adaptation

стабильность – парадоксальное явление. она представляет собой состояние идиллии и спокойствия, но одновременно приносит в жизнь угнетающую монотонность – рутину. и пускай сама жизнь весьма сумбурна и непредсказуема, а значит за умолчанием регулярно преподносит нежданные приключения, это правило практически всегда обходит стороной тех, на чью судьбу выпала обязанность следить за благополучием целого измерения. и это тоже звучит вполне парадоксально. но за долгие десятилетия, перетекающие в далеко не одно столетие, для Райи-Прайм даже настолько глобальное предназначение стало естественным. привычным. дни стали идентичными до такой степени, что ученая не могла определить, когда они начинались и заканчивались: с отсутствием человеческих потребностей непроизвольно забываешь про ход времени. оно превратилось в негласный очевидный фактор, влияющий на сами собой разумеющиеся физические законы. не более. время утратило свою ценность и после того, как нещадно отняло у Райи всех близких друзей. увы, смертность неподвластна даже величайшим умам и технологиям. Райя наблюдала за циклом жизни далеко не раз. она видела зарождение ярких звезд. видела, как они безвозвратно пропадали в бездне черной дыры. и к ее собственному ужасу, даже это стало рутиной. впрочем, она настоятельно игнорировала едкое чувство вины, аргументируя это тем, что человеческий разум имеет свойство привыкать даже к ужаснейшим трагедиям. к тому же, деструктивные эмоции противопоказаны тем, на чьих плечах погрузла ответственность за весь мир. так проходили ее дни. годы. десятилетия. Райя и не заметила, когда перестала осознавать цикличность бытия. когда перестала осознавать… себя. однако, внезапно из такого затяжного состояния ее выводит пронзительный сигнал, чье звучание ученая не слышала, пожалуй, вечность. так звучало оповещение о том, что кто-то зашел в систему. и этот «кто-то» не был для нее чужим. девушка настолько опешила, что не сразу смогла заставить тело двигаться. в этот момент стабильность внезапно пошатнулась. задержав дыхание, ученая отступает от сенсорной панели громадного компьютера, на котором без перебоя продолжали проводиться исчисления, подсчеты и анализ поступающей на Рехобоам информации. бегущие строки цифр выглядели столь… умиротворяющими. понятными. привычными. а глухие шаги за спиной, в свою очередь, вызывали фантомную дрожь. Прайм требуется время, чтобы найти в себе силы оторваться от въевшейся в подкорку предсказуемости, столкнуться с чем-то кардинально неожиданным. с глубоким вздохом и сжатыми кулаками она разворачивается. ее сердце пропускает удар, стоит глазам увидеть черную копну волос и белый халат, что монохромным пятном выделялись на ярком фоне внутреннего корпуса Рехобоама. девушка не заметила момента, когда ноги зашагали к нему навстречу. не заметила, когда оказалась так близко, что смогла разглядеть его глаза. темные, как лесная чаща. это был он. это взаправду был Ровоам Кэлхун. он остался все тем же. разве что, во взгляде не читалась ожидаемая заносчивость. привычное высокомерие, которое по своей сути скрывало глубокую неуверенность, сменилось чем-то крайне несвойственным тому мужчине, которого помнила Прайм. отчуждением. усталостью. холодом. Ровоам не сказал ни слова, не издал ни малейшего звука – только молчаливо рассматривал девушку напротив, порой кидая взгляд на излишне красочное для него окружение. и из раза в раз вздрагивал, когда корпус созданного им же гигантского компьютера издавал какой-то шум, что по громкости слегка выделялся на фоне общего гудения. Райя-Прайм, в свою очередь, даже не замечала этих звуков – они явно не приносили ей того беспокойства, которым окружили хмурящегося Кэлхуна. однако заметное неудобство ей приносил сам Ровоам. он выбивался из привычной картины, из той комфортной рутины, которую не было нужды осмысливать. и хоть сам факт появления ученого был вполне приятной неожиданностью, его изменение заставляло неуютно ежиться, борясь с желанием броситься обратно к экрану с исчислениями. но такова уж новая реальность. и какой бы манящей не была стабильность, ее монотонность принесла девушке душевное оцепенение. а сейчас у Прайм за долгое время появился шанс вернуть то, что она запечатала в лабиринте притупленного сознания. Райя делает шаг вперед. она неловко раскрывает руки, немым жестом приглашая коллегу в объятия. хотя сама не была уверена в том, что готова к этому. на самом деле, не так она представляла их встречу. первое время после ухода Кэлхуна ученая была убеждена, что по его возвращению кинется душить его объятиями. хоть один дорогой ей человек имел возможность вернуться, так что она долго держалась за эту мысль. в фантазиях Райя почти физически ощущала, как ее переполняло бы счастье. но сейчас резкие объятия и радостные возгласы казались неподходящими. почти чуждыми. не то чтобы Прайм не соскучилась по Ровоаму. она скучала. очень скучала. и теперь она была счастлива. по крайней мере, ей так казалось: распознать эмоции было сложно. внутри все словно онемело от рутины. и из-за этой рутины Райя просто… отвыкла. отвыкла от близости, от ярких чувств. от него. и Кэлхун отвык. от красок, от эмоций. от нее. они долгое время молча смотрели друг другу в глаза, не зная, с чего начать – не зная, что будет дальше. вдруг Кэлхун разрывает зрительный контакт. взгляд его пал на все еще протянутые руки Прайм. а та, заметив это, вскинула брови: неужто она простояла в таком положении все это время? впрочем, сейчас это не имело значения. все внимание девушки сосредоточилось на том, как Ровоам медленно, почти с опаской делает несколько шагов вперед, пока в конечном итоге не соприкасается с ее ладонями. руки его ледяные. ее – до дрожи теплые. с шумным выдохом мужчина скрещивает их пальцы, со странной задумчивостью всматриваясь в переплетение ладоней. и вновь пауза. привыкание. тепло ее ладоней казалось фантомным. нереальным. и все же заставляло ритм сердца судорожно ускориться. еще один шаг – и он сокращает расстояние между ними до минимума. опасного минимума, слишком интимного, который все еще было сложно принять. Кэлхун не поднимает на нее взгляд – возможно, не решается. но это не мешает Райе понять, что мыслями он находится далеко – слишком далеко, ведь даже за линзами очков она замечает стеклянный блеск его глаз. она сильнее сжимает его руки. – Ровоам. звучание собственного имени возвращает ученого назад с едва ощутимым вздрагиванием, понуждая резко сфокусироваться на девушке и мгновенно замереть. она отличалась своей резкостью в мыльной реальности. взгляд блуждает по ее лицу, изредка встречаясь с завораживающими глазами, такими глубокими, как небо по ту сторону заката. и что-то в этих глазах заставило сердце болезненно сжаться. Ровоам подается вперед, неуверенно, почти невесомо кладя руки на спину Прайм. она на несколько секунд опешила, прежде чем понять, что он заключил ее в объятия. неловкие, далекие, но вполне приятные объятия. так, как было бы правильно для них обоих. ведь к большему еще нужно привыкнуть. очередная пауза. но теперь она была комфортнее предыдущих. и длилась не так долго. – прости, – тихо говорит Кэлхун, и Райя едва узнает его голос за слабым, осипшим шепотом. в тюрьме Времени у ученого не было причин долго разговаривать. да и смысла, учитывая особенности того места, тоже. но пускай голос и отличался практически до неузнаваемости, создавая впечатление морозящей чуждости, первое сказанное слово точно принадлежало Ровоаму. Райя это знала. а он это отчетливо чувствовал, ведь именно это слово – одно из немногих вещей, что трепетом отбивалось в охладевшей грудине. и сейчас он даже думать не хотел о том, насколько долгим был его путь к принятию именно этого слова вместо заученной, словно мантры, фразы. но воспоминания всяко заставляют его неосознанно вздрогнуть. Райя тотчас крепче прижимает его к себе – он через мгновение отвечает тем же. из-за этого девушку пробрало острое чувство дежавю. ей хотелось спросить: «за что?», ведь она никогда не задавала этого вопроса. Ровоам раньше часто извинялся, когда их разговоры переходили из формальностей и планирования на более личные. но Прайм или была слишком зла на его поведение и ложь, или и без расспросов знала, что ему, на самом деле, есть за что извиняться. и практически во всех случаях оба варианта были актуальны. однако в этот момент, когда их неживые сердца бились в унисон, такой вопрос веял чем-то неправильным. как вырванная строка из совершенного иного произведения, он просто не вписывался. внезапно глаза девушки защипали слезы, и это заставляет ее беззвучно усмехнуться. было еще кое-что, что она никогда не отвечала Ровоаму. Райя позволяет себе прикрыть веки, раствориться в тепле объятий. и шепчет: - прощаю.