнкой, и Живоглот был готов любить весь несовершенный человеческий мир. И даже ‒ забыть про пятки. Такие соблазнительные, обожаемые им пятки! А как забавно взвизгивали и подскакивали зазевавшиеся гости! Но после плотного ужина он мог только лениво лежать, созерцая мельтешащие человеческие лапы.
Разговор был сложным – беленький скакал так, будто ему к хвосту привязали консервную банку, несколько раз его ноги в узконосых туфлях были в опасной близости от роскошного живоглотовского хвоста. Но его чёрненький приятель и Хозяйка сумели уговорить беспокойного, он перестал бегать из угла в угол и сел, наконец, на диван.
Когда нервные гости ушли, полунизл был рад, что спокойствие вернулось в их дом. Он прыгнул на письменный стол Хозяйки, где у него было своё привычное место среди книжек и черновиков и, растянувшись во всю длину, весь вечер наблюдал, как движется, искушая, белое гусиное перо в её руке…
Через два дня к Хозяйке зашёл один из прайда рыжих. Живоглот знал его другим – смешливым и непоседливым, активным и бесшабашным. Теперь он не смеялся, голос был тихим и хрипловатым, словно он отвык говорить. Изменился и запах – если раньше он пах селитрой, апельсиновой цедрой и машинным маслом, то теперь селитра смешивалась с запахом прогоревшего дерева и влажной земли.
Рыжий стал ходить к Хозяйке почти каждый вечер, от чего Живоглот был совсем не в восторге. Он нагло сидел на кухне, пил чай, ел пироги и тайком скармливал Живоглоту печень, которую, видимо, не любил. Печень стала весомым аргументом в признании рыжего нахала.
Рыжий двуногий играл с ним, бросая мячик как собаке, и обижался на то, что полунизл только возмущенно фыркал в ответ. Зато он не протягивал к Живоглоту рук, не тискал, как многие до него, просто ждал, когда кот сам подойдет, если захочет общения.
Однажды случилось страшное: рыжий остался на ночь, и Живоглота выставили за дверь спальни, едва не прищемив роскошные усы. Бесхвостые не давали ему спать: хихикали, возились, а когда он услышал жалобный прерывистый стон Хозяйки, то бросился штурмовать запертую дверь. Он орал благим матом, царапал косяк, прыгал на ручку – всё было тщетно. И тогда от яростного бессилия и обжигающей ревности он нафурил точно в гостевые ботинки из драконьей кожи, чего не позволял себе даже котёнком! Злобным ураганом пронесся по кухне, сшибая кастрюли и сковородки с плиты, в надежде, что Хозяйка, помешанная на порядке и чистоте, появится. Но нет. Нет! Измученный и обессиленный, он уснул под закрытой дверью.
Утром Хозяйка и наглый рыжий глупо улыбались, не обращая внимания на устроенный бедлам. Он не выпускал её из рук и всё стремился лизнуть, прямо как сам Живоглот по весне, когда мартовский ветер выдувал из его головы все мысли, кроме пушистеньких кошечек. Запах смешался: корица, апельсиновая цедра и дым. Похоже, Хозяйка наконец-то нашла свою пару, и теперь придется уживаться с нахальным рыжим самцом.
Но рыжий оказался не безнадёжен, он органично влился в заведённый хозяйкой быт. Властвовал на кухне, всегда оставлял самые лакомые кусочки, регулярно менял воду в миске и, главное, выкинул, к радости Живоглота, опостылевший сухой корм. Поэтому в один из вечеров своенравный полукровка, не смотря на свой немалый вес, ловко вспрыгнул на костлявые мужские колени, окончательно принимая баламута в семью.
Рыжий гладил правильно: равномерно, нежно и сильно, зарываясь пальцами в густую шерсть одной рукой, а второй так же равномерно наглаживал распущенные кудрявые волосы Хозяйки, уснувшей у него на плече. Влажная дорожка из левого глаза стекала по колючему подбородку двуногого и впитывалась в высокий ворот свитера грубой вязки. Полукнизл потянулся, поднялся на крепких лапах, присел, уперся передними рыжему в грудь и аккуратно слизнул соленую дорожку с лица шершавым тёплым языком, давая понять, что теперь всё плохое позади, и он сможет позаботиться о своих двуногих. Даже если ему придётся разорить все мышиные норы в округе.