Нелюбовь

Одно чувство, разбивающее мир вокруг на множество осколков, сквозь серость которых красочным набором пятен отражается один только человек. Любовь. Кевин бы ее проклял, если бы мог. И все те домыслы о том, насколько любовь невероятна, чиста и прекрасна он считает бредом. Потому что любовь — не сказка, в которую хочется окунуться тому, кого она однажды уже обожгла. Любовь всего лишь коктейль из молекул, с помощью которых нейроны взаимодействую между собой. Так сказал пьяный Аарон, когда лисы решили у него узнать, почему он один. Весь его ответ был пропитан явным намеком на то, что любовь он считает глупостью, которая была создана лишь для размножения. — Не только, — отозвался тогда пьяный Ники. Аарон взглянул на него с иронией и припечатал: — Существуют аномалии вроде тебя. Это ведет к деградации. — Он пожал плечами, — может это и к лучшему, такие как ты по крайней мере защищают планету от перенаселения. Если бы Эндрю уже не спал под боком у Нила, может и продемонстрировал свой гневный взгляд брату. А вот Ники обиделся. Кевин, пусть он никогда в этом и не признается, тоже. Это было сложно принять. Зацикленность, оправдывал он себя, может даже привязанность. И у него получалось себя в этом убедить. До тех пор, пока Эндрю не приставил нож к его горлу. — Не смотри на него так, — угрожающе прошипел он в лицо Кевину, схватив его свободной рукой за ворот футболки и опустив на уровень своего лица. — Как? — онемевшими вмиг губами уточнил Кевин. Эндрю тогда отступил, внимательно взглянул на него и гадко усмехнулся. Кевин почувстовал, что влип. *** Он шел за ней, сияющей в ночи изумрудными крыльями словно завороженный. Бабочка, что села на его плечо и повела, внезапно внушая ему чувство надежды. Кевину казалось, что с каждым шагом он поднимает ноги все легче и летит следом за той, что обязательно приведет его к успеху. Бабочка замерла, махнув крыльями и внезапно упала, будто подбитая. Кевин испугался, кинулся следом и застыл изваянием. Бабочка, тускло мерцающая, безжизненно лежала, раскинув красивые крылья в дрожащих ладонях Аарона. Тот Кевина не заметил, только прошептал что-то неразборчивое бабочке и она вспыхнула, ослепляя. На ее свет слетались другие, похожие на нее, но живые. В их сиянии растворился и Кевин, внезапно очнувшийся в своей постели в общежитии. Может сон положил начало чему-то важному или уведомил Кевина о том, что уже происходит. Он не знал, а потому его преследовало чувство беспокойства. Был последний перед заключительными экзаменами матч. Лисы тренировались с таким рвением, что Кевин был уверен — победа не за горами. И он оказался прав. Играли слаженно, с присущим только им азартом. Он видел как плясал у ворот Эндрю, вылавливая каждый мяч, летящий в его сторону. Как мстил за подбитого Ники Нил, который на пару с Дэн гнал противника по всему полю. Слышал, как матерится Аарон, когда мимо него пролетел Бойд, сцепившийся с нападающим команды-противника. Эта резь в груди появилсь внезапно. Раздалась сирена, матч был окончен. С отрывом в шесть очков Лисы победили. Крики радости и визг толпы заглушил кашель Кевина, которому внезапно перестало хватать воздуха. Он сквозь толпу пробирался в раздевалку. Благо, внутри было пусто. Стянув шлем, попытался избавиться от защиты, но грудь сдавило в спазме. Он не сдержал короткого вскрика, что сменился кашлем. Во рту появился отчетливый привкус крови. Кевин сразу его узнал, почувствовав на мгновение пустую безысходность. Неужели, тот несильный как ему показалось удар сломал ему ребра? Не могло такого быть, Кевин был очень осторожен. Сплюнув на подставленные ладони нечто. Окровавленное и на первый взгляд мертвое. Пара крыльев, мерцающий изумрудом сквозь липкие и темные капли крови. Вдох, причинивший дикую боль, мучительно долгий, совсем не успокаивающий выдох. Что это такое? Задуматься не было времени. Дверь раздевалки с грохотом распахнулась, донесся радостный и громкий голос Ники. Кевин смял в кулаке трепыхающиеся крылья бабочки и кинулся в душевую. Нельзя было показать своей растерянности, своего страха перед странным явлением. Боль ушла и если бы не мертвая изломанная бабочка, Кевин подумал бы, что ему просто привиделось. Но это было. Тогда, после матча в раздевалке. Через неделю или больше в столовой его одолел приступ мучительного кашля. Он сходил к врачу, опасаясь за свою способность играть в будущем. Врач назначил ему анализы и рентген. На снимке были видны нетипичные образования в нескольких участках обоих легких. Это были темные, будто выпячивания на совершенно неизмененной легочной ткани и тонкие ветвистые нити, опоясывающие их. Врач посмотрел и выбежал из кабинета, оставив Кевина наедине с очередным приступом. Потом все круто изменилось. Врач развел руками, не способный определить болезнь и дал ему направление к другому. Но и то не дало результата. Одно Кевин Дэй знал точно — он совсем скоро потеряет способность дышать. Он и так не дышал. Когда Аарон проходил мимо с книжкой и банкой энергетика и бормотал под нос; когда он сидел в комнате на кровати и залипал в телефоне, иногда улыбаясь или препирался с Сетом, азартно нажимая кнопки старого джойстика. Все менялось с бешенной скоростью. Косые взгляды Эндрю. Аарон, отнимающий жизнь одним своим язвительным видом и отец, который теперь знал. Ваймак застал перепуганного, напившегося в хлам Кевина на пороге своего дома, куда возвращался после работы. Вызвал доктора Добсон, потому что сам впал в ступор. Как же смеялся Кевин, когда она следующим утром вынесла ему приговор. Он готов был кричать от несправедливости, когда вернулся в общагу. Мертвый, гниющий в земле Рико все же отомстил. Но было ли это возмездием? Скорее, злой насмешкой судьбы. Аарон менялся в его глазах, будто кокон, в котором он прятался от внешнего мира, таял. Может, все дело в том, что Кевин, не умеющий больше дышать самостоятельно, сидел на противоположном крае дивана и осторожно вдыхал ни с чем не сравнимый запах. Он ловил каждый вдох и дышал в унисон, чтобы так же, как и он. Это было странно. Сквозь затуманенное алкоголем сознание видеть стекающие по лицу капли воды, жадно ловить изгибы крепкого тела сквозь мокрую, облепившую тело футболку. Удивляться тому, насколько яркая у него улыбка. Аарона внезапно стало слишком много. Бабочек, окровавленных, сияющих в полумраке комнаты и слепого отчаяния — больше вдвое. Кевин разучился дышать. Как быть, когда вдох равно дикая боль, а каждый выдох — мука? Смириться с тем, что мерзкие бабочки теперь часть его тела и полюбить то, что ему дано или ловить причину и целовать до опьянения, только бы насладиться. — Хоть перед смертью насладиться — шептал после очередного приступа, усмехаясь окровавленными губами. Месяц пролетел незаметно. Теперь о бабочках знал и Нил, заставший Кевина на корте, разбитого и пьяного. Они поговорили, Нил глядел на него кристально чистыми глазами без единой нотки жалости и говорил о том, что он придурок. Кевин и не отрицал. Приложил руку к правой стороне груди, туда, где кожа покрылась изъязвлениями и кровоточила под одеждой и слоем бинтов и думал о том, что терять уже нечего. *** — Скоро твое сердце откажется работать в таком режиме, — сказал Кевин, усаживаясь на диван. Движение отдалось болью, но он ее проигнорировал. Не привык, просто рядом с Аароном ее было мало. Настолько, что все на мгновение казалось бредом. Приступы никогда не происходили, когда Аарон рядом. Не чувствовались эти тонкие, острые нити, прорастающие сквозь кожу и язвы на груди. Они будто росли каждую секунду, оплетали его всего и душили, душили, душили, а рядом с ним все было иначе. — По крайней мере я трезвый, — припечатал внезапно Аарон. Кевин внезапно обнаружил себя слишком близко к нему. Ощутить тепло, насладиться им и забрать часть с собой. Чтобы вспомнить о нем, использовать, когда мир вновь погаснет. И ни единого внимания на выражение лица. Слегка равнодушное, но все равно искажающее действительность маской отвращения. — Далеко же ты, от меня, «пьяницы» ушел, — на автомате ответил Кевин и подумал, что растрепанный Миньярд чертовски красив. И даже искривившиеся в молчаливом презрении губы этого не меняли. Аарон вскоре уснул, положив голову на книги. А Кевин осторожно, с замершим сердцем невесомо касался его волос. *** — Ты убьешь себя! — кричал Ваймак, с ужасом смотря на бабочку, которую Кевин на ладони поднес к окну и отпустил. Кевин мягко улыбнулся. Лисы знали, что он серьезно болен и остается у отца, пока не полегчает. Правда была сурова. Прибегал Ники, который привычно шутил и рассказывал о том, что происходит в Лисьей норе пока его нет. Кевину стоило большого усилия придать себе вид обычного больного и прикрывать проросшие на поверхность груди и шеи тонкие серебристые лозы. — Чего ради ты тут загибаешься? — резко спросил как-то раз Нил В полумраке его взгляд показался Кевину яростно холодным. Почему-то свои собственные губы растянулись в улыбке. Чего ради… Он и сам мало понимал природу своих чувств. Да, образ саркастичной ехидный Аарона внезапно стал отдавать теплом на сердце при одной только мысли и чудовищной болью в груди. Дикое, но такое привычное за последние недели сочетание. — А что я могу? — Кевин прикрыл ладонью набитого поверх старой двойки ферзя на щеке. Как память о том, чего он способен достичь. Только вот эта смелость не относилась к чувствам, которые проросли в нем бутонами все еще крошечных, но таких же убивающих цветов. Нил поднялся резко, в два шага подошел к окну, сквозь которое редкие солнечные лучи попадали в комнату. Силуэт его совсем размылся и Кевин отвернулся. Глаза почему-то слезились. То ли от яркого света, то ли от осознания, что Нилу действительно есть дело. — Как же быстро ты сдался. — Это не любовь. — Кевин тяжело поднялся за ним. Щелкнул выключатель. — Это сердечная патология. Нельзя от кого-то так сильно зависеть. Я ему ничего не скажу и ты тоже. Пообещай мне. Голос его звучал твердо. Он стоял напротив Нила и тот видел, как тяжело ему стоять. Рука, упирающаяся в стену подрагивала. И Нил сдался, сбросил с лица маску злого упрямства. Пообещал, что и рта не раскроет. Но за него все решил Эндрю. В своем стиле: молча, гневно и желая только лучшего. Он ничего не объяснял, не церемонился. Это было неизменным. Эндрю приводил Аарона раз за разом, но Кевин лишь огрызался, обещая устроить тому незабываемую последнюю неделю перед выпуском. Эндрю уходил к Ваймаку на кухню и там говорил с тренером о том, насколько его сын непроходимый тупица. Но Кевин был благодарен ему за мимолетный глоток воздуха. Потому что после уходов Аарона приступы становились все невыносимее. Добсон предположила, что у него старинная японская болезнь. Батохаки, болезнь неразделенной любви. Вынужденный скрывать ее, Кевин умирал от бабочек, что проросли в его легких коконами и скоро, совсем скоро доберутся до сердца. Аарон совершенно точно презирал такую любовь. Такую глупую, спонтанную и ненавистную тому, кто ею горел. Долго горел, скрывал и заботился издалека. Разговор на чистоту состоялся совсем скоро. Нил затолкал Аарона в комнату, которую занимал Кевин и закрыл ее на ключ. С той стороны были слышны одобрительные возгласы Ники и сокрушенное «прибьют друг друга» Ваймака. — Почему Эндрю сказал, что ты умираешь? — в лоб спросил Аарон. Тактичность и Аарон — это совершенно несовместимо. Но он, кажется, брату не поверил А вот сердце Кевина на миг будто замерло. Потому что это правда. Как, черт возьми, сказать ему об этом? Он только на вид непреступно агрессивный, а на деле сломанный, не готовый к подобному снова. Крылья прекрасных бабочек ранили и причиняли, но не так сильно, как мягкая улыбка Кевина, его блестящий и смирившийся взгляд, проникшие в каждую клеточку тела и отозвавшиеся тупой, совсем призрачной болью. Они не были друзьями. Пересекались из-за Эндрю, ругались по поводу навязанного Кевином здорового питания и иногда вечерами нейтрально обсуждали всякие вопросы, касающиеся учебы. Кевин немного разбирался в медицине, а Аарон поражал знаниями истории. В общем, им было о чем поговорить. Кевин никогда бы не сказал, что его отношение к Аарону изменилось, когда тот, пьяный в «Райских сумерка» сокрушенным шепотом где-то в подсобке рассказывал, что ненавидит брата за отношение к себе и так же сильно ненавидит себя. Кевин тогда его обнимал. А на следующее утро они переругались из-за чего-то глупого и сделали вид, что ничего не случилось. Не было и украденных в порыве ярости поцелуев, когда Аарон ругался, а Кевин сжимал тонкими пальцами его подбородок. Это случилось сразу после того, как он узнал о болезни. И единственная мысль, преследовавшая его уговаривала отомстить. Но разве виноват Аарон, отрицающий любовь? — Это правда, — задумавшись, сказал Кевин. — Хреновая шутка, — заметил Аарон и нахмурил светлые брови. И откуда это невыносимое желание смахнуть с лица отросшую челку, чтобы видеть карие глаза, обрамленные длинными, едва заметными ресницами. Аарон отошел на шаг. Кевин так и замер с протянутой к нему рукой. — Да, — выдохнул он с горькой усмешкой, — Я бы так хотел, чтобы это была просто хреновая шутка. Взгляд снизу вверх. Вдох, тяжелый, глубокий, от которого растеклась жгучая боль и нестерпимый, мучительный кашель. Растерянность в карих глазах напротив, совсем близко. Кровь, стекающая с подбородка по шее. И осторожный трепет крыльев еще одной бабочки, слишком громкий в тишине. Бабочка рассыпалась на мелкие песчинки, стоило Аарону зло сомкнуть пальцы на ее крыльях. — Что за черт? Кевин рассмеялся. Совершенно безумно, игнорируя собственные слёзы. Горло саднило. Грудь внезапно взорвалась болью, колющей, нестерпимой. Дэй опустился на колени — так, упираясь руками о пол, становилось легче дышать. Но боль не проходила. На фоне, будто сквозь слой ваты, слышался голос Аарона. Кажется, он трогал Кевина за плечо и пытался добиться ответа, но задыхающийся парень не мог говорить. Аарон засуетился. Послышался грохот. — Где твой ингалятор? Он матерился, переворачивая все полки в шкафу и сбрасывая с захламленного стола многочисленные флаконы. — Мать твою, — замер он посреди комнаты и кинулся к двери. — Откройте, ему плохо! — Он пинал ее ногами, оборачиваясь на Кевина. Тот лежал на полу, дыхание его уже не было таким громким. Аарон медленно подошел к нему. Дверь распахнулась, влетел Джостен. — Кев, — позвал Нил, но ему не ответили. — Кевин? Тренер, звоните доктору Добсон! — крикнул он в дверной проем. Кевина перевернули на спину. Аарон стоял как вкопанный, глядя на его бледное лицо и бесцветные губы. Тот был без сознания, грудь его вздымалась медленно, дыхание было неглубоким. Добсон приехала через минут десять. Стащила с Кевина футболку и Аарон попятился, глядя на израненную грудь. Такого он и в страшном сне бы не представил. Сквозь грудину и ребра проросли крохотные бутоны темных роз, распустившиеся ровно на половину. Кое где, сквозь раны выбирались самые настоящие, сияющие изумрудной смертью бабочки. — Сердцебиение слабое, — сказала Добсон Ваймаку и поднялась. Нил вскочил, схватил Аарона за шею и с силой приложил спиной о шкаф. Ваймак проследил за ним взглядом, Эндрю не шелохнулся. — Отпусти его, Джостен, — приказал Ваймак. — Он умирает из-за него, — прошипел Нил, сжимая пальцы сильнее. Аарон хрипел, но выбраться из хватки не пытался. На него обрушилось внезапное осознание. За него, любить совершенно не умеющего, Кевин умирал. И осознание это душило хуже Джостена. — Нельзя заставить любить, — Ваймак подошел, положил руку на запястье Нила и мягко отвел расслабившуюся руку от горла Аарона. — Сердцу не прикажешь. Аарон жадно ловил ртом воздух и вместе с тем мыслено просил у Кевина прощения. Ваймак был прав, он не мог заставить себя любить. Болезнь не отступит, ведь он не способен на искренность. *** — Думаешь, он бы хотел этого? — Ваймак подошел со спины, опустил на могилу розы и выпрямился, глядя на надгробие. — Твое чувство вины приводит тебя сюда из года в год. Как там Кейтлин, дети? Аарон усмехнулся, взглянув на Ваймака. Он изменился спустя двадцать лет, волосы его теперь были седые и на лице залегли тени. Было не удивительно встретить его в этот день на могиле Кевина. — Я не мог дать того, что было необходимо ему тогда. Он бы не был против моих визитов. — Ну конечно, — ответил Ваймак. Помолчали. Аарон прикрыл глаза на мгновение. Глухая, сыпучая и призрачная. Безысходность. Надгробный камень был до боли знаком. Постаревший со временем ферзь, высеченный на камне и имя легенды экси. Иронично, но на могиле рос небольшой куст с темными розами. — Кейтлин получила права недавно, — сказал он, чувствуя ком в горле. — Алан поступил, играет в университетской команде и хочет стать звездой экси. Кейли недавно выиграла в творческом конкурсе… а Кев, кстати… — Аарон тайком взглянул на Ваймака, — спрашивал о вас. — Кевин был бы очень горд, если бы узнал, что ты назвал в честь него сына, — сказал Ваймак, улыбнувшись. Аарон тяжело вздохнул и закашлялся. Ваймак на него искоса взглянул, но промолчал. Кев был младшим сыном Аарона, пятнадцатилетним подростком, который ворвался в дом Нила с битой и разбитым носом и заявил, что его одноклассники уроды. Между ним и Эндрю после состоялся недолгий разговор, после чего тот дал добро на убийство одноклассников. — А я помогу спрятать трупы, — подмигнул тогда Нил. — Мирная беседа не может стать решение проблемы? — поинтересовался Ваймак. Мальчишка тогда серьезно на него взглянул, подтянул стул поближе к столу и сел. Рассказал он все кратко, все по делу и заявил, что будет играть только по своим правилам. После того они часто пересекались. Ваймак однажды нашел его с сигаретами и прочитал лекцию о вреде курения. Кевин фыркнул: — Предлагаете мне переживать эту хрень с какао и пледом под боком у отца? А Дэвид действительно затащил его к себе, напоил какао и отобрал сигареты. Мальчишка и после курил, но на глазах Ваймака прятал сигарету или тут же тушил ее. Аарон молчал, глядя на распустившиеся на могиле цветы. Он задумался, а Ваймак незаметно ушел. Ему не нужно было долго сидеть здесь, чтобы поздравить Кевина с днем рождения. Всю боль он отдал этому кладбищу еще в первый год. Аарон его находил у могилы и умолял пойти домой. Ночевал у него, а после его сменяла Рене. Спустя много лет стало легче, боль от потери притупилась. В последнее время глотком воздуха стал Кев, который был смесью Аарона и Джостена. Эту, как он выражался, «хрень» Кев доверял только дядям и Ваймаку. А Дэвид просто был счастлив, что мальчик смог поселить в его сердце надежду. — К слову, у меня рак обнаружили, — сказал Аарон, усаживаясь на землю у могилой. — Кейт не знает, я рассказал только Джостену. — Он усмехнулся: — Иронично, да? Рак легких, вторая стадия. Ветер растрепал коротко стриженные волосы. — Я, наверное, в последний раз прихожу. Нет, ты не подумай, я лечусь. Прохожу химиотерапию, советуюсь с врачами… Но я тоже врач, — Аарон опустил взгляд и мягко улыбнулся, — И знаю, как отличить положительную динамику от прогрессирующей опухоли. Он немного помолчал. На могилу он не глядел, забыв о ней на мгновение. — Страшно умирать, — прошептал он. — Страшно, зная, что я на твоем месте. Это мое наказание наверное. За то, что убил тебя своим равнодушием. Знаешь ведь, я не хотел этого. Думал, если скажу, что влюблен в тебя, болезнь отступит. А она обман распознает, как оказалось. Он коснулся пальцами сухой земли, прикрыл глаза. — Двадцать лет прошло, а я простить себя так и не смог. — Он поднялся на ноги. — Надеюсь, хоть ты меня простишь.