Он не был героем

Свист птенца оборвался взрывом, воздух клубился паром, сгущался, образуя монстра, нового короля стен, что не желает спасать своих людей. Голодный безумец в теле неподъемного титана. Даже сейчас, вобрав в себя силу, он пресмыкается, стирает лицо о землю, сжигает все на своем пути. Кто-то, уже не жилец. Кто-то делает последние вздохи. Тень сосен впитала в себя аромат тлеющей хвои, звери притихли в лесу, молчали долго, ждали, когда угроза минует их, отправится дальше, уничтожать подобных себе. Ветер поднял клуб пара, собрал его в странный зигзаг прежде чем тот сольется с прохладой и исчезнет поглощенный природой. Тот же порыв скользнул по обожженному виску, мужчина не ощутил ничего, жар отступил, боль тоже. Он не мог вспомнить, как добрался сюда, как выбрался из под завалов, трупы его подчиненных навечно будут похоронены в храме королей, вместе с их общей, украденной, мечтой. Глупец, он не был достоин такой мечты, благая цель не очистит руки о запекшейся крови. Теперь это его кровь. Волосы липнут к лицу, к четкой полоске алого. Жизнь вытекает сквозь царапину на голове, вгрызается в глубокие морщины у глаза, крупными каплями разбивается о грудь. Одежда впитала в себя еще больше крови, знаменуя о глубоком ранении, которое более не причиняло боль, только слабость, что усиливалась с каждым вдохом. – Кенни. Голос, нежный, усыпляющий. Ангелы говорят ее голосом. Взгляд серых глаз фокусируется на полупрозрачной фигуре. Не ангел, хотя таковой ее хотелось называть. Фрида. Она стояла неподалеку, спокойная, трагичная и все же позволяющая себе порадоваться встречи. – Знаю, ты ждал другого. И все же увидел меня вместо друга. Губы тронула улыбка, он и не помнил, когда видел на молодом лице такое умиротворение. Смерть шла ей, подарила нужное спокойствие, сбросила с плеч страшный груз правления. Он улыбается, иначе, вымученно, даже такой простой жест дается с трудом. – Ждал. Но пришла ты. – Ты сам меня позвал. Приятно знать, что в последний миг жизни ты подумал обо мне. Он хотел было плюнуть в лицо девушки отрицание. Не было на то сил, просто выдохнул утробно закашляв, пачкая губы бурыми подтеками. Она промолчала, не сдвинулась с места, знала, что ничем не сможет помочь. Шелк платья колыхнулся, она сделала шаг, неуверенный, непривычный, будто впервые, Фрида сокращала расстояния между жизнью и смертью, врываясь в реальность будучи за ее пределом. Присела рядом, пожелала увидеть то, что видел он. Кенни мог поклясться, что ощутил холодное прикосновение плеча к его руке. – Красиво. Я совсем не помню этого места. – Здесь раньше не было так пусто. Твой папаша свихнулся. – Я знаю, что ты думаешь. Он трус, что потерял надежду. Так? Промолчал. Фрида не стала допрашивать, печально вздохнула. От того вздоха неприятно кольнуло в груди. – Он не хочет потерять нас. Наши воспоминания. Наши души. Глупо, да? Зрит в корень. Ей не обязательно отвечать, прочтет мысли. Она мираж, плод его сознания, или же… Сама смерть в образе прекрасной. Прикосновения реальны. Он с трудом взглянул на собеседницу. Хрупкое создание, она все также молода, в отличии от Кенни, время его не пощадило, наградило суровостью взглядов, остротой языка и россыпью морщин. А она не изменилась, ощутила, встретила взгляд своим. Глупая. Он знал, какой вопрос произнесут бледные губы. – И все же. Почему ты не выбрал меня? Он рассмеялся, так громко, что дыхание перехватил кашель, отстранился, не пожелал пачкать светлый образ и вновь ощутил прикосновение, девичья ладонь легла на плечо, утешая, похищая последние крупицы пульсирующей боли. – Ты была ребенком, Фрида. Разве мог я? Ури не простил бы. Отстранилась. Кенни поймал себя на мысли, что не желает терять холод прикосновения, а она мастерски читала, даже такие, скрытые под замком отрицания. – Вот как. Или ты просто не мог позволить себе быть счастливым? – Одно не исключает другое… Тихий шепот коснулся мертвой души. Кажется, она была удовлетворена ответом. Кенни не слышал шагов, не говорил ни слова, не двигался. Рубашка прилипла к телу, теперь не отодрать. – Ожоги. Глубокая рана. Ты уже не жилец. Фрида изучала лицо подошедшего. Что-то в его чертах было знакомо, что-то напоминало Кенни, наводило на странную мысль. Молодой человек взирал не ненавистью, безразличием и толикой сожаления. Он тоже вспоминал, но мысли Леви не поддавались очарованию девы. Как сокрыты мысли, так ее фигура не видима для взора солдата. – Сын? – Фрида испугалась озвученного, ведь то было ошибкой. – Нет. Он был тебе как сын, верно? Почему ты сопротивляешься этой мысли? Разве плохой из тебя вышел отец? Ей не ответили, а она и не требовала ответа. Кенни отвлекся, в какой-то момент совсем позабыл о гостьи с того света. Она тоже отвлеклась. Слушала разговор давно утраченных родственников. На пороге смерти связи так легко восстановить, да только поздно уже. Бесполезные минуты утекающей жизни. Леви озадачен, а Кенни не спешил рассказывать все, тянул до последнего, не желал ранить племянника еще больше. Их противостояние не имело смысла, он воссоединение оставит после себя незаживающую рану на сердце выжившего. Не страшно, она не первая. Голоса обратились шумом, Фрида встала на ноги, игнорируя живого, она замерла напротив умирающего, протянула к нему бледную ладонь, пожелала быть той опорой, какой не могла стать будучи живой. – Идем со мной. Тебе пора. – Малышка, тебе не место в аду. – Тебе тоже нет там места. – И куда же мы? – В лучший мир. Туда, где наша общая мечта уместна, но более не важна. – Даже после смерти мучаешь загадками… – Волную. Мужчина хмыкнул, признал поражение. Огромная ладонь обхватывает маленькую, позволяет помочь и удивляется тому как легко Фрида поднимает Аккермана на ноги. Он не оборачивается, не смотрит на брошенное тело, не слушает вопли племянника. Его взгляд цепляется за светлый образ прошлого. Он уходит. В вечность.