Волк в овечьей шкуре

Видите ли, всё началось через год после их первой встречи. Им шестнадцать, и ни один из печально известного дуэта ещё не представился. Они сблизились, несмотря на их явную ненависть друг к другу. Тихим вечером Дазай снова пригласил себя в квартиру Чуи, и даже если он пытался изобразить спокойствие, играя в гонки на их Нинтендо, что-то было не так. Чуя мог сказать. Они оба опирались на спинку дивана, лицом к лицу, их ноги почти переплетены, но не соприкасаются, глаза решительно направлены на игру. Что ж, Дазая. Сузив глаза, Чуя последние десять минут внимательно изучал каждую капельку пота, скатывающуюся с висков Дазая, слабый ореол, растущий под мышками, его бледное лицо, ну, бледнее, чем обычно. И дыхание его тоже стало тяжелее. Раздражающе то, что… Он не жаловался из-за этого. Не поймите неправильно, Чуя рад, что он не жалуется. Но это также значит, что происходит что-то серьёзное. Обычно, когда скумбрия болеет, он причитает и жалуется часами, прося разные вещи от Чуи, особенно внимание. И Чуя помогает. Он просто не может удержаться, и каждый раз говорит себе, что делает это только для того, чтобы Дазай отплатил ему за все ухаживания. Но сегодня что-то витает в воздухе. Что-то густое, но странное… приятное. Что-то такое, от чего у Чуи пересыхает во рту даже в эту холодную дождливую ночь. Итак, после того, как маленький мафиози трижды подряд победил Дазая, он опускает свой Нинтендо. — Что, чёрт возьми, с тобой не так? Дазай не отвечает, глаза всё ещё прикованы к экрану. Ублюдок. Его коричневые брови нахмурены, а густая чёлка начинает выглядеть грязно из-за пота. Он бросил свой чёрный плащ на спинку дивана полчаса назад, и его начала бить дрожь… Ага, пять минут назад, мысленно отмечает рыжеволосый подросток. Вот когда Чуя тоже чувствует дрожь. Его шея ноет, ему очень хочется почесать её. Его горло напряжено, и он не понимает, чувствует ли он тошноту, или… или что-то ещё. — Эй, ответь мне, чёртова рыбина. Он бьёт Дазая в ногу, мягче, чем обычно, но достаточно сильно, чтобы привести мальчика в чувства. Дазай медленно поднимает неприкрытый глаз, чтобы встретиться с глазами цвета синего океана. Он издаёт дыхание, что звучит, как болезненный вдох и сразу же закрывает рот после. Он пытается задержать дыхание, понимает Чуя, и это чертовски странно. Сердце Чуи начинает биться быстрее в груди, почему, он не знает, и вот когда, он теряет хладнокровие. — Ты болен? Ты пришёл сюда, чтобы заразить меня?! Или что-то в воздухе? Я клянусь, если ты отравил нас снова… Дазай уже сделал такое однажды. Но то, как он сейчас гримасничает, не имеет никакого смысла. Если бы он действительно отравил Чую, он бы выглядел самодовольным, даже если бы сам себя при этом отравил. Комнату снова заполняет тишина, и это начинает пугать рыжеволосого. Он бросается на Дазая и хватает его за воротник рубашки. Из его горла внезапно вырывается низкое рычание, и Чуя обнажает зубы, притягивая своего глупого партнера к себе, пока их носы почти не соприкасаются. — Ответь мне, ублюдок, — а затем Дазай ноет. Он слегка наклоняет лицо вниз, и пытается закрыть ноги, где Чуя в данный момент. Чуя привык к нытью Дазая, но это звучало… как-то подавлено. Не ребячески, как обычно. И ладно, он немного протиснулся между ног Дазая, ну, не осознанно, но… У Дазая никогда не было проблем с личным пространством раньше, они постоянно в лицах друг друга, путаются в конечностях друг друга во время драки. Это никогда не было проблемой. Маленький рыжий снова хмурит брови, не сдвигаясь ни на дюйм, пытаясь понять реакцию младшего, пока его ноздри раздуваются. Сладкий, слишком сладкий запах вторгается в его нос, очень быстро затуманивая его мозг. Больше. Ближе. Я хочу утонуть в этом запахе. Я хочу чувствовать его каждой клеткой своего тела. Вместо того, чтобы отпустить своего партнёра, его кулаки сильнее сжимают рубашку, и не замечая, он начинает приближать лицо к шее другого. Именно тогда Дазай говорит. Впервые за часы он произносит слова, короткие и такие уязвимые, что это заставляет рыжеволосого мгновенно остановиться. — Кажется, я представляюсь, — шепчет он. Омега. Мой. Сердце Чуи пытается выпрыгнуть из груди, он не слышит ничего, кроме громкого стука в ушах. Спокойнее. Спокойнее. Нет нет нет нет нет. Это плохо. Дазай осознаёт тоже, он смотрит на Чую «мёртвыми рыбьими глазами», что значит, что его мозг начал функционировать снова. Должно быть, он почувствовал запах Чуи. Дазай не единственный представляется. Они оба. Одновременно. Дазай вызвал представление Чуи? Такое вообще возможно? Чуя знает о вызывании гонов и течек, но представление? Такое есть? Его тело среагировало на омегу и подумало «Пришло время, давай начнём?» Поскольку сейчас Чуя уверен в одной вещи. Он альфа. И самый раздражающий, хладнокровный ублюдок, что когда-либо ходил по земле, в нынешнее время под ним… омега. Очень привлекательный омега. О, это плохо. — Это плохо. — Нет, блять, — выплёвывает Дазай. И теперь он ругается. Ругающийся Дазай нехорошо. Это значит, что он паникует. Им нужно разобраться с этим. Им нужно всё обдумать, прежде чем делать что-то глупое вроде позволения всей мафии узнать, что их знаменитый демон-вундеркинд — омега. Но их тела сейчас далеки от разумного мышления, и Чуя всё ещё застыл между дрожащими ногами Дазая. Когда они вообще начали дрожать? Рыжеволосый медленно убирает хватку с рубашки, наклоняется назад, садится на колени и кладёт голые руки на колени. Пытается успокоиться, хватая каждую из его ног. Он пытается сделать небольшой вдох, не обращая внимания на собственный разум, кричащий «омега, омега, омега». Ноздри Дазая раздуваются тоже, когда он сводит ноги и притягивает колени к груди. Его зрачки расширены, и он не очень тонко пытается дышать через нос. Он пытается почувствовать запах Чуи. Молодой альфа нервно сглатывает, пытаясь быть ответственным в этой ситуации, пока его тело внезапно чувствует головокружение, потому что чёртов Дазай пытается понюхать его, какого хрена. Ему нужно уйти от него. Он не может прямо сейчас касаться Дазая, но его тело застыло в шоке, или предвкушении, он не уверен. Ане-сан провела с ним неловкий разговор, когда он присоединился к мафии, и обучая, как правильно обращаться с разными вторыми гендерами. Как справляться с альфами, омегами, течками, гонами и прочим. Он не уверен, был ли у Дазай «разговор» с Мори или нет. Это кажется маловероятным, раз омега на его диване представляется и пахнет тем, что должно быть слизью, о боже. Он вероятно чувствовал, что что-то не так часы назад, и всё равно пришёл от его дерьмового места до здания Чуи? Зачем? Провести ночь здесь? Как кто-то может быть таким умным, и всё еще таким глупым? Что ж, Чуя не должен был представиться этой ночью, так что Дазай не мог предсказать такое… Верно? — Ты прекратишь смотреть на меня так, будто я убил твоего щенка? — хмурится тёмноволосый подросток. — Прости, — бормочет он, не раздумывая, сразу же отводя взгляд. «Почему я действую так? Почему я вообще извиняюсь?» Внутренне ругает он себя. Вся эта ситуация чёртов беспорядок. Ни один их них не действует так, как обычно, и жар, что медленно распространяется на его нижние части не помогает молодому рыжеволосому думать. Чуя медленно облизывает губы и устанавливает зрительный контакт. Ладно, может ему нужно быть хорошим альфой сейчас. Ответственным, спокойным, подбадривающим. Он может сделать это. Даже если это Дазай. Он может сделать это. Он справляется раздражающей скумбрией на ежедневной основе, это не что-то новое, не большое дело. Неправильно. Это очень ново и очень отвлекает. Им надо поговорить. О том, что они будут делать прямо сейчас. Ладно, может, не сейчас сейчас, а после. Кому они собираются рассказать, кто поможет им разобраться во всём беспорядке. Поскольку… Дазай не должен быть омегой. Это плохо для бизнеса. Тем временем, Дазай смотрит на маленький кусочек языка, что выскользнул изо рта Чуи, как кот, смотрящий на беспомощную канарейку. Голодно. Хищно. Огромные, расширенные зрачки приклеены к влажному пятну на его нижней губе. Когда Чуя открывает рот, чтобы начать объяснять следующий ход действий, в его нос вторгается другая волна удивительного запаха, снова заставляя его ноздри раздуваться и вызывая скапливание слюны на его языке. Так много, что немного действительно вытекает с уголка его губ, торопливо стираемая тыльной стороны его руки. — Отвратительно, — жалуется Дазай, резко понимая, что случилось, и что именно вызвало реакцию Чуи. Он крепче сжимает ноги вместе, и опускает голову, почти скрывая её в коленях. С уст омеги срывается подавленный звук. Это унизительно. Он может чувствовать влагу, пропитывающую его трусы, и даже, если его брюки чёрные, он может сказать, что Чуя тоже видит это. — Я знал, что чиби просто отвратительная, глупая, пускающая слюни собака! Теперь, это жалит. Не то чтобы Дазай мог контролировать то, что прямо сейчас вытекает из его тела! Закусив губу, Чуя переосмысливает ход действий. Может, сейчас не время планировать стратегию. Дазай явно не в себе, и он не сможет думать ясно некоторое время… Но это ничего не меняет, верно? Они всё ещё Дазай и Чуя. Дазай всё ещё раздражающий кусок дерьма, и Чуя не собирается менять своё поведение с ним только потому что… Только потому что они представились. — Ладно, скумбрия. Это не настоящая течка, это всего лишь симптомы. Это… Это закончится завтра или через день, так что не будь ребёнком, — ворчит молодой альфа, стараясь звучать так «нормально», насколько возможно. Это не изменит ничего между ними. По-видимому снова неправильное решение, поскольку только представившийся омега сворачивается в маленький клубок на диване. Волна страданий сбивает Чую как грузовик, и заставляет его чувствовать себя дерьмово. Его омега несчастен. Ему нужно действовать, ему нужно сделать всё правильно. Люди всегда говорили, что у Чуи хорошие инстинкты. Ане-сан говорила ему, что когда он представится, он будет в порядке, если последует своим инстинктам. Итак, не думать много, очень много действовать. Он хорош в этом. Чуя позволяет плечам упасть и расслабляет позу. Он слегка наклоняется вперёд к омеге, поза открытая, не угрожающая, голова слегка наклонена в сторону, чтобы предложить его шею. Поза, покорная для альфы. — Прости, — снова. Он точно много извиняется сегодня, он не уверен, что извинялся перед этой дерьмовой скумбрией раньше. Не то чтобы ему нужно извиняться за что-то. Мумия тот, кто превращает его жизнь в живой кошмар! Глаза Дазая устремляются на него через чёлку. У него занимает несколько секунд на анализ вида перед ним и его разум приходит к… Альфа. Он мысленно бьёт себя за это. Что это за первобытная реакция? Назвать Чую альфой? Что, чёрт возьми, не так с его гормонами? Как может этот чиби, пускающая слюни собака казаться достойным, чтобы быть его альфой? Не то чтобы он хочет другого альфу. Он не хочет. Он снова ноет и побеждённо бьётся головой о колени. Он всегда думал, что сильнее биологических нужд. Альфы, омеги, они всегда действуют так иррационально. Он не хочет быть, как они. Он хочет быть способен контролировать своё тело и разум, слишком много просить такое? Из-за неожиданной реакции его партнёра Чуя кусает внутреннюю сторону щёку. Он думал, это сработает. Что, блять, он сделал не так в этот раз? Ему нужно позаботиться о Дазае. Он хочет, чтобы другой перестал распространять этот ужасный запах. Он заставляет его чувствовать себя дерьмово. Но он также не хочет действовать нехарактерно… Потому что, у них есть динамика, и даже, если она не очень здоровая, он не хочет… Разрушить её, действуя странно с ним только потому что он внезапно чувствует покалывание и защиту. — Всё нормально. Мы справимся с этим. Никакой реакции. Нервно облизнув губы, он пытается снова. — Тебе… что-нибудо нужно? Снова никакой реакции, и Чуя невольно не может не расстраиваться через несколько секунд. Он чертовски мил прямо сейчас, милее, чем когда-либо был с Дазаем, и эта рыбья морда даже не может ответить ему! Как будто он пытается досадить ему каждым способом, которым он может, и ему хочется задушить его- — МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ТЫ ПЕРЕСТАЛ ЗЛИТЬСЯ ВСЁ ЧЁРТОВО ВРЕМЯ! ТЫ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ ЭТО ИЛИ ЭТО СЛИШКОМ МНОГО ДЛЯ ТВОЕГО КРОШЕЧНОГО МОЗГА! — наконец кричит Дазай. И хорошо, это чертовски пугает Чую. Настолько сильно, что он откидывается назад, приземляясь задницей на другой край дивана. — Какого хрена, Дазай! Дазай иногда кричит, когда они спорят, как глупые дети (Да, они в курсе, это не останавливает их. Быть «взрослым» это скучная концепция, придуманная взрослыми только чтобы заставить их вести себя хорошо), но не так. Не таким дрожащим голосом и с таким разочарованием и злостью. Ане-сан сказала ему однажды, как гормоны выходят из строя во время представления, как у беременных или подобная хрень. По мнению Чую это страшно видеть. Он медленно поднимает руки, пытаясь успокоить очень злого, только что представившегося омегу. — Прости, прости, ладно? Это просто… — он не знает, как справиться с этим. Он хочет, чтобы Дазай знал, что это ничего не изменит между ними. Он не думает меньше о нём, и он не хочет принимать решения за него… Но прямо сейчас Дазай кажется не способен принимать собственные решения или может не хочет, или его решение — оставаться на месте, кто знает. Итак, может Чуе надо обращаться с ним, как с любым омегой в стрессе… Верно? Потому что Дазай омега и даже если он чёртов псих… Может ему нужно, чтобы Чуя… позаботился о нём? Или может Чуя просто отражает собственное желание на него, но блять, он готов попробовать, если это заставит омегу чувствовать себя лучше. Он очень медленно поднимается и встаёт с дивана. — Я собираюсь… набрать тебе ванну. — И с этими словами он выбегает из комнаты. Может ему надо быть честным с самим собой и признать, что он только что сбежал с зоны боевых действий. Нет, нет, нет, он не сбежал, не правда, это тактическое отступление. Ему надо очистить голову, вдохнуть немного воздуха, что не несыщен свежими гормонами новоявленного омеги. В любом случае, быть мокрым в нижнем белье не должно быть очень приятно, и, должно быть, чертовски странно, так что ванна, несомненно, пойдет Дазаю на пользу. Надеюсь, это поможет и с запахом. Набрав в ванну горячей воды, Чуя делает глубокий вдох и проклинает себя за то, что представился именно сейчас. Его кожа зудит, горячая, ему так хочется помыться, а ещё больше хочется подрочить. Вздохнув, он пускает в воду немного мыльных пузырей и наблюдает за тем, как растут пузырьки, пытаясь успокоиться. Он должен быть сильным и уверенным. Даже если он и представляется, у него ясная голова, относительно говоря. Рядом с Дазаем он, конечно, более ясен. Итак. Сильный, спокойный альфа. Он может сделать это. Он может сделать это. Он возвращается в гостиную, чтобы обнаружить, что Дазай не сдвинулся ни на дюйм, и пытается не издавать разочарованных звуков. Дазай уже восприимчив, с развивающимся запахом Чуи, ему нужно оставаться позитивным, если он не хочет оттолкнуть омегу, мысленно разваливающегося в его квартире. — Хочешь чтобы я понёс тебя в ванну, принцесса? — Он пытается пошутить, желая получить реакцию от другого подростка. Его ноздри снова наполняют страдание и стыд, и Чуя бьётся головой о ментальную стену. С какого хрена анэ-сан решила, что он хорош в этом дерьме? Это катастрофа. Он катастрофа. Он буквально ходит по минному полю и наступает на каждую бомбу. Он не может сделать это. Он чертовски плох в этом. — Ладно, так. Я собираюсь заткнуться сейчас, и если я сделаю что-то, что тебе не понравится, просто, блять, ударь меня или накричи. Всё ещё никакой реакции. Он медленно приближается к Дазаю и наклоняется, чтобы подхватить его на руки. Непросто, учитывая, что дылда становится выше, но в отличие от омеги, Чуя начал работать над его телом и нарастил немного мышц на руках и прессе. Он поднимает омегу с небольшим ворчанием, и несёт его в ванну, чтобы медленно опустить на пол ванной. Первые секунды он держит руку под подмышками, просто на случай, если ноги Дазая превратятся в желе под ним. Убедившись, что он может стоять сам, Чуя осторожно подносит пальцы к переду рубашки Дазая, замирая у пуговиц в момент сомнения. Затем, он начинает расстёгивать рубашку его партнёра. — Я не собираюсь трогать твои бинты, — бормочет он гортанным голосом. «Сосредоточься», говорит он себе. Он всего лишь раздевает Дазая. Рубашка летит на пол, а его взгляд опускается на брюки. Он уже видел задницу идиота больше раз, чем хотел за всю свою жизнь. Ему не нужно слишком много думать об этом. Он просто растегнёт его ремень и- О чёрт, чёрт, чёрт. В его нос проникает сладкий запах слизи омеги и в его мозгу снова происходит короткое замыкание. Давай, Чуя. Штаны сняты, теперь стройные, забинтованные, чёртовы ноги на виду, всё будет нормально. Дазай странно послушный, позволяет Чуе раздеть его, смотря на низкого парня ястребиными глазами. Он даже помогает вытащить ноги из штанов. Всё ещё ужасно-тихий, но хотя бы позволяет Чуе заботится о нём. Чуе, глаза которого стараются не задерживаться на тёмном пятне слизи, покрывающем светло-синие боксёры Дазая. Он снова чувствует скапливание слюны, поднимая глаза к потолку. Он хочет поднести ткань к носу, он хочет положить всё лицо на пятно. Что с ним не так, он чёртов извращенец. Он не верит в бога, но прямо сейчас он молится, чтобы кто-то дал ему силу пройти через это. Он медленно кладёт руки на пояс омеги, молча прося разрешения. Не встречая сопротивления после нескольких секунд он просовывает пальцы под него и нервно тянет на пол. — Не то чтобы я уже не видел твою задницу, — ворчит он, пытаясь отвлечь себя. Включив кран, он легонько подталкивает Дазая к ванне, и когда младший погружается в пузырьки, Чуя думает: «Миссия выполнена». Только на одну долю секунды, потому что как только он думает о том, чтобы выйти из ванной, звонит его внутренний будильник. Оставить фрика-суицидника одного в ванне во время стрессового события? Какая хорошая идея, Чуя. Останься с ним, останься с ним, останься с ним. Близко. Останься рядом. Проклиная себя, альфа начинает раздеваться тоже, под испуганным взглядом забинтованного омеги. — Я могу использовать ванну тоже, так что двигайся. — И вот так, моментом спустя Чуя оказывается позади Дазая. Всё ещё в нижнем белье, чтобы поддерживать между ними какой-то барьер, но всё ещё много кожи соприкасается с Дазаем. Арахабаки тихий и если честно, божественно не чувствовать его присутствия в тёплой ванне. Истощённый, Чуя кладёт голову на край ванны и закрывает глаза, издавая долгий и тяжёлый вдох. Он всё еще не уверен, что они будут делать после ночи. Дазай всё ещё между его ногами, держится за себя руками, как будто обнимает себя. Чуя в ванне с ним… Это не должно быть таким большим делом, но почему-то сейчас это так. Его тело требует контакта с молодым альфой. Он так сильно этого хочет. Он нуждается в этом. Спазмы в животе убивают его, а он не любит боль, почему он должен представиться омегой. Это космическая ошибка. Почему вселенная так сильно ненавидит его? Может, это карма. Он проводит время, раздражая Чую, так вселенная решила сделать его омегой, а его собаку альфой. — Перестань слишком много думать об этом, Дазай. Каким-то образом Чуя всегда знает, когда он думает слишком много. Рыжеволосый осторожно набирает горячую воду ладонями и начинать лить на перебинтованные плечи Дазая. Это происходит несколько минут, пока Дазай не начинает медленно расслабляться, позволяя вздоху сорваться с его губ, когда его тело покидает напряжение. Альфа просовывает руку под его руку и аккуратно кладет ее на его торс, слегка надавливая. Молчаливое приглашение лечь, расслабиться. Дазай колеблется несколько секунд, но в конце концов позволяет руке вести его, пока его спина не оказывается прижатой к груди меньшего мальчика. Запах альфы доносится до его носа, и это… Удовлетворение. Довольство собой, если не немного… Нервничает, может быть? Дазай не уверен, в запахе его дворняги гораздо больше нюансов, чем вчера. Он позволяет себе сделать длинный вдох, закрыв глаза, чтобы полностью распробовать новые ароматы, когда новая судорога сводит мышцы из-за чего он морщится от боли. Какой кошмар. Чувствуя его дискомфорт, альфа робко опускает руку вниз, заставляя Дазая полностью замереть. Чуя тоже замирает и с опаской потягивается. — Помни, кричи или бей. Дазай не отвечает, так что рука Чуи медленно опускается на его грудь, нерешительно доходит до пупка, затем осторожно идет к паху… Только чтобы остановиться здесь. Чуя клянется, что может слышать их сердцебиение через грудь, или может это его собственное, настолько громкое, что отражается в теле Дазая. Он медленно кладёт ладонь на низ живота омеги, и начинает немного надавливать на него, рисуя медленные круги. Чуя… делает ему массаж. Его собака выполняет своё предназначение, он служит своему хозяину. На губах Дазая расплывается довольная улыбка, он почти сразу расслабляется и позволяет себе полностью опереться на альфу. Его голова отдыхает на ванне, слегка выше плеча Чуи, и на этот раз он говорит себе, что хотел бы чтобы Чуя был немного выше, чтобы у него была хорошая подушка. Всё равно, ему нравится размер его партнёра-чиби. Молодой альфа резко вздыхает от этого проявления доверия и внезапно всё становится теплее. Дазай даже раздвигает ноги, чтобы они удобно прижались к ногам Чуи, и просовывает ногу под лодыжку альфы. Как чёртова ящерица, отдыхающая на солнце, он раскидывается на альфе, пахня как облегчение. Рыжеволосый нежно нюхает волосы омеги, пытаясь быть осторожным. Он терпит неудачу, щекоча его щёку в процессе. Есть момент сомнения, когда Дазай напрягается, но он расслабляется так быстро, что Чуя позволяет себе действовать инстинктивно и нагло зарывается носом в каштановые пряди, чтобы глубоко вдохнуть запах другого. Я заставил его чувствовать себя хорошо. Я заставил его расслабиться. Снова чувствуя головокружение, альфа не замечает мелкого грохота, заставляющего его грудь дрожать. Он очень громкий, и когда он замечает его, то думает, что Дазай мурлычет. Только звук становится громче, а дрожь настойчивей, вот только… - … Чуя напевает? — Нет? — Ты напеваешь. — Нет, я не напеваю! — Ты напеваешь! Но звук становится всё громче и громче, пока это невозможно отрицать. Он напевает, и звук не прекращается. Чуя даже не знает, как контролировать его. Позитивная сторона то, что это кажется оживляет Дазая. Это и массаж живота. Итак, это стоит подразниваний. — Ау, Чуя так счастлив служить своему хозяину, — смеётся Дазай. Чуя фыркает, не готовый нарушить с трудом обретённый мир. Лучше заткнуться, чем сказать глупую хрень, как он делал раньше. Говоря об этом… — Кстати, это неправда… Дазай лениво хмыкает в ответ, позволяя альфе баловать его. Чуя начинает гладить его по шее, и новоявленный омега, кажется, счастлив буквально купаться во внимании. — Твоя задница уродливая, — бормочет Чуя. Дазай открывает глаза, которые закрыл минутой ранее. Он несколько раз моргает, затем с его губ срывается громкий смех. Звук обычно музыка для ушей Чуи, сложно добиться такого искреннего смеха от Демона-Вундеркинда. Но прямо сейчас уши альфы только становятся красными от смущения. — Почему ты смеёшься, чёртова забинтованная скумбрия?! — шипит он. Дазай смеётся ужасно долгое время, из-за чего альфе хочется утопить его. Наконец омега вытирает слезу с глаза. Он разматывает бинт с другого глаза, чтобы вытереть его тоже, и выкидывает бинты из ванны, прежде чем снова откинуться на маленького и очень смущённого альфу. — Я смеюсь поскольку, если Чуя не принёс пистолет в ванну, я могу ясно чувствовать, что ты думаешь о моей заднице. Теперь очередь Чуи моргнуть, всего раз, а затем фраза доходит до него. Он хочет утопиться сам вместо Дазая. Теперь когда скумбрия упомянул об этом, он ясно чувствует стояк, упирающийся в спину омеги. Униженный, альфа застывает, спрашивая себя, что делать. Дазай не сдвинулся ни на дюйм, по факту, он только что откинулся назад на него после снятия бинтов с головы, так… Он вообще волнуется? Он кажется странно довольным для кого-то, кто был в позе эмбриона пятнадцать минут назад. Кажется, ублюдку просто надо одержать над ним вверх, чтобы чувствовать себя лучше. Будет ли грубо оттолкнуть омегу сейчас? — Я могу чувствовать дымящийся мозг чиби отсюда. Слишком много думать вредно для маленькой собаки вроде тебя. — Заткнись! — автоматически огрызается он. — Я просто хотел, чтобы ты, знаешь, не хотел комплексовать по поводу плоской задницы или ещё какой-нибудь хрени. — Чуя только что назвал её плоской! — выдыхает Дазай, симулируя возмущение. — Ага, что ж, тебе очевидно не нужно повышение уверенности. — В любом случае, твёрдый член Чуи уже повышает уверенность, — насмехается Дазай, его голос полон самодовольства. О боже, почему он не может заткнуться. — Не заморачивайся, я представляюсь тоже, так что не могу контролировать это. — Фу, Чуя был бы твёрдым тоже, если бы он был голым с Мори? — О боже, блять, заткнись! Зачем ты поместил эту картину мне в голову? Дазай снова смеётся, а затем резко напрягается. Другая судорога и Чуя понимает, что прекратил массаж. Он возвращается к работе и делает всё возможное, чтобы облегчить боль другого. Это приносит ему небольшие удовлетворенные ворчания, которые не облегчают затруднительное положение его члена, но он продолжает. На кону удовлетворение его омеги. Добрых десять минут проходят в тишине, но это комфортная тишина, пока… — Ванна становится холодной, — наконец бормочет Чуя. Дазай хмыкает в согласии, но ни один из них не вылезает из неё. Оба хотят, чтобы момент длился немного дольше. Чуя решает помыть волосы другого, используя кокосовый шампунь, а затем кондиционер. После он осторожно опаласкивает волосы омеги и слегка кашляет, когда наступает время вылезать из ванны. — Собираюсь принести полотенце, — говорит он, нежно толкая другого и распутывая их ноги, чтобы встать. Пытаться не обращать внимания на огромный стояк между ног нелегко, даже прикрытый мокрыми боксёрами и зная, что это совершенно естественно для представления молодого парня — это довольно унизительно. Он первым закутывается в полотенце, потом протягивает другое Дазаю, который неохотно встаёт и принимает предложение, но садится на край ванны как только заворачивается в полотенце, недостаточно устойчиво держась на ногах, чтобы встать самостоятельно. Чуя хватает другое полотенце и начинает вытирать волосы Дазая, нервно облизывая губы. Тишина снова неловкая, они обычно не настолько тихие в компании друг друга, совершенно противоположное. — Тебе надо остаться здесь сегодня. Дазай не отвечает, не соглашается, но он знает лучше, чем спорить с этим заявлением. Он не может бродить на территории портовой мафии, пахня как свеженовоявленная омега. Итак, Чуя ведёт его в свою комнату, а после убедившись, что он может стоять, закрывает дверь за омегой, запирая себя за пределами собственной спальни. Пристально рассматривая дверь и обдумывая свои жизненные выборы, он вздыхает и идёт назад в гостиную. *** Дазай стоит в центре комнаты Чуи, завернутый в его полотенце, взвешивая его решения. Кровать уютная, с мягкими подушками и покрывалами. Чуя недавно начал заботиться о себе. Сейчас он тратит деньги на покупку хороших вещей, так что его квартира начинает выглядеть уютной вместо пустого пространства, которой она была несколько месяцев назад. Это немного хорошо, но всё здесь пропитано ужасным запахом чиби, и он не хочет других микробов от него… Однако ему действительно нужно лечь, — его тело слабеет — так что он плюхается на кровать альфы. Не потому что он хочет лечь или что-нибудь ещё странное. Он берёт одну подушку и опускает на неё голову, глубоко вдыхая, и громко ноет. Это запах Чуи. Должно пахнуть ужасно, потому что чиби отвратительный слизень, но… Здесь ещё нет альфа феромонов, только обычный запах Чуи. И он… приятный. Знакомый. Безопасный. … На сегодня хватит. *** В гостиной Чуя переживает кризис. Его стояк не проходит, несмотря на холодный душ. На нём только полотенце. Он сбросил свои мокрые трусы, как только вышел из спальни — слишком тесные, слишком мокрые, слишком холодные. Он снова сбежал, оставив Дазая одного, но это для его же блага. С каждой секундой он чувствует, как в нём происходят изменения, как его самоконтроль начинает ослабевать, как его разум продолжает твердить «возьми возьми возьми». Он не такой человек, или ему нравится так думать. Это говорят гормоны. И в самом деле, не дрочить же ему на диване под запах Дазая, верно? Дазая, который находится всего в нескольких метрах от него, возможно, в его постели. Боже, он не может в это поверить. Потянувшись за пледом, он отпускает полотенце и заворачивается в мягкий материал, прежде чем опуститься на свой диван. Ему так жарко. Его сердце бьётся так, будто он только что пробежал километры. Его член пульсирует между ног. Ему чертовски нужна разрядка, и всё, о чем он может думать, это мокрые боксеры Дазая, лежащие на полу в ванной. Блять, он действительно собирается подрочить здесь. Он знает, что не сможет заснуть в таком виде. Значит, надо хорошенько подрочить, а потом поспать, а утром разобраться с ситуацией. Звучит как план. Вот только Чуя не умеет следовать своему плану, когда рядом есть Дазай. В итоге, ночь прошла не так, как он изначально хотел, но… Они нашли способ разобраться с этим цирком. Потому что с ситуацией нужно было разобраться. Дазай не может быть омегой. Не здесь. Не при таком образе жизни. Когда наступило утро, и они оба пахли друг другом, решение пришло на блюдце с голубой каёмочкой. В конце концов, Дазай был выше и страшнее многих мафиози. Когда Дазай столкнулся с одним из них, потерпев неудачу в попытке незаметно покинуть квартиру Чуи, человек, достаточно смелый, чтобы заговорить с Демоном-Вундеркиндом, лишь поздравил Дазая с тем, что он представился и переспал с омегой в одну ночь. И… вот решение. Чуя будет омегой. Вот так просто. Это глупо. Настолько глупо, что никто не задастся вопросом. Слухи быстро распространятся, он уверен. Итак, он возвращается в квартиру Чуи. Лучше подготовить его, чтобы он был готов к ситуации. Это сработает, потому что когда хоть один из их планов проваливался?