Kintsugi (Broken But Not Unfixable)/Кинцуги (Сломан, но подлежит восстановлению)

“Спасибо вам!” Изуку окликнул женщину за стойкой, не отрывая взгляда от двух напитков в своей руке, желая, чтобы они не пролились, в то время как игривые кошки носились вокруг его ног. Маленький ситцевый котенок чуть не поставил ему подножку, когда он с возбужденным «мяуканьем» вцепился в его шнурок, и Изуку делал все возможное, чтобы мягко стряхивать его с себя при каждом шаге. В конце концов, он сдался, обнаружив, что потрепанная нитка на соседней подушке оказалась гораздо интереснее. Изуку улыбнулся, наблюдая, как он взялся за подушку, его задние лапки по-кроличьи пинали ткань, его маленький черный носик сосредоточенно сморщился. Это было приятно, осознал он, ощущение легкости в груди, острое напряжение, возникшее ранее, медленно спадало. Ему показалось, что под ребрами стало больше места, больше простора для легких, когда он сделал глубокий, ровный вдох. Он чувствовал сладкий ореховый аромат кофе Хитоши, смешанный с нотками меда и корицы, исходивший от выпечки за стеклянной витриной. Ему удалось добраться до столика, не пролив ни капли ни из одного из их напитков, что было достижением, учитывая, сколько кошек пытались поставить ему подножку, когда он возвращался от стойки. Поставив их напитки, Изуку откинулся на спинку мягкого кресла и удовлетворенно вздохнул. Нори, маленькая черно-белая кошечка, которая ранее прижималась к нему, не теряя времени, снова залезла к нему под руку, прося внимания, которое он был более чем счастлив уделить. Казалось, пусть всего на мгновение, что мир наконец успокоился достаточно надолго, чтобы он смог перевести дыхание, а его мысли из быстрой реки превратились в ровный поток. “Эй, Изуку?” пробормотал Хитоши, обхватив обеими руками кружку с теплым кофе. “хм?” Изуку сделал глоток своего коктейля, затем отставил его в сторону, уделяя Хитоши свое внимание, как это много раз делал для него его друг. Хитоши указал на его телефон, лежавший на столе лицевой стороной вверх. О, он и не заметил, что оставил его там, когда пошел за их напитками. Обычно ему лучше удавалось держать свои ценные вещи при себе, не то чтобы его нынешний телефон был чем-то особенным. Это была более старая модель смартфона, на котором практически не было личной информации, кроме нескольких телефонных номеров, и единственный человек, которому он когда-либо отправлял смс, сидел прямо напротив него. “Я думаю, кто-то отправил тебе сообщение. Твой телефон завибрировал и засветился на секунду” объяснил Хитоши в перерывах между глотками кофе. Изуку заметил, что в выражении лица Хитоши было что-то жесткое, странное напряжение в том, как он держался, но Изуку не мог точно определить почему. Он переключил свое внимание на свой телефон, который по-прежнему спокойно лежал на столе, темный экран резким бликом отражал свет потолочных ламп. Кто-то отправил ему сообщение? Но Хитоши был единственным, кто когда-либо писал ему раньше. Изуку взял свой телефон, его разум был пуст и лишен каких-либо ощутимых эмоций. Единственное, что он почувствовал, было внезапное головокружение, которое заставило его прищуриться, как будто он был на грани диссоциации, но не знал почему. Он постучал по экрану и чуть не выронил телефон, когда его взгляд упал на имя, появившееся в верхней части панели уведомлений. Айзава. Изуку почувствовал, как участилось его сердцебиение, пульс быстро забился, как у колибри, застрявшей в горле. Что-то острое скрутилось у него в животе, а затем поднялось вверх по туловищу, вонзая когти в грудь и разрывая легкие на части. Как будто в мире внезапно не осталось кислорода, он обнаружил, что дышать почти невозможно. Его пальцы онемели, и он споткнулся, чтобы открыть уведомление; тошнота подступила к горлу, когда он просмотрел текстовое сообщение, которое прислал ему его опекун. О- Он был в таком дерьме. “Изуку?” Хитоши мягко подтолкнул его, в его голосе слышалась неуверенность. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы отвести взгляд от экрана телефона, как будто, если он отведет взгляд от сообщения, произойдет что-то ужасное, какая-то катастрофическая катастрофа. Хитоши показался Изуку расплывчатым, в его глазах появилась паника, из-за чего он потерял фокусировку. Но даже без подробностей лица своего Хитоши Изуку мог сказать, что он волновался. “Ах, мм, п-прости, Тоши,” пробормотал Изуку, только тогда заметив, как мучительно пересохло у него в горле. “Эм, мне очень, очень жаль, но я должен идти”. Он услышал, как Хитоши резко втянул воздух, а затем увидел, как весь язык тела его друга превратился во что-то настойчивое, во что-то оборонительное. “ Уйти? Мы только что пришли сюда. Изуку, что случилось?” “Ничего!” выпалил Изуку, засовывая телефон обратно в карман, вес сообщения казался невероятно тяжелым – с таким же успехом он мог носить с собой кирпич. Хитоши оперся руками о стол, собираясь встать, но Изуку оказался проворнее. Он чуть не вскочил со своего места, напугав кота, сидевшего рядом с ним, и замахал руками, как будто это движение могло заморозить Хитоши на месте. “Серьезно, Тоши, это ерунда. Просто, э-э, м-моему опекуну нужно, чтобы я пришел домой и помог приготовить ужин.” “Но…” “Так что тебе следует остаться здесь и отработать тот час, за который ты заплатил. Прости, Тоши, я обещаю, что заглажу свою вину перед тобой! В следующий раз мы можем остаться на два часа, и я заплачу за это!” ”Изу…” Изуку отмахнулся от него, его мысли кружились, пока он быстро шел к главному входу: “Пока, увидимся завтра, хорошо?” И прежде чем Хитоши успел встать из-за стола, Изуку выскочил за дверь. Хитоши вздохнул и навалился на стол. Полосатый кот, который до этого сидел у него на коленях, раздраженно взмахнул хвостом и потрусил прочь через кафе. Отлично, даже кошка не захотела оставаться с ним. Он покачал головой. Нет, упрекнул он себя, сейчас не время предаваться жалости к себе. Потому что Изуку не просто бросил его без причины. Что-то в этом текстовом сообщении заставило Изуку посмотреть… посмотреть— Хитоши понял, что он выглядит испуганным. Изуку выглядел чертовски напуганным. Но чего ты боишься? Хитоши с трудом сглотнул, вспомнив имя, мелькнувшее на экране уведомлений. Если это действительно был Айзава, который написал ему сообщение, почему это заставило Изуку так волноваться? Нет, лучший вопрос был в том, зачем Айзава вообще написал Изуку? И почему его друг солгал об этом, сказав, что это его опекун позвал его домой на ужин? Конечно, Хитоши, как их учитель, не удивился бы, если бы у него был доступ ко всем их телефонным номерам, но с какой стати герою подполья отправлять кому-либо из них сообщения после школы? Может быть, Изуку проходил дополнительную подготовку, как на дополнительных занятиях с Гончим Псом? Или, может быть— Позвоночник Хитоши чуть не треснул от того, как быстро он сел. Горстка воспоминаний внезапно обрушилась на него, каждое из них встало на свои места, как разрозненный пазл, пытающийся сложить полную картину. Он вспомнил утро в USJ: “Почему ты сидишь в подвальном помещении автобуса в час ночи?” “Тренируюсь” ответил он, не сбиваясь с ритма. Хитоши приподнял бровь и жестом попросил его продолжать объяснения. “Ну, э-э, как вы уже знаете, я хочу быть героем подполья, поэтому мне нравится как можно больше практиковаться в скрытности”. “И прятаться под автобусом полезно… Как именно?” Изуку пожал плечами. “Я хотел посмотреть, смогу ли я пройти мимо Айзавы-сэнсэя так, чтобы он не заметил меня до последней минуты”. Он вспомнил поездку на автобусе: Он оглядел остальную часть автобуса в поисках чего-нибудь, что могло бы внезапно заставить Изуку так нервничать, но никто даже не смотрел в их сторону, кроме- Хитоши заметил Айзаву, который очень недвусмысленно смотрел на Изуку. Не от гнева, а от какой-то другой эмоции, которую он не мог точно определить. Несмотря ни на что, Изуку съежился под пристальным взглядом их учителя, его руки нервно теребили подол куртки. В конце концов, Айзава отвел взгляд, чтобы понаблюдать за остальными своими учениками, но его взгляд всегда возвращался к Изуку. Ладно, тройной нечет. Он знал, что Изуку всегда чувствовал беспокойство рядом со своими учителями по причине, которую ему еще предстояло понять, но сейчас все было по-другому. Его друг вел себя как отчитанный ребенок. Айзава отругал его или что-то в этом роде? Когда? И ради чего? Единственное, о чем он мог думать, так это о том, что вчера он оставил Изуку с Айзавой после его приступа паники, но, конечно же, их учитель не стал бы злиться на него за это. Он вспомнил тот день, когда они переехали в общежитие: “Эм, простите, Айзава-сенсей? Где Мидория?” Это спросила Урарака. Внезапно класс снова притих, им было любопытно узнать ответ. Даже взрывной чихуахуа внимательно слушал, ожидая ответа своего учителя. Айзава снова вздохнул: “Мидории пока не разрешили жить в студенческом общежитии, но вы увидите его завтра на занятиях” сказал он, и Хитоши заметил странную нотку в его голосе. Он на мгновение задался вопросом, как Айзава относится к неспособности Изуку жить в общежитии. Его учитель казался почти настороженным, когда он отвечал, но он не мог сказать наверняка. Означало ли это, что Айзава тоже подозревал, что с домашней жизнью Изуку что-то не так? Беспокойство скрутило желудок Хитоши, и вкус кофе, который остался у него во рту, стал кислым. Недавно Хитоши начал подозревать, что с домашней жизнью Изуку что-то не так. Так много поступков его друга отражали его собственное поведение до того, как его взяли к себе мамы, так что имело смысл сделать вывод, что опекуны Изуку были в некотором роде токсичными или оскорбительными. Но… но что, если проблема была не в опекунах Изуку? Что, если бы это был их классный руководитель? Что, если его всегдашний любимый герой, Голова-Ластик, на самом деле вовсе не был хорошим героем? Нет, нет, нет, конечно, нет. Айзава был великим героем, он рисковал своей жизнью, чтобы спасти их всех во время USJ. И UA никогда бы не наняла кого-то, кто причинил бы вред кому-либо из их студентов. Но то, как побледнел Изуку, когда прочитал сообщение— Хитоши закрыл рот, когда волна тошноты прокатилась по его желудку, желчь подступила к горлу от ощущения полного предательства. Он дал себе несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, проглотить ядовитый привкус гнева, который прилип к его языку при одной мысли о том, что Сотриголова, герой, на которого он больше всего равнялся, каким-либо образом причинил боль его другу. Сделав несколько глубоких вдохов, Хитоши неуверенно поднялся со своего места и оперся о ближайшую стену, когда его ноги на мгновение угрожали подогнуться под ним. Он стиснул зубы, его челюсть заскрипела, когда он заставил свой мозг успокоиться среди бушующего моря “что, если”, которое угрожало поглотить его. Потому что не имело значения, был ли Айзава его любимым героем, его любимым учителем. Не имело значения, если бы оказалось, что герой подполья, который больше всего вдохновлял его, оказался таким же дерьмовым, как и его биологический отец. Все, что имело значение, - это то, что Изуку попал в беду, и Хитоши должен был спасти его.