Стойкий оловянный солдатик и свет Звезды

Наутро горничная, выгребая золу, нашла вместо солдатика оловянное сердечко. Блёстка, чёрная и обгорелая, словно уголь, была отброшена в мусор. Так часто бывает: то, что ослепляло чужим отражённым светом, вызывая восторг, горит и плавится первым. А настоящие ценности простым глазом не разглядишь – как верность в оплавленном сердце. Горничная покрутила в коротких измазанных в саже пальцах бездушный кусочек олова. – Отдать кузнецу что ли… Наш мальчик не досчитался одного оловянного солдатика, такой сообразительный, уже считать горазд!.. Здесь и начинается наша новая удивительная история. Точнее, не наша, а стойкого и преданного сердца. Кузнец отлил заново оловянного солдатика, только опять не хватило олова на вторую ногу. А его сынишка кистью "сшил" ему новый мундир с голубой лентой за храбрость. Часто, глядя на эту ленту, солдатик силился вспомнить что-то. То, что осталось за адским жаром, что-то важное и как будто самое главное. Но не мог. Долго он пробыл у сына кузнеца, даже дослужился до генерала в небольшой армии мальчика, и руки крепко держали ружьё. Но однажды кузнец понёс в богатый дом парадную шпагу. И солдатик спрятался в бархатном чехле ножен. Так тянуло его туда, будто на привязи – прямо за голубую ленту. И он увидел на столе картонный замок и всё вспомнил. Вспомнил свою танцовщицу, которую сдул ветер, а может, толкнул злой магией тролль прямо в огонь. – Ах! – покрепче обхватил ружьё солдатик. – Если бы снова увидеть её, хоть на миг! А я несчастный оловянный одинокий болван, даже без паспорта! Не сохранил и блёстки любимой! – И он горько заплакал оловянными слезами. Остальные игрушки переглянулись. Затихла победная барабанная дробь, коей приветствовали товарища двадцать четыре двуногих оловянных солдатика. И на плач слетела с ёлки Фея (а дело было к Рождеству). – Можно помочь твоему горю, солдатик, – ласково сказала она. – Нужно зажечь эту звезду до того, как часы пробьют полночь. – Она протянула солдатику чёрную блёстку, как бы по волшебству оказавшуюся в её руках. Почему “как бы”? Именно по волшебству! – Но как?.. – только и смог вымолвить обомлевший солдатик. – Сердце укажет тебе путь… – Фея взмахнула прозрачными крылышками и превратилась в светящуюся пыль. Солдатик посмотрел на блёстку. Что ж. Он всегда стойко выносил испытания судьбы. И теперь, когда в сердце – жар надежды, он поборется хоть с водяной крысой, хоть с троллем! Он бойко скатился со стола, несмотря на одну ногу. Товарищи салютовали ему ружьями. Но где та Звезда, что подарит свой свет сгоревшей блёстке? Солдатик поднял глаза к небу. Ясно, и лунный рожок указывает на звезду. Солдатик подцепил блёстку на штык, чтобы поднять повыше – ближе к Звезде – и замер. В тишине ожили звуки. Перешёптывание игрушек. Гудение ветра в трубах. Мерное тонк-танк маятника в часах. Но луна перешла в соседний квадрат окна. Солдатик снял со штыка всё такую же чёрную блёстку. Не та Звезда?.. Он окинул оловянным взглядом комнату. Роскошная стеклянная звезда украшала разлапистую рождественскую ель. О ней говорила Фея? Но как забраться туда с одной ногой, ружьём и блёсткой… – Пособим! Не тужи! – услышал солдатик весёлые голоса двадцати четырёх оловянных братьев. И они, выстроившись в шеренгу, только один на другого, подняли на своих плечах солдатика так, что он дотянулся до нижних веток. А дальше – хоровод гирлянд, кривые зеркала пузатых шаров, глыбы орехов… И вот он на вершине! С трепетом оловянного сердца он приложил свою блёстку к стеклянному боку звезды. Снизу она казалось сияющей и волшебной, а здесь – неживой и холодной… И блёстка, задрожав, выпала из оловянных рук и, кружась, полетела вниз, с высоты ёлки, в бездонную пропасть и темень комнаты – не иначе как проделки тролля. – Ах! – схватился за сердце солдатик. "Сердце укажет тебе путь…" Солдатик услышал свист в ушах и понял, что он падает головой вниз с высокой ёлки. Он уже ожидал удара об узорчатый паркет, как вдруг зацепился о нижнюю, самую большую ветку и спружинил вверх. Несколько раз поменялись местами потолок, пол и стены, и солдатик вылетел сквозь приоткрытую форточку из душно натопленной комнаты. Прямо вниз, с третьего этажа! Всё снова вспомнилось ему: мерзкое хихиканье тролля, и тоненькая ножка танцовщицы, и роковой порыв ветерка… И жар в груди, когда тело становилось жидким в печке. И мгновенный чёрный холод, когда он увидел в последний миг, что́ стало с его нежной бумажной танцовщицей… Где она, её блёстка? Солдатик покрепче обхватил ружьё и посмотрел в мельтешение выси. И тут же заметил, что на штык наколота обгоревшая блёстка. Наверное, падая, он проткнул её. Всё-таки никакому троллю не разлучить их! Он падал, падал, будто не с третьего этажа, а в саму преисподнюю. И не отрывал оловянного взгляда от блёстки. И уже не держал так стойко ружьё, а потихоньку, потихоньку опускал его, чтобы дотянуться до неё. Всю оловянную жизнь держал ружьё – даже погиб в бою с огнём вместе с ним, дослужился до генерала! А теперь хотел только прижать к груди напоследок свою блёстку. Он и сам не заметил, как ружьё полетело отдельно от него, затерялось в сплошной темени. А блёстка, едва он прижал её к сердцу, засияла самым ярким светом, как маленькая Звезда, озарила всё на маленьком оловянном свете. Падение замедлилось. Мимо степенно пролетали бумажные воздушные замки. И наконец всё остановилось. Звезда, мигнув особенно ярко, прильнула к груди танцовщицы, что стояла во дворе знакомого замка. Та улыбнулась и опустила невидимую доселе вторую ножку. Солдатик смотрел на неё. Она смотрела на него. Она тоже была стойкая, но сколько можно просто стоять, смотреть друг на друга и молчать? И ждать очередного тролля. – Здравствуй, солдатик, – сказала его Звезда.